Михаил Афанасьевич Булгаков
Дни Турбиных
Пьеса в четырёх действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Т у р б и н А л е к с е й В а с и л ь е в и ч — полковник-артиллерист, 30 лет.
Т у р б и н Н и к о л а й — его брат, 18 лет.
Т а л ь б е р г Е л е н а В а с и л ь е в н а — их сестра, 24 лет.
Т а л ь б е р г В л а д и м и р Р о б е р т о в и ч — генштаба полковник, ее муж, 38 лет.
М ы ш л а е в с к и й В и к т о р В и к т о р о в и ч — штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.
Ш е р в и н с к и й Л е о н и д Ю р ь е в и ч — поручик, личный адъютант гетмана.
С т у д з и н с к и й А л е к с а н д р Б р о н и с л а в о в и ч — капитан, 29 лет.
Л а р и о с и к — житомирский кузен, 21 года.
Г е т м а н всея Украины.
Б о л б о т у н — командир 1-й конной петлюровской дивизии.
Г а л а н ь б а — сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
У р а г а н.
К и р п а т ы й.
Ф о н Ш р а т т — германский генерал.
Ф о н Д у с т — германский майор.
В р а ч германской армии.
Д е з е р т и р — с е ч е в и к.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й.
К а м е р — л а к е й.
М а к с и м — гимназический педель, 60 лет.
Г а й д а м а к — телефонист.
П е р в ы й о ф и ц е р.
В т о р о й о ф и ц е р.
Т р е т и й о ф и ц е р.
П е р в ы й ю н к е р.
В т о р о й ю н к е р.
Т р е т и й ю н к е р.
Ю н к е р а и г а й д а м а к и.
Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие — в начале 1919 года. Место действия — город Киев.
Действие первое
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини[1]. А л е к с е й склонился над бумагами.
Н и к о л к а (играет на гитаре и поет).
Хуже слухи каждый час.
Петлюра идет на нас!
Пулеметы мы зарядили,
По Петлюре мы палили,
Пулеметчики-чики-чики...
Голубчики-чики...
Выручали вы нас, молодцы!
А л е к с е й. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное.
Н и к о л к а. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)
Хошь ты пой, хошь не пой,
В тебе голос не такой!
Есть такие голоса...
Дыбом станут волоса...
А л е к с е й. Это как раз к твоему голосу и относится.
Н и к о л к а. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего — баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос?
Е л е н а (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нету никакого.
Н и к о л к а. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, говорит, Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».
А л е к с е й. Дурак твой учитель пения.
Н и к о л к а. Я так и знал. Полное расстройство нервов в Турбинском доме. Учитель пения — дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?
А л е к с е й. Ты потише говори. Понял?
Н и к о л к а. Вот комиссия, Создатель[2], быть замужней сестры братом.
Е л е н а (из своей комнаты). Который час в столовой?
Н и к о л к а. Э... девять. Наши часы впереди, Леночка.
Е л е н а (из своей комнаты). Не сочиняй, пожалуйста.
Н и к о л к а. Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно... Ах, как все туманно!..
А л е к с е й. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.
Н и к о л к а (поет).
Здравствуйте, дачники!
Здравствуйте, дачницы!
Съемки у нас уж давно начались...
Гей, песнь моя!.. Любимая!..
Буль-буль-буль, бутылочка
Казенного вина!!.
Бескозырки тонные,
Сапоги фасонные,
То юнкера-гвардейцы идут...
Электричество внезапно гаснет.
За окнами с песней проходит воинская часть.
А л е к с е й. Черт знает что такое! Каждую минуту тухнет. Леночка, дай, пожалуйста, свечи.
Е л е н а (из своей комнаты). Да!.. Да!..
А л е к с е й. Какая-то часть прошла.
Е л е н а, выходя со свечой, прислушивается.
Далекий пушечный удар.
Н и к о л к а. Как близко. Впечатление такое, будто бы под Святошином стреляют. Интересно, что там происходит? Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать, в чем дело в штабе? Я бы съездил.
А л е к с е й. Конечно, тебя еще не хватает. Сиди, пожалуйста, смирно.
Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов.
А л е к с е й. Когда мне понадобятся твои советы в подготовке дивизиона, я тебе сам скажу. Понял?
Н и к о л к а. Понял. Виноват, господин полковник.
Электричество вспыхивает.
Е л е н а. Алеша, где же мой муж?
А л е к с е й. Приедет, Леночка.
Е л е н а. Но как же так? Сказал, что приедет утром, а сейчас девять часов, и его нет до сих пор. Уж не случилось ли с ним чего?
А л е к с е й. Леночка, ну, конечно, этого не может быть. Ты же знаешь, что линию на запад охраняют немцы.
Е л е н а. Но почему же его до сих пор нет?
А л е к с е й. Ну, очевидно, стоят на каждой станции.
Н и к о л к а. Революционная езда, Леночка. Час едешь, два стоишь.
Звонок.
Ну вот и он, я же говорил! (Бежит открывать дверь.) Кто там?
Г о л о с М ы ш л а е в с к о г о. Открой, ради Бога, скорей!
Н и к о л к а (впускает Мышлаевского в переднюю). Да это ты, Витенька?
М ы ш л а е в с к и й. Ну я, конечно, чтоб меня раздавило! Никол, бери винтовку, пожалуйста. Вот, дьяволова мать!
Е л е н а. Виктор, откуда ты?
М ы ш л а е в с к и й. Из-под Красного Трактира Осторожно вешай, Никол. В кармане бутылка водки. Не разбей. Позволь, Лена, ночевать, не дойду домой, совершенно замерз.
Е л е н а. Ах, Боже мой, конечно! Иди скорей к огню.
Идут к камину.
М ы ш л а е в с к и й. Ох... ох... ох...
А л е к с е й. Что же они, валенки вам не могли дать, что ли?
М ы ш л а е в с к и й. Валенки! Это такие мерзавцы! (Бросается к огню.)
Е л е н а. Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю. (Уходит.)
М ы ш л а е в с к и й. Голубчик, сними, сними, сними...
Н и к о л к а. Сейчас, сейчас. (Снимает с Мышлаевского сапоги.)
М ы ш л а е в с к и й. Легче, братик, ох, легче! Водки бы мне выпить, водочки.
А л е к с е й. Сейчас дам.
Н и к о л к а. Алеша, пальцы на ногах поморожены.
М ы ш л а е в с к и й. Пропали пальцы к чертовой матери, пропали, это ясно.
А л е к с е й. Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой.
М ы ш л а е в с к и й. Так я и позволил ноги водкой тереть. (Пьет.) Три рукой. Больно!.. Больно!.. Легче.
Н и к о л к а. Ой-ой-ой! Как замерз капитан!
Е л е н а (появляется с халатом и туфлями). Сейчас же в ванну его. На!
М ы ш л а е в с к и й. Дай тебе Бог здоровья, Леночка. Дайте-ка водки еще. (Пьет.)
Е л е н а уходит.
Н и к о л к а. Что, согрелся, капитан?
М ы ш л а е в с к и й. Легче стало. (Закурил.)
Н и к о л к а. Ты скажи, что там под Трактиром делается?
М ы ш л а е в с к и й. Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев-мерзавцев и Петлюру!..
А л е к с е й. Зачем же, не понимаю, вас под Трактир погнали?
М ы ш л а е в с к и й. А мужички там эти под Трактиром. Вот эти самые милые мужички сочинения графа Льва Толстого[3]!
Н и к о л к а. Да как же так? А в газетах пишут, что мужики на стороне гетмана...
М ы ш л а е в с к и й. Что ты, юнкер, мне газеты тычешь? Я бы всю эту вашу газетную шваль[4]перевешал на одном суку! Я сегодня утром лично на разведке напоролся на одного деда и спрашиваю: «Где же ваши хлопцы?» Деревня точно вымерла. А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком, и отвечает: «Уси побиглы до Петлюры...»
Н и к о л к а. Ой-ой-ой-ой...
М ы ш л а е в с к и й. Вот именно «ой-ой-ой-ой»... Взял я этого толстовского хрена[5]за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю, старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в царство небесное[6]».
А л е к с е й. Как же ты в город попал?
М ы ш л а е в с к и й. Сменили сегодня, слава тебе Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! Они там сидят, коньяк в вагоне пьют. Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться! Не знали, как от меня отделаться. Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в город... Алеша, возьми меня к себе.
А л е к с е й. С удовольствием. Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам.
М ы ш л а е в с к и й. Благодетель...
Н и к о л к а. Ура!.. Все вместе будем. Студзинский — старшим офицером... Прелестно!..
М ы ш л а е в с к и й. Вы где стоите?
Н и к о л к а. Александровскую гимназию заняли. Завтра или послезавтра можно выступать.
М ы ш л а е в с к и й. Ты ждешь не дождешься, чтобы Петлюра тебя по затылку трахнул?
Н и к о л к а. Ну, это еще кто кого!
Е л е н а (появляется с простыней). Ну, Виктор, отправляйся, отправляйся. Иди мойся. На простыню.
М ы ш л а е в с к и й. Лена ясная, позволь, я тебя за твои хлопоты обниму и поцелую. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужиному сразу?
Е л е н а. Я думаю, что потом, за ужином, сразу. Виктор! Мужа ты моего не видел? Муж пропал.
М ы ш л а е в с к и й. Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет. (Уходит.)
Начинается непрерывный звонок.
Ни колка. Ну вот он-он! (Бежит в переднюю.)
А л е к с е й. Господи, что это за звонок?
Николка отворяет дверь.
Появляется в передней Л а р и о с и к с чемоданом и с узлом.
Л а р и о с и к. Вот я и приехал. Со звонком у вас я что-то сделал.
Н и к о л к а. Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь, на лестницу.)
Л а р и о с и к. Ах, Боже мой! Простите, ради Бога! (Входит в комнату.) Вот я и приехал. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.
Звонок прекращается. Входит Н и к о л к а.
А равно также и Алексею Васильевичу.
А л е к с е й. Мое почтение.
Л а р и о с и к. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. (Всем.) Вы удивлены, я вижу? Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит. Мама сказала мне, чтобы я, даже не раздеваясь, дал вам прочитать письмо.
Е л е н а. Какой неразборчивый почерк!
Л а р и о с и к. Да, ужасно! Позвольте, лучше я сам прочитаю. У мамы такой почерк, что она иногда напишет, а потом сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) «Милая, милая Леночка! Посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному; приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Николке.) И вас тоже. (Читает.) «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» — ах уж эта мама!.. — «...невозможно сидеть в Житомире, терять время. Содержание я буду вам переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет...» Гм... вот и все.
А л е к с е й. Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить?
Л а р и о с и к. Как — с кем? Вы меня не знаете?
А л е к с е й. К сожалению, не имею удовольствия.
Л а р и о с и к. Боже мой! И вы, Елена Васильевна?
Н и к о л к а. И я тоже не знаю.
Л а р и о с и к. Боже мой, это прямо колдовство! Ведь мама послала вам телеграмму, которая должна вам все объяснить. Мама послала вам телеграмму в шестьдесят три слова.
Ни колка. Шестьдесят три слова!.. Ой-ой-ой!..
Е л е н а. Мы никакой телеграммы не получали.
Л а р и о с и к. Не получали? Боже мой! Простите меня, пожалуйста. Я думал, что меня ждут, и прямо, не раздеваясь... Извините... я, кажется, что-то раздавил... Я ужасный неудачник!
А л е к с е й. Да вы, будьте добры, скажите, как ваша фамилия?
Л а р и о с и к. Ларион Ларионович Суржанский.
Е л е н а. Да это Лариосик?! Наш кузен из Житомира?
Л а р и о с и к. Ну да.
Е л е н а. И вы... к нам приехали?
Л а р и о с и к. Да. Но, видите ли, я думал, что вы меня ждете... Простите, пожалуйста, я наследил вам... Я думал, что вы меня ждете, а раз так, то я поеду в какой-нибудь отель...
Е л е н а. Какие теперь отели?! Погодите, вы прежде всего раздевайтесь.
А л е к с е й. Да вас никто не гонит, снимайте пальто, пожалуйста.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.
Н и к о л к а. Вот здесь, пожалуйста. Пальто можно повесить в передней.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен. Как у вас хорошо в квартире!
Е л е н а (шепотом). Алеша, что же мы с ним будем делать? Он симпатичный. Давай поместим его в библиотеке, все равно комната пустует.
А л е к с е й. Конечно, поди скажи ему.
Е л е н а. Вот что, Ларион Ларионович, прежде всего в ванну... Там уже есть один — капитан Мышлаевский... А то, знаете ли, после поезда...
Л а р и о с и к. Да-да, ужасно!.. Ужасно!.. Ведь от Житомира до Киева я ехал одиннадцать дней...
Н и к о л к а. Одиннадцать дней!.. Ой-ой-ой!..
Л а р и о с и к. Ужас, ужас!.. Это такой кошмар!
Е л е н а. Ну пожалуйста!
Л а р и о с и к. Душевно вам... Ах, извините, Елена Васильевна, я не могу идти в ванну.
А л е к с е й. Почему вы не можете идти в ванну?
Л а р и о с и к. Извините меня, пожалуйста. Какие-то злодеи украли у меня в санитарном поезде чемодан с бельем. Чемодан с книгами и рукописями оставили, а белье все пропало.
Е л е н а. Ну, это беда поправимая.
Н и к о л к а. Я дам, я дам!
Л а р и о с и к (интимно, Николке). Рубашка, впрочем, у меня здесь, кажется, есть одна. Я в нее собрание сочинений Чехова завернул. А вот не будете ли вы добры дать мне кальсоны?
Н и к о л к а. С удовольствием. Они вам будут велики, но мы их заколем английскими булавками.
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.
Е л е н а. Ларион Ларионович, мы вас поместим в библиотеке. Николка, проводи!
Н и к о л к а. Пожалуйте за мной.
Л а р и о с и к и Н и к о л к а уходят.
А л е к с е й. Вот тип! Я бы его остриг прежде всего. Ну, Леночка, зажги свет, я пойду к себе, у меня еще масса дел, а мне здесь мешают. (Уходит.)
Звонок.
Е л е н а. Кто там?
Г о л о с Т а л ь б е р га. Я, я. Открой, пожалуйста.
Е л е н а. Слава Богу! Где же ты был? Я так волновалась!
Т а л ь б е р г (входя). Не целуй меня, я с холоду, ты можешь простудиться.
Е л е н а. Где же ты был?
Т а л ь б е р г. В германском штабе задержали. Важные дела.
Е л е н а. Ну иди, иди скорей, грейся. Сейчас чай будем пить.
Т а л ь б е р г. Не надо чаю, Лена, погоди. Позвольте, чей это френч?
Е л е н а. Мышлаевского. Он только что приехал с позиций, совершенно замороженный.
Т а л ь б е р г. Все-таки можно прибрать.
Е л е н а. Я сейчас. (Вешает френч за дверь.) Ты знаешь, еще новость. Сейчас неожиданно приехал мой кузен из Житомира, знаменитый Лариосик, Алексей оставил его у нас в библиотеке.
Т а л ь б е р г. Я так и знал! Недостаточно одного сеньора Мышлаевского. Появляются еще какие-то житомирские кузены. Не дом, а постоялый двор. Я решительно не понимаю Алексея.
Е л е н а. Володя, ты просто устал и в дурном расположении духа. Почему тебе не нравится Мышлаевский? Он очень хороший человек.
Т а л ь б е р г. Замечательно хороший! Трактирный завсегдатай[7].
Е л е н а. Володя!
Т а л ь б е р г. Впрочем, сейчас не до Мышлаевского. Лена, закрой дверь... Лена, случилась ужасная вещь.
Е л е н а. Что такое?
Т а л ь б е р г. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы.
Е л е н а. Володя, да что ты говоришь?! Откуда ты узнал?
Т а л ь б е р г. Только что, под строгим секретом, в германском штабе. Никто не знает, даже сам гетма н.
Е л е н а. Что же теперь будет?
Т а л ь б е р г. Что теперь будет... Гм... Половина десятого. Так-с... Что теперь будет?.. Лена!
Е л е н а. Что ты говоришь?
Т а л ь б е р г. Я говорю — «Лена»!
Е л е н а. Ну что «Лена»?
Т а л ь б е р г. Лена, мне сейчас нужно бежать.
Е л е н а. Бежать? Куда?
Т а л ь б е р г. В Германию, в Берлин. Гм... Дорогая моя, ты представляешь, что будет со мной, если русская армия не отобьет Петлюру и он войдет в Киев?
Е л е н а. Тебя можно будет спрятать.
Т а л ь б е р г. Миленькая моя, как можно меня спрятать! Я не иголка. Нет человека в городе, который не знал бы меня. Спрятать помощника военного министра. Не могу же я, подобно сеньору Мышлаевскому, сидеть без френча в чужой квартире. Меня отличнейшим образом найдут.
Е л е н а. Постой! Я не пойму... Значит, мы оба должны бежать?
Т а л ь б е р г. В том-то и дело, что нет. Сейчас выяснилась ужасная картина. Город обложен со всех сторон, и единственный способ выбраться — в германском штабном поезде. Женщин они не берут. Мне одно место дали благодаря моим связям.
Е л е н а. Другими словами, ты хочешь уехать один?
Т а л ь б е р г. Дорогая моя, не «хочу», а иначе не могу! Пойми — катастрофа! Поезд идет через полтора часа. Решай, и как можно скорее.
Е л е н а. Через полтора часа? Как можно скорее? Тогда я решаю — уезжай.
Т а л ь б е р г. Ты умница. Я всегда это говорил. Что я хотел еще сказать? Да, что ты умница! Впрочем, я это уже сказал.
Е л е н а. На сколько же времени мы расстаемся?
Т а л ь б е р г. Я думаю, месяца на два. Я только пережду в Берлине всю эту кутерьму, а когда гетман вернется...
Е л е н а. А если он совсем не вернется?
Т а л ь б е р г. Этого не может быть. Даже если немцы оставят Украину, Антанта займет ее и восстановит гетмана. Европе нужна гетманская Украина как кордон от Московских большевиков. Ты видишь, я все рассчитал.
Е л е н а. Да, я вижу, но только вот что: как же так, ведь гетман еще тут, они формируют свои войска, а ты вдруг бежишь на глазах у всех. Ловко ли это будет?
Т а л ь б е р г. Милая, это наивно. Я тебе говорю по секрету — «я бегу», потому что знаю, что ты этого никогда никому не скажешь. Полковники генштаба не бегают. Они ездят в командировку. В кармане у меня командировка в Берлин от гетманского министерства. Что, недурно?
Е л е н а. Очень недурно. А что же будет с ними со всеми?
Т а л ь б е р г. Позволь тебя поблагодарить за то, что сравниваешь меня со всеми. Я не «все».
Е л е н а. Ты же предупреди братьев.
Т а л ь б е р г. Конечно, конечно. Отчасти я даже рад, что еду один на такой большой срок. Как-никак ты все-таки побережешь наши комнаты.
Е л е н а. Владимир Робертович, здесь мои братья! Неужели же ты думаешь, что они вытеснят нас? Ты не имеешь права...
Т а л ь б е р г. О нет, нет, нет... Конечно, нет... Но ты же знаешь пословицу: «Qui va a la chasse, perd sa place[8]». Теперь еще просьба, последняя. Здесь, гм... без меня, конечно, будет бывать этот... Шервинский...
Е л е н а. Он и при тебе бывает.
Т а л ь б е р г. К сожалению. Видишь ли, моя дорогая, он мне не нравится.
Е л е н а. Чем, позволь узнать?
Т а л ь б е р г. Его ухаживания за тобой становятся слишком назойливыми, и мне было бы желательно... Гм...
Е л е н а. Что желательно было бы тебе?
Т а л ь б е р г. Я не могу сказать тебе что. Ты женщина умная и прекрасно воспитана. Ты прекрасно понимаешь, как нужно держать себя, чтобы не бросить тень на фамилию Тальберг.
Е л е н а. Хорошо... я не брошу тень на фамилию Тальберг.
Т а л ь б е р г. Почему ты отвечаешь мне так сухо? Я ведь не говорю тебе о том, что ты можешь мне изменить. Я прекрасно знаю, что этого быть не может.
Е л е н а. Почему ты полагаешь, Владимир Робертович, что этого не может быть?..
Т а л ь б е р г. Елена, Елена, Елена! Я не узнаю тебя. Вот плоды общения с Мышлаевским! Замужняя дама — изменить!.. Без четверти десять! Я опоздаю!
Е л е н а. Я сейчас тебе уложу...
Т а л ь б е р г. Милая, ничего, ничего, только чемоданчик, в нем немного белья. Только, ради Бога, скорее, даю тебе одну минуту.
Е л е н а. Ты же все-таки простись с братьями.
Т а л ь б е р г. Само собой разумеется, только смотри, я еду в командировку.
Е л е н а. Алеша! Алеша! (Убегает.)
А л е к с е й (входя). Да, да... А, здравствуй, Володя.
Т а л ь б е р г. Здравствуй, Алеша.
А л е к с е й. Что за суета?
Т а л ь б е р г. Видишь ли, я должен сообщить тебе важную новость. Нынче ночью положение гетмана стало весьма серьезным.
А л е к с е й. Как?
Т а л ь б е р г. Серьезно и весьма.
А л е к с е й. В чем дело?
Т а л ь б е р г. Очень возможно, что немцы не окажут помощи и придется отбивать Петлюру своими силами.
А л е к с е й. Что ты говоришь?!
Т а л ь б е р г. Очень может быть.
А л е к с е й. Дело желтенькое... Спасибо, что сказал.
Т а л ь б е р г. Теперь второе. Так как я сейчас еду в командировку...
А л е к с е й. Куда, если не секрет?
Т а л ь б е р г. В Берлин.
А л е к с е й. Куда? В Берлин?
Т а л ь б е р г. Да. Как я ни барахтался, выкрутиться не удалось. Такое безобразие!
А л е к с е й. Надолго, смею спросить?
Т а л ь б е р г. На два месяца.
А л е к с е й. Ах вот как.
Т а л ь б е р г. Итак, позволь пожелать тебе всего хорошего. Берегите Елену. (Протягивает руку.)
Алексей прячет руку за спину.
Что это значит?
А л е к с е й. Это значит, что командировка ваша мне не нравится.
Т а л ь б е р г. Полковник Турбин!
А л е к с е й. Я вас слушаю, полковник Тальберг.
Т а л ь б е р г. Вы мне ответите за это, господин брат моей жены!
А л е к с е й. А когда прикажете, господин Тальберг?
Т а л ь б е р г. Когда... Без пяти десять... Когда я вернусь.
А л е к с е й. Ну, Бог знает что случится, когда вы вернетесь!
Т а л ь б е р г. Вы... вы... Я давно уже хотел поговорить с вами.
А л е к с е й. Жену не волновать, господин Тальберг!
Е л е н а (входя). О чем вы говорили?
А л е к с е й. Ничего, ничего, Леночка!
Т а л ь б е р г. Ничего, ничего, дорогая! Ну, до свидания, Алеша!
А л е к с е й. До свидания, Володя!
Е л е н а. Николка! Николка!
Н и к о л к а (входя). Вот он я. Ох, приехал?
Е л е н а. Володя уезжает в командировку. Простись с ним.
Т а л ь б е р г. До свидания, Никол.
Н и к о л к а. Счастливого пути, господин полковник.
Т а л ь б е р г. Елена, вот тебе деньги. Из Берлина немедленно вышлю. Честь имею кланяться. (Стремительно идет в переднюю.) Не провожай меня, дорогая, ты простудишься. (Уходит.)
Елена идет за ним.
А л е к с е й (неприятным голосом). Елена, ты простудишься!
Пауза.
Н и к о л к а. Алеша, как же это он так уехал? Куда?
А л е к с е й. В Берлин.
Н и к о л к а. В Берлин... В такой момент... (Смотря в окно.) С извозчиком торгуется. (Философски.) Алеша, ты знаешь, я заметил, что он на крысу похож.
А л е к с е й (машинально). Совершенно верно, Никол. А дом наш — на корабль. Ну, иди к гостям. Иди, иди.
Н и к о л к а уходит.
Дивизион в небо, как в копеечку, попадает. «Весьма серьезно». «Серьезно и весьма». Крыса! (Уходит.)
Е л е н а (возвращается из передней. Смотрит в окно). Уехал...
КАРТИНА ВТОРАЯ
Накрыт стол для ужина.
Е л е н а (у рояля, берет один и тот же аккорд). Уехал. Как уехал...
Ш е р в и н с к и й (внезапно появляется на пороге). Кто уехал?
Е л е н а. Боже мой! Как вы меня испугали, Шервинский! Как же вы вошли без звонка?
Ш е р в и н с к и й. Да у вас дверь открыта — все настежь. Здравия желаю, Елена Васильевна. (Вынимает из бумаги громадный букет.)
Е л е н а. Сколько раз я просила вас, Леонид Юрьевич, не делать этого. Мне неприятно, что вы тратите деньги.
Ш е р в и н с к и й. Деньги существуют на то, чтобы их тратить, как сказал Карл Маркс. Разрешите снять бурку?
Е л е н а. А если б я сказала, что не разрешаю?
Ш е р в и н с к и й. Я просидел бы всю ночь в бурке у ваших ног.
Е л е н а. Ой, Шервинский, армейский комплимент.
Ш е р в и н с к и й. Виноват, это гвардейский комплимент. (Снимает в передней бурку, остается в великолепнейшей черкеске.) Я так рад, что вас увидел! Я так давно вас не видел!
Е л е н а. Если память мне не изменяет, вы были у нас вчера.
Ш е р в и н с к и й. Ах, Елена Васильевна, что такое в наше время «вчера»! Итак, кто же уехал?
Е л е н а. Владимир Робертович.
Ш е р в и н с к и й. Позвольте, он же сегодня должен был вернуться!
Е л е н а. Да, он вернулся и... опять уехал.
Ш е р в и н с к и й. Куда?
Е л е н а. Какие дивные розы!
Ш е р в и н с к и й. Куда?
Е л е н а. В Берлин.
Ш е р в и н с к и й. В... Берлин? И надолго, разрешите узнать?
Е л е н а. Месяца на два.
Ш е р в и н с к и й. На два месяца! Да что вы!.. Печально, печально, печально... Я так расстроен, я так расстроен!!
Е л е н а. Шервинский, пятый раз целуете руку.
Ш е р в и н с к и й. Я, можно сказать, подавлен... Боже мой, да тут все! Ура! Ура!
Г о л о с Н и к о л к и. Шервинский! Демона!
Е л е н а. Чему вы так бурно радуетесь?
Ш е р в и н с к и й. Я радуюсь... Ах, Елена Васильевна, вы не поймете!..
Е л е н а. Вы не светский человек, Шервинский.
Ш е р в и н с к и й. Я не светский человек? Позвольте, почему же? Нет, я светский... Просто я, знаете ли, расстроен... Итак, стало быть, он уехал, а вы остались.
Е л е н а. Как видите. Как ваш голос?
Ш е р в и н с к и й (у рояля). Ма-ма... миа... ми... Он далеко, он да... он далеко, он не узнает... Да... В бесподобном голосе. Ехал к вам на извозчике, казалось, что и голос сел, а сюда приезжаю — оказывается, в голосе.
Е л е н а. Ноты захватили?
Ш е р в и н с к и й. Ну как же, как же... Вы чистой воды богиня!
Е л е н а. Единственно, что в вас есть хорошего, — это голос, и прямое ваше назначение — это оперная карьера.
Ш е р в и н с к и й. Кое-какой материал есть. Вы знаете, Елена Васильевна, я однажды в Жмеринке пел эпиталаму, там вверху «фа», как вам известно, а я взял «ля» и держал девять тактов.
Е л е н а. Сколько?
Ш е р в и н с к и й. Семь тактов держал. Напрасно вы не верите. Ей-Богу! Там была графиня Гендрикова... Она влюбилась в меня после этого «ля».
Е л е н а. И что же было потом?
Ш е р в и н с к и й. Отравилась. Цианистым калием.
Е л е н а. Ах, Шервинский! Это у вас болезнь, честное слово. Господа, Шервинский! Идите к столу!
Входят А л е к с е й, С т у д з и н с к и й и М ы ш л а е в с к и й.
А л е к с е й. Здравствуйте, Леонид Юрьевич. Милости просим.
Ш е р в и н с к и й. Виктор! Жив! Ну, слава Богу! Почему ты в чалме?
М ы ш л а е в с к и й (в чалме из полотенца). Здравствуй, адъютант.
Ш е р в и н с к и й (Студзинскому). Мое почтение, капитан.
Входят Л а р и о с и к и Н и к о л к а.
М ы ш л а е в с к и й. Позвольте вас познакомить. Старший офицер нашего дивизиона капитан Студзинский, а это мсье Суржанский. Вместе с ним купались.
Н и к о л к а. Кузен наш из Житомира.
С т у д з и н с к и й. Очень приятно.
Л а р и о с и к. Душевно рад познакомиться.
Ш е р в и н с к и й. Ее императорского Величества лейб-гвардии уланского полка и личный адъютант гетмана поручик Шервинский.
Л а р и о с и к. Ларион Суржанский. Душевно рад с вами познакомиться.
М ы ш л а е в с к и й. Да вы не приходите в такое отчаяние. Бывший лейб, бывшей гвардии, бывшего полка...
Е л е н а. Господа, идите к столу.
А л е к с е й. Да-да, пожалуйста, а то двенадцать часов, завтра рано вставать.
Ш е р в и н с к и й. Ух, какое великолепие! По какому случаю пир, позвольте спросить?
Н и к о л к а. Последний ужин дивизиона. Завтра выступаем, господин поручик...
Ш е р в и н с к и й. Ага...
С т у д з и н с к и й. Где прикажете, господин полковник?
Ш е р в и н с к и й. Где прикажете?
А л е к с е й. Где угодно, где угодно. Прошу вас! Леночка, будь хозяйкой.
Усаживаются.
Ш е р в и н с к и й. Итак, стало быть, он уехал, а вы остались?
Е л е н а. Шервинский, замолчите.
М ы ш л а е в с к и й. Леночка, водки выпьешь?
Е л е н а. Нет-нет-нет!..
М ы ш л а е в с к и й. Ну, тогда белого вина.
С т у д з и н с к и й. Вам позволите, господин полковник?
А л е к с е й. Мерси, вы, пожалуйста, себе.
М ы ш л а е в с к и й. Вашу рюмку.
Л а р и о с и к. Я, собственно, водки не пью.
М ы ш л а е в с к и й. Помилуйте, я тоже не пью. Но одну рюмку. Как же вы будете селедку без водки есть? Абсолютно не понимаю..
Л а р и о с и к. Душевно вам признателен.
М ы ш л а е в с к и й. Давно, давно я водки не пил.
Ш е р в и н с к и й. Господа! Здоровье Елены Васильевны! Ура!
С т у д з и н с к и й, Л а р и о с и к, М ы ш л а е в с к и й.Ура!..
Е л е н а. Тише! Что вы, господа! Весь переулок разбудите. И так уж твердят, что у нас каждый день попойка.
М ы ш л а е в с к и й. Ух, хорошо! Освежает водка. Не правда ли?
Л а р и о с и к. Да, очень!
М ы ш л а е в с к и й. Умоляю, еще по рюмке. Господин полковник...
А л е к с е й. Ты не гони особенно, Виктор, завтра выступать.
Н и к о л к а. И выступим!
Е л е н а. Что с гетманом, скажите?
С т у д з и н с к и й. Да-да, что с гетманом?
Ш е р в и н с к и й. Все обстоит благополучно. Какой вчера был ужин во дворце!.. На двести персон. Рябчики... гетман в национальном костюме.
Е л е н а. Да говорят, что немцы нас оставляют на произвол судьбы?
Ш е р в и н с к и й. Не верьте никаким слухам, Елена Васильевна.
Л а р и о с и к. Благодарю, глубокоуважаемый Виктор Викторович. Я ведь, собственно говоря, водки не пью.
М ы ш л а е в с к и й (выпивая). Стыдитесь, Ларион!
Ш е р в и н с к и й, Н и к о л к а. Стыдитесь!
Л а р и о с и к. Покорнейше благодарю.
А л е к с е й. Ты, Никол, на водку-то не налегай.
Н и к о л к а. Слушаю, господин полковник! Я — белого вина.
Л а р и о с и к. Как это вы ловко ее опрокидываете, Виктор Викторович.
М ы ш л а е в с к и й. Достигается упражнением.
А л е к с е й. Спасибо, капитан. А салату?
С т у д з и н с к и й. Покорнейше благодарю.
М ы ш л а е в с к и й. Лена золотая! Пей белое вино. Радость моя! Рыжая Лена, я знаю, отчего ты так расстроена. Брось! Все к лучшему.
Ш е р в и н с к и й. Все к лучшему.
М ы ш л а е в с к и й. Нет-нет, до дна, Леночка, до дна!
Н и к о л к а (берет гитару, поет). Кому чару пить, кому здраву быть... пить чару...
Все (поют). Свет Елене Васильевне!
— Леночка, выпейте!
— Выпейте... выпейте...
Е л е н а пьет.
— Браво!!!
Аплодируют.
М ы ш л а е в с к и й. Ты замечательно выглядишь сегодня. Ей-Богу. И капот этот идет к тебе, клянусь честью. Господа, гляньте, какой капот, совершенно зеленый!
Е л е н а. Это платье, Витенька, и не зеленое, а серое.
М ы ш л а е в с к и й. Ну, тем хуже. Все равно. Господа, обратите внимание, не красивая она женщина, вы скажете?
С т у д з и н с к и й. Елена Васильевна очень красивая. Ваше здоровье!
М ы ш л а е в с к и й. Лена ясная, позволь, я тебя обниму и поцелую.
Ш е р в и н с к и й. Ну, ну, Виктор, Виктор!..
М ы ш л а е в с к и й. Леонид, отойди. От чужой, мужней жены отойди!
Ш е р в и н с к и й. Позволь...
М ы ш л а е в с к и й. Мне можно, я друг детства.
Ш е р в и н с к и й. Свинья ты, а не друг детства...
Н и к о л к а (вставая). Господа, здоровье командира дивизиона!
Студзинский, Шервинский и Мышлаевский встают.
Л а р и о с и к. Ура!.. Извините, господа, я человек не военный.
М ы ш л а е в с к и й. Ничего, ничего, Ларион! Правильно!
Л а р и о с и к. Многоуважаемая Елена Васильевна! Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо...
Е л е н а. Очень приятно.
Л а р и о с и к. Многоуважаемый Алексей Васильевич... Не могу выразить, до чего мне у вас хорошо...
А л е к с е й. Очень приятно.
Л а р и о с и к. Господа, кремовые шторы... за ними отдыхаешь душой... забываешь о всех ужасах гражданской войны. А ведь наши израненные души так жаждут покоя...
М ы ш л а е в с к и й. Вы, позвольте узнать, стихи сочиняете?
Л а р и о с и к. Я? Да... пишу.
М ы ш л а е в с к и й. Так. Извините, что я вас перебил. Продолжайте.
Л а р и о с и к. Пожалуйста... Кремовые шторы... Они отделяют нас от всего мира... Впрочем, я человек не военный... Эх!.. Налейте мне еще рюмочку.
М ы ш л а е в с к и й. Браво, Ларион! Ишь, хитрец, а говорил — не пьет. Симпатичный ты парень, Ларион, но речи произносишь, как глубокоуважаемый сапог.
Л а р и о с и к. Нет, не скажите, Виктор Викторович, я говорил речи и не однажды... в обществе сослуживцев моего покойного папы... в Житомире... Ну, там податные инспектора... Они меня тоже... ох как ругали!
М ы ш л а е в с к и й. Податные инспектора — известные звери.
Ш е р в и н с к и й. Пейте, Лена, пейте, дорогая!
Е л е н а. Напоить меня хотите? У, какой противный!
Н и к о л к а (у рояля, поет).!
Скажи мне, кудесник, любимец богов[9],
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землею?
Л а р и о с и к (поет).
Так громче, музыка, играй победу.
Все (поют).
Мы победили, и враг бежит.
Так за...
Л а р и о с и к. Царя...
А л е к с е й. Что вы, что вы!
Все (поют фразу без слов).
........................
Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!».
Н и к о л к а (поет).
Из темного леса навстречу ему...
Все поют.
Л а р и о с и к. Эх! До чего у вас весело, Елена Васильевна, дорогая! Огни!.. Ура!
Ш е р в и н с к и й. Господа! Здоровье его светлости гетмана всея Украины. Ура!
Пауза.
С т у д з и н с к и й. Виноват. Завтра драться я пойду, но тост этот пить не стану и другим офицерам не советую.
Ш е р в и н с к и й. Господин капитан!
Л а р и о с и к. Совершенно неожиданное происшествие.
М ы ш л а е в с к и й (пьян). Из-за него, дьявола, я себе ноги отморозил. (Пьет.)
С т у д з и н с к и й. Господин полковник, вы тост одобряете?
А л е к с е й. Нет, не одобряю!
Ш е р в и н с к и й. Господин полковник, позвольте, я скажу!
С т у д з и н с к и й. Нет, уж позвольте, я скажу!
Л а р и о с и к. Нет, уж позвольте, я скажу! Здоровье Елены Васильевны, а равно ее глубокоуважаемого супруга, отбывшего в Берлин!
М ы ш л а е в с к и й. Во! Угадал, Ларион! Лучше — трудно.
Никол к а (поет).
Скажи мне всю правду, не бойся меня...
Л а р и о с и к. Простите, Елена Васильевна, я человек не военный.
Е л е н а. Ничего, ничего, Ларион. Вы душевный человек, хороший. Идите ко мне сюда.
Л а р и о с и к. Елена Васильевна! Ах, Боже мой, красное вино!..
Н и к о л к а. Солью, солью посыпем... ничего.
С т у д з и н с к и й. Этот ваш гетман!..
А л е к с е й. Одну минуту, господа!.. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли? Если бы ваш гетман, вместо того чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духу не пахло в Малороссии. Но этого мало: мы бы большевиков в Москве прихлопнули, как мух. И самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас!
Ш е р в и н с к и й. Немцы бы не позволили формировать армию, они ее боятся.
А л е к с е й. Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Конечно! Войну мы проиграли! У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Немцам нужно было сказать: «Вам что? Нужен хлеб, сахар? Нате, берите, лопайте, подавитесь, но только помогите нам, чтобы наши мужички не заболели московской болезнью[10]». А теперь поздно, теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кафейная армия! Пойди его забери. Так он тебе и пойдет воевать. У него, у мерзавца, валюта в кармане[11]. Он в кофейне сидит на Крещатике, а вместе с ним вся эта гвардейская штабная орава. Нуте-с, великолепно! Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра иде