На Руси всегда считали, что дети составляют благословение Божие и являют собой присутствие Святого Духа в семье, они — ее опора и счастье.
Отсутствие же детей для крестьянской семьи было несчастьем, выражением гнева Божия и кары за грехи мужа или жены или их отцов, и оттого-то богомолье и обеты считались такими могущественными средствами против бесплодия.
Именно поэтому всегда в народе с особым уважением относились к тем знахаркам, которые помогали ребенку появиться на свет.
Беременную женщину в крестьянской семье все берегли, хотя она продолжала исполнять неукоснительно все свои обязанности. Но домочадцам прекрасно были известны возможные последствия неосторожности — и о будущей матери старательно заботились. «Тоже уметь надо родить-то», — говорили в народе. Несчастный случай с роженицей объясняли часто тем, что «тяжело подняла баба».
Несмотря на то, что в каждой волости была акушерка, так называемая «баба-голландка», крестьяне редко обращались к ней за помощью. Чаще всего к родильнице звали женщину из деревни, которая умела бы «бабить».
Деревенские повитухи, «баушки», «бабки» — это всегда были пожилые женщины, практики-самоучки, по большей части вдовы. «Бабили» иногда и замужние женщины, но только те, которые перестали сами рожать и у которых не было месячных. Девица, хотя и престарелая, повитухой быть не могла, да и бездетная женщина тоже считалась плохой повитухой. «Какая она «бабка», как она бабить будет, коли сама трудов не пытала? При ней и рожать труднее, и дети не всегда в живых будут».
Бабка, как правило, должна была быть безукоризненного поведения, как в настоящем, так и в прошлом, и не уличена в неверности мужу: в противном случае на родах у баушек дети рождались больными, уродами и не жили долго.
Избегали в народе и таких бабок, которые когда-либо обмывали мертвых, имели злой и непокладистый характер и черные глаза: считалось, что у таких тяжелая рука и при них труднее роды.
В деревнях довольно часто встречались пользующиеся исключительным доверием и почетом повитухи-знахарки, которые, как считалось, могли делать роды непродолжительными и безболезненными и были очень искусны при отеле домашних животных. Такое умение считалось даже лучшей рекомендацией для бабки. «У меня ведь хорошая бабушка была, ее и к скотине возили», — одобряли бабку из числа таких.
Уважение к повитухам было столь велико, что роженицы не забывали их и через много лет после рождения ребенка. Существовал даже особый праздник, который назывался Бабьими кашами или Бабьим праздником (8 января нового стиля). В этот день обязательно надо было пойти с подарком и поздравить повитуху, которая помогала при родах. И вот мать с теми детьми, которых бабка в свое время приняла, шла к повитухе на каши. В этот день знахарка старалась как можно лучше принять своих гостей, а ребятишки стремились во всем ей угодить и помочь.
С бабкой семья договаривалась заранее — важно было найти хорошую повитуху и уговорить ее принять ребенка. Делалось это втайне ото всех, поскольку считалось, что беременность и в особенности момент наступления родов должны скрываться до последней возможности. Беременную, по мнению крестьянина, могли сглазить, испортить, оговорить, а самые роды были тем мучительнее и труднее, чем больше народа знало о них.
«Оборони Бог, если кто спознает, что баба родит, замучит ее, ни за что не родит, как должно. Она должна будет лишнее страдать за всякого, кто узнает об этом, и будет мучиться за каждый грех узнавшего».
Особенно плохо было, если о наступлении родов узнавала девушка: роженица должна была тогда отстрадать за каждый волосок на ее голове.
Были только два человека, которые могли знать о родах безнаказанно для роженицы: это бабка-повитуха и родная мать. Поэтому очень часто роженица отправлялась рожать, особенно первого ребенка, в дом матери.
Чаще всего рожали в родительском доме только женщины из богатых и больших семей, где не так нужны их рабочие руки и где труднее уберечься от постороннего глаза. Если родительский дом был далеко, то беременная заблаговременно, иногда недели за две-три до родов, ехала туда и жила, пока не разродится.
По этой же причине роженица из большой семьи иногда уходила рожать к повитухе.
Но чаще всего, конечно, роды совершались дома, на своем дворе. Домашние под разными предлогами выпроваживались из дома, отправлялись к соседям или сами шли на какую-нибудь работу. В случае невозможности покинуть двор и оставаясь дома, они старались симулировать свое отсутствие, притворясь спящими.
В разных областях России были разные взгляды на присутствие мужа при родах. В некоторых местах муж не мог присутствовать при родах, потому что при муже труднее рожать, или же потому, что присутствием его нарушается принцип целомудрия: «Не место мужикам там быть, где бабы свои дела делают». В некоторых случаях присутствие это считалось безразличным, иногда желательным, потому что при муже роды бывают легче, а иногда даже обязательным, так как, присутствуя при родах, муж как бы берет на себя часть мук
Считалось очень полезным, если муж, для ускорения родов, перешагнет через роженицу, будет держать жену за плечи, чтобы помогать ей тужиться, лучше, если снимет с себя при этом штаны и еще лучше, если разденется догола. Хорошо для роженицы, если муж во время родов будет ложиться на нее, вытянув вперед шею, будет стоять у изголовья и станет кричать и стонать вместе с женою.
В некоторых случаях роль мужей являлась донельзя курьезной: после рождения ребенка, в предупреждение появления двойни или тройни, по настоянию бабок, они «зааминивали» промежность родильницы. «Смотри, еще наносит», — стращали таких пугливых мужей бабки.
Роды, если только они не наступали совершенно неожиданно, чаще всего происходили в бане, которую топили, но не с целью вымыть роженицу и достигнуть ее чистоты перед родами, а чтобы распарить и «размягчить» тело.
Нередко местом для родов становились «подизбица», «голбец»,[61] чулан, летом же — клеть, сарай, амбар, гумно, овин, сеновал или же просто какое-нибудь укромное место во дворе.
Основанием для такого уединения во время родов послужили древние верования: женщина издавна и почти всюду считалась первое время после родов существом нечистым, а значит, должна была быть изолирована от общества.
По церковным правилам женщина не может прийти в храм в течение сорока дней после рождения ребенка. И в некоторых губерниях России в течение сорока дней после родов родившая женщина считалась не только нечистой, но даже поганой. Она также не могла пить крещенскую или освященную во время водосвятного молебна воду, не могла ходить в церковь, подходить близко к божнице, брать в руки икону, зажигать перед нею свечу, присутствовать на молебне в доме, святить корову, осматривать пчел и даже доить коров, дотрагиваться до хлеба и ходить в амбар, где хранится зерновой и молотый хлеб. В Алатырском уезде даже члены того семейства, где есть родильница, считались нечистыми, и до тех пор, пока священник не совершит над нею очистительной молитвы, никто из них не бывал в церкви.
Так как самое важное при родах — совершить их, насколько возможно, секретнее не только от соседей, но и от большинства домашних, то повитуха заблаговременно никогда не приглашалась, а за ней бежали только тогда, когда у беременной начинались родовые схватки. Само приглашение совершалось как можно «таинственнее» и «секретнее».
Повитуха же, чтобы ее никто не заметил, пробиралась в избу роженицы окольными путями, иногда через гумна и огороды.
Выйдя за свои ворота, бабка, отправляясь к роженице, должна была стать лицом к востоку и сказать: «Батюшка, восток, бывает на тебе сам Иисус Христос. Благословите меня, рабу грешную, на мир Божий, к рабе Божией (имя роженицы), Казанская Божия Матерь, Михаил Архангел и все святые Угоднички». А во время пути до дома роженицы она читала «Богородицу».
«Помогай Бог трудиться», — приветствовала она, войдя в дом, роженицу.
«Все благополучно, ребеночек на ходу, только бы воды прошли, а то все пойдет своим чередом», — говорила бабка пациентке после осмотра.
Но первым делом повитуха, как считалось, для ускорения родов расстегивала роженице ворот рубахи, снимала с нее, если были, кольца и серьги, развязывала все узлы, какие есть на рожающей, в том числе и расплетала косы, отпирала все замки в доме, открывала печи, заслонки, двери, ворота, сундуки и лари. В народе верили, что если все будет развязано и открыто, то и роды «развяжутся» скорее и у роженицы свободно откроются все «затворы и запоры», затрудняющие выход ребенка. Иногда, чтобы помочь в этом роженице, то же делает, ослабляя на себе пояс и расстегивая ворот рубахи, муж.
В некоторых деревнях повитуха заблаговременно, за сутки или больше до родов, снимала с беременной всю верхнюю одежду и оставляла ее в одном исподнем, расстегивала ворот рубахи, расплетала ей косы и даже снимала крест. Простоволосая, с распущенными волосами, беременная женщина должна была ходить взад и вперед через пороги, из одной комнаты в другую, из избы в сени, из сеней в избу и так чуть не до самых родов. Считалось, что как свободно женщина расхаживает, так же свободно выйдет из нее ребенок
Когда же наступали роды, повитуха укладывала родильницу на пол на солому. И бабка, и ее пациентка непременно должны были быть во всем чистом. Иногда повитуха даже окуривала и себя, и роженицу росным ладаном, опрыскивала святой водой и давала испить крещенской водицы, а перед иконами зажигала восковую свечку. В некоторых местах икона Божией Матери и святая вода ставились в головах роженицы.
Вообще обращение к Богу и святым во время родов являлось их неотъемлемой частью. Русские люди верили, что во время родов прилетает Михаил Архангел и все апостолы, а особенное покровительство оказывают роженицам Божия Матерь и некоторые мученицы и святые. Скорой и усердной помощницей в родах считается Анна пророчица. Святые Варвара и Екатерина великомученица принимают близко к сердцу муки роженицы, так как сами «трудились» родами, святой Иоанн Богослов помог родить на дороге одной женщине, а святой Власий имеет власть «разрешать» роды. Деятельной помощницей при родах считается также бабушка Соломонида, принимавшая, по апокрифическому сказанию, Иисуса Христа.
«Казанская Божия Матерь, Смоленская Божия Матерь, Иерусалимская Божия Матерь, не погнушайся мне, грешной, помоги мне при родах», — взывала роженица. «Пресвятая Богородица, — молилась повитуха, — отпусти матушку Соломониду. Бабушка Соломонида, приложи свои рученьки к рабе. Чистый четверг, великая пятница, честная суббота, святое воскресенье, отблагодарите нас добрыми делами».
Весьма часто перед родами и во время родов муж роженицы, а иногда и все домашние, нередко и дети, становились на молитву. В некоторых местах считалось полезным для роженицы просить перед родами благословения родителей и вообще предков. Иногда роженицы просили прощения у родных и соседей, а иногда прощались со всем и всеми: «Простите меня, угоднички святые, мать сыра земля, батюшка с матушкой, мой благоверный супруг и мои родные детушки!» Иногда роженица просила прощения только у домашних и мужа, а иногда просил прощения у роженицы муж.
При нормальных родах роль повитухи заключалась в том, что она ободряла роженицу, разглаживала ей поясницу с приговором «Расступитеся, растворитеся, косточки!», растирала живот деревянным маслом, смазывала им или вводила во влагалище для «смягчения» кусочки мыла.
По внешнему виду беременной повитухи обыкновенно старались предугадать, родится мальчик или девочка. Повсеместно верили (и верят по сей день), что острая форма живота и сильно распухшие ноги родильницы указывают на то, что родится мальчик. Кроме того, существовало весьма странное поверье, что младенец в материнской утробе может иногда кричать и крик этот обязательно предвещает его скорую смерть после появления на свет.
Кроме «мытья» для облегчения родов деревенские «баушки» весьма редко прибегали к другим медицинским средствам. Лишь изредка для ускорения и облегчения родов употреблялся внутрь настой корицы в вине, а также трава чернобыльник. Последняя употреблялась иногда и для изгнания плода. Целебное действие этой травы признавалось народом несомненным.
Во всех рукописных народных цветниках и травниках говорится о целебном действии этой травы при родах. «Т£ава чернобыль, — читаем мы в одном из таких цветников, — растет подобно белене… а ежели женщина ту траву принимает, то живое и мертвое дитя из утробы выведет». «Траву чернобыльник, — читаем в другом цветнике, — надо выкопать с корнем, мелко изрубить и варить в вине или с уксусом, и роженицам, кои долго мучаются, поить и на живот привязывать, а когда будет родить младенца, то от живота отвязать, иначе живот много втянет».
Вообще же, как мы сказали выше, к лекарствам деревенские «баушки-повитухи» при родах прибегали весьма редко. Все дело ограничивалось «мытьем», разглаживанием, спрыскиванием от дурного глазу и т. д.
Во все продолжение родов бабка постоянно крестилась, клала земные поклоны и утешала роженицу. «Потерпи, моя касатка, потерпи, Бог пошлет, все благополучно будет, все по-доброму идет. Ты только, как «напруги» берут, сильнее поддай, упрись мне в бедра ножками и помочь давай на нутря-то».
При каждой схватке, накрывая живот роженицы, чтобы «не вышло остуды», бабка следила за ходом ребенка и с приближением его приговаривала: «Матери Божии, святые угодники, Иисусе Христе, ослобоните рабу Божию, пошлите ей на все хорошее. Ну, подужай, подужай, ну еще разок потужись, вот, вот уж весь на воротах стоит».
Если роды не проходили быстро, то повитуха заговаривала воду:
«Стану я, раба Божия (имярек), благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротми. Выйду я в чистое поле, помолюсь и поклонюсь на восточну сторону. На той восточной стороне стоит престол Господень. На том престоле Господнем сидит Пресвятая Мати Божья Богородица. И помолюсь, и поклонюсь Пресвятой Матери Божьей Богородице: «Пресвятая Мати Богородица, соходи с престола Господня и бери свои золотые ключи и отпирай у рабы Божьей (имярек) мясные ворота, и выпущай младеня на свет и на Божью волю». Во веки веков, аминь».
Заговор этот надо было произнести трижды, а потом дать выпить наговоренной воды родильнице или облить ее живот.
Также при замедлении родов считалось полезным «распарить» живот, иногда же, напротив, «прописывали» холод. В зимнее время роженицу выводили в сени «охолонуть» или клали ей на живот снег. «Холодок хорошо, поутомить жар-то нужно, — объясняла его действие бабка, — там от жару все вздуло, вот Бог и не дает».
Если родильница не могла легко распростаться с детским местом, то ей давали спорыньи или солоду, или гущи квасной, или же, закатав в хлебе трех вшей с трех голов и заставив родильницу съесть шарик, говорили ей, что она съела.
Почти всеми бабками считалось очень важным, чтобы роженицу при родах тошнило и рвало. Для этого, обыкновенно, толкали в рот роженицы и давали ей «давиться» ее собственной косой, щекотали во рту пальцем, поили роженицу дрожжами, конопляным или деревянным маслом: считалось, что после рвоты скорее пойдут потуги — «роженицу сорвет, вот, силу Бог и даст». Довольно странный, но излюбленный и распространенный бабий прием при родах для усиления потуг и большего напряжения роженицы — это дуть в пустую бутылку.
Деревенские роды совершались далеко не всегда в лежачем положении, а нередко стоя, так как при стоячем положении женщины ребенок будто бы скорее и свободнее выйдет, при лежании же он может подкатиться под ложечку. Чтобы он не «застоялся», а также чтобы «расходились все жилы роженицы и все ее члены», очень часто считалось полезным, с промежутками или беспрерывно, водить и таскать под руки роженицу по избе, обводить ее вокруг стола и т. п. Первое время ходить роженица старалась сама, а потом это хождение совершалось при помощи бабки или матери и мужа. Продолжалось оно до тех пор, пока не покажется головка ребенка.
Тогда бабушка клала роженицу на постель, бралась руками за головку, потихоньку ее раскачивала и говорила роженице: «Ну, помогай, силы поддавай».
Обыкновенный и также очень частый прием при нормальных родах, в лежачем или стоячем положении роженицы, — это перекинуть через брус или потолочную балку веревку, ухватиться за нее руками и, упираясь пятками о кровать или пол избы, держаться в полувисячем положении. «Каждая вещь упадет наземь, коли ни на чем не держится, — довольно смутно объясняли земским врачам этот прием бабки, — потому и ребенка тоже к земле тянет, а коли лежит баба, как есть, ну и он лежит смирно». Особенно рекомендовался этот прием в тот момент, когда Бог станет «прощать» роженицу, то есть когда покажется головка младенца. Термином «Бог простил» определялся момент рождения ребенка, ибо именно тогда, по существующему поверью, посланный от Бога и присутствующий при родах ангел влагает душу в новорожденного и улетает на небо.
Некоторыми бабками производилось «выкликание» детского места. «Кысь, кысь, кысь», — приговаривают они, «ратуя» о детском месте и слегка подергивая за пуповину. Способствовал изгнанию последа и, одновременно, занятию своего надлежащего места «золотником» (маткой) после родов также следующий заговор:
Я, раба Божия N, рожденная,
Я, раба Божия N, крещеная,
Шла через три порога,
Несла три золотые рога
К рабе Божией N, рожденной,
К рабе Божией N, крещеной,
Живот вниз направляти.
Я живот вниз направляю,
В гору не поднимаю,
Не сама собою живот направляю,
Силой Бога из него выгоняю.
Золотника прошу, как родного брата:
Золотник-золотнический,
Братец, ты, светлый месяц,
Я тебя прошу, как родного брата,
Сядь ты на мое местечко,
На золото крылечко.
А тут тебе не бывать,
Туг тебе не гулять,
Туг тебе не воевать,
И тихохонько, и легохонько
На лес сухой да на яр глухой
Из животика ее, рабы Божией N, выбывать.
Для изгнания последа применялись также окуривание родильниц очесами льна на страстной свече, маленький, привязываемый к пуповине, лапоть и веник, положенный к половым частям родильницы. Если послед не выходил через полчаса, то это считалось знаком недобрым, а если проходил час — дело было совсем плохо. Очень нередки были случаи, когда бабки, стараясь вытащить послед, усиленно тянули и обрывали пуповину. Это, по объяснению их, происходило тогда, когда послед «прирастал к телу».
Пуповина перевязывалась суровой ниткой или прядями льна, чаще всего свитыми вместе с волосами матери. Волосы последней, обыкновенно из правой косы или с правого виска, брались для того, чтобы «ребенок всю жизнь был привязан к матери».
Перерезывалась пуповина, как правило, хлебным ножом или ножницами и смазывалась деревянным маслом.
Иногда у детей женского пола она отрезалась ножом на гребенке, чтобы девушка хорошо пряла, а у новорожденного мальчика — ножом на топоре, чтобы мальчик им хорошо владел, когда вырастет большим.
Иногда, в предупреждение грыжи, пуповина перегрызалась бабкой зубами.
Детское место, или «постелька», всегда тщательно обмытое и завернутое в тряпочку, часто с ломтем черного хлеба или яйцом, а иногда с несколькими головками лука, зарывалось в землю в каком-нибудь сокровенном месте, выбранном бабкой, чаще всего под полом избы, в подизбице, подвале, подполье, около печки или в переднем углу В некоторых местах послед при этом клался в лапоть с правой ноги.
Реже зарывалось детское место под полком бани, на дворе, на огороде, иногда в навоз, в хлеве или конюшне. Если хотели, чтобы у ребенка не было грыжи, зарывали послед под подвальным бревном. Если хотели, чтобы следующий ребенок был мальчик, хоронили послед на чердаке над святым углом, а если мечтали о девочке, то несли на чужое поле и зарывали там.
В тех случаях, когда в семье все предшествующие дети умирали, послед зарывался на перекрестке чужого поля.
Считалось, что если детское место не хоронить три дня, то детей не будет три года, если его предварительно выворотить, то следующий ребенок будет непременно мальчик, а если зарыть его пуповиной книзу, то детей у родившей женщины больше не будет совсем.
Зарывание последа сопровождалось иногда особыми приговорами, имеющими отношение или к здоровью родильницы, или к будущему ребенка. «От земли взято, земле предавайся, а раба Божия (родильница) на земле оставайся». «Тебе, святое местечко, на лежанье, а ей (родильнице) на здоровье». «Месту гнить, а ребенку жить, да Бога любить, отца, мать почитать и бабку не забывать».
В некоторых местах, если родился мальчик, отец сам (а не бабка, как во всех других случаях) нес послед в конюшню и зарывал под ясли, говоря: «Дитятко роста, и лошадка роста».
Иногда на короткое время бабка клала послед под голову родильницы, чтобы у нее не болел живот, и терла последом ее лицо, чтобы не было на нем «матежей», и иногда, прежде чем зарыть послед, отрезала от него небольшой кусочек. От того, куда мать отнесет и бросит этот кусок, зависели судьба новорожденного и развитие будущих его качеств. Если мать бросала его в конюшню, то новорожденный становился охотником до лошадей, если вешала на соху, он вырастал хорошим пахарем, если около кабака или какой-нибудь лавки — дорога младенцу была в купцы, а если послед вешали около церкви — ребенок очень сильно любил Бога и мог даже уйти в монастырь.
После того как с последом было покончено, «баушка» обмывала новорожденного, обрезала и завязывала у него пуповину и, если ей покажется нужным, исправляла его голову. В народе полагали, что так как голова у ребенка первое время бывает мягка, как воск, то вполне зависит от повитухи, сделать ли его круглоликим, или длиннолицым, или даже каким-нибудь уродом.
Также старательно «изничтожали» знахарки часто встречающуюся головную опухоль новорожденных и, находя у них грудные соски припухшими, предполагали в них молоко и усиленно сосали. Такое исправление ребенка обыкновенно проделывалось только в самое первое время после родов, пока дитя было «парено», но нередко производилось в течение всей первой недели, а иногда продолжалось до шести недель.
Чтобы ребенок был покоен, его обертывали отцовыми портами или, когда пеленали, вместо свивальника употребляли приготовленные из хлопков для половиков или дерюг толстые нити, известные под именем «верни», а для того, чтобы младенец был красив и привлекателен, его покрывали материей зеленого цвета.
Перевязав пуповину, бабка схватывала двумя пальцами носик ребенка и потягивала его несколько раз, приговаривая: «Не будь курнос и спи крепче!»
Тотчас после рождения ребенка мать заставляли коснуться рта его своей пятой. При этом мать произносила следующие слова: «Сама носила, сама приносила, почи-нивала». Это делалось для того, чтобы ребенок не кричал.
После этого бабка заговаривала грыжу. Вот один образец «грыжных слов»:
«Стану я, раба Божья, (имярек), благословясь, выйду я, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду я в чисто поле. В чистом поле океан-море. В океане-море синий камень, под синим камнем серый кот (если заговаривают грыжу у мальчика, если новорожденный — девочка, то «синяя щука»), защипывает и закусывает двенадцать грыж: и родову грыжу, и становую грыжу, и пуповую грыжу, и яичну, и паховую, и головную грыжу, и зубную грыжу, и ушную и глазную грыжу, и ручную, и сердечную грыжу, и мокру грыжу, и подпятну грыжу, и подколенну грыжу, и заплечну грыжу. Какого слова не скажешь, то крепче всех слов (это прибавляется потому, что «грыж много» и можно нечаянно позабыть назвать какую-нибудь из них). Семьдесят жил и семьдесят суставов, и в едином суставе ключ и замок во веки веков.
Аминь».
После заговаривания грыжи ребенка мыли.
Мыли младенца, из боязни обжечь его, едва нагретой водой, и в нее, когда новорожденного обмывали в первый раз, обыкновенно клали серебряные деньги, выражая тем желание ему в будущем богатства. Новорожденному мальчику клали в воду яйцо или какую-нибудь стеклянную вещь, девочке — только стеклянную вещь. Окатить ребенка в первый раз надо было непременно с локтя.
Обмыв новорожденного, повитуха клала его на спинку и стягивала сперва вперед и накрест пальчики ножек к локтям, потом поворачивала его на живот и также стягивала накрест пальчики ручек к ногам; потом клала ребенка на ладони так, чтобы головка и ножка висели, и, потряхивая несколько раз, приговаривала: «Расправлен, теперь уж уродцем не будешь!»
Управившись таким образом с ребенком, бабка хлопотала около родильницы: парила ее в бане или в печи, правила живот и сдаивала ее груди, чтобы удалить первое плохое молоко.
Вероятно, в силу распространенного поверья «если больной хотя бы немного поест хлеба с солью, то не умрет», почти всегда, по окончании родов, давали родильнице прежде всего ломоть ржаного посоленного хлеба,[62] часто хорошую порцию водки, иногда настоянную на калгане, черносливе, корице и гвоздике, и очень нередко квасу с толокном, ржаным солодом или овсяной мукой. Иногда ей давали съесть головку луку или редьки и выпить стаканчик конопляного масла. Водка давалась для подкрепления сил, калган для того, чтобы «встал на место золотник», а квас, толокно, чтобы «завязалось» в животе. По объяснению некоторых бабушек, от квасу с овсяной мукой будто бы легче бывает на нутре: «способнее и скрипотнее».
Женщину, разрешившуюся от бремени, нужно было три первых дня водить в баню, где знахарка, растирая ей живот, читала следующий заговор девять раз. Если же случалась какая-либо «неудача», то заговор читали три раза по девять раз и столько же раз продевали младенца между ног матери:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Господа Бога и Мать Пресвятую Богородицу на помощь призываю, а я, раба Божия (имярек), у родимого человека, раба Божия (имярек), про дорогой золотник[63] розыск начинаю: «Золотник мой, золотник, дорогой золотник, отыщи, дорогой золотник, свое дорогое место и стань, дорогой золотник, на свое дорогое место, чтобы у рабы Божия (имярек), родимого человека, отныне и до века, не болело и не щемило, вниз не спущалось и не окаменело». Могла мать свое чадо сносить и спородить, могу и я, раба Божия (имярек), все болезни отговорить. Ведь затвержал Господь Бог воды и земли: знай свои дела; и за аминь Господь Бог мои врачебные слова — на веки веков, аминь».
В баню младенца в первые дни после рождения приносили три раза, где, по троекратном прочтении следующего заговора над водой, его «окачивали» этой самой водой:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Господи Иисусе Христе помилуй нас! Господа Бога Мать Пресвятая Богородица на помощь призывала, и все скорби и болезни обмывала; не я пособляю, не я помогаю, не я избавляю: помогает и пособляет Сам Иисус Христос и Сама Мать Пресвятая Богородица с Своим Сыном Христом со Небесным, помогает и избавляет. Сама Мать Богородица Своего Сына Христа обмывала и нам для младенцев ополощинки посылала. Шелковый веник на бумажное раба (имярек) тело с добрым здоровьем, ради нашего дела. Выйдите, все скорби и болезни! Ведь как могла мать свое чадо сносить и спородить, так и я, раба Божия (имярек), могу все недуги отговорить! Зосима и Савватий, Соловецкие чудотворцы, придите и помогите нашим делам, младенческим скорбям! Скорбящая Богородица избавляет всех от муки и скорбей: избавь и нас от людских упреков и сетей!»
Когда впоследствии ребенка парили, то всегда приговаривали:
«Спи по дням, роста по часам. То твое дело, то твоя работа, кручина и забота. Давай матери спать, давай работать. Не слушай — где курицы кудахчут, слушай пенья церковного да звону колокольного».
С самого момента рождения и до крещения ребенка ни новорожденного, ни родильницу не оставляли в избе одних, а тем более на ночь: у некрещеного младенца нет ангела-хранителя, и злые духи стараются завладеть его душой, причем приносят вред и родильнице. В некоторых местах избегали оставлять ребенка одного в горнице, так как в противном случае домовой легко мог унести новорожденное дитя.
Когда ребенка несли в баню, бабка несла впереди себя икону. Поэтому же она крестила все углы и печку в бане и не переставала во время мытья младенца твердить: «Ангелы с тобой, хранители с тобой», — не снимая даже креста с родильницы, хотя и грешно мыться, когда он на шее.
В некоторых северных губерниях бабка, идя с матерью и новорожденным в баню, шла впереди них со сковородником в руке, а за ней — с ножницами в руках родильница. Подойдя к банным дверям, бабка со словами «Благослови, Господи», делала на дверях три креста и передавала сковородник родильнице. Та брала его в правую руку и, входя в баню, им подпиралась, а в левой руке держала ножницы острием вперед. Вымыв ребенка, для того чтобы у него всю жизнь было много одежды, еды и денег, бабка вытирала его тряпкой, в которой были завернуты клочок шерсти от барашка, выстриженного в первый раз, яйцо от молодой курицы и серебряная монета. По возвращении из бани тряпочка со всеми этими предметами и ножницы клались в изголовье ребенку, а сковородник родильница держала около своей постели.
Для предотвращения от похищения ребенка злым духом повитуха произносила заговор:
«На море-океане, на острове Буяне, подле реки Иордана, стоит Никитой, на злых духов победитель и Иоанн Креститель. Воду из реки святой черпают, повитухам раздавают и приказывают им, приговаривают: «Обрызните и напойте этой водой родильницу и младенчика некрещеного, но крещеной порожденного, от лихого брата, врага супостата, от лесовиков, от водяников, от домовиков, от луговиков, от полунощников, от полуденников, от часовиков, от получасовиков, от злого духа крылатого, рогатого, лохматого, летучого, ползучого, ходячого. Заклинаем вас, враги лютые, не смейте вы подступать к рабе Божией (имя) и ею порожденному дитю, хотя некрещеному, но крещеной рожденному. Если же вы, демоны, подступите к рабе Божией (имя) и ею порожденному дитю, то Иоанн Креститель попросит Господа Бога Спасителя, всему миру Вседержителя, чтобы Он наслал на вас окаянных Илью пророка, с громом, молнией, с стрелами огненными. Илья пророк вас громом убьет, молнией сожжет, сквозь землю, сквозь пепел пробьет, на веки вечные вас в преисподне запрет, с земли вас сживет.
Аминь, аминь, аминь»».
После прочтения заговора повитуха давала роженице напиться наговоренной ею воды, а младенца этой водой обмывала.
Роженицу в баню после появления на свет ребенка тоже водили три раза — уже одну. В некоторых местах, когда родильница шла туда, бабка терла ей лоб солью и приговаривала: «Как эта соль не боится жару, ни вару, ни опризорищей, ни оговорищей, так бы раба Божия не боялась ни опризорищей, ни оговорищей», — и бросала соль наотмашку.
Именно там бабки, не стесняясь посторонних, имели возможность гораздо свободнее «править» живот родильницы. Деревенские повитухи, имея дело с увеличенной и несократившейся маткой, были уверены, что у каждой родильницы образуется грыжа, которую и надо разогнать. Для того чтобы она не пошла книзу, они терли живот по направлению вверх, захватывали зубами и тянули пупок, а иногда накидывали на живот горшок.
Весьма важно было также поставить на место «золотник» родильницы. Сделать это в бане, когда «растомеют и размягчатся косточки», было всего удобнее. Растирая с этой целью мылом живот, бабки употребляли и некоторые специальные приемы.
Заставив родильницу встать на четвереньки и опереться руками, они сильно встряхивали ее за лодыжки, а иногда читали заговор: «Как на этом месте лежит раба Божия, так бы и в рабе Божией N стоял золотник, с боку на бок не ворочался, не ломил бы он ни заднего прохода, ни переднего». Интересен приговор, употреблявшийся в этих случаях, в некоторых местах Сольвыче-годского уезда: «Сростайся, низушка, сустав в сустав, только х… место оставь».