– Подогнать снаряжение, чтобы не цеплялось при десантировании. Разойдись!
– Идем в палатку, Валера, – позвал меня Скрынников, энергично зашагав к расположению.
Навстречу выскочил Ленцов, доложив начальнику об отсутствии происшествий. Михаил Федорович без лишних предисловий обозначил суть разговора:
– Товарищи офицеры, пришел приказ командующего войсками о назначении Комара Ивана Геннадьевича заместителем командира 3-го парашютно-десантного батальона 317-го полка…
Мы переглянулись от неожиданного для нас сообщения, спохватившись, захлопали в ладоши.
– В связи с этим назначением командиром 80-й отдельной разведывательной роты, – продолжил Михаил Федорович, – назначен старший лейтенант Ленцов Александр Иванович.
Аплодисменты продолжались – бурные, продолжительные.
– Заместителем командира разведывательной роты дивизии назначен гвардии старший лейтенант Марченко Валерий Григорьевич.
Не скажу, что были овации, но нас с Шурой офицеры поздравили искренне и по-товарищески. Дыхание перехватило от полной неожиданности сказанного. Еще не осознав случившееся нам сообщение, мы с Ленцовым жали друг другу руки, что-то говорили, благодарили друзей, начальника за поздравления.
– Вот и банька к месту, – удовлетворенно изрек старшина.
– Коля, не подведи!
Наши взгляды были направлены на уважаемого нами Николая Владимировича.
– Все будет в порядке, – без многословий сказал Андрейчук.
– Все-все, Марченко, вперед!
Михаил Федорович рванулся к выходу. Едва успевая, я бежал за ним в парк боевой техники, где разведчики уже заняли места в боевых машинах и были готовы к выполнению очередного задания.
ГЛАВА 59
Колонна из трех боевых машин следовала по дороге на Баграм к рубежу десантирования - не доезжая виноградников Баги-Арифхан два километра, с целью доставки моей разведывательной группы к месту проведения засадных действий. На маршруте движения держали режим полного радиомолчания. Прошли перевал Хайрхана, после него втянулись в степь Чамтала, на западе которой раскинулись горы с одноименным названием. Стемнело.По карте я отслеживал положение «ниточки» в контрольных точках, сличая ее с ориентирами на местности, чтобы не дай Бог ошибиться с рубежом десантирования. Многочисленные тропинки, разбегавшиеся от трассы к кишлакам, находившимся в предгорье, могли вести в заблуждение. Поэтому я контролировал положение головы колонны на местности по характерным гребням хребтов, обозначенных на карте, которые я сличал с реальнымконтуром гор, видимого мне из люка наводчика-оператора. Кишлачок Каладашт, расположенный южнее населенного пункта Карези-Мир, рассматривался командованием дивизии в качестве перевалочной базы, в которой аккумулировались материальные запасы душманского сопротивления с посдедующей их доставкой в горы.
Мы, практически, были у цели, постепенно приближаясь к точке десантирования. Волнение охватывало все больше и больше. Пора. Выглянув из башни машины, я осмотрелся и, убедившись, что подходим к намеченному рубежу, нажал тангенту Р-123М: сигнал «Приготовиться».
Услышав характерный писк в наушниках, командиры отделений продублировали сигнал разведчикам. Михаилу Федоровичу, сидевшему на месте командира, я доложил по внутренней связи:
– Товарищ подполковник, до десантирования три минуты.
Он сидел в моей боевой машине на командирском месте.
– Вижу, Валера! Внимательней. За пятнадцать минут до прибытия к месту экстрадиции – доклад условной фразой.
– Я, помню, товарищ подполковник.
– Давай. Только не лезь, куда не надо.
– Куда уж дальше, товарищ подполковник?
– Ладно, ладно, поговори мне!
Следующий поворот – рубеж покидания машин. Врастаю в обстановку и даю команду механику:
– Зуев, скорость «десять».
– Понял!
Машина плавно замедлила ход и на малых оборотах осторожно вписывалась в крутой поворот. Тремя нажатиями тангенты подаю в эфир сигнал: «Десантирование» и через люк наводчика-оператора выскальзываю наружу. Замешкавшийся у десантного отделения Баравков, едва не вызвал у меня поток ненормативной лексики, но на лирику не было времени, поэтому отработанным приемом я спрыгнул с машины влево по ходу ее движения и изготовился к бою. Укрывшись за придорожным булыжником, я ожидал ухода «брони», оглушившей грохотом двигателей и краем глаза отслеживал обстановку вдоль темневшей дороги. Прислушиваясь к ночи, наступившей с заходом солнца за острозубый хребет, я тихонько адаптировался к тишине, настораживающим теням, свету луны, вызывавшей непонятные блики вдали.
Занявшие оборону разведчики лежали цепочкой и были в готовы к принятию боя, который в этой операции был основным содержанием нашего выхода в тыл к противнику. Сегодня мы были нацелены не на получение разведывательной или другой информации, а на пресечение «духовского» обеспечения населением кишлаков. То есть, наше задание решалось только в контакте с противником, где мы должны были работать на его уничтожение.
Дозор в составе Ксендикова и Гапоненко сигналом отправил по обозначенному на карте маршруту. Сверив по компасу азимут, они двинулись в направлении засады, которую я решил устроить на пересечении путей из нескольких кишлаков, выходящих к предгорью.
– Есаулков, не отставать, – шепнул я связисту следующего в группе за мной.
Боевой порядок при выдвижении к месту засады выдерживался мной по схеме, определенной начальником в лагере. Еще неизвестно было, как «духи» отреагируют на маленькую хитрость с выходом группы из боевых машин на ходу, как отыграют на ее исполнение. Колонну они наблюдали с начала ее выхода из парка, возможно, вели ее, передавая друг другу сигналами, но засечь группу, ушедшую в их в тыл – смерти подобно.
– Гена, с Сокуровым отслеживайте тыл. Не зевать – проглотят! Я ясно выражаюсь?
– Так точно, товарищ лейтенант! Но мне кажется, что «духи» прижимаются ближе к горам.
– А мы куда выходим? К условной развязке их выхода в горный массив, на пересечение натоптанных ими дорог! Так что – смотри! Не зевай!
– Понял!
Баравков был опытным сержантом, владел порядком прикрытия группы с учетом возможных неприятностей, которые могли возникнуть на этапах операции. Он был в составе группы 8 марта в Паймунаре, когда мы влетели к душманам в засаду, где его своевременные действия позволили нам всем остаться в живых. «Духи» резво обкладывали нас с нескольких направлений, и только счастливая случайность, вернее – две, позволили нам успешно оторваться от преследования противника и выйти на базу.
Разобравшись на местности, я ускоренным шагом повел группу к месту засады. Здесь были свои особенности, которые необходимо было принимать за основу и руководству к действию. Первое: насколько мы были незаметны с наезженной дехканами дороги, как мы «вписывались» в рельеф, изобилующий на всем протяжении высохшими руслами рек. Второе: мне сразу не понравились каскады террас, частично уходившие в долину, а частью – в горы, представлявшие опасность многоярусным, господствующим расположением над местностью.
На них, вероятней всего, рос виноград, бахчевые культуры, кое-где зерновые, но вместе с тем они создавали опасные условия внезапной встречи с врагом. Агентурная разведка ХАД нас ориентировала, что в районе душманы проявляют активную деятельность по осуществлению поставок материальных запасов, вооружения и боеприпасов в горные районы, они оседлали тропы, ведущие к базам, организовали наблюдение за ними. С наступлением темноты душманские группы рыскали по кишлакам, решая вопросы обеспечения сил сопротивления, которые на зимний период оставались на территории Афганистана. Мероприятия по подготовки к зиме они старались закончить до наступления холодов. Оставшимся на зимовку формированиям «духов» предстояло в зимних условиях продолжить борьбу с советскими и правительственными войсками, но большая их часть на зиму должна была уйти в Пакистан, с западных провинций страны – в Иран. Правительственная разведка фиксировала активное перемещение «духовских» отрядов в районе, их миграцию по выполняемым задачам, поэтому опасность внезапной встречи с противником носила реальный характер. Подобные встречи я проигрывал с разведчиками до автоматизма, но всегда исходил из благоразумия, чтобы избежать контакта с противником, если таковой не планировался заданием.
Просигналил дозору: «Стоп»! Вести наблюдение. Остановки при выдвижении к спланированной засаде возникают через каждые двести, триста метров. Не торопись! Стой! Оглядись! Замри и слушай! Веди наблюдение! Тишина, спокойствие? Ничего – это может быть иллюзией, самообманом.
Возможно, мы уже были в прицеле душманской засады. «Не обманывайся, – твердил я себе, – оцени ситуацию и снова вперед». Трезвость мышления, чутье, анализ, прогноз – множество других, не зависимых друг от друга факторов, выводят к намеченной цели. А опыт? Великое дело! Значит, вперед и только вперед!
Наработанным на ходу движением я время от времени припадал к ночному прицелу, изучал маршрут движения группы в полосе выхода к засаде. Круговым наблюдением осматривал террасы, склоны холмов, оценивал безопасность окружаемого группу пространства, обследовал, не упуская из виду, тылы. Глаз пока ни за что не «цеплялся»: все вроде бы тихо, спокойно. «Пора», – решил я не терять время на выдвижение и дал группе сигнал: «Вперед». Резерв времени был необходимым условием для выбора более выгодного расположения группы в месте засады, где каждая секунда, порой, имела вес золотого запаса.
Минут через сорок я вывел группу к полуразрушенному и, вероятно, заброшенному кишлаку, маячившему на горизонте вытянутыми в ряд строениями и уродливой формы дувалами. Они огораживали населенный пункт по традиционному периметру и местами имели проломы, которые меня заинтересовали. Они-то нам и были нужны, чтобы через них проникнуть внутрь нагромождений фрагментов некогда жилых помещений. Но стоп! Спокойно! Залегли.
Я был еще не уверен в необходимости детального исследования объекта, но что-то подсказывало мне не торопиться и внимательно подойти к решению дальнейших действий. Вникая в развалины не пришедшегося мне по душе места, я отнес их к категории опасных, поэтому, собравшись «кучкой», не выпускал из вида выдвинувшийся вперед дозор.
Ксендиков действовал правильно, грамотно, ему необходимо было убедиться в отсутствии засады противника. Оставлять за собой в тылу непроверенное естественное укрытие, где могли спрятаться «духи», было с моей и его точки зрения в высшей степени неблагоразумно. Опасный район навевал ассоциации жутковатой картины, отчего, мы все, признаться, испытывали не самые приятные ощущения. Приблизившись к останкам кишлака, в котором оставались не разрушенные революцией здания, дозор двинулся дальше - вдоль ближнего по отношению к нам дувала, к углу, образуемого встык с дувалом другой стороны. Насколько за ним было опасно, а риски переходили «зашкальные» нормы, хотел убедиться Ксендиков, осторожно выглянув из-за угла.
В следующую секунду реакция Славы шокировала. Старший дозорный, отпрыгнув в сторону, спровоцировал удивительную резкость группы. Неведомая сила нас бросила на землю. Распластавшись, я просигналил: «Опасность» и принял положение к бою. Оба дозорных лежали без движения, давая понять – противник! Отскочивший к старшему дозорному Гапоненко, подтвердил опасность поднятым вверх стволом автомата.
Ночная тишина не взорвалась огнем из-за дувалов, значит, у меня еще были секунды на оценку обстановки и принятие решения. Приникнув к ночному прицелу, я «схватил» панораму местности вблизи кишлака и вникал в ситуацию, чтобы наметить следующий шаг. Исследование строений, дувала, за которым лежали дозорные, осмотр прилегавшей к нам территории не выявило опасности. Надо было перемещаться к дозору.
Глиняная стенка оканчивалась углом. Выглянув из-за него, Ксендиков увидел нечто такое, что вызвало его бурную реакцию. Отчего он метнулся прочь, проверив на резкость группу? – Опасность!
Мое положение на местности не позволяло видеть происходившее за углом дувала. Понимая, что там крылась опасность, я «подтянул» к себе разведчиков и шепотом уточнил задачу:
– Нищенко, Есаулков, Фетисов, со мной – к дозору. Гена, прикроешь нас в контакте. Только не суетись!
– Угу.
– Осторожно – вперед.