Я верю, что человек — продукт естественного развития; что он часть природы и все же превосходит ее, будучи одаренным интеллектом и самосознанием.
Я верю, что сущность человека познаваема. Однако эта сущность не субстанция, которая характерна для человека во все времена его истории. Сущность человека состоит в упомянутом противоречии, свойственном его существованию, и это противоречие вынуждает его реагировать, чтобы найти решение. Человек не может оставаться нейтральным и пассивным по отношению к этой экзистенциальной дихотомии. Самим фактом того, что он — человеческое существо, он отвечает на вопрос жизни: как преодолеть раскол между ним и внешним миром, чтобы достигнуть единства и согласия с ближними и природой. Человек должен отвечать на этот вопрос ъ каждый момент своей жизни. Не только — или даже прежде всего — не мыслями и словами, но своим образом жизни и деяниями.
Я полагаю, что есть множество удовлетворительных и убедительных ответов на этот вопрос существования (история религии и философии — каталог этих ответов); все же в основном есть только две категории ответов. Первый: человек пытается снова найти гармонию с природой путем регресса к предчеловеческой форме существования, устраняя специфические человеческие качества — разум и любовь. Другой: его цель — полное развитие сил и способностей, пока человек не достигнет новой гармонии с ближним и с природой.
Я полагаю, что первый ответ несостоятелен. Он ведет к смерти, разрушению, страданию и никогда — к полному развитию человека, никогда к гармонии и силе. Второй ответ требует исключения алчности и эгоцентризма, требует дисциплины, воли и уважения к тем, кто может указать путь. Хотя этот ответ более труден для выполнения, это единственный ответ, который не обречен на неудачу. Фактически даже прежде, чем достигнута окончательная цель, активность и усилия, развитые в процессе приближения к ней, оказывают объединяющее, интегрирующее влияние, которое повышает жизненную энергию человека.
Я полагаю, что основная альтернатива человека — выбор между жизнью и смертью. Каждый поступок предполагает этот выбор. Человек волен совершать его, но эта свобода ограничена. Есть множество благоприятных и неблагоприятных условий, которые склоняют его к тому или иному выбору — психологическая конституция, состояние данного общества, где он рожден, его семья, учителя и друзья, которых он встречает и предпочитает. Задача человека — расширять пределы свободы, укреплять способствующие жизни условия против тех, которые способствуют смерти. Жизнь и смерть, как о них здесь говорится, не биологические состояния, но состояние бытия, отношение к миру. Жизнь означает постоянное изменение, постоянное рождение. Смерть означает прекращение развития, косность, повторение. Несчастная судьба многих в том, что они не делают выбора. Они ни живы, ни мертвы. Жизнь становится бременем, бесцельным предприятием, а занятость — средством защиты от пытки существования в царстве теней.
Я полагаю, что ни жизнь, ни история не имеют окончательного смысла, который поочередно придает значение жизни индивида или оправдывает его страдание. Ввиду противоречий и недостатков, которые окружают существование человека, весьма естественно то, что он ищет «абсолют», дающий ему иллюзию определенности и освобождает его от конфликтов, сомнений и ответственности. Все же ни Бог, ни кто‑либо иной в теологических, философских или исторических покровах не спасет человека и не вынесет ему приговор. Только сам человек может найти цель в жизни и средства для реализации этой цели. Он не может обрести окончательное спасение или абсолютный ответ, но он может стремиться к такой степени интенсивности, глубины и ясности опыта, который даст ему силу, чтобы жить без иллюзий и быть свободным.
Я полагаю, что никто не может «спасти» своего ближнего, делая выбор за него. Все, что один человек может сделать для другого, это правдиво и с любовью показать ему альтернативы, причем без сентиментальности или иллюзий. Противоборство истинных альтернатив может пробудить все скрытые энергии в человеке и позволит ему выбрать жизнь вместо смерти. Если же он не может выбрать жизнь, никто в него жизнь не вдохнет.
Я полагаю, что есть два способа достигнуть выбора блага. Первый — это долг и подчинение нравственным императивам. Этот путь может быть эффективен, но следует учесть, что в течение тысяч лет лишь немногие следовали требованиям Десяти Заповедей. Многие, напротив, совершали преступления, когда правители заставляли исполнять заповеди. Другой путь состоит в том, чтобы развивать вкус и ощущение успешной деятельности, считая ее благой или справедливой. Под вкусом я не подразумеваю удовольствие в бентамовском или фрейдовском смысле. Я имею в виду чувство повышенной жизненности, при котором я утверждаю свои способности и свое назначение.
Я полагаю, что образование означает усвоение молодежью лучших достижений человечества. Но так как большая часть этого наследия выражена в словах, оно эффективно лишь тогда, когда эти слова обретают реальность в личности учителя, в практике и структуре общества. Только идея, которая осуществилась во плоти, может влиять на человека; идея, которая остается словом, лишь меняет слова.
Я верю в способность человека к совершенствованию. Эта способность означает, что человек может достичь своей цели, но она не означает, что он должен ее достигнуть. Если индивид не выберет жизнь и не будет развиваться, он неизбежно станет разрушителем, живым трупом. Порок и потеря себя столь же реальны, как добродетель и жизненность. Это вторичные потенциальные возможности человека, если он не решается реализовать свои первичные потенциальные возможности.
Я полагаю, что лишь в исключительных случаях человек рождается святым или преступником. Большинство из нас расположены и к добру, и к злу, хотя относительная доля разных задатков изменяется от индивида к индивиду. Следовательно, наша судьба в значительной степени определяется теми влияниями, которые лепят и формируют задатки. Самое существенное влияние оказывает семья. Но семья — представитель общества, передатчик тех ценностей и норм, которые общество хочет внушить своим членам. Следовательно, важнейший фактор развития индивида — структура и ценности общества, в котором он был рожден.
Я полагаю, что общество выполняет функцию как содействия, так и торможения. Только в сотрудничестве с другими и в процессе работы человек развивает свои силы, только в историческом процессе он создает себя. Но в то же время большинство обществ до сих пор служило целям тех немногих, кто хотел использовать многих. Следовательно, они должны были использовать свою власть для оглупления и запугивания многих (и тем самым косвенно — и самих себя), препятствуя развитию их силы; по этой причине общество всегда находилось в конфликте с гуманностью, с универсальными нормами, действительными для каждого человека. Только когда цель общества станет идентичной целям человечества, общество прекратит калечить людей и содействовать злу.
Я полагаю, что каждый человек представляет человечество. Мы различаемся интеллектом, здоровьем, талантами. Однако мы все едины. Все мы — святые и грешники, взрослые и дети, и никто никого не превосходит, никто никому не судья. Все мы пробудились с Буддой, все мы были распяты со Христом, все мы убивали и грабили с Чингисханом, Сталиным и Гитлером.
Я верю, что человек может выражать весь универсальный опыт, лишь реализуя свою индивидуальность, и никогда не может этого, пытаясь привести себя к абстрактному общему знаменателю. Задача человека в жизни именно парадоксальное единство реализации его индивидуальности и в то же время выход за ее пределы и достижение опыта универсальности. Только полностью развитое индивидуальное «Я» может отбросить эго.
Я полагаю, что единый мир, который грядет, может осуществиться только с приходом нового человека, который вышел из архаичных связей крови и почвы и который чувствует себя сыном человеческим, гражданином мира, преданным человечеству и жизни, а не какой‑либо исключительной части целого; человек, который любит свою страну, потому что он любит человечество, и чье суждение не исковеркано племенными привязанностями.
Я верю, что развитие человека есть процесс непрерывного рождения, непрерывного пробуждения. Мы обычно пребываем в полусне и пробуждаемся только тогда, когда речь идет о нашем деле; но мы недостаточно пробуждены, чтобы обратиться к жизни, которая является единственным делом, имеющим значение для живого существа. Великие лидеры человеческого рода пробуждали человека от его полусна. Великие враги человечества погружают его в сон, и не имеет значения, является ли их снотворное поклонением Богу или поклонением золотому тельцу.
Я считаю, что развитие человека за последние четыре тысячи лет истории поистине внушает благоговейный страх. Он развил свой интеллект до такой степени, что решает загадки природы и освобождает от слепой власти естественных сил. Но в момент своего высшего триумфа, когда он уже на пороге нового мира, он уступил власть самим вещам и организациям, которые он создал. Он изобрел новый метод производства и сделал производство и потребление своим новым идолом. Он поклоняется работе своих рук и превратился в слугу вещей. Он всуе использует имя Бога, свободы, человечества, социализма; он гордится своими достижениями — бомбами и машинами, — чтобы скрыть свое человеческое банкротство; он хвастается своей способностью уничтожать, чтобы скрыть свое человеческое бессилие.
Я верю, что единственная сила, которая может спасти нас от самоуничтожения, это — разум; способность распознавать нереальность большинства идей, порабощающих человека, и проникать в реальность, скрытую под пластами лжи и идеологий; разум не как орган знания, но как «вид энергии, сила, которая полностью постижима только в ее действии и в результатах…», сила, чья «самая важная функция состоит в ее власти скреплять и расторгать»[154]. Насилие и оружие нас не спасут; здравомыслие и разум — могут.
Я полагаю, что разум не может быть эффективным, если человек не имеет надежды и веры. Гёте был прав, говоря, что самое глубокое различие между разными историческими периодами — это разница между верой и неверием, все эпохи, в которых доминирует вера, — блестящие, прогрессирующие и плодотворные, в то время как те, в которых доминирует неверие, — нисходящие, потому что никто не хочет посвящать себя неплодотворному. Несомненно, тринадцатое столетие, Ренессанс, Просвещение были эпохами веры и надежды. Я боюсь, что западный мир в XX столетии ошибается, считая, что он потерял надежду и веру. Действительно, где нет веры в человека, вера в механизмы не спасет нас от исчезновения; напротив, эта «вера» только ускорит конец. Либо западный мир будет способен к созданию гуманизма с полным развитием человечности, а не производства и труда, либо Запад погибнет, как и многие другие великие цивилизации.
Я полагаю, что постижение истины не вопрос интеллекта, но прежде всего характера. Важнейший элемент здесь — мужество сказать «нет», не повиноваться господству власти и общественного мнения; пробудиться и стать человеком; пробудиться и избавиться от чувства беспомощности и тщетности. Ева и Прометей — два великих мятежника, чьи «преступления» освободили человечество. Но способность обоснованно сказать «нет» подразумевает способность обоснованно сказать «да». «Да» — Богу, «нет» — кесарю; «да» — человеку, «нет» — всем тем, кто его порабощает, эксплуатирует и унижает.
Я верю в свободу, в право человека быть собой, утверждать себя и бороться со всеми теми, кто пытается препятствовать ему быть собой. Но свобода больше, чем отсутствие притеснения. Она больше, чем «свобода от». Это «свобода для» — свобода стать независимым; свобода скорее быть, чем иметь, или использовать вещи и людей.
Я полагаю, что ни западный капитализм, ни советский или китайский коммунизм не могут решить проблему будущего. И та и другая система создает бюрократию, которая превращает человека в вещь. Человек должен подчинить силы природы и общества сознательному и рациональному контролю; не контролю бюрократии, которая управляет имуществом и человеком, но контролю свободных объединенных производителей, для кого человек является мерой всех вещей. Альтернатива не между «капитализмом» и «коммунизмом», а между бюрократизмом и гуманизмом. Демократический, децентрализованный социализм является реализацией тех условий, которые необходимы, чтобы сделать развитие всех человеческих сил окончательной целью.
Я полагаю, что одна из самых пагубных ошибок в индивидуальной и социальной жизни состоит в том, чтобы дать себя поймать стереотипным альтернативам мышления. «Лучше мертвый, чем красный», «отчуждающая индустриальная цивилизация или кустарное доиндустриальное производство», «перевооружаться или быть беззащитным» — примеры таких альтернатив. Существуют все новые и новые возможности, которые становятся очевидными лишь тогда, когда мы освобождаемся от смертельной хватки стереотипов и когда мы способны услышать голос гуманности и разума. Принцип «меньшего зла» — это принцип отчаяния. Большей частью он лишь удлиняет отсрочку победы большего зла. Риск делать то, что является правильным и гуманным, и верить в силу голоса человечности и истины более реалистичен, чем так называемый реализм оппортунизма.
Я полагаю, что человек должен избавиться от иллюзий, которые порабощают и парализуют его; он должен познать реальность внутри и вне себя, чтобы создать мир, который не нуждается ни в каких иллюзиях. Свобода и независимость могут быть достигнуты лишь тогда, когда разбиты цепи иллюзии.
Я полагаю, что сегодня есть лишь один главный интерес: вопрос войны и мира. Человек способен уничтожить всю жизнь на земле или уничтожить всю цивилизованную жизнь и оставшиеся от этого ценности и создаст варварскую, тоталитарную структуру, правящую тем, что останется от человечества. Осознавать эту опасность, проникать сквозь всяческую болтовню, препятствующую людям видеть пропасть, к которой они движутся, — единственный долг, единственный моральный и интеллектуальный императив, который человек должен сегодня принимать. Если он этого не сделает, все мы будем обречены.
Если все мы погибнем в ядерном холокосте, то это будет не потому, что человек не был способен стать человеком или он был злым по существу; это будет потому, что консенсус в глупости препятствовал ему видеть реальность и действовать в духе истины.
Я верю в способность человека к совершенствованию, но я сомневаюсь, достигнет ли он этой цели, если он вскоре не пробудится.
«Сторож! сколько ночи? Сторож! сколько ночи?
Сторож отвечает: приближается утро, но еще ночь. Если вы настоятельно спрашиваете, то обратитесь и приходите» (Исаия, 21: И, 12).
Указатель имен
Аденауэр Конрад 204 Адлер Альфред 243 Андерсен Ганс Христиан 289 Аншен Рут Нанда 22, 178 Аристотель 79, 158, 287, 289
Бах Иоганн Себастьян 323
Бахофен Й. Я. 87
Бебель Август 197
Бек Лео 40
Белл Даниел 223
Бетманн — Гольвег 202
Бетховен Людвиг ван 124
Бжезинский Збигнев 23, 25, 124
Бисмарк Отто фон 308
Блох Эрнст 41, 223
Бодлер Шарль 18, 50
Болдуин Стэнли 271
Бор Нильс 183
Боттомор Т. 90, 223
Бофре Ж. 16
Браун Раймонд Г. 22
Брежнев Л. И. 75
Бриффолт Р. 87
Буркхардт К. Я. 18, 50
Вайнвурн Джордж 54 Веблен Торстен 60, 159 Возенкрафт Фрэнк 141 Вольтер (псевд. Мари Франсуа Аруэ) 198 Враницкий 223 Вулдридж Дин 64
Галилей Галилео 182 Ганди Мохатма5/0 Гегель Г. В. Ф. 198, 199, 223, 234, 238, 241, 243, 273, 274, 287, 299
Гелбрайт Джон Кеннет 117, 142
Гераклит 248, 287
Гердер Иоганн Готфрид 198, 208
Гёте Иоганн Вольфганг 38, 80, 99, 109, 198, 208, 241, 243, 244, 329, 337 Ги Молле 307
Гитлер Адольф 164, 202, 203, 270, 321, 324, 336 Гоббс Томас 51 Гольдман Люсьен 223 Гордон Р. 246 Горький А. М. 320
Девис Роберт 113 Джонс Э. 305 Дизраэли Б. 50, 308 Дильтей Вильгельм 7 Достоевский Ф. М. 14, 70, 151
Жорес Жан 197, 320
Ибсен Генрик 111
Кальвин Жан 68 Кан Г. 25, 62 Кант Иммануил 329 Кардинер А. 5 Кассирер Э. 337 Кауфман У. 40 Кафка Франц 28, 29 Кеннеди Джон 72, 162 Керенский А. Ф. 308 Кинзи А. 98 Клайнес Манфред 95 Кнопф Альфред 25 Конт Огюст 152 Косыгин А. Н. 75 Кречмер Эрнст 246 Кропоткин П. А. 320 Кьеркегор С. 236
Лао — цзы 287, 319, 320 Ленин (Ульянов) В. И. 51, 197, 308- 310
Лессинг Готхольд Эфраим 198
Линдсей Джон 171 Ловенштайн М. 145 Лондон Джек 18 Лоренц Конрад 65, 108 Лукач Дьердь 223 Людендорф Эрих 203 Люксембург Роза 41, 197, 275, 320 Лютер Мартин 68
Маймонид Моисей 320 Макдуглас У. 246 Маккарти Дж. 162 Маккоби Майкл 34, 64 Мамфорд Льюис 25, 26, 51, 66, 78, 93
Манн Томас 30 Мангейм Карл 281 Мао Цзэдун 159 Маркович С. 223
Маркс Карл 13, 17, 30, 41, 50–52, 79, 90, 109, 134, 186–188, 192–199, 205, 206, 209–229, 233, 234, 236–239, 241–246, 255, 262, 273–276, 278–282, 29 7, 298, 300, 306, 308–312, 315, 316, 320, 321, 332 Маркузе Герберт 31, 125 Маршал Альфред 147–148 Мастерс У. 98 Миллс Ч. Р. 277 Милль Джон Стюарт 50, 147 Мински Марвин Л. 64 Монтескьё Шарль 219 Моррис Десмонд 65 Моцарт Вольфганг Амадей 124, 323 Муссолини Бенито 271, 321
Неннинг Г. 41 Ницше Фридрих 272
Озбекхан Гасан 54, 75, 115 Оруэлл Джордж 23, 51 Оуэн Роберт 219, 320
Паскаль Блез 61 Пеон Рауль Эрнандес 95 Петен Анри 310 Петрович 223 Пире, аббат 152 Платон 94
Прудон П. Ж. 18, 50 Ранк 305
Рассел Бертран 94 Рембрандт ван Рейн 95 Риковер Хайман 132 Робеспьер М. 29, 151, 232, 233 Рубель Максимилиан 223, 275 Рузвельт Ф. Д. 308
Салазар Антониу 31 °Cалливен Г. С. 27 °Cартр Ж. — П. 17, 107 Селберг Пер 69 Смит Адам 272 Сократ 305
Спиноза Борух 37, 208, 241, 243, 265, 271–273, 278, 279 Сталин И. В. 16, 51, 52, 197, 309, 310, 324, 336
Такер Р. 209, 221, 231, 272 Тейяр де Шарден Пьер 40 Теренций Публий 80, 195 Тобин Джеймс 144 Толстой Л. Н. 18, 50, 133 Торо Г. Д. 18, 50 Троцкий (Бронштейн) Л. Д. 51
Уайтхед А. Н. 73, 80
Уилер Харви 77
Уорф Бенджамин 91, 286
Файзер 155 ФейерЛ. 223
Фейербах Людвиг 7, 223, 236
Ференци Шандор 305 Фокс У. 104 Форд Генри 57 Франклин Бенджамин 79 Франко Баамонде 321 Фрейд Зигмунд 5, 6, 8, 30–32, 65, 89, 92, 98, 102, 186–188, 192–199, 205, 206, 209–213, 215, 217, 218, 229, 230, 236–241, 24J, 246–248, 257, 261–266, 268–271, 276, 279, 281, 282, 2<?5, 287, 292, 297, 298, J05, 312, 314, 316, J27, Фрейер П.
Френч
Фридмен Милтон /44 Фромм Эрих 5—/5, /<? 22, 47, 178, 209, 276 Фулбрайт Уильям /52
Хайдеггер М./2, 16, 17 Хаксли Олдос 2J? 5/
Холл Тэммэни /72
Хорни Карен 5, 2J/
Хрущев Н. С. 72, 270, 310
Чемберлен Невилл 27/
Черчмен К. Уэст 58 Чжуан — цзы 287 Чингисхан 336
Шафф Адам 153
Швейцер Альберт 108, 109, /56, J20 Шехтель Эрнст Г. J4, 91, 283 Шиллер Фридрих 329
Эйнштейн Альберт 89, 109, 194, 320
Эйрс К. И. 144
Эллюль Жак 25, 26
Эмерсон Р. У. 332
Энгельс Фридрих 197, 219, 246, 310
Эриксон Эрик 103
Юнг К. Г. 269, 282
Ясперс Карл 15
Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru
Оставить отзыв о книге
Все книги автора
[1]The Technetronic Society. — Encounter, Vol. XXX, No. 1 (January, 1968), p. 19.
[2]Французское издание 1954 г.; американское издание 1964 г. Альфреда Кнопфа и 1–е изд. Винтадж Букс, 1967, р. ххх.
[3]Mumford L. The Myth of the Machine (New York: Harcourt, Brace & World, 1966).
[4]Как в «Бегстве от свободы» и «Здоровом обществе».
[5]Испанское слово esperar означает одновременно «ждать» и «надеяться», оно, несомненно, относится к тому особому виду пассивной надежды, который я пытаюсь здесь описать.
[6]Сталинистская концепция, согласно которой история решает, что верно, а что неверно, что хорошо, а что плохо, — прямое продолжение ро- беспьеровского преклонения перед будущими поколениями. Она является полной противоположностью позиции Маркса, сказавшего: «История ничто, она ничего не делает. Все делает человек». Или в «Тезисах о Фейербахе»: «Материалистическое учение о том, что люди являются продуктом обстоятельств и воспитания и что, следовательно, изменившиеся люди являются продуктом иных обстоятельств и изменившегося воспитания, забывает, что это человек меняет обстоятельства и что воспитатель сам нуждается в воспитании».
[7]Подобная безнадежность просвечивает в книгах Герберта Маркузе «Эрос и цивилизация» (Eros and Civilization. Boston: Beacon Press, 1955) и «Одномерный человек» {One‑Dimensional Man. Boston: Beacon Press, 1964). В них утверждается, что все традиционные ценности, такие как любовь, нежность, забота и ответственность, имеют смысл только в дотехнологическом обществе. В новом технологическом обществе — обществе без репрессий и эксплуатации — появится новый человек, который не будет бояться ничего, в том числе и смерти, у которого разовьются еще точно не определенные потребности и у которого появится возможность удовлетворить свою «полигамную сексуальность» (я отсылаю читателя к сочинению Фрейда «Три очерка по теории сексуальности»); короче, конечный прогресс человека видится в регрессе к инфантильной жизни, в возвращении к счастью пресыщенного ребенка. Неудивительно, что Маркузе в конце концов пришел к безнадежности. «Критическая теория общества не располагает понятиями, которые могли бы служить мостом через пропасть между настоящим и будущим; не содержа никаких обещаний и не демонстрируя прогресса, она остается негативной. Таким образом, она стремится оставаться лояльной к тем, кто, потеряв надежду, посвятил и посвящает свою жизнь Великому Отрицанию» (One‑Dimensional Man, p. 257).
Эти цитаты показывают, как ошибаются те, кто критикует Маркузе или восхищается им как революционным вождем; ибо революция никогда не основывалась и никогда не будет основываться на безнадежности. Маркузе даже не интересует политика; но если человека не интересуют шаги между настоящим и будущим, то мы имеем дело не с политиком, радикальным или каким‑то еще. В сущности Маркузе являет собой пример отчужденного интеллектуала, который представляет свое личное отчаяние в виде теории радикализма. К сожалению, его непонимание и до некоторой степени незнание Фрейда ведет к тому, что он синтезирует фрейдизм, буржуазный материализм и изощренное гегельянство, чтобы получить то, что ему и другим, сходно мыслящим «радикалам», представляется наиболее прогрессивным теоретическим построением. Здесь не место подробно показывать, что это наивные, надуманные мечты, иррациональные и нереалистичные по сути и к тому же лишенные любви к жизни.
[8]Я позаимствовал термин «activeness» у Майкла Маккоби (вместо привычного «activity») применительно к личному общению; соответственно я использую слово «passiveness» вместо «passivity», когда активность и пассивность относятся к установке или состоянию ума. Я уже обсуждал проблему активности и пассивности, особенно в связи с продуктивной ориентацией, в различных книгах. Мне хочется обратить внимание читателя на чрезвычайно интересное глубокое обсуждение активности и пассивности в «Метаморфозах» Эрнеста Шехтеля (Shachtel Е. Metamorphosis. N. Y: Basic Books, 1959).
[9]Необходимость в уверенности будет обсуждаться в главе 3.
[10]Смысл терминов «рациональный» и «иррациональный» будет обсужден в главе 4.
[11]Здесь не место обсуждать вопрос дефиниций органической жизни и неорганической материи и соответственно вопрос об их разграничении. С точки зрения современной биологии и генетики, традиционные разграничения наверняка представляются сомнительными; но было бы ошибочно предположить, что эти разграничения утеряли свою значимость; они нуждаются, скорее, в уточнении, чем в замене.
[12]Я подробно рассматривал природу профетической альтернативы в книге Будьте как Боги (You Shall Be as Gods. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1967). В той же книге обсуждение апокалиптической тенденции в еврейском мессианском мышлении по контрасту с изначальным альтернативистским мышлением (р. 121).
[13]Baeck Leo. Judaism and Cristianity. N. Y.: The Jewish Publication Society of America, 1958. Перевод с предисловием У. Кауфмана.
[14]Эти термины использовал Лео Бек. Тейяр де Шарден в книге Будущее человека (The Future of Man. N. Y.: Harper & Row, 1964) попытался синтезировать эти понятия.
[15]Эрнст Блох в своей книге «Основа надежды» (Das Prinzip Hoffnung) более чем кто‑либо другой воссоздал профетический принцип надежды, свойственный марксистскому мышлению. Значительное число современных авторов, придерживающихся гуманистических социалистических взглядов, опубликовали свои работы в сборнике «Симпозиум по социалистическому гуманизму», изданному Эрихом Фроммом (Symposium on Socialist Humanism. N. Y.: Doubleday, 1965). См. также английское издание югославского журнала «Практика» и «Диалог», изданный Г. Неннингом, международное ревю, издаваемое «Форумом», в котором приведен диалог между христианскими и нехристианскими гуманистами. Широко распространенное убеждение, согласно которому Маркс имел детерминистский взгляд на историю, утверждая неизбежность социализма, на мой взгляд, некорректно. Впечатление детерминизма возникает из некоторых формулировок Маркса, сделанных в пропагандистском, агитирующем стиле, который часто переплетается с его аналитическим, научным стилем. Роза Люксембург, возможно, самый блестящий интерпретатор теории Маркса, подчеркивает альтернативный характер формулировки «выбор между социализмом и варварством».
[16]Эта проблема и проблема других проявлений деструктивности подробно рассматривается в моей будущей книге «Причины человеческой деструктивности».
[17]См. высказывания Буркхардта, Прудона, Бодлера, Торо, Маркса, Толстого, цитируемые в «Здоровом обществе» (The Sane Society), с. 184 и далее.
[18]См.: Fromm Е. Marx’s Concept of Man (New York: Ungar, 1961).
[19]Principles of Political Economy (London: Longmans, 1929; 1st Edition, 1848).
[20]The Technetronic Society, p. 19.
[21]Mumford L. The Myth of the Machine.
[22]Выше указывалось, что слабо развитый сектор населения не принимает участия в этом новом стиле жизни.
[23]Когда я заново просматривал эту рукопись, я прочитал работу Гасана Озбекхана «Триумф техники»: «можно» значит «должно» (The Triumph of Technology: ‘Can’ Implies ‘Ought). Эта работа, переработанная из выступления в качестве приглашенного докладчика в Массачусетсском Технологическом институте и опубликованная в мимеографическом виде Корпорацией системного развития (System Development Corporation) в Санта Монике, Калифорния, была любезно прислана мне Джорджем Вайнвурном (George Weinwurm). Как видно из названия, Озбекхан выражает ту же концепцию, что и представляемая мною в данной книге. Его изложение проблемы блестяще с точки зрения выдающегося специалиста в области науки управления, и я считаю весьма хорошим знаком то, что одни и те же идеи появляются в работах авторов в таких разных областях, как его и моя. Я процитирую высказывание, которые показывает тождественность его концепции и концепции, представленной в настоящей книге: «Таким образом, осуществляемость, которая является стратегической концепцией, поднимается до уровня нормативной концепции, в результате, если технологическая реальность указывает, что мы можем сделать нечто, это воспринимается так, что мы должны это сделать» (р. 7).
[24]Блестящую формулировку этой проблемы я нашел в работе К. Уэста Черчмена «Вызов разума» (West Churchman С. Challenge to Reason. New York: McGraw‑Hill, 1968):
«Если мы изучим эту идею о все более широкой модели систем, возможно, мы сможем увидеть, в каком смысле завершенность представляет собой вызов разуму. Одна модель, которая представляется хорошим претендентом на завершенность, называется распределительной; согласно этой модели, мир — это система видов деятельности, использующих ресурсы для «производства» пригодных для употребления продуктов.
В этой модели процесс рассуждения весьма прост. Некто ищет центральную количественную меру работы системы, которая имеет характеристику: чем больше этого количества, тем лучше. Например, чем больше прибыли приносит фирма, тем лучше. Чем больше дипломированных специалистов выпустит университет, тем лучше. Чем больше еды мы производим, тем лучше. Окажется, что конкретный выбор меры работы системы не подлежит критике, пока эта мера представляет общий интерес.
Мы берем желаемую меру работы и увязываем ее с возможными видами деятельности системы.
Эти виды деятельности могут быть работой различных производящих заводов, школ и университетов, ферм и т. д. Каждый значительный вид деятельности вносит вклад в желаемое количество каким‑либо признанным способом. Этот вклад в действительности часто можно выразить в математической функции, которая устанавливает соответствие количества действия с количеством желаемого объема производства. Чем больше продажи некоего продукта, тем выше прибыль фирмы. Чем больше курсов лекций мы читаем, тем больше у нас студентов. Чем больше удобрений мы используем, тем больше продуктов питания» (р. 156–157).
[25]Вопрос о том, является ли безграничный рост производства и потребления экономической необходимостью, будет обсуждаться в главе 5.
[26]Mazur P. The Standards We Raise. New York, 1953, p. 32.
[27]Параноидное мышление характеризуется тем, что оно может быть совершенно логичным, но не руководствуется участием или конкретным интересом к реальности; другими словами, логика не исключает сумасшествия.
[28]Разница между тем, что считается болезнью, и тем, что считается нормой, становится очевидной в следующем примере. Если человек объявил, что для того, чтобы спасти наши города от загрязнения воздуха, следует уничтожить фабрики, автомобили, самолеты и т. п., никто не будет сомневаться, что он сумасшедший. Но если существует согласие, что для того, чтобы мы защитить нашу жизнь, нашу свободу, нашу культуру, может оказаться необходимой термоядерная война как последнее средство, такое мнение окажется совершенно здравым. Разница мышления только в том, что первая идея не разделяется другими, следовательно, кажется ненормальной, в то время как вторая разделяется миллионами людей и могущественными правительствами, и, следовательно, кажется нормальной.
[29]Майкл Маккоби показал синдром любви к жизни и синдром любви к смерти, встречающиеся в различных популяциях, используя «интерпретационный» опросник (см. его «Polling Emotional Attitudes in Relation to Political Choices»).
[30]Например, Дин Вулдридж в «Механическом человеке» (Wooldridge Dean Е. Mechanical Man. New York: McGraw‑Hill, 1968) пишет, что будет возможно производить синтетические компьютеры, «неотличимые от людей, производимые обычным способом» [!] (р. 172). Марвин Мински (Marvin L. Minsky), большой авторитет в области компьютеров, пишет в своей книге «Вычисление» (Computation. Englewood Cliffs, N. J.: Prentice‑Hall, 1967): «Нет причины полагать, что машины имеют какие‑либо ограничения, которые не были бы у человека» (p. VII).
[31]Критика Лоренца относится только к той части его работы, в которой он проводит аналогии с психологическими проблемами человека, а не с его работой в области поведения животных и теории инстинктов.
[32]Пересматривая эту рукопись, я узнал, что Льюис Мамфорд выразил эту же идею в 1954 г. в работе In the Name on Socialist Humanism: «Современный человек сейчас приближается к последнему акту своей трагедии, и я не могу, даже если бы хотел, скрыть его неизбежность или его ужас. Мы дожили до того момента, когда стали свидетелями соединения автоматики и ИД в интимном партнерстве, при этом ИД поднимается из самых глубин бессознательного, а автоматика, машинообразный мыслитель и человекообразная машина, полностью оторванные от других поддерживающих жизнь функций и человеческих реакций, опускается с высот сознательного мышления. Первая сила оказалась более брутальной, когда освободилась от всякой личности, чем самое дикое из животных; другая сила так невосприимчива к человеческим эмоциям, человеческим тревогам, человеческим целям, так сосредоточена на ответе только на ограниченный круг вопросов, для которых ее инструментарий был первоначально разработан, что у нее отсутствует спасительный ум, позволяющий отключить собственный побудительный механизм, даже если она толкает науку, а также цивилизацию, на край пропасти» (р. 198).
[33]В лютеранско — кальвинистской ветви христианской теологии человека учили не бояться риска применения ложных критериев для принятия решений парадоксальным образом. Лютер, приуменьшая свободу человека и роль его добрых деяний, учил, что единственное решение, которое должен принять человек, — это полностью подчинить свою волю Богу и тем самым освободиться от риска принятия решений на основе своих собственных знаний и ответственности. По концепции Кальвина, все предопределено, и решение человека в действительности не имеет значения; все же его успех является знаком того, что он — один из избранных. В «Бегстве от свободы» я указывал на отчаяние и тревожность, в которых укоренены эти доктрины.
[34]См. обсуждение индивидуальных целей при принятии решений в работе Пера Селберга (Soelberg Peer) «Structure of Individual Goals: Implication for Organization Theory, the Psychology of Management Decision» (Ed. by Fisk G. Lund, Sweden: C. W. K. Gleerup, 1967, p. 15–32).
[35]В работе «Unless Peace Comes» (Ed. by Calder N. New York: The Viking Press, 1968), p. 91 и далее.
[36] Beacon paperback edition, 1958, p. 80.
[37]Г. Озбекхан в весьма удачной концепции утверждает, что «нормативное» планирование может предварять «стратегическое» и «тактическое» планирование.
[38]См. размышления по этому вопросу Льюиса Мамфорда в его книге «Миф о машине».
[39]Ср.: Huizinga J. Homo Ludens: A study of the Play Element in Culture, так же Bally G. Vom Ursprung und von den Grenzen der Freiheit; Bine Deutung des Spiels bei Tier und Mensch (О происхождении и ограничениях свободы; и Интерпретация игры у животного и человека; Basel: Schwabe, 1945).
[40]Стоит заметить, что Маркс критиковал известное аристотелевское определение человека как политического животного и заменил его понятием человека как социального животного, он критиковал также определение человека Франклином и как животного, изготовлявшего орудия труда, потому что оно характерно для королевства янки.
[41]The Function of Reason. Boston: Beacon Press, 1958, p. 4.
[42]Недавно проведенные эксперименты с лишением человека способности чувствовать показывают, что экстремальные формы отсутствия стимулов, на которые человек способен отвечать, могут породить симптомы тяжелых умственных расстройств.
[43]Подобный факт был обнаружен у психопатичных пациентов, живущих на фермах или в условиях, не имеющих ничего общего с тюрьмой. Они почти не проявляли агрессивности в таких условиях, когда отсутствуют конфликты; этим было доказано, что именно насилие породило тот самый результат, которой предполагалось стать средством их успокоения или контроля над ними.
[44]Ср. труды Бахофена и Бриффолта, посвященные матриархальным обществам.
[45]Сегодня многие индивидуальные случаи «привязанности к матери» ортодоксальные психоаналитики объясняют неразрешенной сексуальной связью с матерью. Это объяснение игнорирует тот факт, что привязанность к матери — только один из возможных ответов на сложность человеческой экзистенции. Зависимый индивид XX в., живя в культуре, которая в ряде социальных аспектов ждет от него независимости, смущен и часто невротичен, потому что общество не дает ему — а более примитивные общества это давали — социальных и религиозных образцов, которые удовлетворили бы его потребность в зависимости. Фиксация на материи — это выражение личностью ответа на один из вопросов человеческой экзистензии, который ряд культур выражал в религиозной форме. Таков ответ, хотя он в конфликте с полным развитием индивида.
[46]Работа Бенджамина Уорфа (Benjamin Whorf) показала внутреннюю связь между языком и различиями в способах мышления и опыта. Ср. важный вклад в эту проблему Эрнста Г. Шехтеля в «Метаморфозах» и в работах, предшествовавших этой книге.
[47]Этого мнения придерживается и биолог JI. фон Берталанфи. Начав с анализа вопросов в другой дисциплине, он пришел к аналогичным выводам.
[48]Я с благодарностью вспоминаю и признаю значимость вдохновившего меня личного общения с покойным доктором Раулем Эрнандесом Пеоном из Мексики и доктором Манфредом Клайнесом (Klynes) из госпиталя Рокленд в Нью — Йорке.
[49]Между прочим можно заметить, что когда дело касается «побуждений», ф