Коллективный характер речетворчества

РЕАЛИЗАЦИЯ ТВОРЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА В РЕЧИ КРЫМЧАН

А. В. Петров

ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского» Таврическая академия (структурное подразделение)

e-mail: liza_nada@mail.ru

Актуальность исследования. Язык города – один из недостаточно разработанных вопросов в русском языкознании. В течение длительного времени исследовалась преимущественно литературная разновидность русского национального языка. Б. А. Ларин в 1928 году писал: «Мы запоздали с научной разработкой языкового быта города, да и нигде до сих пор она не производилась широко и систематически... Научная традиция в этой области ещё не сложилась» [18, с. 175].

Изучение разговорной речи, то есть устной неофициальной речи, как особой разновидности литературного языка началось лишь в 50-х годах ХХ века. Как отмечает О. Б. Сиротинина, «современное изучение разговорной речи продолжает традиции русского языкознания по трём линиям» [28, с. 6]: 1. Изучение диалектной разговорной речи. 2. Изучение диалогической речи. 3. Изучение речи жителей города [28].

Внимание лингвистов к рядовому носителю языка активизируется в 1960-е годы ХХ столетия в связи с изучением языковых изменений и осмыслением проблем культуры речи в рамках масштабного проекта «Русский язык и советское общество» (1958–1968). В дальнейшем интерес к этому направлению усиливается. Ведущая роль в комплексном изучении разговорной речи второй половины ХХ века принадлежит коллективу учёных Сектора современного русского языка Института русского языка АН СССР во главе с Е. А. Земской, о чём свидетельствуют коллективные фундаментальные монографии в четырёх книгах «Русская разговорная речь» (1973–1983 гг.).

Параллельно с системным изучением разговорной речи проводились исследования ономастического пространства основных внутригородских объектов, что привело к вычленению урбанонимии как одного из разделов ономастики. Таким образом, к концу ХХ века оформилось лингвистическое градоведение, связанное с изучением текстов городской среды, номинаций городских объектов, торговых вывесок, афиш, рекламных текстов, граффити.

Л. А. Капанадзе и Е. В. Красильникова предложили термин «лексика города», под которым понимают «существующий в употреблении жителей одного города круг номинативных единиц, связанных со спецификой городского устройства и быта» [15, с. 282]. Шире по объёму является понятие «языковой облик города», которое включает не только так называемый языковой быт: номинации городских объектов, язык вывесок и плакатов, городскую рекламу и т. д., но и речь горожан. Так, например, исследована речь жителей Одессы, Челябинска, Элисты, описан языковой облик города Саратова, Ижевска, Омска, Санкт-Петербурга, Уфы и др. Определённый вклад в разработку проблемы «языкового облика города» внесли исследования лингвистов, опубликованные в научных сборниках: «Живое слово в русской речи Прикамья» (Пермь, 1985); «Живая речь уральского города» (Свердловск, 1988), «Языковой облик уральского города» (Свердловск, 1990) и др.

На начальном этапе находится обсуждение проблемы языка крымского города [1], хотя активно разрабатывается направление «русский язык в полилингвокультурной ситуации Крыма» [3]. Например, в диссертации Сунь Юйминь, выполненной под руководство проф. Т. А. Ященко, под углом зрения идеографической классификации исследована системная организация и лингвопрагматическая направленность номинации объектов оказания услуг (НООУ) в полилингвокультурном пространстве Крыма [29]. Установлено, что идеографическая классификация (НООУ) включает пять основных групп: Природа, Человек, Пространство, Время, Искусство, что «феномен полилингвокультурности Крыма проявился в активном функционировании в сфере НООУ языковых единиц, источниками которых являются русские, украинские и крымскотатарские культуремы [29, с. 19].

Вслед за Б. Я. Шарифуллиным мы используем понятие «язык современного города», которое «характеризует речь горожан, различающихся по возрасту, профессии, образованию, по интересам и занятости, по принадлежности к той или иной макро- и микросоциальной группе и т. п., но образующих в своём единстве то сообщество, для которого характерны близость “языкового микроклимата” и общее отношение к литературному языку (стандарту)» [32].

О значимости изучения речи горожан для социологической интерпретации литературного языка писал Б. А. Ларин: «Нельзя понять эволюции и судеб литературного языка, пока к этому материалу не применены социологические принципы исследования. Нельзя приступить к социологическому истолкованию литературного языка, пока не изучается его непосредственная лингвистическая среда, т. е. остальные типы письменного языка и все разновидности разговорной речи городского коллектива [19, с. 190].

В выделенном направлении «язык современного города» предлагаем исследовать разговорную модификацию литературного языка – речь горожан, для которой характерно творческое начало, отражающее эстетическую функцию языка. Фактически это является задачей сложившейся к концу ХХ века лингвистики речи. По мнению В. В. Виноградова, лингвистика речи «может изучать формы и приёмы индивидуальных отклонений от языковой системы коллектива или в их воздействиях на эту систему, или в их своеобразиях, в их принципиальных основах, вскрывающих творческую природу речи (langage)» [5, с. 91].

Цель исследования – проанализировать творческий потенциал устной речи горожан Крыма сквозь призму ономастического пространства широко известных имён, которые развивают, по определению Л. В. Щербы, вторичные, «нарицательные значения». Как считает О. Есперсен, имена собственные «в том виде, как они реально употребляются», обладают даже бóльшим количеством признаков, чем имена нарицательные, поскольку способны порождать богатство ассоциаций, связанных с конкретным объектом [12, с. 71–72].

Материалом для данного исследования является услышанный и зафиксированный в картотеке корпус высказываний и реплик диалогов горожан Крыма в спонтанном речевом общении, непосредственном и неофициальном. Основу картотеки составила разговорная лексика жителей культурных центров Крыма – Симферополя и Евпатории. Разговорный дискурс крымчан мы исследовали на протяжении 2015–2016 гг.

Язык как творчество

Общепризнано, что поэтическая функция языка наиболее ярко проявляется в сфере художественного творчества. Вместе с тем понимание поэтической функции языка не ограничивается только данной областью. По мнению Т. А. Гридиной, поэтическая функция характерна для любого вида речетворческой деятельности [10, с. 8–15]. В то же время в лингвистике существует и иная позиция, которую отстаивает В. В. Горбань: «Следует признать, что поэтической функцией характеризуется не любой вид речетворческой деятельности, а только относящийся ко второй форме креативности, которая предполагает намеренное отклонение от нормы. При первой форме креативности, когда идёт заполнение лакун, нельзя говорить об актуализации этой функции» [9, с. 76].

Поэтическая функция свойственна и разговорной речи. Учёные пришли к выводу о том, что граница между поэтической и разговорной речью является нечёткой, размытой. И. И. Ковтунова писала, что «определённые средства языка употребляются преимущественно или исключительно в этих двух типах речи» [16, с. 188]. О проблеме соотношения разговорной и поэтической речи, о сходстве между ними см. в [13; 24]. Различия между дискурсами лаконично сформулировала В. К. Харченко: «Художественный дискурс текстозависим, подчинён созданию и обслуживанию текста, тогда как разговорный дискурс ситуативно зависим, что, однако, не делает его проще и примитивнее» [31, с. 163].

В лингвистике закрепился термин «креативный», то есть а) созидательный, б) художественный, творческий. Использование этого термина позволяет, по мнению исследователей, адекватно представить как единое целое творческий потенциал языковой личности и творческий, созидающий характер самого языка [24].

Дискуссионным является понятие лингвокреативного мышления. Однако, отмечает Б. А. Серебренников, «многочисленные совершенно конкретные факты из истории различных языков заставляют предполагать наличие лингвокреативного мышления» [26, с. 198]. Учёный пишет: «В отличие от других типов мышления, лингвокреативное мышление имеет двоякую направленность. Оно, с одной стороны, отражает окружающую человека действительность, с другой – самым тесным образом связано с наличными ресурсами языка. При создании новой языковой единицы человек всегда что-то использует уже наличествующее в данном языке» [26, с. 198].

Творческий потенциал языковой личности исследуется преимущественно на лексико-фразеологическом и морфологическом уровнях. А. Р. Попова вводит в научный оборот понятие креативного потенциала лексемы, который представляет собой суммарную способность лексемы к образованию на её базе вторичных номинантов: производных лексико-семантических вариантов, производных слов… фразеологических единиц» [23, с. 9]. В результате реализации креативного потенциала лексемы на её основе выстраивается глобальное системное образование – лексико-фразеологический комплекс [23, с. 3]. Таким образом, А. Р. Попова рассматривает креативный потенциал как явление глобальное, присущее любой лексеме, влияющее на развитие системы языка.

Креативный потенциал русской морфологии в разных типах современной речи – разговорной, художественной, публицистической – исследует Е. Н. Ремчукова, которая отмечает, что ресурсы русской грамматической системы являются поистине неисчерпаемыми [24].

Таким образом, в русистике сложилось новое направление – лингвистика креатива, которое предполагает создание собственной теоретико-методологической базы, отличающейся от стандартов традиционного описания экспрессивных средств языка и вместе с тем включающей эти стандарты. По замечанию В. К. Харченко, «под креативом разговорного дискурса справедливо понимают творческое начало, эвристичность, противостояние автоматизму, банальности, что свойственно далеко не только языку поэзии или, шире, художественному дискурсу, но в определённой мере свойственно и всем иным дискурсивным практикам, в том числе разговорной» [31, с. 147]. Напомним, что ещё Г. О. Винокур отмечал, что «автоматизированность разговорно-бытовой речи не должна обманывать, потому что и такая речь несомненно предполагает активное отношение к средствам языка, как бы механически ни совершался этот отбор средств на практике» [6, с. 86].

Коллективный характер речетворчества

Речевое творчество имеет не только индивидуальный, но и коллективный характер и осуществляется на основе жизненной практики людей. Коллективное творчество проявляется, например, в шутливых неофициальных наименованиях городов и посёлков Крыма, некоторые из них приведены на сайте «Неофициальные (народные) названия и прозвища городов» (personalincome.nethouse.ru›posts/1437509): г. Бахчисарай: Бахчи, Бахчипариж; г. Джанкой: Джони, Джамбул, Джанконг, Джанки,Джан-Париж, то есть в Джанкое, как в Париже (название стали употреблять горожане после того, как в одном из районов Джанкоя был установлен четырёхметровый макет Эйфелевой башни); г. Симферополь: Симфи, Симф, Симфер, Симферопыль; г. Старый Крым: Старик; село Дубки в Симферопольском районе Республики Крым: Дубаи, крымские Дубаи (ср. Дубаи– крупнейший город Объединённых Арабских Эмиратов, административный центр эмирата Дубай); посёлок городского типа Октябрьское в Красногвардейском районе Республики Крым (прежнее название Биюк-Онлар): Рио-де-Биюче[в речи студентов КФУ имени В. И. Вернадского: – Неужели за столько лет не пустили автобус в твой Рио-де-Биюче ]. Ср.: Ри́о-де-Жане́йро, сокращённо Рио (порт. Rio de Janeiro, буквально – январская река) – город в Бразилии, административный центр одноимённого штата: https://ru.wikipedia.org.

Состав корпуса текстов

При формировании корпуса текстов, отражающих творческий потенциал речи горожан Крыма, мы, опираясь на концепцию Б. А. Ларина, учитывали основополагающие показатели, характеризующие носителей различных разновидностей языка города: а) «культурный вес»; б) детерминанты социальной базы (пол, возраст, образованность, профессия, национальность, круг общения и интересов). При этом важным является понятие «речевая ситуация», представляющее собою базовое понятие лингвопрагматики. В «Словаре лингвистических терминов» Т. В. Жеребило ситуация речи (речевая ситуация) (< фр. situation положение, обстановка, обстоятельство) определяется как «ситуация, которая предполагает речевое общение, включение собеседников на тематическом и композиционном уровне в речевой акт, в его диалогический и монологический контекст» [34].

Таким образом, речевая ситуация представляет собой единство предмета речи и участников общения, их характеристика (пол, возраст, национальность, профессия), взаимоотношение, степень знакомства, время и место высказывания (в маршрутке, в магазине, на рынке, на улице, в поликлинике, в школе, в университете, в семье), степень удалённости коммуникантов друг от друга (непосредственное общение или общение по телефону – сотовому или стационарному), наличие наблюдателя(ей).

В речевой ситуации актуализируются «языковые формы и значения, используемые для выражения конкретных мыслей, волеизъявлений и чувств в соответствии с целями и условиями общения, темой и содержанием беседы, дискуссии и любой иной формы диалога» [34]. Подчеркнём, что нас интересует неофициальная коммуникация, коммуникация как сиюминутный акт общения, когда процессы порождения и восприятия речи практически одномоментны.

Таким образом, в корпус текстов на равных правах входят

речь мужская и женская: [Мужчина шестидесяти лет, искусствовед, русский говорит своим друзьям: «Принесли нам Тимофеича [щенка] размером с полмуравья, на ладошке помещался, кормили с соски » (г. Симферополь, март 2016)]. Носитель языка использует предложн0-падежную сравнительную конструкцию «размером с полмуравья» как художественное преуменьшение величины щенка. [Женщина тридцати пяти лет, с высшим филологическим образованием, русская сказала коллеге по мобильному телефону: «На защите магистерской работы студентка была амёба амёбой » (июнь 2016, г. Симферополь)]. Тавтологическое сочетание модели «имя сущ. Им. п. + имя сущ. Тв. п.» передаёт синкретичные значение интенсивности, оценки и образности; ср. «амёба» ‘безвольный, бесхарактерный человек’;

речь пожилых людей, представителей среднего возраста, молодёжная и детская речь: [«Краснощёчки» – так назвала плоды сорта абрикос краснощёкий в разговоре с преподавателем женщина семидесяти пяти лет, русская, бывшая служащая (март 2016, г. Евпатория)]; [Женщина сорока пяти лет, русская, в домашней обстановке объяснила кусающемуся, злому, обиженному ребёнку, что нельзя быть «дракулёнышем» (июнь 2016, г. Симферополь)] * Граф Дра́кула – вампир, заглавный персонаж и главный антагонист романа Брэма Стокера «Дракула» (1897). В качестве архетипического вампира Дракула появлялся во множестве произведений массовой культуры, даже не имеющих непосредственного отношения к роману Брэма Стокера: https://ru.wikipedia.org. Производное было образовано в результате контаминации единиц «Дракула» + «детёныш»→ « дракулёныш». [Студент лет двадцати, русский в разговоре с друзьями в главном корпусе КФУ имени В. И. Вернадского произносит фразу: «У неё [студентки] телефон китай китаем, а она на камеру жалуется » (март 2016, г. Симферополь)]. Носитель языка использовал тавтологическое сочетание «китай китаем», имеющее усилительное пейоративное значение, по отношению к мобильному телефону. Лексема «китай» становится символом страны, где производят недорогую, но некачественную продукцию. Таким образом, в разговорной речи начинает формироваться новое «вторичное» значение топонима. В «Словаре коннотативных собственных имён» Е. С. Отина отмечается, что «Китай», как узуальный интерлингвальный коннотативный топоним, развил значение ‘застой в общественной политической жизни; апатия; нечто застылое, консервативное’ [35, с. 197]. Именно в этом коннотативном значении зафиксировано употребление топонима в художественной литературе ХIХ века. Ср.: Если народ и в Англии будет побит, как в Германии во время крестьянских войн, как во Франции в Июньские дни, – тогда Китай, пророчимый Стюартом Миллем, не далёк. (А. Герцен. Былое и думы); Наша Вена настоящий Китай: вечно одинакова, неизменно весела и скучно-равнодушна ко всем великим европейским вопросам. (Я. Озерецковский. Письма) [В маршрутке девочка пяти лет, русская, балагуря, обратилась к отцу: «Ты меня дома покатаешь на барашечках? » (февраль 2016, г. Симферополь)] – ср. узуальное выражение «покатать на баранах»;

речь представителей различных профессий и различных социальных слоёв: [Ситуация общения в студенческой столовой Крымского инженерно-педагогического университета между буфетчицей лет сорока, русской и студентами: «Давайте деньги без сдачи. Я не банкомат Вам! »]; [Водитель маршрутки пятидесяти лет, русский говорит знакомым: «Я сегодня все пробки пересчитал [вгороде]» (март 2016, г. Симферополь)]. Носитель языка использовал в речи гиперболу «все пробки пересчитать», ср. «пробка» ‘перен. Разг. Скопление кого-, чего-л., мешающее нормальному движению, течению’. Как отмечает Л. А. Капанадзе, «ещё Ш. Балли писал о тенденции к преувеличению как черте, наиболее характерной для разговорной речи. Преувеличиваются размеры, количество, интенсивность, степень чего-л. Под влиянием эмоций человек употребляет оценки, неадекватные событиям [14, с. 152].

Впервые тезис о необходимости разработки лингвистики речи наряду с лингвистикой языка провозгласил Ф. де Соссюр. Так, в языке слово является номинативной единицей, и значение его имеет обобщённый характер, но в речи, отмечает А. Н. Савченко, «слово становится составным элементом единого целого – предложения и через него – текста или диалога. Оно становится элементом коммуникативной единицы, основным признаком которой является предикативность» [25, с. 63]. А. В. Бондарко считает обязательным при исследовании функционально-семантического поля доходить до конкретного высказывания [4, с. 493].

Разговорная речь должна быть коммуникативно и эмоционально оптимальной [7]. Задача коммуникативно оптимальной речи заключается в том, чтобы быть наиболее удобной для общения, то есть быть логически последовательной и краткой. Стремление к краткости речи побуждает носителя языка искать слова, которые могли бы заменить целые словосочетания. Поэтому в разговорной речи, резюмирует Т. Г. Винокур, наблюдается стилистическая активность разных видов эллипсиса [7, с. 80]. Прокомментируем это на крымском материале. В качестве примеров приведём суффиксальные универбы – неофициальные наименования топонимов, которые отражают коллективное творчество носителей языка: а) в г. Симферополе: Воронцовский парк ← Воронцовка, Гагарка ← Гагаринский парк, Суворик ← Суворовский спуск и др.; б) в г. Севастополе: Головка ← посёлок Сахарная головка; Казачка, Казуха ← район Казачьей бухты, Камыши ← район Камышовой бухты, Колобки ← район ул. Колобова, Малашка← район Малахов курган и др.; в) в г. Феодосии: Карантин ← Карантинный холм (на южной окраине города), Лыска ← гора Лысая и др. Ср. употребление суффиксальных универбов в различных контекстах: [Беседа походников на тему, какие лечебные горные травы уже появились. Реплика женщины 55–60-ти лет, русской, с экономическим образованием: «Лимонник ещё спит. Вчера муж на Долгоручке был – ничего нет »]: Долгоручка ← Долгоруковская яйла ‘горный массив (яйла) в составе Главной гряды Крымских гор’; [Молодой человек двадцати трёх лет, русский, разгружавший машину около промтоварного магазина, на вопрос прохожего, где находится Генбанк, ответил: – Вам нужно пройти по пешеходу, а за ним – направо (июнь 2016, г. Алушта)]: «пешеход» – суффиксальный универб, образованный в результате эллипсиса словосочетания «пешеходный переход»; ср. в узусе «пешеход» ‘человек, идущий пешком’.

В этот процесс вовлекаются и фразеологические обороты, на базе которых появляются новые слова: [Из разговора женщин 60-65-ти лет, русских в троллейбусе: «Старик, а всё ещё гоголится, никак не уймётся» (март 2016, г. Симферополь)]: гоголиться ← ходить гоголем ‘разг. быть, становиться важным, напыщенным’; [ Буксиркой, Буксирочкой ласково называют студенты 2 курса факультета биологии и химии КФУ имени В. И. Вернадского старосту за её постоянную помощь и поддержку (декабрь 2015, г. Симферополь)]: Буксирочка ← Буксирка ← буксир ← брать на буксир ‘разг. Помогать, передавая свои знания, опыт’.

Эмоционально оптимальная речь должна ярко, впечатляюще выражать чувства говорящего и воздействовать на чувства слушающего. Поэтому часто носитель языка использует шутливый тон, шутливые реплики, даёт оценку тем или иным фактам и явлениям окружающей жизни. Ср.: [Две женщины пенсионного возраста в маршрутке делятся информацией о своих болезнях. Одна спрашивает у другой, как и чем та лечится. Выслушав собеседницу, пенсионерка с юмором произносит: «O'kей, Google! » (май 2016, г. Симферополь)]; [Ситуация на стихийном рынке. Мужчина шестидесяти лет покупает у пенсионерки картофель, спрашивает, выдержит ли пакет, на что старушка отвечает, что «этот пакет времён Гражданской войны, очень крепок » (июнь 2016, г. Симферополь)]; [Беседа двух женщин среднего возраста на остановке у автовокзала: – Город грязный, пыльный, тесный! Дороги и тротуары в ямах. Люди, где отдыхают, там и мусорят. Город собиратель! Похоже, что собиратель мусора (май 2016, г. Симферополь)]. В последнем контексте обыгрывается название столицы Крыма. В переводе с греческого Симферополь означает «город-собиратель», «город пользы», что точно отражает роль и положение города на скрещении путей, ведущих с севера на юг и с запада на восток полуострова. Однако в контексте нейтрализуется мелиоративная оценка, предопределённая этимоном, и актуализируется пейоративная оценка, обусловленная неудовлетворительным санитарным состоянием города. [ «Я живу в самом красивом кишлаке Крыма – Симферополе!» – шутка, мужчины около 55 – 60-ти лет, русского, преподавателя Академии строительства и архитектуры (июнь 2016, г. Симферополь)]. Согласно толковому словарю, «кишлак» – это ‘селение в Узбекистане и Таджикистане’. В контексте представлена парадоксальность ситуации, обусловленная нарушением семантического согласования топонимических сем в синтагме «кишлак Крыма». Крымчанин акцентирует внимание на многонациональном составе населения столицы, это добрая шутка по отношению к любимому городу.

Эмоциональности речи способствует нагнетание в контексте близких по значению конструкций: [Эмфатическая реплика болельщика двадцати лет, русского на футбольном матче: – На мыло такого судью, на колбасу, на студенческие сосиски! (май 2016, г. Симферополь)].

Парадоксальность речи, таким образом, являетсяальтернативой «примитива». На парадоксе может строиться трансформированный фразеологизм. Проиллюстрируем это: [В маршрутке женщина лет сорока, русская, разговаривая по телефону с подругой, произносит фразу: «Устала сегодня, как белка в колесе! » (июнь 2016, г. Симферополь)]. В узусе фразема «вертеться [кружиться, крутиться] как белка в колесе» имеет значение ‘быть в беспрестанных хлопотах, занятиях, заботах’. Выражение пришло в язык из басни И. А. Крылова «Белка». В контексте подчёркивается парадоксальность ситуации: фразеологизм свидетельствует о колоссальной энергии субъекта, а носитель языка акцентирует внимание на состоянии усталости. Переосмысление семантики фразеологизма основывается на процессах буквализации и домысливания устойчивого сочетания с негативной стороны, поскольку «белка» устаёт от постоянного кружения в колесе. Таким образом, человек шутливо уподобляет себя «уставшей белке».

«Культурный вес» носителя языка