Что может сделать студент, когда хочется путешествовать, а денег нет? Правильно – как-то выкручиваться. Чем я и занялась в 2011 году. На носу было поступление в музыкальное училище, почти бесперспективное (после четырех лет простоя взяла в руки скрипку и решила поступать, что за абсурд), а мысли были уже за границей – куда бы съездить, что бы увидеть?
Смотрела на youtube выступления любимых скрипачей. Самый-самый на тот момент любимый Джошуа Белл периодически выступал на какой-то большой черной сцене. Ютуб гласил, что сцена находится в месте под названием «Verbier», и, согласно подписям под видео, примерно каждый год Белл оказывался там в июле на фестивале. «А что, - подумала я, - отличный месяц июль, да и концерты интересные! Неплохо бы и мне там оказаться». Поискала, что за фестиваль, в какой вообще стране, выяснила – Швейцария. Деревня в горах, две недели классического счастья (4 концерта в день от «мэтров» академической музыки) и баснословные цены на жилье и билеты. Настолько баснословные, что на один билет вечернего концерта мне бы пришлось копить месяц. И не на самое лучшее место…
Голь на выдумки хитра? Хитра. Сайт их на французском и английском. Английский на тот момент знала чуть-чуть, французский – вообще никак (к сожалению, и сейчас не знаю, а надо бы, красивый язык!). С грехом пополам поняла, что они приглашают на работу по разным специальностям, от электрика до переводчика. Специальности нужной у меня не было, но была решимость попасть туда во что бы ни стало и, по возможности, бюджетно. Набралась духу, написала письмо. Наверное, можно сейчас его найти, но я боюсь увидеть свою грамматику того времени (гугл-переводчик был мне в помощь). Примерное содержание: «Я ужасно хочу к вам на фестиваль, но ничего не умею, можно хоть туалеты буду мыть с допуском на концерты»?
Неожиданно мне ответили! Дали ссылку на страничку «волонтеры». Волонтеры не должны были ничего особо уметь, только говорить по-французски. Только… Это им – «только», а мне вообще никак. Пл а чу. Включаю гугл-переводчик и пишу новое письмо, дескать умираю от желания у вас работать, но по-французски знаю только «Же не манж па си жур», может быть, есть какой-то выход?..
Отвечают!
Для меня это каждый раз была такая нечаянная радость, такой шок, что они со мной общаются, несмотря на то, что язык мой беден, что ничего не умею, что я просто какая-то русская девочка, которая замахнулась аж на Вербье. То есть, это сейчас я понимаю, что я замахнулась, тогда не осознавала еще размаха фестиваля и его значимость в мире музыкальной культуры, но все равно была сильно удивлена, что они меня сразу не отшили.
Ответили: «Не обращай внимания на французский, просто подавай заявку».
Работы там были разные-разные (где-то артистам помогать, где-то билеты проверять). Я написала, что согласно на все, что угодно. На любую из работ.
Приняли…
Тогда я решила чуть-чуть обнаглеть. Пишу: «Ах, какая жалость, что мне негде жить, может быть, у вас есть какое-то общежитие для работников и волонтеров»?
Жду ответа.
Жду..
Жду…
В тот момент, когда уже отчаялась и обругала себя сто раз за это письмо – приходит ответ: «Вообще жилье для волонтеров не предусмотрено, но ладно, выбирай». И ссылка на страничку, где нужно отметить, где хочу жить. Варианты разные - от общей комнаты на 3-4 человека в общаге до личной квартирки. При том, что на самом деле я обычно человек сильно стеснительный и никуда не лезу, ничего не требую, вообще придерживаюсь принципа «захотят – сами дадут». Но тут что-то произошло, отметила по максимуму - «личную квартиру».
Подтвердили!
Тут я отчаялась на последний шаг – набралась смелости (или наглости?) и спросила: «А как насчет еды для волонтеров, есть ли столовая»? Представляю, что они обо мне там подумали! Ответ пришел очень быстро: «У нас два супермаркета, а в Вашей квартире будет кухня, уверены, ВЫне пропадете»!
Итак, дело было решено. Со спокойной совестью я сдала экзамены в училище и, не дожидаясь результатов, улетела в Швейцарию на фестиваль.
Шок был сразу. Первый – от того, как долго нужно добираться. С моим полузнанием английского и никаким знанием французского это было то еще приключение. Нужно было сменить несколько поездов, а потом подняться по канатной дороге в горы, на место фестиваля, найти «Школу» и в «Школе» - Марию, от Марии дождаться инструкций.
Вроде не слишком сложно, но...
На поездах я более-менее благополучно добралась до канатной дороги. Но вот сюрприз – к 18 вечера, к тому моменту, как я к ней подъехала, она уже не работала. Потому что швейцарцы – чудесные люди, они берегут свои силы и свое время. Очень часто они НЕ работают после 17. И еще во время обеда. Даже супермаркеты не работают. Даже очень крупные супермаркеты. И вот я стояла около этой дурацкой неработающей канатки, с большим красивым чемоданом на колесиках, знающая лишь «Же не манж па си жур» и чувствующая, что скоро придется эту фразу применить, если найду, к кому, потому что людей вокруг не было тоже.
Честно говоря, это какая-то моя карма в Европе – опаздывать на последний поезд, приезжать к неработающей канатке, застревать в горах. Особенно в Швейцарии – после этого фестиваля я ездила еще по другим делам и местам – и каждый раз одно и тоже. Одно, черт подери, и то же! Как бы тщательно я не планировала путешествие, распечатывая себе полную последовательность (время отхода поезда, номер пути, названия всех остановок, всех пересадок, время всех пересадок) – все равно застреваю каждый раз. Но! Каждый раз в итоге выбираюсь. Так и тут. Какой-то добрый маршруточник на пути домой с работы увидел меня, одиноко стоящую со своим чемоданом, раскрашенным под карту мира.
Он не говорил по-английски. Конечно… Зачем маршруточнику говорить по-английски? Но он меня понял! Я показала ему карту Швейцарии, на ней – Вербье, сложила руки, умоляя довезти, да это было и не надо – он все равно собирался помочь. Вышел, затащил чемодан в салон, усадил и повез. Круто-круто в гору. К неизвестной мне «Школе», где должна быть неизвестная так же Мария. Довез, высадил у школы и уехал, пожелав всего хорошего.
Из приятного сразу – я поняла, что на месте. Вывески «Verbier festival» обвивали эту Школу как новогодние гирлянды. Я вошла, полная радости и ликования, таща за собой чемодан на периодически отказывающих колесиках. Лучезарно улыбнулась парню на Ресепшн и попросила его помочь мне найти Марию. На английском. Наконец!
- Какую Марию? – спросил молодой человек. Слава Богу, он понял мой акцент.
- Которая занимается волонтерами.
- Но у нас нет Марии, а штат волонтеров уже укомплектован, новые нам не нужны, - ответил он и отвернулся.
Я вот до сих пор недоумеваю: вроде нормальный был мальчик, вроде не слепой – видно же, что с чемоданом девушка, что вечер, что приехала издалека, и ни оной мысли не отразил взгляд, ни одной простейшей мысли: «Может, я ошибся, может, надо помочь, может, спросить у вышестоящих, что делать»? Нет. Он просто сказал мне, что меня тут не ждут, и все, до свидания.
Растерянность – главное слово того моего приключения.
Я вышла на дорогу… со своим чемоданом… с желанием просто присесть под какой-нибудь кустик и пореветь. Денег немного, роуминг не работал (даже маме не позвонить…), что делать? Куда? Как? Уже темнело.
И тут, как ангел, маршруточник! Тот самый! Откуда?.. Остановился, вытер мне слезы, затащил чемодан в маршрутку, сказал:
- Я тут поездил – оказывается, еще школа есть, может, тебе туда?
Я не помню, как он это сказал и почему я его поняла. Напоминаю, у нас с ним были несовместимые языки. Наверное, на уроне интуиции, что ли? Маленький Принц говорил: «Самого главного глазами не увидишь, зорко одно лишь сердце». Возможно, ушами самого главного тоже не услышишь?.. Отвез меня к другой школе. Она тоже стояла вся в символике фестиваля. Ангел-маршруточник высадил остановился в неположенном месте, прямо около школы, помог сойти, и, пожелав счастья, укатил в закат.
Тут и хочется сейчас всплеснуть руками и пробормотать: «Благослови тебя Господь, добрый самаритянин»!
Здания в Швейцарии устроены очень забавно. Вот ты входишь, и тебе кажется, что ты на первом этаже. А на самом деле оказывается, что на последнем – потому что дом растет не вверх, а вниз, прилепленный к горе.
В школе никого не было, но где-то глубоко внизу звучала музыка. Крутые ступеньки вели туда. Чемодан опостылел. Я шаталась с ним целый день, я таскала его из поезда в поезд, несла, когда отказывался ехать, надоел! Поэтому просто оставила его у входа и пошла искать того, кто играет.
И – аллелуя! – музыкант знал, кто такая Мария! Этот чудесный человек (по совместительству он был директором какого-то отдела) позвонил ей, и она все-все-все устроила: прислала коллегу с ключом от квартиры, прислала машину, чтобы довезти меня до квартиры, прислала список работ и другие общие рекомендации.
Из этого списка я узнала, что есть несколько площадок, на которых проходит фестиваль. Большой зал (Salle des Combines), Церковь (Eglise), и места для мастер-классов. Моими работами было: во время дневных концертов в Церкви сидеть около артистической и помогать артистам в том, что им будет нужно. А вечером – около Большого зала стоять в палатке «Друзей Вербье» и продавать карточки на напитки. При этом теоретически я должна была во время концерта быть на своем месте (у артистической или в палатке), но практически всегда удавалось оставить эту работу на того, кому было не интересно идти на концерт, а самой пробраться в зал и слушать, слушать…
Довольно скоро обнаружилось, что у меня есть и третья работа, которая не была прописана в листке обязанностей, но оказалась самой замечательной и желанной. Сопровождение и помощь на званных ужинах.
Ооо…
Думаю, если бы эта работа прописывалась на сайте – многие сами заплатили бы, чтобы попасть на нее.
В чем же состояли мои обязанности?
Дело в том, что вся деревня принадлежит очень, очень состоятельным гражданам Швейцарии. Они практически не живут в Вербье весь год, но приезжают в свои особняки на время фестиваля. По традиции, каждый день после последнего концерта все артисты (кроме артистов оркестра), выступавшие в этот день (не важно, утром, днем или вечером) звались на ужин в один из домов. Устраивался большой пышный прием – хозяева, в лучших традициях гостеприимства, приветствовали гостей, стоя на пороге дома. Гостями, как я уже сказала, были артисты этого дня, высшее руководство фестиваля, а так же друзья хозяев. Но! Были мелкие дела, с которыми могли помочь и волонтеры (не больше одного-двух на приеме), такие как: забрать у артистов верхнюю одежду (хоть фестиваль в Июле, но в горах мороз), забрать у артистов инструменты и закрыть на ключ в специальной комнате (Страдивари, Амати, Гварньери… комната на это время становилась сокровищницей), иногда – показать тем, кто на своих машинах, куда можно припарковаться. А потом начинался пир! И волонтер, который присутствовал на пиру, был его частью. После всех сделанных дел – уже не прислугой, а почти гостем, наравне с артистами, которые очень расслаблялись и готовы были и общаться, и шутить, и фотографироваться.
Однажды один из виолончелистов признался мне, что на фестивале очень мало платят. «Но, - добавил он, - мы готовы и бесплатно приезжать, потому что такой возможности встретиться и общаться всем вместе на протяжении двух недель у нас больше нет».
Они же гастролируют в своем темпе, по своему маршруту, почти не пересекаясь, и только здесь, в Вербье, могут встретиться, послушать друг друга, провести время вместе друг с другом и со своими семьями.
Кто же эти люди? О, чудесные имена. Белл, Аргерих, Кремер, Майский, Иссерлис, Мацуев, Кисин, Гергиев, Щедрин, Франк, Гаррет, Башмет, Пауэр, Венгеров, Репин и многие, многие, многие другие. Этот фестиваль – как глоток чистого воздуха, как возможность на целый год напитаться шикарным исполнением, вдохновиться, обновиться. Тут артисты не просто стараются, не просто показывают свое мастерство – они выкладываются по полной, ведь их слушатели – их коллеги «по цеху», сильнейшие музыканты мира!
Через какое-то время я узнала, почему меня взяли, несмотря на все мои «недостатки» - я была первым человеком из России, который им написал, при том, что русскоговорящих артистов – большинство и русский волонтер им был очень нужен.
Через какое-то время меня встретила местная русскоговорящая журналистка, которая тут же накропала статью про «первую волонтерку на фестивале из России». Меня эта «волонтерка» до сих пор коробит. Господи, если человек – журналист, как он может не знать, что слово «волонтер» не склоняется? Да и статья вышла третьесортная…
Из ожиданий – я думала, что люди, живущие музыкой, только о музыке и говорят. Надеялась услышать во время ужинов Великие разговоры об искусстве. Ага, куда там… О чем говорят артисты после концерта? О погоде, о футболе, о последних технических новинках и сериалах. Артисты отдыхают, а это значит, что о работе – почти ни слова.
Заметила, что Майский просто разворачивается и уходит, если кто-то после концерта пытается ему выразить свое восхищение. Зато Белл был готов слушать все, что говорят, и отвечать на любые вопросы. Марта Аргерих не шла на контакт принципиально. Трифонов окружил себя русскими ребятами и обсуждал с ними… сериалы. Мацуев – единственный, кто беспокоился о волонтерах (не мерзнем ли, сыты ли) и единственный, кто вспомнил меня на следующий год. Кое-кто напивался в зюзю на каждом вечере (вне зависимости от того, звали его туда или нет). Были там и Плисецкая (светлая память) с Щедриным. Они очень трогательно ходили всегда вместе, а в конце фестиваля лично благодарили каждого из волонтеров за создание особой атмосферы. Белл в конце фестиваля дал мне потрогать пальцем свою Страдивари.
С Беллом вообще смешно очень вышло. Я, как человек дико влюбчивый, в этот момент была под сильным впечатлением от его музыкального дара и харизматичности натуры.
И вот мы встретились в пабе, что-то там выпили, немного пообщались, и напоследок Белл спросил:
- When do you leave?
Что буквально означало: «Когда ты уезжаешь»?
Мой затуманенный мозг услышал несколько другие слова:
- Where do you live?
Что значило бы: «Где ты живешь»?
Ох… С некоторым смущением я пробормотала: «Да вот тут, за углом, совсем рядом». При этом в мыслях было то, что вот удача, можно будет с ним чаю выпить и пообщаться побольше, но выглядело, наверное, будто я его приглашаю на что-то неприличное. Господи, как он испугался!
- When, WHEN do you leave? I mean the date![1]
Мда. Просто вежливый человек пытался понять, прощаться сейчас или еще как-нибудь тут поболтаем.
С Мартой Аргерих тоже получилось забавно. Я увидела, что она не идет на контакт ни с кем, кто к ней подходит, даже с хозяевами дома, и решила даже не заговаривать, даже не говорить «Здравствуйте» или «До свидания», ничего. Ну, мало ли, устал человек от общения, зачем я буду ее беспокоить? В конце вечера, когда гости стали разъезжаться, организаторы, хозяева и волонтеры встали около двери – прощались с каждым гостем. И когда уходила Аргерих – она просто прошла мимо всех, подошла ко мне, пожала руку, поблагодарила за вечер и ушла. Все были в большом недоумении, я – больше всех. Но приятно все-таки! Наверное, она просто была благодарна за то, что я к ней не приставала.
А вот сейчас вспоминаю, что это был дом, хозяева которого на следующий год пригласили меня жить у них во время фестиваля, и думаю – может, они решили, что я с ней дружу и поэтому пригласили?...
Однажды прием был в доме у какого-то самого-самого богатого обитателя Вербье. Кажется, он являлся владельцем сети супермаркетов во Франции и Швейцарии. Вместо одного дома у него на горе, один под другим, были построены три. А внизу, под домами, была вырыта пещера с чучелами животных (и животные были самые разные, даже белые медведи!), и можно было пройти по этой пещере вниз-вверх в другой дом, а можно было проехать на прозрачном лифте, который плавно скользил вдоль пещеры, давая возможность увидеть всю эту красоту.
По забавному стечению обстоятельств, хозяин оказался невероятным скрягой. Для начала он сразу обозначил, что волонтеры не будут допущены ни на ужин, ни в дом – пусть сидят на улице. Во-вторых, он не взял официантов, а повар был всего один. И этот повар должен был из очень ограниченного числа продуктов быстро приготовить на всю компанию ужин. И сам разносить блюда!
Холод на улице был просто собачий. Мы с другой девочкой-волонтером, стоя на улице около этих трех шикарных домов, мерзли и голодали. Ну, понятно же, что мы не ели ничего до приема – ведь нас всегда звали внутрь.
Не очень хорошее мы думали в тот момент о хозяине, ох, не очень…
В какой-то момент наша непосредственная начальница смогла выбить нам возможность погреться. Пустили только на кухню и с условием, что нас никто из гостей не увидит, чтобы сидели тихо и не высовывались.
И тут меня накрыла такая эйфория!!
Не потому, что я была в тепле, а потому, что мне представилась такая удивительная возможность почувствовать себя героем книги. Как будто, знаете, что-то вроде «Без семьи» Гектора Мало или типа того, когда людей низшего сословия считают второсортными и недостойными показываться в «комнатах», только на кухне в лучшем случае. И кухня была просто огромная – больше, чем моя квартира сейчас. И стол, за который нас усадили, был мне по грудь или даже по подбородок – то есть, я чувствовала себя не только замарашкой, но еще и ребенком в гигантской господской кухне. Вот это был восторг!! Такой откат во времени, будто на дворе век семнадцатый…
Мою коллегу накрыло волной ненависти к хозяину, а я только хихикала, потому что это была фантастика - полное погружение в новые роли! Нам дали подгоревшие булочки (чтобы не тратить на нас нормальную пищу, которая для гостей). Самое забавное, что гостям еды в итоге не хватило и у нас отобрали остатки этих булочек и отнесли им!! А потом нас погнали все-таки прислуживать в качестве официантов, потому что повар вообще ничего не успевал. И я была ужасно счастлива. Это как… ну, как будто игра, квест в придуманной реальности. Совсем другой мир, совсем другие правила, просто как будто мы находились в фильме или в романе!!
И вокруг – чучела белых медведей. Не только в подвале, но и по всему дому…
Ох, до сих пор благодарна этому скряге, честно. Побыть как будто героем книжки – потрясающее чувство.
Про Дениса Мацуева могу сказать, что он поражал меня приятно всякий раз, когда его видела. Начиная от беспокойства за стоящих на улице волонтеров (каждый раз спрашивал, как мы тут, и не вынести ли нам чего теплого одеть-выпить, если на улице стояли), продолжая разговорами о нас (вот это вообще был шок, вроде артист - он, а интересуется - нами, будто мы тут звезды), заканчивая невероятно трогательной заботой о семье (если мама и папа тоже были на ужине - он в первую очередь обслуживал их и был с ними, так что я видела, они ни разу не чувствовали себя как бы то ни было лишними или ненужными). И несмотря на то, что мне не очень нравится... да что там, совсем не нравится манера его игры, как человек он был просто самым привлекательным в той тусовке. Вспомнила сейчас про него, потому что пока мы мерзли на улице у дома дяди-скряги – он раза три к нам выходил с предложением вынести что-нибудь горячительного, раз уж мы тут застряли.
Однажды молодой скрипач (не хочу называть имя) во время дневного концерта на меня сильно сорвался. Что-то ему было надо, что он не мог нормально объяснить, и наорал, когда я переспросила. В тот момент я спокойно это восприняла (волнуется перед концертом, понятно), но осадочек остался.
Тем же вечером мы с ним встретились на приеме. Он подошел сам, с тарелкой спагетти:
- Удивляюсь, - заявил он, - я постоянно стираю рубашки, но на них в одном и том же месте всегда появляются пятна.
И показал куда-то себе на солнечное сплетение.
Возможно, я должна была впечатлиться тем, что он сам стирает себе рубашки? Или пожалеть несчастного? Вместо этого из меня вырвалось:
- Это потому что у тебя живот большой, и когда еда изо рта выпадает – она на нем и оседает.
Скрипач остолбенел.
Он такого не ожидал. Я от себя тоже такого не ожидала…
- Спасибо, дорогая, - после неловкой паузы пробормотал скрипач и ушел куда-то дальше со своей тарелкой спагетти.
Самое забавное, что после ужина, в пабе, он напился и стал ко мне приставать. Причем конкретно. Я отшивала резко, как могла. Но, возможно, поэтому и приставал? Узнал, что я играю на скрипке – и тут же начал предлагать позаниматься со мной. Прямо уговаривал! И это после всех грубостей с моей стороны! Вот и пойми этих мужчин…
Во время ужинов я иногда набиралась смелости и подходила пообщаться или спросить о чем-то артистов. Помню, больше всего меня интересовал вопрос, как их учили. В основном – потому, что хотелось понять, как учить в будущем «своих» детей. В том, что стану учителем, не было сомнений.
К сожалению, в основном артисты вспоминали своих ВУЗовских педагогов. Именно они сделали артистов артистами. А школьные – ну, занимались как-то, да. Но об этом сейчас уже нечего сказать.
Майскому повезло учиться у двух величайших Виолончелистов XX века – у Ростроповича и у Пятигорского. Про Ростроповича рассказывал, что тот потрясающе играл на ф-но. И когда объяснял что-то студентам, что-то показывал – то только на ф-но, виолончель не брал в руки от слова «совсем». «Правда, - сказал Майский, - он ТАК передавал игрой свою энергию, свои замыслы, что и без виолончели становилось понятно, что нужно делать».
Белла учил Джозеф Гингольд, русский американец. И учил – играя сам, показывая больше эмоций и великолепное звучание инструмента, и Белл учился через подражание.
Незадолго до этого я посмотрела какую-то программу о Белле по культуре, где рассказали, что у него три скрипки Страдивари. Я была под большим впечатлением и не смогла не спросить, правда ли.
- О, хотел бы я, чтобы это было так... – ответил Белл.
Оказалось, что нет, что были три, но по очереди. Продал первую – добавил денег – купил вторую. Продал вторую – добавил денег – купил третью. Вот и верь после этого каналу Культура!
Большой курьез случился из-за врожденной плохой памяти на лица.
Дело было так. Несколько дней подряд меня ставили встречать машины до ужина, спрашивать водителей, имеют ли они отношение к Фестивалю, и, если да – показывать места для парковки.
В первый день я делала все как сказали.
Во второй день один мужчина на мой вопрос недовольно ответил: «Да, я ИМЕЮ отношение к фестивалю, вчера же сказал».
На третий день этот же мужчина (но я никак не могла запомнить его лица… откуда же мне знать, что это он же? Машин-то много…) вспылил конкретно. Он сидел за рулем, а сзади опустилось окно и очень разгневанная женщина закричала: «Он вообще-то директор фестиваля»!!! Кстати, потом мне объяснили, что это его жена.
Ох.
Нет, до конца фестиваля я его так и не запомнила. Зато он меня запомнил, парковался где-нибудь подальше, потом просто подходил, гладил по голове (как ребенка с у.о.) и ласково говорил: «Все в порядке, я имею отношение к фестивалю».
После всего этого я была весьма удивлена, что мне одобрили второй приезд.
Помню, на одном ужине мы сели всем «департаментом», наш непосредственный шеф байки травил, был в голубом костюме. И я с ним здорово пообщалась… Ну, нормально так, душевно. А на следующий день к нам с «коллегой» подходит какой-то милый мужчина в желтом костюме. О чем-то поговорили, потом он ушел. Я спрашиваю коллегу: «А кто это был»? Она удивилась: «Наш начальник, мы же вчера с ним весь вечер сидели» - «Но он же в другом костюме»! - Возмутилась я.
Ох, как она смеялась.
На самом деле, не понять нормальным людям этих проблем с запоминанием лиц.
Я даже Белла на улице не узнавала иногда! Белла!!! Уж ради кого приехала туда вообще…
Мастер-классы тоже давали пищу для размышлений… Но о них сейчас почти нечего сказать, кроме того, что был там скрипач Иври Гитлис. Очень, очень пожилой. И я ходила и не понимала, зачем он дает мастер-классы, потому что он с большим трудом и передвигался и играл, и было это точно не виртуозно. Потом был концерт, и на концерте он исполнял «Муки любви» Крейслера. Я, привыкшая к чистому непрерывному звучанию, была страшно недовольна: у Гитлиса что-то скрипело, прерывалось. Я думала: «Ну, зачем он вышел, понятно, что раньше был хорошим скрипачом, но не пора ли положить инструмент на полку, раз не получается»?
А люди вокруг плакали.
И я просто была в смятении – что они там услышали такого? Ужасно ведь играет!
А потом, дома, скучая по Вербье, я пересматривала концерты. Переслушивала. И услышала. И сама плакала. Потому что не важно, скрипит инструмент, или нет – у него он говорил, по-настоящему говорил. И так горько, и так глубоко…
[1] Когда, КОГДА ты уезжаешь? Я имею в виду дату!