В то время, когда Чичо болтал с Сабадо, и чернокожий вознамерился угостить весь зал «Дома восходящего солнца», чтобы выпить с нью-орлеанцами за души мертвецов, меня куда более увлекла Бриджит.
Не пробуждали во мне никакого волнения все дела на Эспаньоле – гаитянцы, французы, испанцы… К тому же, это Чичо работал барменом, и его обязанностью было общаться с гостями. Я же зарабатывал на жизнь музыкой. И под музыкой имею в виду высокое искусство игры на гитаре – а то, что исполняет любой мексиканский марьячи. «Дом восходящего солнца» был одни из немногих мест в Новом Орлеане, где мой природный талант могли по достоинству оценить. Хоть и платил Сэм Голдман, по своей врождённой жадности, маловато.
Но для истинного человека искусства важны не деньги. Что они? Пропей золотое солнце прежде, чем взойдёт настоящее! Для меня была важна публика. И в Бриджит я сразу же увидел прекрасную публику. Спросите любого – и каждый ответит: Хулио Браво всегда превосходно разбирался в женщинах!
Она свой скатан осушила первой, и надо сказать – сделала это так легко, будто пила сангрию, а не ром с перцем, от одного взгляда на который у меня слезились глаза. Тут-то, после тоста, начала разворачиваться ситуацию вокруг её чёрного кавалера, но о том Чичо расскажет. Пока первое внимание приковал гаитянец, ирландка улыбнулась мне: а с этой женской улыбки, вы знаете – всё всегда и начинается.
- Наверное, моё имя ты расслышал. – её ирландский акцент и хрипотца в голосе показались мне глубоко чувственными. – Как тебя зовут, chico[7]?
Я был не таким уж и chico в тот год – уже взрослым мужчиной, но Бриджит легко позволил подобную вольность. Гордо поднял голову, и отвечал:
- Меня зовут Хулио Браво, и я музыкант!
- Музыкант! Это славно, потому что не каждый человек с гитарой может так называться. Я всегда приветствую веселье, Хулио, а ещё очень люблю танцевать. Покажи мне своё искусство, а я покажу своё!
Уж об этом меня не нужно было просить дважды, тем более – такой женщине. Сей же миг перехватил я гриф поудобнее, и мои пальцы пробежали по струнам, родив мелодию. Бриджит, лебедем выплыла на середину зала, и вот, что я вам скажу о случившемся далее. Ещё не слышал «Дом восходящего солнца» такой игры на гитаре, что удалась мне в этот момент. И не видел такого танца. Истинно скажу: я играл, как Господь – и она танцевала, как Дьявол!
А этого негр, Сабадо, улыбался. Ему нравилось смотреть, как танцует его женщина – и я уверен, ещё больше нравилось то, как смотрели на неё другие. Это тонкое удовольствие, знакомое настоящему мужчине – мы оба понимали, что не соперники здесь. Сабадо беззвучно сообщил мне взглядом и поворотом головы, что позволят мне оказать внимание Бриджит. Я был здесь мастером игры на гитаре, и потому – достойным.
О, как она танцевала! Пусть кто-то скажет мне теперь, будто северные женщины холодны. Движения Бриджит выражали тот огонь, что живёт в крови каждого моего соотечественника, лучше самого лихого испанского аккорда. Потрясающая пластика, высокая искушённость в каждом шаге, каждом повороте – и страсть, равной которой припомнить мне трудно.
Бриджит кружилась, каблуками выбивая ритм на грубых досках пола; многие поднялись с мест, сомкнувшись вокруг нас, и принялись хлопать в такт. Её юбка в движении надулась, огненные волосы поднялись над плечами, и всё это было прекрасно.
Чичо начинал говорить о публике… А публика-то была непростой в этот вечер – как, впрочем, и почти всегда. Нет нужды описывать обыкновенных случайных посетителей, или старых завсегдатаев, которые были уже практически частью «Дома восходящего солнца». Среди тех и других были очень разные люди, но могут ли они оказать какое-то заметное влияние на историю? Всё равно, что мебель.
Но присутствовали в тот вечер среди нас два иных человека. Тогда, в 1822 году, все эти противоречия вокруг Техаса ещё не успели обостриться по-настоящему, и дойти до войны[8]. Техас ещё оставался мексиканским, но это не значит, что мексиканцы с американцами любили друг друга. Так вот...
Явился со своими парнями Пит Джонсон: про него вы могли слыхать, тем более, что старина Пит пережил этот вечер – а так повезло не всем. Это был самый важный человек в порту Нового Орлеана: более важный, чем любой из тех, кто официально имел в нём должность. Питу нравилось изображать из себя джентльмена: кажется, он успел искренне увериться в собственном благородстве. Носил прекрасный костюм, приличный самому богатому плантатору, а бороды не брил просто потому, что не желал показывать старые шрамы.
И был мексиканец. Рамон Гальярдо, по прозвищу Бешеный Бык – я полагаю, кличка эта достаточно говорящая, чтобы не пришлось описывать её носителя во всех подробностях. Рамон многое решал в Новом Орлеане, очень многое: но всё же меньше, чем мистер Джонсон. Нет нужды объяснять, какое противоречие этот факт порождал. Открытой вражды, насколько мне известно, старались избегать – но напряжение-то всё равно чувствовалось.
Что за разговор вышел у мексиканцев с Сабадо, это поведает Чичо. Беседа разворачивалась в то время, пока я был занят игрой, и созерцанием прекрасного танца. Что ваш покорный слуга видел точно – так это момент, когда Гальярдо растолкал сбившихся в круг, и вышел на середину. Без всяких церемоний, как и следовало ожидать от подобного человека, он предложил Бриджит станцевать с ним.
Да что значит – предложил? Приказал. Бешеный Бык был не из тех людей, которые что-то предлагают иначе, как с позиции силы. Тем более, женщинам.
Ирландка сделала вид, что ничего не заметила, продолжив свой танец: тогда Рамон грубо схватил её за локоть, повторив свои слова. Я ожидал от такой женщины дерзкого ответа, но слова её оказались ещё грубее:
- Иди в задницу, cabron[9]! Ты страшный, старый и неуклюжий: в партнёры сгодишься только хромой!
Бывает такое, когда полный возгласов и смеха зал вдруг принимает гробовое молчание: именно так и случилось тогда. Рамон немного опешил, и не успел ответить прежде, чем из-за спин американцев показался Пит.
- Бешеный Бык, ты слышал, что тебе сказали. Я, как друг мистера Сэма Голдмана, гарант соблюдения законов и обычаев Нового Орлеана, рассчитываю на твоё благоразумие.
Впрочем, если вы думаете, что наша с Чичо история – о том, как американец заступился за ирландку против мексиканца, то вы неверно поняли. Всё было совсем не так.
Год: в баре El Baron
Чичо, поначалу возмутившийся вмешательству Хулио в рассказ, теперь и сам заслушался. Понятное дело – музыкант говорил куда красивее, чем он сам. Однако, слово явно было передано Дядюшке Чичо.
- Вот уж правда: история не о том. Потребно рассказать, что случилось, пока эта рыжая бестия плясала под гитару Хулио. Я в тот момент, конечно, ещё не понимал, что последний вечер работаю в «Доме восходящего солнца»: но как ситуация накаляется, это уж ясно видел…
Рассказ продолжился, когда донца рюмок вновь перестали быть сухими.