– Грезин, Петров – разведка прохода, дальше не лезьте, метров через сорок – стоп и ждете меня.
Дозор, прижавшись к глиняной стенке, двинулся вглубь кишлака. Бросил взгляд на оставшихся разведчиков – немного, три человека и пленный, ставший обузой. Избавиться что ли… Но ведь знает же что-то душманская рожа! Ладно, впихнуть в грудину штык-нож от АК успеем всегда, а сейчас он единственный источник информации. Да и «дух», прямо сказать, своеобразный – заштопывал рану иголкой. Надо же…
Вернувшись к пленному, я приподнял его широченную штанину – лоскут с хорошим куском мышцы обильно кровоточил. Волик держал душмана за свободный конец раскрученной лунги.
– Наложи ему повязку, а то раньше времени отдаст концы.
– Так, может, его…
– Я сказал: замотать рану, Волик! Много болтаешь сегодня!
Едва присели к пленному, как дозор просигналил «Внимание». Прижались к земле.
– Что у вас, Грезин?
– «Духи», товарищ старший лейтенант.
– Наблюдай.
Продвинулся ближе к дозору – трое душманов лежали на пыльной дороге. Ранены? Контужены? – Не знаю, оружие валялось рядом. Скользнул взглядом по дувалам, проемам в стенках – нормально.
– Оба на захват – страхую.
Грезин с Петровым, подлетев к валявшимся «духам», откинули оружие в сторону, чалмы удавкой на шею, руки за спину и подтянули их к затылку.
– Тащите к дувалу.
Крови у пленных не было видно, вероятно, взрывы гранат из орудий глушанули – скоро очухаются. А допросить не получится, нет переводчика, прикончить тоже не выход – не получим информации. Сегодня душманы применили тактику нескольких засад, систему минирования, которая вывела из строя танковый взвод, да и «духи» какие-то другие… Не такие и все… Хотя бы вон тот – в кожаной безрукавке. Добротная обувь, подстриженная бородка… А это что? –Портативная радиостанция: небольшая коробочка с кнопками крепилась у подбородка с левой стороны верхней одежды. Удобна в бою и передвижении. Выходит и «дух-то» не простой, если имеет такую игрушку. Обязательно вытащим из них что-нибудь интересное, вот куда их девать? Людей почти не осталось… Впрочем …
– «23», прием.
– На приеме.
– На одной «коробочке» ко мне, двумя другими прикрой выход «катка» через русло, прием.
– Понял «17».
Пока перекурим. Подъедет Воронин, загрузим в машину пленных и вывезем их к Курлюку. Потом передадим в штаб рейдовой группы, где информация о противнике нужна позарез. Колонне все равно придется сделать остановку для эвакуации раненых танкистов и нашего Комкова.
– Волик, ножом в «духовских» кишках поковыряешься потом, а сейчас береги. Понял?
– Товарищ старший лейтенант, они приходят в себя, хлопают глазами.
– Вот и хорошо, в штабе «покрутят» их по информации, а у нас времени нет.
– Бинта на них жалко, товарищ старший лейтенант.
– Надейся, что нам не понадобится.
– Угу.
– Вот тебе и «угу», Воронин на подходе, пригляди за ними.
От русла реки послышался натуженный рев «бээмдэшки». Сергей в грязи и пыли, подтеках от пота выскочил из подъехавшей машины, разминая на ходу суставы. Следом Бутрин:
– Товарищ старший лейтенант, с Комковым плохо...
– Понял, Бутрин, разберемся, тащи с Воликом пленных.
Срочно нужны вертолеты, и чем черт не шутит – парень схватит гангрену.
– Сергей, Бутрина с пленными перебрось к танкистам – пусть охраняет до подхода колонны.
– Что с ранеными делать?
– «Вертушки» на подлете – давай туда, прикрой посадку и эвакуацию раненых. Поддержи Курлюка в кишлаке до входа в ущелье, я подожду тебя вместе с Ивашко. Только оперативней, Сергей, Семкин уже минут тридцать кроет е…м.
– Понятно, Валерий Григорьевич, я уже убыл.
– И вот еще что, Сергей, спасибо, что вытащил из виноградника, я думал конец …
– Ну, что, вы, Григорич, все нормально.
– Спасибо, Сергей! До сих пор трясет, – я крепко сжал руку здоровому и скромному парню.
– Как там танкисты?
– Ничего… Командира постучал головой по броне – пришел в себя, ребят подтянул, обработали высотку… Ни медикаментов у них, ни сухпайков – бросили людей и все…
Воронин, ссутулившись, присел у дувала.
– Тяжелые есть?
– Двое …
– Ладно, Серега, курни, закинем «душков» и вперед.
Воронин равнодушно смотрел на пыльный кишлак, скользнул взглядом по пленным, которых Бутрин с Воликом тащили к машине, встал и пошел к БМД. «Духов» закинули в десантный люк, сверху уселся Бутрин и боевая машина, развернувшись, рванула к отряду обеспечения.
– «Рубин-10», я «17», прием, – запросил я командира полка.
– Слушаю.
– Четверых пленных доставил «катку». Нужны «вертушки» для «трехсотых», есть тяжелые.
– Почему раньше не доложил о пленных?
– Не позволяла обстановка.
– А сейчас позволяет?
– И сейчас не позволяет…
Жду матерную тираду на очевидную дерзость, но эфир молчал – уже хорошо, п…лей получу по возвращении.
Относительное затишье меня не обманывало, противника – тоже. Спокойной ситуация и часа не могла продержаться. Мы ждали «вертушек», потому что без их поддержки не могли рисковать. Душманы, задержав колонну рейдовой группы, наблюдали за нами, выжидали. Мы бы рады ошеломить противника, чтобы вызвать в его рядах замешательство, но предложить ничего не могли: вертолетов не было видно, артиллерия далеко за спиной. Не сомневаюсь, что светлые мысли в голове командования были, но возьмет ли кто на себя ответственность на применение качественно новых методов борьбы с душманами?
По этому поводу вспомнилось: совсем недавно с офицерами части мы обсуждали боевые дела родного «полтинника». Суть обсуждения заключалась в следующем: нам стало известно, что большинство боевых операций планировалось и утверждалось в Москве. Подумать только! И, конечно же, без учета особенностей той или иной операции, которые были очень важны при организации тактического боя. Мы же, офицеры, зачастую грешили на штаб армии за откровенные ляпы, наивно полагая, что именно он являлся главным органом управления войсками и мозгом боевого применения 40-й армии. Выходит, далеко не всегда. Ну, что ж: «Жираф большой – ему видней».
Нынешняя операция ничем не отличалась по замыслу от всех предыдущих. Она началась по шаблону боевых уставов без учета специфики театра боевых действий, творческого подхода в достижении целей. Для полевых командиров душманских отрядов наши замыслы давно не являлись секретами, они просчитывались ими легко и свободно с мерами активного противодействия. Ну что, мы можем предложить необычного противнику? Какую военную хитрость? Даже сейчас, в эти минуты? В ущелье через кишлак ведет единственная, заминированная на всем протяжении дорога, по которой на отдельных участках можно двигаться только в одну сторону. До района боевых действий еще около двадцати километров узкого ущелья, в которое вот-вот втянется колонна, насчитывающая в своем составе до двухсот единиц боевой и другой техники. Как только колонна втянется в ущелье, она тут же лишится маневра и возможности развернуть артиллерию, вооружение боевой техники, чтобы оказать сопротивление засевшему на склонах противнику. Уже рассвело, около часа с душманами бой, есть раненые, тяжелые, которых необходимо эвакуировать, но вертолетов нет. А это, что? Элементарное отсутствие взаимодействия с авиацией. Командир полка еще не определил площадку приземления, чтобы посадить «вертушки» и не поставил мне задачу прикрытия их на посадке. Эту задачу может выполнить только моя разведывательная рота и только потому, что боевые подразделения батальона капитана Войцеховского находятся далеко в колонне, а раненые – здесь, рядом со мной.
Прислушался к стрельбе. У Ивашко ничего особенного, ленивая перестрелка с «духами», которые частью сил втянулись в кишлак, другой – о чем доложил Александр, рванули к ущелью. Вряд ли просто покинула поле боя, скорее всего, под прикрытием кишлачных строений, они вышли на более удобные позиции, возможно, отвлекают от своих намерений.
– «22», в кишлак не лезь, прижмись к окраине. Будь готов пойти к ущелью.
– Я понял, у меня спокойно.
– На подходе «горбатые», обойди кишлак справа, обозначь себя дымом. Через тридцать минут встречаемся в квадрате «36», «78» и «6», прием.
– Понял, «17».
С минуты на минуту должны быть «вертушки» и можно попасть под их реактивные снаряды. Свистящий стрекот вертолетов не оставлял сомнений – «двадцать четвертые», хищно уткнувшихся в землю, неслись по руслу реки. Развернувшись в долине, они вернулись назад, высматривая противника и обеспечивая посадку «восьмерок». Нам же надо было пробиваться к ущелью через кишлак по дороге, по которой пойдет наша техника.
– Грезин, с Петровым по улочке – тихонько, спокойно, поглядывайте по сторонам. Ганюков с Богдановым – тыл, не соваться в помещения.
Прижавшись к дувалам, мы пошли разбитой улочкой, загаженной продуктами жизни. Кислый запах кишлачного духа с дымком очагов вызывал рвотный рефлекс. Пот, разъедая глаза, вышибал слезу, покраснение склер. Афганские мухи, зверея от русского пота, лезли в лицо, ползли по рукам, щекам и - ни ветерка.
Людей не было видно. Одни прятались в своих подворьях, другие, с оружием, убежали в горы. Кишлак бы можно не смотреть, но через него пойдет рейдовая группа, которой могут оказать воздействие. В колонне глотали пыль активисты (на этот раз НДПА – ребята серьезные), которые с удовольствием перевернут кишлачок и на время операции возьмут его под контроль. Подтянется ХАД – постреляет, похватает людей, как всегда, ничего не найдет, отпустят всех восвояси. Через пару деньков все вернется на место. Истинные хозяева уездов спустятся с гор, и размеренная жизнь пойдет в своем русле, словно бы не было смерти и войск «шурави».
Лабиринты кишлака мы прошли без единого выстрела, а вот дальше – стоп. За окраиной дорога шла на подъем к горловине ущелья. «Духи» пропустили нас через кишлак, не оказывая особого сопротивления. Вероятно, полагались на эффективность засад и в жилой зоне опорных пунктов устраивать не стали. Может, другой преследовали замысел, но вход в ущелье всегда сопряжен с рисками.
От окраины кишлака до входа в ущелье простиралось открытое поле, покрытое мелкой щебенкой. Метров четыреста. Немного, но укрыться негде. В пешем порядке опасно, выдвинуться на боевых машинах – не меньшая опасность, если в проездном пути понатыканы мины. Придется ждать отряд обеспечения майора Курлюка, чтобы он своими силами проверил дорогу до горного массива. Запросил по радио. Курлюк ответил, что втянулся в кишлак и минут через двадцать выйдет к окраине. Вот и хорошо. Проверит дорогу на выходе и поедем вне дорожной сети прямо по полю.
Через полчаса Курлюк и взвод Воронина сосредоточились возле меня. Вскоре подтянулся Ивашко, доложив, что задачу выполнил, собрав оружие убитых «духов», находившихся в засаде. Разместились на боевых машинах, и вышли в поле по проверенному саперами маршруту.
Засада на входе в ущелье носила у «духов» обязательный характер. Так и случилось. Едва спешились, как попали под огонь с правого откоса скалы. Прикрывшись броней боевых машин, которые я выстроил в боевую линию, огнем штатного вооружения подавили огневую точку противника. Который раз за сегодняшний день лежали под огнем и ждали, когда экипажи БМД из орудий и спаренных пулеметов расстреляют засевших в камнях душманов. Помогли вертолеты. Ориентиры на местности были настолько характерными, что вертолетчиков достаточно было вывести на ущелье. Сработали, как надо!
Колонна беспрепятственно вошла в ущелье и преодолела его за три с половиной часа. Спустились в узкую долину, простиравшуюся с северо-востока на юго-запад. Начинался кишлачный район Даймирдад, который мы блокировали сходу, замкнув кольцо окружения у излучины речушки. Перед взором раскинулась красивая плодородная долина. Вода – источник жизни, это видно по культурам, которые возделывали дехкане. Плантации виноградника раскинулись на многие километры, и насколько могли видеть глаза – поля и поля аккуратно окученной виноградной лозы. Они ровными рядочками тянулись вдоль высохших рек, образовав полосатый пейзаж долины, зажатой с обеих сторон массивами скал. Далее ущелье сужалось, и горная дорога поднималась вверх – к перевалу, за которым было плато с цепочками гор уже без признаков оседлой жизни. Мирная идиллия размеренной жизни: на полях трудились дехкане, копая арыки и канавы, не обращая ровно никого внимания на колонну «шурави», поднявшую в лазоревое небо тонны пыли и уже ставшую на рубеж блокирования. Груженые поклажей шли ишачки и ослы, полусонные погонщики в грязных чалмах, шатаясь, сидели на спинах худющих животных. Рабочий день в кишлаках начинался до восхода южного солнца, и заканчивался вечером, когда оно падало за острые пики вершин.
– «Рубин-10», я «Астра-17», вышел к точке КП, прием.