Ах, с каким удовольствием она целыми днями смотрела на него. Упругость кожи на бедрах; играющие на щеках ямочки; мягкий черный пушок, покрывавший грудь и живот; игра мышц на подтянутых ягодицах – все это вызывало желание протянуть руку и прикоснуться.
Девушка не знала, как долго они здесь находятся, но ее это не волновало. Иногда она задумывалась над этим вопросом – обычно такое случалось, когда пара отдыхала в мягкой траве, усеянной желтыми и белыми нарциссами. В такие наполненные бездельем дни они лежали рядышком, уставившись в небо, и смотрели, как гонимые ветром пушистые облака, похожие на комки ваты, наплывают друг на друга.
Ее часто посещали обрывки чего-то, походившего на прошлую жизнь, но что именно это было, она не знала. Возможно, всего лишь сон, игра воображения, пресыщенного удовольствием и болью. Перед глазами - на секунду-другую - всплывали лица, чтобы снова исчезнуть в глубинах подсознания. От непрошенных воспоминаний в карих глазах появлялась дымка замешательства, и тогда девушка – чаще да, чем нет - замечала, с каким беспокойством смотрит на нее напрягшийся мужчина.
В один из таких моментов, когда пара сплелась в объятиях под сенью высоких фруктовых деревьев, он, наконец, решил спросить ее об усиливающейся меланхолии. Проведя длинными пальцами по молочно-белой коже ноги, мужчина поласкал полные бедра, приводя ее в благодушное состояние.
- Гермиона.
Тембр его голоса был очень низок. Девушка задрожала от этих вибрирующих звуков, коснувшихся ее тела и прогнавших беспокойство прочь. Можно отринуть все, если он будет всегда с ней так разговаривать.
Гермиона замурлыкала в ответ, когда ласковые тонкие пальцы начали поглаживать впалый живот. Наполовину прикрыв глаза, девушка встретились с ним взглядом. Похожие на зеркала глаза мужчины приводили девушку в восторг, в них она всегда читала ответы на все вопросы, и эти ответы помогали разобраться в себе. Но в темных глазах она замечала намек на что-то еще - особенно в те моменты, когда он полагал, что за ним не наблюдают.
- Я волнуюсь, Гермиона. В последнее время ты слишком тревожишься, и это мешает твоему счастью.
Что она могла ответить? Это было правдой. Пустые видения надоели ей до колик в животе.
- Пожалуйста, скажи мне, что не так? Может, я смогу все исправить, - взмолился он. Пальцы двинулись вверх, минуя ребра, чтобы насладиться тяжестью ее груди. Как бы Гермиона желала, чтобы разбуженные им ощущения могли прогнать все ее тревоги.
- Я не знаю, в чем дело, Северус, - глаза полностью закрылись, когда он большим пальцем поглаживал и выводил круги вокруг соска. - В моей памяти продолжают возникать образы. Это - люди.
Ее глаза резко распахнулись.
- Это – люди, - повторила она шепотом, – и я не знаю, кто они.
Его палец на мгновение замер, а потом снова начал тереться о сосок, теперь чуть сильнее – именно так, как ей нравилось. Мужчина перекатывал между большим и указательным пальцами горошину, ставшую красной вместо розовой.
- Не обращай на них внимания, - попросил он. – Есть только мы с тобой. Разве тебе со мной плохо?
Неуверенность в его голосе уменьшила напряжение Гермионы. Конечно, с ним она счастлива. Северус был добр, окружая ее тело и душу большой заботой. Хотя, девушке и казалось, что в нем сокрыто больше, чем кажется на первый взгляд, но найти доказательства этому подозрению, повисшему словно темное облако, она не могла. Логика же подсказывала, что все это - просто глупости.
- Я более чем счастлива с тобой. О чем можно еще просить? - ее заверения вызвали у мужчины улыбку - хитрую, между прочим - и заставили ускорить ритм и увеличить силу давления ласкавших ее пальцев.
Гермиона протянула руку, расчесывая пальцами волосы мужчины. Кроме голоса, девушку почти до потери сознания возбуждал блеск его прекрасных шелковистых черных волос. И Северус прекрасно знал об этом, как и обо всех остальных любимых ею вещах. Сейчас он мог бы окунуться в исходившее от Гермионы желание, направленное на него. Это пьянило.
- Я просто не понимаю, - продолжила она, приводя мужчину в смятение, - почему продолжаю видеть лица людей, если знаю, что в своей жизни не встречала никого, кроме тебя. Почему мне постоянно видится человек в круглых, треснувших… очках? Это самое странное, Северус, откуда взялось чувство, что я должна его знать?
Это замечание, оно прозвучало так невинно. Гермиона действительно была озадачена. Но это не помешало сердцу Снейпа ухнуть вниз. Девушка так бы и осталась в неведении относительно охватившего его дискомфорта, если бы он резко не отдернул руку от груди.
- Северус? – теперь ее охватило волнение. Внезапно его отстраненность вызвала знакомые ощущения, и все же Гермиона никак не могла понять: испытывала ли она подобные чувства раньше?
Маг встал и посмотрел на нее сверху вниз, его серьезный взгляд приобрел гранитную твердость. Это заставило девушку сделать вдох, от которого лёгкие, казалось, сейчас разорвутся. Сердце Гермионы сжалось, и она огорченно вздохнула, когда Северус пошел прочь. Его плечи напряглись, вялый орган сильно раскачивался в такт ходьбе, разжигая в ней неудовлетворенное желание.
Подобная реакция сбивала с толку. Гермиона не могла понять, зачем он предложил обсудить ее треволнения и расстроился, когда она так и поступила. В этом не было смысла. Тянущее чувство внизу живота не позволяло сидеть на одном на месте, поэтому она встала и направилась в противоположном направлении.
Ходьба всегда хорошо прочищала ей мозги. Неясные изображения целой вереницы продолжительных прогулок, совершенных ею неподалеку от большого леса, вспыхнули на задворках памяти. Она назвалa бы их воспоминаниями, если бы не одна вещь: невозможно вспомнить то, чего никогда не происходило.
Гермиона фыркнула – привычка, перенятая от единственного человека, которого она знала в своей жизни. Память. Слово, от которого плавились мозги, манило к себе.
Она понимала - это все же воспоминания, и именно осознание этого заставляло девушку чувствовать всю глубину утраты. Единственная доступная ей память – о Северусе и об этом месте.
Кстати, что это за местность? Она внимательно осмотрелась. Здесь, без сомнения, было чудесно. Вряд ли это место можно назвать по-другому, кроме как «прекрасное», но даже это слово не могло воздать должное всей красоте. Трава была зеленой, а небеса – голубыми, настолько чистым и прозрачным, что это вызывало трепет в душе.
По небу были разбросаны облака, причем всегда только белые. Иногда это удивляло ее, но лишь потому, что обычно, глядя вверх, Гермиона словно бы ждала, как ослепительная белизна сменится серым цветом и кучерявые барашки плывущих друг за другом облаков растворятся в потоках ливня.
Вот как это бывало: дождь тихо проливался на землю каждые два дня, но быстро проходил - слепой дождик среди рожденных им радуг. Это было ирреально.
Эта мысль заставила ее остановиться и посмотреть на самое грандиозное и невиданное дерево, высившееся над верхушками остальных деревьев и раскинувшее свои ветви по сторонам на протяжении столь долгого времени, что это походило на вечность. Здесь было ее любимое место для размышлений. Гермиона никогда не подходила к дереву ближе, чем сейчас. Ее всегда что-то удерживало.
Ирреально? Это место – все, что она когда-либо знала. Как оно может быть ирреальным? Испытывать ощущения подобного рода нелогично. Она не может позволить себе поддаться иррациональным чувствам. Оставалось сделать только одно: раз и навсегда доказать себе, что все это великолепие не может и не должно вызвать подозрений.
Девушка двинулась к подножию холма, петляя среди давно изученных ею деревьев и утопая ступнями в мягкой росистой траве. Да, сегодня она положит конец всем своим нелогичным мыслям.
Когда Гермиона приблизилась к одной из гигантских ветвей, то увидела, что дерево возвышается над головой так высоко, что, казалось, в его ветвях запутались облака. Листья под лучами солнца отливали перламутрово-зеленым. Она не ожидала увидеть подобного великолепия.
Девушка поднырнула под ветку, другие ветви - братья и сестры первой - сложились над головой в зеленый шатер, трава под ногами стала жесткой. Один или два раза она чуть не наступила на колючку и остановилась, удивленно ее разглядывая. Ковер из колкой травы и жгучие сорняки являли собой разительную противоположность удивительной красоте холмов.
Чем толще становились ветви, тем сильнее ее охватывал трепет перед деревом. Кора словно сияла идущим изнутри светом. Одинокая красная капля украсила неизменное до этой минуты зеленое покрывало листьев. Подгоняемая любопытством, Гермиона перестала обращать внимания на свои нежные ноги.
Солнце проделало четверть пути по небосклону, прежде чем она приблизилась к массивному стволу. Ствол оказался настолько необъятным, что, находясь рядом с ним, казалось, будто это - стена. Решив обойти его по окружности, Гермиона начала считать шаги и вскоре сбилась со счета. Раскинув руки как можно шире, она прижалась к колоссальному столпу. Красивый, великолепный, зловещий - в голове промелькнуло множество эпитетов, и ни один из них не показался ей подходящим.
Это конец: казалось, ветки тянутся вниз, чтобы поймать ее и опутать в мягких объятиях. Это конец: земля была усеяна колючками и репейником, ноги кровоточили из-за разбросанных кругом острых камней.
Взгляд, брошенный сквозь многочисленные ярусы веток и листьев на великолепный сочный спелый плод, вызвал головокружение. Желудок урчал не преставая. Со времени завтрака прошло немало времени, и усиленная физическая нагрузка заставила ее как следует проголодаться. И все же, когда пальцы сомкнулись на одном из мясистых плодов, в груди что-то екнуло, вынудив выпустить добычу из рук.
В чем дело? Такое чувство, словно невидимое глазу волшебство пронизало все это место. Нахлынувшая паника оказалась губительной.
Слабый шелест в ветвях привлек внимание девушки, отвлекая ее и не позволяя впасть в шоковое состояние. Гермиона изучила лабиринт ветвей, пытаясь разглядеть среди веток источник звука. Слабое колыхание листьев привлекло внимание, но девушка поначалу ничего не увидела. Приставив ладонь ко лбу и прищурившись, она, наконец, нашла то, что искала.
Там скользила большая змея, сливавшаяся с зеленью, ее чешуя сверкала точно так же, как и листва вокруг. Гермиона открыла от изумления рот, когда голова, почти такого же размера, как у самой девушки, оказалась напротив ее лица. Глаза выглядели тревожно знакомыми, однако она не могла вспомнить почему.
Змея зашипела на своем свистящем языке, но потребовалось время, прежде чем Гермиона осознала: она понимает то, что ей говорят. Девушка сосредоточилась, концентрируясь на невыразительных шепчущих интонациях.
- Почему ты избегаешь прикасаться к плодам? – прошипели ей.
- Я не избегаю, - удивленно заявила девушка. – Это плоды избегают меня. А я, вообще-то, очень даже хочу есть.
Это было правдой. Рука явственно отскакивала назад, не смотря на голод, побуждавший ее отведать угощение.
- Возможно, тебе не хватает силы. Возможно, - зашипела змея, - у тебя нет желания добывать себе пропитание. Это ты отвергаешь то, что предлагает дерево.
Гермиона пронзила змею взглядом и увидела, что в черных глазах-бусинках горит вызов. В груди зародилось нечто похожее на возмущение. Она позволит червю-переростку сомневаться в силе ее характера? Нет, ясное дело, нет. Девушка с вызовом протянула руку и сорвала плод. Казалось, ее негодование рассмешило змею.
Гермиона чувствовала, что круглый плод пытается вывернуться у нее из рук - так же отталкиваются друг от друга разные полюса магнитов. Девушка из всех сил вцепилась в него пальцами. Уступать она не собиралась. Гермионе хотелось есть, и она не позволит какой-то рептилии уговорить ее отказаться от трапезы.
Преодолев небольшое сопротивление, она поднесла плод к губам и откусила. Сладкий взрыв во рту поразил все ее чувства. Гермиона никогда еще не пробовала ничего настолько приятного, настолько пикантного, настолько совершенного. Глаза закрылись от неподдельного удовольствия, вызванного этим вкусом, растекавшимся, казалось, по всему телу. Закончив с мякотью, девушка облизала сок с пальцев.
- Насытилась? – поддела ее змея.
Посмотрев в ее сторону, девушка отскочила назад, потрясенная происходящими со змеей изменениями. Тело внезапно уменьшилось в размерах, становясь толще и светлее, превращаясь во что-то знакомое.
Неожиданно на самой низкой ветке возник сидящий мужчина. Мужчина с жирными черными волосами. Мужчина, чьи ноги с узловатыми пальцами находились сейчас напротив ее лица - это заставило Гермиону поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Мужчина с угловатыми бедрами, туго обтянутыми кожей, и выступающими от истощения ребрами. Мужчина, который - во взгляде потрясенной Гермионы наконец встретившейся с ним глазами проступило узнавание - презрительно ухмылялся ей.
- Видишь, что ты натворила, Гермиона? - его голос больше не успокаивал, он стал отрывистым. – То, что когда-то было раем, отныне им больше не является. Ты теперь будешь воспринимать все так, как оно есть на самом деле. Этого ты хотела?
Медленно воспоминания начали просачиваться обратно. Картина почерневшего неба и грозовых облаков; образы сражавшихся волшебников и беспорядочно летавшие вокруг проклятия; вспышки света, вспоровшие небо и походившие на потоки жидкого золота и серебра, вылетали из палочек, находя указанную цель. Гермиона уставилась на уродливые красные шрамы, покрывавшие руки, живот, грудь и вспомнила все до единого проклятия, оставившие их на ней.
Лица, ранее незнакомые, теперь стали узнаваемы. Безмолвные тела, безжизненные глаза, вокруг ошметки кровавого месива – она пошатнулась от накатывавшего волнами ощущения потери. Гермиона упала на колени рядом с деревом, на котором сидел мужчина, оплакивая друзей – боль раздирала ее, срывая покровы самообладания и обнажая душу.
- Сколько раз это будет повторяться, Гермиона? - от ее эмоций, вырвавшихся наружу, голос мужчины смягчился. – Сколько раз я должен показывать тебе прошлое, и сколько раз ты будешь умолять унять эту боль?
Северус спрыгнул с дерева и заключил Гермиону в объятия, прижимая к впалой, покрытой шрамами груди. Она позволила обнять себя, но с каждым новым воспоминанием, память наносила очередной удар.
- Избавь меня от этого, Северус, - всхлипнула она. – Я не могу это вынести. Сделай жизнь опять прекрасной. Сделай меня снова красивой. Заставь забыть.
Снейп взял лицо девушки в ладони и вынудил посмотреть на себя. В его глазах блестели слезы – он не мог выносить ее боль. Северус не откажет, он даст ей передышку от суровой действительности, царящей в мире.
- Моя Гермиона. Для меня ты всегда прекрасна, - прошептал он, лаская плохо зарубцевавшийся шрам на ее щеке.
Девушка посмотрела на длинный шрам, уродовавший ее грудь – ту самую грудь, которую Северус всего несколькими часами ранее так любовно ласкал. Ладони были покрыты множеством шрамов – это от ран, которые Гермиона получила, блокируя направленные на нее проклятия. Каждый из них стал напоминанием о друзьях, пожертвовавших жизнями ради ее спасения, понимавших, что все до единого проклятия – смертельны.
Северус, охваченный паникой, искал среди погибших на поле битвы ее тело. Когда маг увидел чуть живую Гермиону, придавленную исковерканным телом мертвого мальчика – который – выжил - когда-то - давно, в нем что-то оборвалось, и он поклялся, что никогда больше ее не покинет.
Ныне в мире правил Темный Лорд, и они с Гермионой были вынуждены пуститься в бега. Ее печаль никак не могла утихнуть. Дни сменялись неделями и однажды, утомившись такой жизнью, Гермиона попросила избавить ее от боли, дать зелье, способное положить всему конец. Не выдержав ее просьб и отчаявшись хоть как-то помочь любимой женщине, Снейп, наконец, сдался. Он не позволит ей покончить со всем, но подарит такую жизнь, какую она заслужила.
С мрачным выражением на лице, Северус молча протянул Гермионе единственное, что сумеет помочь снова все забыть: маленькую черную виноградину.
Дрожащими руками она приняла этот дар и положила небольшую ягодку под язык, вновь погружаясь в сладкий обман забвения.
Конец