– Внимание. Следить за режимом.
Опасаясь перегрева силовых установок в высокогорье, от которого увеличивалась нагрузка на двигатели, я требовал от механиков контроля за показаниями приборов.
«Пробежавшись» глазами по карте, оценил расстояние до поворота в ущелье – пятнадцать километров, после которого начинается подъем на гребни трех мощнейших перевалов горной гряды Гиндукуша: Ао-Бен-Кутал – 2850 метров над уровнем моря, Унай – 3352 метра, Навар-Кадир – 2680 метров, накрытых покрывалом вечных снегов. Серьезное испытание перевалами предстоит пройти водителям колесных и гусеничных машин. Они им станут вехой профессионализма и мастерства!
Следуя по равнинной с виноградниками и полезными культурами местности, я невольно поражался трудолюбию местного населения, работавшего на полях примитивными орудиями труда. Высохшие и выгоревшие на солнце до черноты мужчины в широченных штанинах и длинных рубахах единого цвета и материала, взмахивающие мотыгами при обработке земли. Пацанята, бегущие стайками вслед за машинами – это уже радовало, значит, «духовской» засады поблизости не было. Тишина! Тишина и отсутствие людей в кишлаках – вот, где крылась опасность встречи с душманским зверьем.
Командиры отслеживали маршрут, ориентируясь на открытой местности, анализировали возможные действия душманов на пути движения. Сомнений не было: будет или не будет воздействия на колонну, я по карте и местности оценивал возможные места душманских засад. Потом бросил пустое занятие – это может случиться сейчас, через минуту, две, потому что «духам» удобно на всем протяжении маршрута долбить нас с горных хребтов. Но естественные сужения в ущельях все-таки выделил в отдельную группу ориентиров, как возможные позиции душманских засад, где можем столкнуться с ними в открытом бою. Это «песня» другого жанрового искусства, у которого совершенно иные подходы – мы специалисты засад, налетов, захватов, поиска, но идти в атаку по пехотной тактике, мне бы откровенно не хотелось. Мои парни понимали особенность новой задачи, на что я их нацелил на занятиях в предгорьях Ходжараваш: потренировал перебежки от укрытия к укрытию, контроль флангов, тыла, поработал над нюансами боя, близкого тактике мотострелковых подразделений. Такая уж специфика разведывательных подразделений, которые носят разноплановый характер.
Неровными, порой судорожными рывками, колонна боевой техники поворачивала направо, и длинной змеей осторожно втягивалась в ущелье, заросшее ивняком и высоченными чинарами. Впереди был Вардак. В провинцию от Кабула вела единственная дорога, которую была задействована огромным количеством техники и с нее нам отныне не свернуть ни вправо, ни влево – только вперед! С этого момента душманам открылся незамысловатый замысел «шурави» о районе проведения войсковой операции, контуры которого обозначались ущельем, поглотившим группировку вместе с ее техзамыканием.
Тут же в душманские базы полетели сигналы о противодействии войскам «гяуров». Ответные мероприятия «духов» последуют незамедлительно, в рабочем порядке: исламский комитет оценит русскую группировку на предмет нанесения ей поражения средствами минновзрывных заграждений, засад, нападений. Поставит задачи визуальной разведке, отслеживающей наши действия днем и ночью на маршруте движения, подрывникам, которые на единственной дороге установят заряды на козырьках узких ущелий, на обочинах дорог. Срабатыванием взрывчатки осыпется скальный грунт, которым перекроется проезжая часть. Завал душманы усилят миной-ловушкой, поставленной на неизвлекаемость, она разнесет все вокруг по мере расчистки камней и разгрузки мины. Выше я рассказывал о «духовской» тактике минирования, поэтому останавливаться на ней подробно не буду.
Вот о чем я думал, подъезжая к уездному центру Майданшахр, откуда колонна, повернув направо, начнет втягиваться в глубокое и довльно широкое ущелье. Все! Готовность номер один! С одной стороны, мы прикроем оперативную группу в случае нападения на нее из засады, с другой – немедленно действуем по неожиданно возникшей задаче. Повернув орудие машины на козырек отвесного хребта, нависшего над нами, я расположился таким образом, чтобы верхняя часть тела защищалась открытым люком башни, а нижняя находилась за корпусом брони. Такое положение тела позволяло контролировать пространство на приличное расстояние, и помогало избежать пулевых ранений от засадных групп противника, занимавших позиции с обеих сторон дороги.
На открывшемся слева обрыве, механики сбросили скорость, чтобы не вылететь не нароком за габариты "грунтовки", сплошь покрытой камнями. Пыль, жара, пот вместе с грязью заливали глаза, вызывая раздражение, боль. Шлемофон сдавил голову, словно тисками, от проклятого зноя гудела голова. Разведчикам, находившихся в боевом отделении БМД, было откровенно тяжко.
– Обстановка, Сафаров? – спросил я по внутреннему переговорному устройству заместителя.
– Нормально, товарищ лейтенант, но засыпало пылью и броня раскалилась!
– Терпи, брат, «кондеров» нам не выдали, будем жариться.
– До «дембеля-то» немного осталось, товарищ лейтенант. Потерпим.
– Хвалю за оптимизм.
Действительно, для Сафарова, Орлова и Фетисова эта боевая операция была последней, по возвращении на базу они увольнялись в запас. Жаль было расставаться с этими парнями, но об этом мы еще поговорим! Сколько с ними было пройдено горных дорог, перевалов, жестоких боев и походов в разведку! Гену Баравкова назначу заместителем, его уже готовлю к этому важному шагу. «Учебки» он не заканчивал, был доморощенным сержантом, всего достиг трудом, добросовестным отношением к делу и преданностью разведке. Этого было достаточно в нашем деликатном деле. В Геннадия я верил: он был требователен к подчиненным, быстро реагировал в сложных условиях, пользовался уважением в коллективе, владел местным наречием. На место Баравкова возьму сержанта из учебного подразделения. Парня выберу лично, как это принято у нас в разведке. Впрочем, это все еще впереди…
Множество антенн оперативной группы, следовавшей впереди моего взвода, пугало – ориентир для противника, указывающий на центр боевого управления. По Кунару мы знали, что у «духов» к органам управления войсками - особое внимание. А что было делать? Связь по радиостанциям УКВ диапазона могла осуществляться только при развернутых антеннах, поскольку горные хребты являлись экраном для его волн. Радиостанциям КВ было проще: связь ими будет обеспечена, но антенны все равно необходимо разворачивать, что опять же обращает на себя противника. Поэтому, в случае засады, «духи», вероятней всего, ударят по оперативной группе – привлекательная мишень.
– Сокуров, передай - соблюдать питьевой режим.
– Понял, товарищ лейтенант.
При жаре в 45 градусов лучше всего перетерпеть желание пить. Если этого не сделать, придет конец. Организм затребует еще большее количество жидкости, при этом жажда не утолится, а усилится, провоцируя обезвоживание организма, потерю сознания, смерть. Лучше потерпеть час – полтора, станет легче. Запаса воды у нас хватит. Тылы группировки ею обеспечены, а вот в районе операции не будет источников ее пополнения. Вода являлась основным возбудителем гепетита, поэтому к ней были особые требования: засыпали такую концентрацию хлорки - зубы вязало, но ничего не поделаешь…
Колонна, свернув с магистрали, около часа следовала по ущелью. Первые часы суматохи прошли, ажиотаж прекратился, установилась дисциплина связи с нормами радиообмена: позывным, шифрованным координатам рабочих карт. Обстановка стала спокойней в плане движения к намеченной цели, но это ничуть не обманывало внутреннее ощущение тревоги. Противник нас "вел" на маршруте, наблюдая за колонной с горных хребтов, он присматривался, оценивал, прикидывая, с какой позиции ударить. Это было знакомо.
Местность не создавала уверенности в спокойной жизни, где мирные дехкане работали на полях и виноградниках. Сейчас время его обработки, но вдоль дороги то и дело разбитые и сожженные кишлаки. По характеру разрушений – работала авиация, артиллерия. Амин огнем и мечом утверждал свое положение главы правительства. Очевидно, население к власти относилось плохо: не видно сеточек полей, террас, засаженных рисом, другими культурами – полная разруха, покинутые места проживания. Люди спрятались в ущельях и плато, где выращивали скот, виноградник, возделывали рисовые поля и мак... Народ полон жажды мщения за порушенное хозяйство, убитых соплеменников...
Командование дивизии ориентировало командиров подразделений: после карательной акции Амина в уездах провинции не было правительственных войск, власти, способной организовать жизнь народа, попавшего под раздачу Саурской революции. Хотя власть-то была: душманская, исламских комитетов, проводившая улучшение народной жизни куда эффективней правительственной. Пострадавшее от «революционных» преобразований население, устроив в горах базы, имело оружие, опыт боев не только с аминовскими войсками, но и с отрядами разных племен, пытавшихся подчинить его себе или просто ограбить. Оно было обозлено на всех и, несомненно, будет жестко противодействовать нашей военно-гуманитарной операции.
Между тем колонна приближалась к хребтам, раскинувших скалы вдоль обеих сторон дороги. Начинался горный массив. На карте я отметил: дорога, постепенно сужаясь, вела к дефиле – узкому проходу между хребтами.
– Зуев, отпусти БТР вперед. Двигайся след в след, – дал я команду механику.
БМД замедлила ход, отстав от машины оперативной группы – так Зуеву лучше видно дорогу. Техника здесь, вероятно, проходила нечасто: камни, расщелины, раздолбанные обочины. Какой-то транспорт здесь, вероятно, появлялся, и вновь зависала тишина над разбитой дорогой.
Узкий участок ущелья начинался отвесной скалой, нависшей над нами с правой стороны проезжей части. Высунувшись из башни, осмотрел гребни хребтов, откосы скал - мне сразу это все не понравилось.
– Я «Сокол». Внимание всем, готовность полная, спешивание по команде, прикройтесь «коробочками».
Командиры отделений доложили о готовности работать в пешем порядке. Включившись в сеть начальника разведки, услышал истошный с надрывом голос:
– Нахожусь перед техническим замыканием, обстрелян из стрелкового оружия. Есть «трехсотые»...
«Началось...». Замыкание было не более, чем в двух километрах у меня за спиной: «духи» нас пропустили, а "хвост" колонны обстреляли из стрелкового оружия.
В сети комдива суматоха продолжалась: инструктажи, уточнения, дополнения, отмена команд. Командиры, перебивая друг друга, открытым текстом давали в эфир никому не нужные указания. Из всего эфирного бедлама я понял - на подлете «двадцать четвертые», которые прикроют колонну на опасных участках и обеспечат выход группировки в район первой ночевки.
ГЛАВА 45
Колонна втянулась в ущелье с широкой плодородной поймой, дававшей населению небольших кишлачков урожаи с раскинувшихся по обоим берегам реки Майданруд обширных плантаций виноградников. Стремительная артерия живительной влаги, обеспечивая систему арыков и кяризов, орошала высушенные на солнце земли, от которых кормились многодетные семьи дехкан. Обветшалым в длинных рубахах правоверным землю в вечное пользование отдал Аллах и только ему – Создателю, принадлежало великое право распоряжаться ею по усмотрению вне зависимости от желания власти земной. С раннего утра и до позднего вечера ее обрабатывали мужчины в свободных одеждах, высоко взмахивая мотыгами над потными затылками в черно-бордовых тюбетейках и засаленных лунгах. Земля кормила жителей вылепленных из глины кишлаков, давала им жизнь, созидание и, поэтому, отношение к ней афганских племен носило во все времена чрезвычайно особый характер – на ней, как и на воде, лежала воля Всевышнего.
Мои размышления мешались с радугой брызг, веером поднявшихся над мутной волной у порогов и леденящим зноем от белого-белого солнца в зените. Осматривая привычным «прищуром» изрезанные русла речонок, склоны хребтов, тянувшиеся вверх к перевалу, я пытался увидеть нечто такое, что вызывало бы чувство тревоги. Еще не понимая, что рассуждения мои били набатом, перекликаясь колокольцами мыслей в очумевшей от жары голове. Я с ужасом и восхищением оглядывался на железную махину рейдовой группировки напичканной танками, артиллерией, системами залпового огня, растянувшейся по ущелью на километры. Мы вторгались в нечто материальное и духовное, неведомое нам, что было святым для этих изнеможенных непосильным трудом сельчан. Этим символом в их понимании была земля и вода, которыми распоряжался Творец, сотворивший мироздание по своему образу и представлению! Вторжение армады иноверцев на исконные земли дехкан начисто разрушало их представления о содержании хадисов Пророков, с которыми те обращались к мусульманам по велению воли Аллаха.
Испещренный арыками ландшафт, купаясь в зелени плодоносных деревьев, поднимался выше к заснеженным хребтам и там, у горизонта, он касался безумно синего неба. Аллегорией казались мне разрушенные взрывами бомб кишлаки, заваленные фрагменты дувалов, соседствуя с могилами кладбищ, утыканных шестами с кусочками материи различных цветов. «Не простят нам вторжения покойники и оставшиеся в живых дехкане! Не простят они нам дерзости, пришедшей к ним с севера», – думал я, вытирая рукавом «комбеза» лицо с потеками грязи на впалых щеках.
Об этом, наверное, думали все командиры, внимательно вглядываясь в окружающий их пейзаж: необыкновенный, завораживающий чудной природой и следами войны. Мечом и огнем прошлось по нему изгнанное недавно правительство, а новое вообще отличилось – привело с собой «шурави». Не придумать страшнее греха в этих местах! Насколько это воспринималось личным составом группировки, раскисшим от пыли за горячей броней – не знаю, но мирная иллюзия, окружавшая нас, была только иллюзией, и что-то во мне надломилось. Появившееся ощущение неловкости за бесцеремонное вторжение «брони» в порушенное войной ущелье, осторожно подбиравшейся к своим интересам, сменилось на усталость и почти равнодушие.
Привалившись к люку башни боевой машины, я чувствовал себя, если не мишенью, которую могли расстрелять в любую секунду, то объектом пристального внимания зачумленных средневековьем людей, бросавших нам вслед из подлобья взгляды, плескавшейся в них ненависти и неприкрытой вражды. Появление русских в этих местах было для них определенной неожиданностью, которую они, вероятно, компенсируют тем, что вернутся с полей в кишлаки, где на подворьях сменят хозинвентарь на автоматы Калашникова и «буры». Выйдут в ночь на дорогу, и будут ждать «броню» «шурави», чтобы ударить по ней с остервенением из всего, что стреляет, оставшееся у них после интервенции английской Короной.
Откуда нападут? Отовсюду! С любой скальной расщелины, из-за каменных кладок, разделявших земельные участки, из плотной «зеленки», в избытке растущей в пойме реки, «козырька» гряды, нависшего над дорогой. А мины? Фугасы? – Это отдельная история, о которой я рассказывал выше: рванут ли они через секунду, час или позже – от нас ничего не зависело. «Духи» уж больно ушлые стали или как говорит Баравков – умные. Оставалось лишь запастись терпением и внутренней улыбкой, предоставив себя судьбе, надеюсь, благосклонной к каждому из нас.
Замысел рейдовой операции в его постановочной части: размытый, нечеткий, меня откровенно не радовал. Толи мы были волонтерами, оказывающими помощь населению, толи инструментом наведения «революционного» порядка в так называемой «глубинке». В разведке у нас по-другому! – Конкретная цель, способы ее достижения и вперед! Здесь же получается, вроде как нам надо «переиметь» ситуацию, исходя из того, что, если вы, дехкане, лояльны к нам и встречаете с миром, мы вам – хлеб! Нет? Получайте море огня! В этом замысле было нечто такое, что без ложного кокетства я бы назвал – делегированием карательных функций предыдущего правительства – нам, «шурави» с целью уничтожения оппозиционных формирований чужими руками. Раздвоенность задачи не нравилась в принципе, поэтому развитие дальнейших событий я ожидал без особого энтузиазма. Это мне помнится точно!
Извилистая, разбитая со времен короля Дауда дорога, прижавшись правой обочиной к подошве вытянутого подковой хребта, поднималась к одному из трех перевалов – Ао-Бен-Кутал. Трудно себе представить, что нас ожидало в его верхней точке – «седловине», по мере продвижения к нему маршрутом, который уже начинался с проблем: механики доложили о греющихся на подъеме двигателях боевых машин. Тем более, меня, командира, беспокоил, едва ли не терявший сознание, личный состав, изнывавший за броней от жары и духоты. На любую опасность требовалось наше мгновенное реагирование со спешиванием с техники и принятие боя в невыгодных для нас условиях. В горах необходима свежая и соображающая голова, легкость на подъеме и кураж. Не растеряем ли мы все это в «парилках» десантных отсеков БМД?
Вынырнувшие из ущелья «горбатые» со звоном пронеслись над головами, обследуя «ниточку» на пути к перевалу. Слаженной парой они «прошлись» над руслом речонки и, взмыв над гребнем, «провалились» за водоразделом в мареве полуденного зноя. «Двадцать четвертые» с воздуха прикрыли головную походную заставу, и поддержат ее в случае воздействия на нее душманской засады. Не случайно «бороздят» ущелье «горбатые», возможно, комдив нацелил их и на поддержку разведчиков Литоша, спешившихся на склоны хребтов.
– Внимание, «Стрела», – циркулярным по радио даю команду командирам отделений, – я «Сокол», усилить наблюдение на марше.
Сержанты доложили об усилении внимания к участку суженного прохода между отдельной вершиной Ходжамайдани-Баба с отметкой 2342 метров над уровнем моря – слева и раздвоенным не очень глубоким ущельем горного массива – справа. Место было во всех отношениях удобное для организации душманами засады, с него была реальная возможность нанесения по колонне огневого поражения и успешного отхода по мандехам в горы.
– «Двадцатому», – командую Баравкову, – контролируешь ущелье и гребень склона справа, огонь на поражение при воздействии «духов» по «ниточке».
– Понял, «Сокол».
– «Тридцатый», не спускаешь глаз с горушки слева – задача та же.
– Понял вас, – ответил Нищенко.
Двумя боевыми машинами я держал на прицеле опасные места в секторе наблюдения экипажей, сам же «шарил» стволом изрытые берега нескольких речонок, откуда было не менее удобно ударить по колонне из гранатометов и скрыться в кяризах, где уж «духов» ни за что не найти.
Приоткрытые люки десантных отделений не создавали прохлады или доступа свежего воздуха, пыль с выхлопом из эжекторов сгоревшей солярки, идущих впереди машин, забивала глаза. Не терять сознания! Держаться и только вперед!
– На участке … завал, двигаться не могу, – слышу в наушниках встревоженный голос.
«Труба дело», – фиксирую воспаленной от жары головой, похоже, «духи» наращивают усилия по противодействию колонне. Возможна засада. Ситуация усложнялась искусственно сооруженным «духами» завалом, который необходимо отряду обеспечения движения расчистить и, возможно, разминировать, что требовало времени и особой сноровки.
Обеспечение движения головной походной заставы (ГПЗ) возглавлял начальник инженерной службы 350-го гвардейского парашютно-десантного полка майор Курлюк: опытный и грамотный офицер, специалист своего дела. Видимо, он и доложил комдиву о завале по радио. Таким образом, на командира разведывательной роты полка Николая Литоша ложилась задача прикрытия саперов при проделывании ими прохода в завале. Пока инженерная техника будет «распихивать» груду камни за обочину дороги, разведчики прикроют их со склонов хребтов. Но для выполнения этого замысла разведке «полтинника» необходимо было подняться в горы и занять удобную для возможного боя позицию. В случае, если душманы попытаются атаковать колонну или ООД, полковые разведчики прикроют их огнем стрелкового оружия и попытаются «сбить» противника с ритма ведения по «ниточке» прицельного огня. В последующем не исключено такое развитие событий, что разведроте полка придется выдвинуться по склонам хребтов параллельно дороге и прикрыть колонну, используя свое преимущество в высоте. Не позавидуешь полковой разведке: сильнейший перепад тех же самых высот, огонь противника и возможность попадания под «раздачу» своих же вертолетов. Внимание, слышу очередной доклад комдиву:
– Принял решение, обнаруженную в завале мину, уничтожить накладным зарядом. Прием!
– Убрать людей за укрытия и работайте!