Соматоневрологическое состояние: без патологии.
Психическое состояние: понимает цель проводимого обследования. На момент беседы настроение ровное. Контакту доступна. Жалоб на психическое здоровье не предъявляет. Содеянного не отрицает. В соответствии с ее показаниями в материалах дела рассказала, что на протяжении своей жизни помнит постоянные пьяные скандалы отца в семье, его издевательства над матерью с нанесением побоев, из-за чего отца не любила. Ненависть к нему возрастала. Последние 2 года отец стал проявлять к ней интерес, как к девушке. В пьяном состоянии пытался обнять, поцеловать, мог дернуть за платье и удерживать, хватал за грудь. Неоднократно в нецензурной форме заявлял, что вступит с ней в половую связь. Приводил пример, что у татар отец имеет право на первую брачную ночь. Неприязнь к отцу переросла в ненависть, а затем стали возникать мысли об убийстве отца. Сначала они были мимолетными, затем все более неотступными. 27 ноября вечером вернулась домой и обнаружила родителей спящими, пьяными: «Нервы взяли, не могла уснуть, испытывала обиду, думала, что делать, возникло решение убить его». Нашла колун. Отец проснулся, попросил водки, покурить, предложил ей лечь с ним в нецензурной форме, сказал, что все равно ее изнасилует, брал за -руку. Решение убить его не исчезало, но тряслись руки. Подходила к иконе, «просила у Бога дать силы». Затем, с ее слов, «уже не хотела, но сама стукнула по голове». После нанесения первого удара испугалась, что отец встанет и нанесла второй удар. Написала матери записку. Отец «хрипел». Опять ударила его, не помнит сколько раз. Подумала, что кровь вытечет и он умрет. Оделась и пошла в милицию. Ночь у подруги спала плохо, испытывала страх перед арестом и облегчение. Отпущенная из милиции, вернулась домой, узнала о смерти отца. Считает себя виновной «наполовину». Она «соображала, раз замахивалась несколько раз», но не думала о том, что становится преступницей, что ее осудят за убийство отца. Каких-либо изменений в психическом здоровье после содеянного не отмечала, интеллект, память не нарушены. Психотических расстройств не выявлено. В целом к ситуации критична.
При психологическом исследовании выяснилось, что несмотря на неблагополучную атмосферу в родительской семье, Г. выросла порядочным человеком с обостренным отношением к понятиям добра и справедливости. Долгие годы она питала надежду, что отец когда-нибудь прекратит пить, а вслед за ним и мать. У Г. была иллюзия, характерная для большинства родственников пьющих людей. Она считала, что ее надежда осуществима и надеялась на это. Домой она ехала с этой надеждой и переживала, когда видела, что родители продолжают пьянствовать.
Последние два месяца они пили постоянно. В каждый свой приезд Г. испытывала чувство потери надежды. Когда возникали мысли убить отца, окружали и противоположные мысли о том, что она может испортить себе жизнь и это останавливало ее. Неоднократно возникали мысли о самоубийстве. Жизнь временами воспринимались как нечто более страшное, чем смерть, которая дает избавление.
27 ноября 1993 г. Г. приехала домой и застала спящих пьяных родителей. Возникло чувство, связанное с потерей надежды, появилась мысль: «Все надоело, ждать нечего». Мысль об убийстве отца не вызывала противоположной ей мысли, что это испортит ей жизнь. Появилась новая: «Убью и сразу скажу». Усиливалось чувство ожесточения. Г. вспомнила как отец бил мать, издевался над ней самой. К себе было чувство безразличия. Хотелось лишь защитить мать и сестру, Г. не хотела, чтобы сестра пережила то, что пережила она сама. Думала лишь о худших сторонах личности отца. Не воспринимала его как человека. Это был «зверь, который кричал, орал, бил». Борьба мотивов проявлялась в реакциях тела: руки дрожали, подносила колун к голове отца и неоднократно убирала. После того, как выпила, казалось, что «движения совершаются машинально, не по своей воле, сами собой». В момент ударов сознание Г. было заполнено накопившимися ранее переживаниями. Содеянного не испугалась. До сих пор у Г. сохраняется двойственное отношение к убийству — «сделала справедливое дело», «лучше было бы не преступать закон». По дороге от дома шла без страха, не отдавая отчета, куда идет.
В момент обследования у Г. был выявлен страх, связанный с образом отца. Выявлено преобладание интеллектуального типа реагирования над эмоциональным. Ситуация правонарушения отражается больше на уровне мыслей, а не чувств. Запас знаний, представленный, уровень достижений неравномерны. Наряду с точными формулировками, похожими на определения научных понятий, Г. допускала грубые ошибки суждений, понимала сложные аналогии, но не могла посчитать в уме. Хуже Г. справлялась с заданиями, требовавшими высокого уровня эмоционально-волевой активности. В решениях использовала «латентные» (скрытые, малосущественные) признаки предметов. Профиль личности выявляет шизоидные черты: отгороженность, особую внутреннюю духовность, ориентировку поведения на собственные критерии, хотя социальные нормы усвоены. Круг общения сужен.
Таким образом, в момент правонарушения Г. находилась в состоянии аффекта, возникшего у личности с шизоидными чертами, с преобладанием мыслительного типа реагирования. Аффект возник в длительно существовавшей психотравмирующеи ситуации. Накопившиеся переживания затрагивали самые уязвимые стороны личности Г.: повышенную чувствительность к проявлениям несправедливости, потребность защищать близких, неприязнь к сексуальным домогательствам со стороны отца. Небольшая доза алкоголя высвободила непривычный для Г. тип реагирования. Бывшая ранее внутренняя борьба неожиданно завершилась решением: «Убью и сразу скажу». Постаффективное состояние скорее всего сопровождалось чувством опустошенности («шла без страха, не отдавая отчета куда идет»).
На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что Г. каким-либо хроническим психическим заболеванием в настоящее время не страдает, как и не страдала им в момент совершения правонарушения. Психически здорова. В момент совершения противоправных действий Г. в каком-либо временном болезненном расстройстве психической деятельности, в том числе в состоянии патологического аффекта не находилась. Она правильно ориентировалась в окружающей обстановке, ее поведение было спровоцировано и строилось в соответствии с ситуацией, не обнаруживало признаков каких-либо психотических расстройств. Она помнит об обстоятельствах дела. В момент совершения противоправных действий Г. по своему психическому состоянию и в настоящее время могла и может отдавать себе отчет в своих действий и руководить ими. В отношении инкриминируемого ей деяния Г. следует считать ВМЕНЯЕМОЙ.
Катамнез. (Из писем Г. осенью 2000г.).
«Лежала на кровати и ревела. В голову лезли мысли. Перебирала в памяти свою жизнь, семейную в особенности. В голову лезли мысли, как отец издевался над матерью... Ненавидела их обоих, но маму все равно любила. Вспомнила сказанные матерью слова: "Дочь убила бы тебя, все равно ей за это ничего не будет". Схватилась за эту ниточку. Душа разрывалась. Боялась такой затеи. Проснулся отец, попросил закурить и выпить водки. Глядела на пьяное лицо отца, на его взгляд, слушала его слова. Вспыхнула к нему ненависть и вместе с нею мысль: "Это же надо иметь столько ненависти, чтобы решиться на это?". Подала отцу выпить и закурить. Затем взяла колун. Хотела ударить топором, но не нашла его. Стала позади отца. То поднимала, то опускала колун. Просила у Бога сил, т. к. не могла решиться. Вспомнила про бутылки и немного выпила. Вновь встала около отца в ту же позу с поднятым колуном. И здесь произошло нечто непредвиденное: ударила его по голове. Испугалась, ударила его еще раз. В голове была мысль: "Когда хотела его стукнуть, не могла, а тут не хотела, но стукнула". Затем написала записку: "Мама, прости, так будет лучше". Думала при этом, что теперь матери будет намного легче — не будет издеваться, бить, резать ножом. Затем подошла к отцу. Он дышал. Охватил страх. Ударила еще раз.
Он продолжал "тяжело сопеть". Ушла, т. к. было нехорошо. Тогда было 12.15.»
«Пошла в школу, в другую деревню. Здесь жили подруги по классу. Вначале испытывала страх, т. к. было чувство, что за мною идет отец. Отхлебнула чуть-чуть из захваченной с собой бутылки с водкой. Страх прошел. Думала о том, что завтра пойду в милицию и все расскажу. Подругу дома не застала. Она гуляла. Пошла за ней в клуб. Вела себя так, как будто ничего не произошло — старалась так себя вести. Сидела, смотрела на танцующих и о чем-то думала, о чем не помню. Подруга заметила и повела домой. Спрашивала в чем дело, но я ничего не сказала. Дома сидели, болтали, а я пила водку, которую с собой взяла, хотя она и не лезла помню, а все равно пила одна. Думала все о том же что сяду, что будет суд. Ночью было страшно. На утро пришла в милицию и сказала, что убила отца».
После проведенной АСПЭК Г. проживала совместно с матерью. Младшая сестра находилась в детском доме. Мать продолжала пить, часто уезжала в другие деревни к своим собутыльникам. Г. считала себя виноватой перед матерью за то, что убила отца. Мысленно просила у нее прощения. Называла себя «поганой, эгоисткой»: «Я очень ждала суда и хотела, чтобы меня судили. Были мысли, что так всегда и буду выть одиноким волком». «Хотела исповедаться, но сказали, что нельзя, поскольку не было суда. Когда я видела мать в пьяном состоянии, то бывало жалела о том, что сделала. Ведь в основном я пошла на это ради матери, а после его смерти я увидела, какая она на самом деле. На самом деле с ней только так и надо было поступать, как он поступал — бил ее, чтобы не шлялась везде. В такие моменты были мысли, чтобы повеситься самой, чтобы они жили, как им хотелось. Потом начинала трезво мыслить, что это не выход, и они моей смерти не стоят. Я стараюсь не задумываться над тем, что произошло».
Примерно через год-полтора Г. попала под амнистию, «что было для меня неожиданно». Г. уехала из своей деревни. На новом месте жительства она вскоре вышла замуж: «Почти с первого дня знакомства знала, что стану его женой». Рассказала мужу обо всем, что произошло с ней. В семье Г. установились доброжелательные отношения. Муж согласился взять из детского дома младшую сестру Г. В последующем она взяла в семью и свою мать: «Все надеюсь из нее человека сделать, а то она пропадет». Отказалась лечить ее в психиатрической больнице от алкоголизма: «Надеюсь в этом вопросе на свои возможности». У Г. родилась дочь.
Сообщила, что состоит как бы из двух личностей: «Об этом никто, конечно, не знает. Первая личность — я сама. В действительности я женщина, в которой больше положительных качеств, чем отрицательных: доброта, внимательность к окружающим, может даже жалость. Я могу каждого человека понять и в любой ситуации посочувствовать ему. А вторая личность живет где-то во мне. Это уже что-то более злое, мстительное. Бывает такой гнев наберется, что мне самой страшно становится». В этом состоянии Г. совершает агрессивные поступки, например, может со всей силы ударить по дивану: «Я потом как бы встаю на свое прежнее «Я». Мне за себя страшно».
В декабре 2001 г. акт АСПЭК Г. и полученные катамнестические сведения были обсуждены на совместной конференции экспертов и психологов больницы.
Эксперты пришли к выводу, что в период правонарушения состояние Г. можно было расценить как «протрагированное депрессивное состояние со сверхценными идеями гомицидного и суицидального содержания у шизоидной личности». Психологи не согласились с выводом о том, что в момент совершения правонарушения Г. находилась в состоянии аффекта.
В частной беседе психолог К. высказала предположение, что Г. является больной шизофренией. Психолог Р. позже высказала мнение, что у Г. существует дефицит в эмоциональной сфере. Поэтому момент правонарушения был «рястянут» и в нем преобладал идеаторный компонент.
Сведения из письма Г. от 9 декабря 2001 г.
Г. поселила мать и младшую сестру отдельно от своей семьи. Однако те не смогли так проживать. У матери продолжались запои, а сестра не только не желала учиться, но начала встречаться с женатым мужчиной. Г. опять взяла их обеих в свою семью. Она устроила мать работать сторожем и подрабатывать в школе «техничкой». Мать продолжала пить, чем «опозорила меня, да и себя тоже». Сестра (17 лет) продолжала гулять, постоянно вступала в ссоры с Г., которая делала ей замечания. Муж Г. начал проявлять недовольство и «нервничал» в связи с поведением ее родственников: «Вот и мотаюсь — то мать-муж, то сестра-муж». Г. потребовала от матери, чтобы та не пила «ни капли». Правда и после этого мать «потихоньку» продолжала пить пиво.
Сама Г. устроилась работать, но не написала, куда именно. Сообщила, что «чувство двух людей прошло». «Сейчас я более спокойно себя чувствую, чем раньше, потому что у меня есть семья и все живут рядом под моим присмотром. Бывают, конечно, ссоры с мужем, но все это мелочи по сравнению с прежней моей жизнью».
Ретроспективное дополнение к экспертному заключению.
В характере Г. существуют выраженные шизоидные черты. Их особенность состоит в том, что ее внешнее спокойствие (характеристика матери) сочетается с резко выраженной ранимостью (школьная характеристика), т. е. у Г. отмечается отчетливое «астеническое жало» в форме реактивной лабильности. Кроме того, у Г. очень рано возникла склонность к образованию сверхценных идей. Первоначально их содержание касалось межличностных отношений в семье: сострадание к матери, подвергавшейся агрессивным действиям со стороны отца, которого Г. «уже с школьного возраста ненавидела». С годами содержание сверхценных идей расширялось: «уже в первом классе хотела стать милиционером», т. е. лицом, защищающим, а несколько позже — юристом, чтобы еще и помогать «трудным подросткам и детям, лишенным детства». Таким образом, прежние сверхценные идеи, связанные с семейными межличностными отношениями, и новые, возникшие в пубертате «масштабные» сверхценные идеи имели альтруистическое содержание. В последующие годы сверхценные идеи межличностных отношений начали превалировать. Кроме того, в них заняла место и младшая сестра. Это были аустические, сверхценные идеи, т. к. они не сопровождались противодействием отцу со стороны Г.. Постепенно сверхценные идеи усложнились появлением стойких гемицидных мыслей. Последующее усложнение сверхценных идей происходило и за счет появления суицидальных мыслей — важного признака существования пониженного настроения.
Усиление прежней психогении сексуальными домогательствами отца повлекло за собой твердое решение убить его. Только так можно было избавить от его агрессии всех членов семьи. Принятое решение — свидетельство того, что Г. видела из сложившегося положения лишь один выход. Овладевшая Г. мысль об убийстве может свидетельствовать о том, что в этот период речь шла уже не просто о наличии сверхценных идей, но о появлении сверхценного мировоззрения узкого семейного круга.
Обращает на себя внимание преобладание или отчетливое наличие идеаторного компонента в гомицидных действиях Г. В первый раз она взяла колун, но «передумала убивать».
Идеаторный компонент существовал и в период убийства. Только в этот раз ему сопутствовали выраженные аффективные симптомы, возможно, противоречивые: «возникло чувство ненависти, душа разрывалась». Поэтому можно считать, что непосредственно перед убийством Г. находилась в состоянии выраженного эмоционального напряжения. Последнее и явилось причиной начальной фазы убийства. Первые два удара колуном совершила скорее импульсивно: «произошло нечто непредсказуемое». Последующие действия Г. сопровождались размышлениями, т. е. выявился отчетливый идеаторный компонент: «Почему, когда хотела ударить — не ударила, а когда не хотела — ударила?». Эта фраза и записка матери, написанная в период между ударами, могут свидетельствовать о том, что Г. в определенной мере осознавала свои действия. Последующие за паузой удары сопровождались у Г. появлением выраженного страха — аффективного расстройства. Возможно, что соотношение идеаторных и аффективных компонентов в момент правонарушения у Г. менялось.
В последующие часы у Г. преобладал страх, купировавшийся или ослабевавший под влиянием приемов дробных доз алкоголя и резко усилившийся ночью при его отсутствии.
О том, что Г. осознавала, пусть в различной степени, противоправность своего поступка свидетельствует ее высказывание: «Убью и пойду под суд», т. е. она совершала не только агрессивный, но и осознанный аутоагрессивный поступок: убийство и возмездие за содеянное.
Благоприятно сложившаяся в последующем семейная жизнь Г. повлекла за собой улучшение ее психического состояния, в частности, нормализацию ее настроения. Бывшие у Г. еще в конце 2000 г. симптомы аутопсихической деперсонализации и дис-форические состояния прошли. Однако, свойственная ей и ранее склонность к образованию сверхценных идей узкого семейного круга осталась.
Диагноз: шизоидная психопатия. Г. перенесла в прошлом затяжную субдепрессию с гомицидными и суицидальными сверхценными идеями (патологическое развитие по Ганнушкину). Последнее сгладилось и, возможно, Г. осталась прежним человеком. У Г. наблюдалась одна из форм динамики психопатии.
Наблюдение № 23
К. — 18 лет. Обвиняется в совершении преступления по ст. 1 ст. 107 УК РФ. К. направлена на СПЭ в связи с тем, что она состоит на учете в ЦРБ у врача-психиатра с диагнозом «Олигофрения», имеет 2 группу инвалидности по психическому заболеванию. АСПЭК Костромской областной психиатрической больницы от 26 октября 1999 г. Акт № 331.
Из данных историй болезни, со слов испытуемой, из материалов уголовного дела известно: наследственность отягощена психическими заболеваниями. Мать испытуемой трижды находилась на лечении в Костромской областной психиатрической больнице с диагнозом: «Шизофрения, шубообразное течение». Психические расстройства определялись депрессивными, стертыми бредовыми расстройствами. Имеет 2 группу инвалидности. По характеру малообщительная, стеснительная, молчаливая, ласковая, добрая с дочерью, всегда боялась мужа, во всем ему подчинялась. Сестра матери, т. е. тетя испытуемой, находится в доме инвалидов для психохроников, в детстве перенесла менингит, с тех пор отмечалось выраженное слабоумие. Отец испытуемой неоднократно лечился в психиатрической больнице и в Николо-Шангской психиатрической больнице с диагнозом: «Вялотекущая шизофрения». Психические расстройства определялись ипохондрическими, аффективными, сверхценными идеями. В 1983 г. отец испытуемой находился на судебно-психиатрической экспертизе, обвинялся по ст. 207, ст. 112 УК РСФСР, признан невменяемым. По характеру был всегда вспыльчивым, постоянно издевался над родными, верил в злых духов, часто повторял: «Господи, изгони злых духов». Каялся в грехах, но продолжал издевательства над женой и дочерью. Экспериментировал на своей жене и дочери свои методы лечения: заставлял ходить босиком по снегу, обливаться холодной водой, пить мочу. Мыл голову испытуемой мочой и стриг на ее голове волосы. Дед отца в старческом возрасте уносил вещи из дома и развешивал их на деревьях. Испытуемая — единственный ребенок у матери, которая родила ее в 43 года. У отца испытуемой этот брак повторный. Имеется сводный брат по отцу. Испытуемая в детстве часто болела простудными заболеваниями, заболеваниями мочевыводящх путей, гайморитом. Росла нервной, плаксивой. В детстве, если она плакала, то отец «пичкал ее лекарствами». Ходить, говорить начала поздно; практически всегда была одна. Необщительная, застенчивая. Боялась детей, людей. В школу пошла в 8 лет, закончила 3 класса общеобразовательной школы. Во время учебы в 1 классе училась хорошо, в дальнейшем с трудом давались все школьные предметы, не было сообразительности. В 5 классе начинала учиться 3 раза, но дальше учиться не смогла, т. к. отец не пускал ее в школу. Когда жила в интернате, скучала по матери, с одноклассниками не дружила, была замкнутой, необщительной. В доме всегда была напряженная обстановка из-за пьянства отца испытуемой, но и в трезвом виде он был невыносим, часто бил мать, иногда испытуемую. Один раз отец ремонтировал телевизор с 11 часов вечера и до 8 часов утра, заставляя испытуемую светить ему лампой, не отпускал ее от себя. Не разрешал общаться с детьми и окружающими людьми. Всю мужскую работу испытуемая делала вместе с отцом: косила, метала сено, ухаживала за скотиной. Заставлял ее голодать вместе с ним. Испытуемая иногда не выдерживала, падала в обморок от голода. Она безропотно соглашалась, делала все, чтобы ему угодить, т. к. не хотела слышать его брань. Когда его не было дома или он лечился в больнице, то чувствовала себя счастливой. С матерью у испытуемой всегда взаимопонимание. Испытуемая 6 лет назад поняла, что ненавидит отца, перестала называть его «папой». Около 5-ти лет назад выдумала себе подругу, «девушку из кино», разговаривала с ней, советовалась, спорила. Менструации с 15-ти лет, болезненные, достаточно регулярные. Три года назад отец испытуемой разорвал деньги, бранился, швырял разные предметы в жену и дочь. Испытуемая убежала из дома, 2 часа простояла на морозе. Решила дождаться лета, уйти в лес и умереть от голода. Часто стали возникать сомнения в своих действиях, постоянно перепроверяла выключила ли свет, чайник, кастрюлю, до конца ли сделала начатое дело. Эти навязчивые мысли возникали с 10 лет. В последние 2 года постоянно снились кошмарные сны с гниющими людьми, ошкуренными живыми животными, много мертвых собак, коров. Настроение было пониженным, часто возникали мысли об отравлении или других методах самоубийства. Два года назад пыталась отравиться нитроглицерином, выпила горсть этих таблеток, но только разболелась голова. Все надеялась, что умрет отец, убьет его молнией или попадет в автокатастрофу, или обопьется до смерти. Отец видел ее отношение к себе и несколько раз спрашивал испытуемую: «За что ты меня ненавидишь?». В последнее время несколько раз намекал, что нравится ей как мужчина, мог пропеть строчки из песен. Мать испытуемой также говорила, что когда она умрет, то испытуемая будет жить с отцом, как с мужем. Последние 10 лет постоянно думала, как дальше жить, часто возникали мысли о самоубийстве. Настроение было пониженным. Постоянно плакала, говорила матери, что уже больше не может жить с отцом. 22 сентября 1999 г. с утра чувствовала себя плохо, настроение было пониженным. Испытуемая написала записку отцу с просьбой, чтобы он покончил жизнь самоубийством, дал пожить ей с матерью счастливо: «Ты и так прожил 57 лет, а я всего 18 лет, так что ты уходи из жизни. Если не уйдешь, то уйду я». Когда отец прочитал эту записку, он спросил у испытуемой: «Что это ты решила написать?». Испытуемая ответила, что с ним больше жить нельзя, затем убежала в лес. Возвратилась домой около 20 часов, увидела через окно, что отец живой и решила повеситься. Достала веревку, привязала к перекладине на потолке, одела петлю на голову, а затем передумала. Выбежала из дома, схватила вилы, вбежала в дом, где лежал отец, несколько раз острием вил ударила отца в различные части тела, тем самым причинив ему проникающие ранения в грудную клетку, полость живота и колотые ранения в области головы и предплечья правой руки. Вилы поставила у печки, а сама села на скамейку, чувствовала себя плохо. Отца не было жалко, но зрелище было ужасным. Прошла в свою комнату, легла на кровать. Через некоторое время встала, зашла на кухню, взяла вилы и выставила их на мост, потом отнесла их к ограде и воткнула в сено. Вернувшись домой, легла на кровать, мыслей никаких не было, всю ночь смотрела в потолок. Где-то около часа ночи потерпевший упал с кровати. Мать велела вызвать скорую помощь. Когда шла по улице, то отмечала у себя приподнятое настроение, хлопала в ладоши, смеялась, «была как на другой планете». «Скорую» сразу вызвать не удалось, т. к. не работал телефон, они приехали только утром. Настроение колебалось: было то приподнятым, то подавленным. Утром после правонарушения хотела утопиться, бросилась в пруд, но вода выталкивала ее. Затем намеревалась повеситься. 23 сентября 1999 г. была арестована, помещена в СИЗО. Настроение было пониженным, отмечалась бессонница, плохой аппетит. 6 октября переведена в Костромскую областную психиатрическую больницу для проведения судебно-психиатрической экспертизы.
Соматическое состояние: кожные покровы нормальной окраски. В легких везикулярное дыхание. Тоны сердца ясные, ритмичные. АД 110/70 мм рт. ст. Живот мягкий, безболезненный при пальпации. Нервная система: зрачки равномерные, на свет реагируют живо. Подвижность глазных яблок в пределах нормы. Слабость левого лицевого нерва по центральному типу. Язык отклоняется вправо. Левая глазная щель сужена. Двусторонний рефлекс Маринеску. Мышечная сила конечностей не снижена. Сухожильные и кожные рефлексы живые, равномерные. Пальценосовая проба с двусторонним промахиванием. В позе Ром-берга пошатывается. Чувствительность не расстроена. ЭХО-графия: смещения М-ЭХО нет, внутричерепной гипертензии нет. Окулист: глазное дно нормального вида. ЭЭГ — без особенностей.
Заключение психолога: обследование выявляет выраженную дисгармоничность личностного развития испытуемой (при невысоком, но сохранном интеллекте, адекватности эмоционального реагирования — грубые проявления инфантилизма, низкая произвольность, пассивность и неспособность к самостоятельным действия даже в простых ситуациях), что значительно снижает продуктивность работы, приводит к неравномерности достижений.
Психическое состояние: при поступлении в отделение отошла к окну, тихо плачет. Во время беседы в кабинете врача достаточно спокойна, охотно рассказывает о себе, о взаимоотношениях в семье. Отца характеризует злым, жестоким. Свое детство воспринимает, как унижение, ощущала себя счастливой только тогда, когда отца не было дома. При расспросе об инкриминируемой ситуации закрывает лицо руками, отворачивается, просит не спрашивать. Жалобы на пониженное настроение, бессонницу, тревогу за будущее. Рассказала, что в течение многих лет постоянно снились кошмары, отмечала навязчивые сомнения в своих действиях, тревожное ожидание болезненных менструаций, сразу же после их окончания. Себя характеризует малообщительной, замкнутой. Имеет только вымышленную подругу, с которой советуется, разговаривает, спорит. К инкриминируемой ситуации отношение двойственное: отца не жалко, но не думала, что «из-за такой падали будет сидеть в тюрьме». Эмоционально несколько монотонна. Держится несколько неуверенно. Речь развита. Словарный запас достаточный. Плохо ориентируется в бытовых вопросах: не знает цен в магазинах, не умеет ничего приготовить. Сказала, что даже в самом простом деле нуждается в совете и помощи. Не знает таблицу умножения, не может выполнить простые арифметические задания: 20+30 и т. д. Круг интересов ограничен. К состоянию критика снижена. В отделении с больными необщительна, сторонится их, больше наблюдает за ними. Настроение пониженное. Часто стоит у окна. Не отрицает, что продолжает советоваться, разговаривать с вымышленной подругой. Тревожится о матери, своих вещах, оставленных в СИЗО. Написала матери письмо с подробным описанием о себе. О матери отзывается тепло, считает, что будет счастливо жить с ней. 14 октября 1999 г. консультирована доктором медицинских наук Н. Г. Шумским (г. Москва) заключение: «Вялотекущая шизофрения (психостеноподобный вариант). Отмечаются выраженные навязчивые сомнения, олицетворенное фантазирование, в котором иногда есть признаки напоминающие идеаторные автоматизмы, резко выраженный психический инфантилизм». В последующие дни остается необщительной с больными. С вопросами и просьбами к медперсоналу не обращается. Держится неуверенно. Настроение пониженное.
На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что К. страдает хроническим душевным заболевание в форме вялотекущей шизофрении с аффективными, обессивными расстройствами, психическим инфантилизмом. На это указывают данные анамнеза: отягощенная наследственность психическим заболевание в форме шизофрении, как со стороны матери, так и отца; с 10-летнего возраста возникающие навязчивые сомнения в своих действиях, с 18-летнего возраста — навязчивый страх возобновления менструаций, с 14-летнего — олицетворенное фантазирование, частые периоды депрессии с суицидальными мыслями, усугубляющиеся постоянно психотравмирующей ситуацией в семье, постепенное нарастание шизоидных черт характера, явления психического инфантилизма: неуверенность в себе, особая привязанность к матери, беспомощность и неприспособленность в бытовых вопросах. Утяжеление депрессивных расстройств за последние 2 года, сочетавшихся с выраженной амбивалентностью: жить или не жить, убить или не убить. Совершила правонарушение в состоянии депрессии, на что указывало пониженное настроение с суицидальными мыслями. Душевное заболевание К. лишало контроля над своими действиями и в период правонарушения К. не отдавала отчет своим действиям и не могла руководить ими в момент совершения деяния. Признана НЕВМЕНЯЕМОЙ. Нуждается в принудительном лечении в психиатрическом стационаре общего типа.
Психическое состояние во время принудительного лечения: в обстановке ориентирована. Длительное время в отделении держалась замкнуто, но охотно рассказывала о себе врачу. При психологическом обследовании обнаруживала невысокий, но сохранный интеллект, адекватное эмоциональное реагирование, инфантилизм, пассивность. Жаловалась на пониженное настроение, бессонницу, тревогу за будущее. Себя характеризовала малообщительной, замкнутой. Наличие вымышленной подруги объясняла тем, что не с кем было общаться, представляла, что разговаривает с подругой, мысленно или вслух, если рядом никого не было, за подругу говорила своим голосом. Неохотно говорила об отце, характеризовала его злым, жестоким, чувствовала себя все время униженной, счастливой и спокойной было только в отсутствие отца. Просила не расспрашивать о правонарушении. 26 октября была проведена стационарная СПЭ, признана невменяемой, рекомендовано принудительное лечение в психиатрическом стационаре, которое осуществлялось на основании определения районного суда от 16 декабря 1999 г. и было отменено затем, согласно определения районного суда от 20 июля 2000 г. За время пребывания в больнице поведение все время было упорядоченным. Длительное время держалось пониженное настроение. Больницей не тяготилась, выполняла несложные поручения по отделению, мало общалась с больными своего возраста, объясняла, что они «девочки крутые, резвые». Но сама отмечала, что в больнице научилась общаться с людьми, исчезла надобность в воображаемой подруге. Спокойно упоминала об отце и домашней ситуации, не касающейся правонарушения. Поддерживала переписку с матерью, говорила, что скучает по ней, жалеет. Появилась критика к совершенному правонарушению, хотя отца не жалела, понимает, что совершила убийство, находясь в болезненном состоянии. В результате лечения настроение нормализовалось, стала активнее, увереннее. Высказывала правильные социальные установки на дальнейшее. Выписана в удовлетворительном состоянии, с матерью.
Через год после совершения правонарушения в начале 2000 г. К. передала врачу письмо, написанное мелким убористым почерком на 6 страницах. Письмо является человеческим документом. В нем конкретные описания действий отца, чередующиеся с описанием страданий матери и своих страданий.
«Для К. до сих пор важен каждый эпизод жизни, т. к. в нем таится неотпущенная душевная боль и стремление донести до других правду о человеке, который, спиваясь и потакая себе, постепенно превращался в зверя» (запись психолога).
Вот несколько выдержек из этого письма: «Маму отец часто бил. Особенно первые 15 лет, а первые 5 лет практически каждый день. Синяки у нее не проходили. Когда я была в животе, он как-то раз на полу сильно испинал ее в живот сапогами. За волосы таскал по комнате из конца в конец. Зимой в одной ночной сорочке на улицу выгонял и не пускал часами домой. Отец часто пил не дома. Шлялся в других селах и поил на свои и мамины деньги всяких пьяниц (компания ему нужна). Сколько он всяких вещей и одежды потерял. То его обкрадут, то в милицию посадят и там штраф дадут. Сплошной кошмар с ним был, ужас. Он был спившимся человеком, только о вине говорил и думал. У него была деградация личности, не интересовался на свете ничем, кроме вина. Все путевые хозяева-мужчины работы делают сами, а отец все со мной... Чего начнет делать, сразу меня зовет. В каждую дыру меня совал. Был не хозяин, а тряпка. Ему все было не так. Начинал сенокос раньше всех, а заканчивал поздней осенью. Бывало, косили мерзлую траву, как навоз, кучи травмы застывали, глыба эти возили на ручной тележке. Картошку копали, когда земля застынет. Комки большие заставлял разбирать. Когда отец делал что-то один, то чуть что не получается, он сразу психует, сразу начинал ругаться вслух (ругал злых духов, он ведь верил в дьявола, вот его и ругал). В эти моменты к нему подойти нельзя, отвечал хуже зверя и на нас тоже ругаться начинал. Любую работу заставлял нас с мамой делать как ему хотелось. Как-то раз я вышла на кухню, когда он был пьяный, чтобы проверить выключен ли свет. Отец закричал: «Зачем заходишь, пока вам нож не вставили, вы не успокоитесь». Как-то раз я задержалась на одну секунду и он стал ругаться и гонял меня всю ночь. Я побуду в кухне, он скажет: «Иди, ложись на свою кровать», я приду, немного полежу, он закричит: «Убирайся на кухню снова». Всю жизнь отец не давал ночами спать. Вставал в 2—3 часа, а то и в 12 часов и до утра все ходил, но не тихо, а стараясь стучать как можно громче, делал ночью дела, которые нужно делать днем. Однажды зимой ночью, в 4 часа, поднял нас с мамой, сказал, надо из труб сажу вытряхать и пришлось вытряхать, а скажи ему что, так сразу ругань и битье. Когда я была маленькой, до года, то отец, как только я начинала реветь, сразу давал мне снотворное, чтобы я всю ночь спала и не просыпалась. Мама конечно была против, пыталась возражать, но он тут же ее бил. И как-то раз я почти при смерти попала в больницу. Меня кое-как спасли, делали уколы в голову. Мама начала обливаться водой после того, как заболела. Она сильно кашляла и отец говорил: «Давай, обливайся». Мама сказала, что не будет, тогда отец начал ее бить и сказал, что выгонит из дома, если она не обольется. Она согласилась, потом он заставил и меня обливаться. Отцу было жалко моих денег на очки. Чтобы их не покупать, он заставил меня смотреть в холодную воду только принесенную с колодца. Заставлял ходить босиком по снегу. Заставлял старой настоенной мочей смачивать волосы, а новой мочей смачивать глаза. Все знали всю жизнь, что за чудовище мой отец и ненавидели его все жители нашей деревни. Отец просто величайший всегда был трус. Всегда всех боялся. Боялся соседа, чтобы сосед или кто другой что-нибудь ему плохое сделают, он все стерпит. И при ком-нибудь всегда вел себя хорошо, вида никакого не показывал, какой он на самом деле. Но все равно люди узнавали со временем какой отец на самом деле. Поэтому его все жители деревни ненавидели. Вот отец и боялся. Только мы с мамой беззащитные и он над нами издевался и мы сдачи дать не могли. Я уже много лет не называла его папой. Каждый день жизнь с ним была для меня ужасом, испытанием. Жизнь с отцом была ужасным адом. Всю жизнь я думала о самоубийстве, очень не хотелось, с ним жить. Лучше, конечно смерть, чем жить с ним. Все думала, почему у меня нету какой-нибудь смертельной болезни. Вот так я жила и всю жизнь думала, что так ужасно жить и сильно мне охота умереть. Всегда и везде он всем врал. И нас с мамой все время учил врать, но мы с мамой не умеем к счастью. Из-за него у нас дома всегда был бардак. Всю жизнь натащит всякого хлама, грязи наносит, сколько пол не мой, все бестолку. Все в доме из-за него было так плохо».
Лечение: сибазон, амитриптилин, мезапам.
Диагноз: Вялотекущая шизофрения с аффективными обсессивными расстройствами, психическим инфантилизмом.
Рекомендовано: амбулаторное наблюдение в группе учета, как совершившая ООД (общественно-опасное деяние).
Лечение по