При самом удачном повороте дела неизбежно понадобится несколько лет, чтобы поголовье скота восстановилось и нигерская экономика обрела хоть некоторую стабильность. Но эти расчеты очень ненадежны. Такие кризисы могут не раз повториться в будущем, и с каждым разом положение будет ухудшаться. Нынешние причины засухи – метеорологического порядка, и тут мы ничего поделать не можем, по крайней мере при сегодняшних наших технических и финансовых возможностях. Все, кто так или иначе интересуются будущим жителей Сахары, не скрывают своего пессимизма, тем более, что за последние шестьдесят лет не было предпринято ничего или почти ничего. А ведь если посмотреть библиографию напечатанных по Западной Африке работ (бывшая Французская Западная Африка), то видишь, что было опубликовано множество наблюдений относительно прогрессирующего высыхания этой территории. Как можно было допустить, чтобы это почти не вызвало отклика и практических мер?
Вот что я отметил в Аире за последние годы. В Иферуане, небольшом поселке в северной части массива, в 1899 году экспедицией Фуро-Лами, долгое время пробывшей в этих местах, был вырыт колодец. Этот колодец все еще существует,– ныне он находится на территории, прилегающей к зданию, занимаемому нигерской жандармерией. В 1972 году он пересох. Я проверил его в 1973 году: глубина была 22 метра, но в нем не оказалось даже и следа влаги, и жители вынуждены были доставлять воду из уэда, наполняя ею бочки и катя их по земле. В своем дневнике Фуро записал, что вода стояла в колодце на глубине 12 метров [6]*. В те времена для орошения садов в Аларсесе, Иферуане и других центрах земледелия Аира пользовались колодцами с «журавлями», которые в Северной Африке носят название шадуфов. Такая система может работать только в том случае, если уровень воды стоит на глубине не ниже трех метров. В 1938 году я видел здесь эти колодцы и некоторые сфотографировал. Сегодня ни одного из них не существует; вследствие понижения уровня грунтовых вод все они были заменены такими, откуда воду достают с помощью тягловых животных. Поскольку нынешние колодцы в садах достигают глубины 16–18 метров, то из этого можно сделать вывод, что за период около сорока лет уровень грунтовых вод в некоторых местах понизился более чем на 15 метров. Вот уже пять лет как по тем же причинам в Ин-Гале каждый год садовые колодцы приходится углублять. В Азузаме, в уэде Иразер-н-Агадез, лет двенадцать назад службой водоснабжения был вырыт и выложен камнем колодец; в 1973 году воды в нем не было, хотя дно его находится на глубине 20 метров. Неподалеку от Гугарама, на тропе, ведущей от этого колодца к Арлиту, в долине Талак, ранее густо поросшей великолепными таданами (Boscia senegalensis) и другими видами, все деревья погибли вследствие понижения уровня грунтовых вод; на многие километры тянется земля, сплошь покрытая сухими стволами, как будто все деревья вырвал с корнем чудовищный ураган. Многие близлежащие долины постигла та же судьба. По-прежнему без воды и колодец Ассиу на севере Аира, где до 1900 года побывало немало европейских исследователей; его несколько раз пытались привести в порядок. В Ассоде, который был некогда процветающим городом и насчитывал от трех до четырех тысяч жителей, теперь было бы невозможно обеспечить такое количество народа водой. Это справедливо и для старой деревни Ти-н-Тагоде, которая была обитаема еще в 1917 году. Агеллаль в начале века был процветающим селением, теперь же все дома в нем разрушились, и в долину иногда забредают только кочевники с жалкими стадами коз. В Тенере, где некогда протекал Тафессассет и где найдено необыкновенное множество орудий неолитической эпохи, беспрерывно дует северо-восточный ветер, принося с собой на восточные склоны Аира все более плотные песчаные облака, дальше и дальше проникающие в глубь массива [7]*. Образуются небольшие дюны, и горячий воздух способствует высыханию растительности. На западе все небольшие песчаниковые массивы Талака засыпаны песком, и огромный эрг постепенно поглощает северную часть Тамесны. Если бы дерево Тенере, погибшее осенью 1973 года (какой-то шофер-ливиец сломал его, чуть ли не нарочно наехав машиной), могло рассказать нам превратности своей долгой жизни начиная с того дня, как оно проросло из семени посреди самого прекрасного эрга в мире, и как потом оно тянулось корнями до тридцатишестиметровой глубины, чтобы утолить жажду, то мы бы имели точные сведения о процессе высыхания Сахары.
Отчетливо видно также, как повсюду в Сахаре становится все меньше растительности. Я уже упоминал о мертвых долинах; есть и такие, в Нижнем Аире, которые прежде были покрыты роскошной зеленью, а теперь она поредела настолько, что я едва узнал эти места. С 1970 по 1974 год нам часто приходилось более или менее подолгу бывать в долине Мамманет; там мы видели прекрасные зеленые акации, погибшие оттого, что кочевники вынуждены были срезать с них главные ветви на корм козам. К сожалению, по всей Сахаре деревья калечат так, что они погибают. Поскольку я был тому непосредственным свидетелем на протяжении сорока пяти лет, я могу достоверно утверждать, что исчезновение растительности происходит по прямой, хотя и неосознанной, вине кочевников. В 1929 году в районе радиусом в четыре километра вокруг Таманрассета можно было собрать хворост, теперь за ним пришлось бы ехать за сто километров! И туареги, и мавры, и теда стоят перед жестоким выбором – либо деревья, либо козы. Они не понимают, что, уничтожая одно, тем самым губят другое. А это давно ясно. Все ботаники, занимавшиеся проблемами тропической зоны, такие, как А. Шевалье, Обревиль, Р. Кезель, равно как и географы П. Куру, Р. Капо-Рей, по этому вопросу единодушны: скотоводство оказало губительное действие на все районы Сахары и продолжает его оказывать и на все прилегающие к ней зоны. В доказательство этого положения можно привести результаты некоторых опытов, в частности по созданию охраняемых лесных полос, которые были насажены французскими военными властями между Томбукту и Кабарой, гражданской администрацией в районе Гундама, Французским институтом Черной Африки в Мавритании. Повсюду в этих зонах вновь появилась жизнеспособная растительность, выросли прекрасные деревья, злаковые травы стали густы и высоки, как нигде в других местах, в то время как соседние с этими зонами районы, которые продолжали посещаться кочевниками, все беднели и беднели. Отсюда и вывод: не пустыня наступает, а кочевники, уничтожая растительность, способствуют ее наступлению. И ретроспективный взгляд, и сегодняшние наблюдения позволяют сделать заключение, что этот процесс имеет своей причиной также вспашку земель, некогда занимаемых лесами, и выжигание растительности, которое практикуется с целью расчистить землю под посевы и пастбища. Значит, не вся ответственность возлагается на кочевников, в не меньшей степени она лежит и на земледельцах, причем в некоторых случаях результаты их действий не менее плачевны. Процесс исчезновения лесов хорошо известен: сначала леса, редея, превращаются в саванну, саванна превращается в степь, а степь – уже преддверие пустыни. Следствием прогрессирующего поредения лесов является также эрозия почв – со всем, что отсюда вытекает. Так были опустошены берега Нигера: сначала земледельцами, искавшими плодородных участков, а потом и вырубками, производившимися с целью снабдить топливом паровые суда, курсировавшие между Куликоро и Гао. Для того чтобы засадить берега лесом, ничего предпринято не было, чем и объясняется разрушительная сила паводков.
Превращение в пустыню столь обширных пространств – а Сахара не единственное место на земле, где происходит этот процесс,–имеет и другие причины, помимо воздействия человека, хотя выдвинутые гипотезы не получили единодушного признания, поскольку все их очень трудно проверить. В этой области наши знания не сильно продвинулись [8]*. Если чисто климатические изменения и имели место, то скотоводство усугубило их влияние и ускорило наступление той трагической ситуации, перед лицом которой мы оказались сегодня. Сколь бы ни плачевны были факты, все они прямое следствие исторического прошлого Сахары.
Можно ли сделать попытку объяснить эти явления в свете археологических находок последнего времени? Накопленные данные все больше убеждают нас в том, что было постепенное увеличение засушливости, хотя некоторые специалисты по первобытной истории и предполагают, что имели место катаклизмы, не уточняя, впрочем, какие. Мы, с нашей стороны, уверены в том, что можем пролить свет на некоторые факты, которые, в том случае, если они будут признаны заслуживающими внимания, могли бы подтвердить важность исследований по первобытной истории. Конечно, это касается только Центральной Сахары и примыкающих к ней с юга областей.
«Период полорогих» (с преобладанием быков и коров) длился в Сахаре с 4000 по 2000 год до н. э. Люди и их многочисленные стада жили в благоприятных условиях, а рядом с ними обитали большие травоядные, такие, как слон, который поедает от двухсот до трехсот килограммов злаковых трав в день, и носорог, чья потребность в пище отнюдь не меньше. Эти люди занимались рыбной ловлей, и в их пищевых отбросах встречаются кости и позвонки рыб, огромное количество раковин моллюсков, даже костные пластинки крокодилов. Это подтверждается инвентарем, найденным во многих неолитических культурных слоях, как в Талаке и Тенере (Нигер), так и в Тассили-н-Аджере (Алжир). Около 2000 года до н. э. условия, по-видимому, изменились. Конечно, гиппопотамы и большие травоядные в Сахаре еще водились, но произошли некоторые изменения в характере растительности: средиземноморские виды все более уступали место суданским. В уэде Шет-Илер, к югу от маленького тассили Ти-м-Миссао, в неолитическом слое, расположенном на границе глинистого ложа бывшей реки, не было обнаружено никаких следов водной фауны. Если этот слой и не удалось датировать (в 1935 году радиокарбонный метод не был еще известен), то самим своим расположением он свидетельствовал о том, что водосток реки намного уменьшился.
После 2000 года до н. э. гиппопотам не встречается больше в наскальных рисунках и росписях,– совершенно понятно, что это толстокожее, которое без водоемов существовать не может, исчезло первым. В культурных слоях, восходящих к этому периоду, водная фауна – а именно моллюски, рыбы, крокодилы – совершенно не встречается. Скотоводческие народы, украшавшие росписями и рисунками скалы и гроты Тассили, мало-помалу покидали Центральную Сахару, в поисках новых пастбищ уходя к югу. К тому времени, когда в Сахаре появились колесничные лошади, от этих народов не осталось никаких следов, до такой степени, что невольно задаешь себе вопрос, что же с ними сталось. Народы «периода лошади» – очевидно, воинственные – тоже разводили крупный рогатый скот, но, судя по росписям Центральной Сахары, в гораздо меньшем количестве, чем прежние племена. Главенствующее место заняла охота – на жирафов, газелей, страусов, муфлонов, антилоп. Этот вид человеческой деятельности, которым не пренебрегали и пастушеские народы, получил большое развитие, потому что одно скотоводство больше не могло обеспечить население пропитанием. И если слонам удавалось как-то выжить в некоторых районах Центральной Сахары, то носороги совершенно исчезли. С некоторым опозданием народы «периода лошади» также добрались до горных массивов Аир и Адрар-Ифорас, которые, благодаря своему местоположению, сохранили растительность, питавшуюся влагой приносимых муссонами дождей. Здесь обитали во множестве слоны, носороги и особенно жирафы. Мы это знаем из тех почти двадцати тысяч наскальных гравюр, которые обследовали за последние годы. И не нужно удивляться тому, что на этих рисунках почетное место принадлежит быку, потому что он еще недавно встречался в Аире. Ездили по Аиру и колесницы, как это видно из рисунков, но здесь это было в более поздние времена, чем в областях, лежащих от него к северу. Самые ранние элементы из этой группы рисунков относятся к V–IV векам до н. э. Чернокожие племена, если верить преданиям, гобирского происхождения, были оттеснены и уступили место предкам нынешних берберов. Никаких катаклизмов в собственном смысле этого слова, по-видимому, не произошло,– высыхание Сахары продолжалось; оно носило более или менее четко выраженный маятниковый характер, но со временем неумолимо прогрессировало.
Историк Геродот жил в V веке до н. э. Он оставил нам описание Сахары, в основных чертах совпадающее с тем, что с морфологической точки зрения она представляет собой сегодня: цепи дюн, тянущиеся от Нила до океана, затерянные в песках оазисы, отделенные друг от друга двухнедельными переходами через необитаемые пространства и соединенные караванными тропами. Он рассказывает, что у псиллов, племени, обитавшего во внутренних районах Сирта, ветер засыпал все колодцы, а за то, что они пошли на него войной [41], погреб их всех под песком; а также что атаранты, предполагаемые обитатели Тассили-н-Аджера, проклинают солнце, иссушающее своим непомерным жаром их и их страну. Страбон, писатель начала нашей эры, сообщает, что кочевники на своих лошадях добираются до Цирты (Константина), но вынуждены из предосторожности привязывать под брюхо лошади бурдюк с водой. Около 60 года н. э. Тассили было описано Плинием; в частности, он изображает «ущелья гарамантов», по которым совершенно невозможно пройти, поскольку здешние жители, коих он – уже тогда!– называет разбойниками, засыпают колодцы, хотя, впрочем, те, кто хорошо знает эти места, легко могут колодцы найти. Этот прием хорошо известен на Тассили и применялся здесь, когда в страну пришли французы. К этому времени страна уже около двадцати веков представляла собой пустыню, и разбой стал необходимостью. Приблизительно во времена Плиния здесь появились верблюды, и однако, хотя Плиний и был натуралистом, он о них не упоминает. Берберам это животное было известно, потому что Юлий Цезарь, сообщая о победе над царем Юбой в 46 году до н. э., пишет, что он захватил у противника двадцать два верблюда. Дромадер происходит из Аравии и мог быть завезен в Африку через пролив Баб эль-Мандеб. Римляне использовали его в Сирии, и вероятно, они и распространили его в Магрибе. Это всего лишь предположение, потому что, сколь ни странным может показаться, у нас по этому поводу очень мало сведений. Как бы там ни было, появление дромадера в Сахаре обусловлено климатическими изменениями, то есть прогрессирующим высыханием, которое все более затрудняло передвижение на лошадях [9]*.
В наши дни существование верблюда, в свою очередь, стало нелегким. С начала нынешнего века туареги Хоггара стали водить свои стада на поросшие дикими злаковыми травами равнины Тамесны, потому что в их стране иногда годами не выпадает дождей, а следовательно, она остается без пастбищ. Жители небольших горных поселков часто вынуждены покидать их и спускаться в низменности, где еще есть вода. Году в 1948-м в эти места пришел голод, и немало народу умерло. Племя таиток, обычно кочевавшее по горному массиву Ахнет, западному отрогу Хоггара, было вынуждено покинуть свои исконные земли, где больше нечем было жить, и теперь кочует по территории Нигера между Ин-Галом и Ин-Абангаритом. На Тассили-н-Аджере все местные перевозки осуществляются на ослах из-за плохого состояния верблюдов, причина которого – неважные пастбища и, главное, все более отчетливое исчезновение акаций.
Уже много веков засуха и ее неизменный спутник голод как для Сахары, так и для примыкающих к ней с юга степей, поросших дикими злаковыми, есть явление эндемическое. Свидетельство тому мы можем найти во всех хрониках, написанных арабоязычными авторами и в Томбукту, и в Агадезе.
Так, в XVI веке большой голод, вызванный длительной засухой, был в Гане. В это время в стране находился некий Али, родом из Даржина на юге Туниса, царь обратился к нему с тем, чтоб он попросил своего бога помочь в беде. Али ответил царю, что сначала тот должен обратиться в ислам; так и было сделано, вследствие чего пошли обильные дожди [10]*.
В 1616–1617 годах сильный разлив Нигера опустошил все возделанные земли на его берегах, лишив население урожая проса и риса. К несчастью, ни на следующий год, ни в тот год, что следовал за ним, не выпало ни капли дождя, и в Томбукту и Гао наступил жестокий голод, такой, что жители принуждены были есть трупы вьючных животных и людей. По этой причине начались эпидемии и погубили множество из тех, кто не умер от голода.
В 1633 году засуха постигла город Диенне, расположенный к юго-западу от Томбукту, что вызвало голод и смерть тысяч жителей. Люди были настолько истощены и обессилены, что даже не могли отдать умершим свой последний долг. Был даже случай – страшно сказать! – когда видели, как женщина съела своего ребенка. И это бедствие продолжалось три года.
В 1696–1697 годах засуха постигла Агадез; в местных хрониках она получила название «войны Голода». Люди устали погребать мертвецов. В 1966 году, когда жители еще не оправились от последствий засухи, на город обрушились невероятно сильные дожди, которые снесли триста домов. Помимо этого, много народу умерло от различных болезней.
В течение XVII и XVIII веков не проходило пяти – десяти лет, чтобы не случился голод. Был он в 1721–1722 годах, тоже из-за засухи; он получил название альтек. В 1738 году опять разразился голод, на этот раз он особенно свирепствовал в городе Арауан, к северо-западу от Томбукту, и повлек за собой смерть большого числа женщин и малосильных людей; он продолжался, то слабея, то усиливаясь, до 1756 года. Местная хроника дала ему название «года десяти тысяч» и считает его самым страшным. В 1741 году засухой была поражена вся долина Нигера, от Диенне до страны хауса. Трупов было столько, что для них не хватало саванов, и их вынуждены были просто бросать, как падаль. Голод вызвал разбой, и город Томбукту опустел.
Это только те события, о которых сохранились письменные свидетельства. А сколько было таких, и до и после, о которых история умалчивает?
На другом краю Сахары столь же частый голод вызывал бесчисленные разбойничьи нападения одного племени на другое. Самыми памятными оказались засухи 1866 и 1868 годов в Алжире. По слухам, они унесли триста тысяч жителей, при общем их числе два с половиной миллиона.
Менее жестокой была засуха 1880 года на Адрар-Ифорасе. Тогда некоторые туарегские племена ушли в Аир, где и остались с тех пор.
В 1930 году на Хоггаре за один месяц насчитали около ста смертей – все из-за бронхопневмонии, которой заболевали люди, ослабленные в результате сильного недоедания. Проводившиеся в Таманрассете медицинские наблюдения свидетельствуют, что каждый год от голода умирает около сотни человек. В хрониках племени кель ахаггар каждые двадцать – тридцать лет упоминается о великом голоде из-за засухи.
В 1945–1946 годах на высоких плато Алжира, в краю овцеводства, случилась страшная засуха и унесла около восьмидесяти процентов поголовья скота: из десяти миллионов овец, которыми владели пастухи, пало семь миллионов шестьсот тысяч голов. Четвертая часть населения, особенно пастухов, была вынуждена покинуть родные места и тесниться в бидонвилях городов. Перед этим вследствие большого прироста населения наблюдалось и значительное увеличение поголовья скота, отчего произошло повышенное истребление растительного покрова. Цифры показывают, что в этой пограничной с Сахарой зоне один из четырех или пяти годов бывает засушливым. Почти столь же грандиозную гекатомбу принес 1882 год. Безусловно, овцы – одно из богатств Алжира, но поскольку потребность в мясе увеличивается с возрастанием численности населения и повышением жизненного уровня, то через сравнительно короткий промежуток времени это поставит перед скотоводством серьезные проблемы.
И в Аире, где численность населения также постоянно возрастает, уже нечем прокормить всех жителей. Если перед первой мировой войной численность кочевников была около пятнадцати тысяч человек, то последняя перепись дала уже цифру сорок пять тысяч, или тройной прирост населения за полвека. По моим наблюдениям, каждая вновь образующаяся семья получает от семей своих родителей около сорока голов мелкого рогатого скота – это количество считается тем минимумом, который должен обеспечить молодой семье нормальную жизнь, то есть дать средства для покупки проса, основной пищи кочевников, чая и сахара, табака, одежды, кое-каких скобяных товаров, а также для уплаты налога. Поскольку новое хозяйство образуется по одним и тем же экономическим нормам, поголовье скота увеличивается в той же прогрессии, что и численность населения, и за то же время возросло также втрое. Но пастбищ не стало больше, напротив, они сильно пострадали в результате гибели деревьев, происшедшей из-за того, что в момент нужды кочевниками были срублены основные ветви акаций. И, в довершение всего, в эти места пришли фульбе; до 1938 года они не заходили дальше колодцев Абалемы, которые находятся в восьмидесяти километрах к югу от Агадеза, но теперь они захватили район Ин-Гала, Тимуменина, Азелика и даже Талака, что повлекло за собой жестокие стычки с туарегами.
Таким образом, изучение различных причин высыхания Сахары ясно показывает, что основную и губительную роль в этом процессе последние шесть тысяч лет играли кочевники, потому что по их вине происходила перегрузка пастбищ и разрушение растительного покрова. Это справедливо для тех зон, которые заняты животноводами. Что же касается более южных областей, где живут земледельцы, то они страдают от степных пожаров и сорняков, а это приводит к не менее плачевным результатам. Еще сравнительно недавно здесь была саванна с довольно густыми группами деревьев, но с течением лет они исчезли и уступили место чахлой поросли. Земледельцы все чаще стараются захватить ту землю, которая традиционно отводилась под пастбища. И однако несколько галерейных лесов и посадок в окрестностях административных центров свидетельствуют, что деревья здесь могут вполне нормально развиваться, если о них заботиться и принимать определенные меры по охране. Исчезновение деревьев ускоряется из-за того, что города нуждаются в топливе, потребление которого возрастает из года в год по причине неуклонного прироста населения.
Несмотря на то что многие уже давно бьют тревогу, никаких по-настоящему серьезных мер так и не было принято. И если человек и страдает в эти критические периоды, то семейные предания и нечто вроде памяти предков говорят ему, что это не в первый раз и что, несмотря на смерти, несмотря на разруху, жизнь возродится; он смиряется и надеется, уповая на бога... Но его смирение лишь порождает новые бедствия. И в самом деле, как только выдастся несколько благоприятных в смысле дождей лет, немного отрастет трава и стада восстановят свое поголовье, здешнее население возвращается к прежнему образу жизни и ничего не делает, чтобы избежать прежних ошибок. Смены бедствий и относительного благополучия привычны для обитателей Сахары, у туарегов даже есть пословица: как зимняя ночь ни долга, солнце все равно взойдет,– прекрасно отражающая и смирение народа, и его надежды. Если и наше западное индустриальное общество не свободно от подобного ослепления, то оно располагает, по крайней мере, финансовыми и материальными ресурсами, которые позволяют помочь беде. Но для стран, расположенных в Сахеле, ресурсы которых очень ограниченны, дело обстоит совершенно иначе.
Зимой 1974 года прошли обильные дожди, и урожай проса, весьма значительный, был вполне достаточен для того, чтобы прокормить земледельцев. Проблемы же кочевников остались нерешенными, потому что если пастбища в какой-то мере и восстановились, то они все равно пустовали из-за падежа скота. Опыт показал: для того чтобы условия жизни кочевников – всегда нелегкие – более или менее нормализовались, нужно лет двенадцать. После 1917 года в Аире, во время первой мировой войны, восстали некоторые туарегские племена, подстрекаемые религиозным братством сенусиев, которых, в свою очередь, к тому побуждали турки, союзники немцев. Страна была полностью разорена. Вооруженные шайки обеих сторон нападали на стада и уводили скот; поголовье верблюдов уменьшилось настолько, что вся экономическая жизнь заглохла. Нормальное положение восстановилось только к 1928 году, и тогда же возобновилось с прежней интенсивностью традиционное движение караванов к соляным копям Билмы.
Трудное положение, в которое попадают скотоводы, требует перестройки всей этой отрасли хозяйства для того, чтобы не допустить больше перегрузки пастбищ. Неразумно бесконечно увеличивать поголовье скота из соображений престижа и поставлять на бойни быков, весящих всего триста и дающих едва-едва сто двадцать килограммов мяса. Следовало бы организовать систему ранчо, методически использующих корма, избавляющихся от лишних бычков и коз и насчитывающих не менее шестидесяти гектаров пастбищных земель на голову крупного рогатого скота. Самыми страшными врагами деревьев являются козы, потому что они поедают не только ветви, но и кору. В Тунисе теперь в большинстве районов запрещено разведение коз. Пока им не будет найдена экономическая замена, к такой драконовой мере, может быть, и не стоит прибегать, но ограничить их число было бы необходимо. Безусловно, заставить кочевников принять эти нововведения будет очень трудно. Начинающее распространяться среди них просвещение и образующаяся молодая культурная элита помогут им понять и принять то, что рационально и необходимо.
Вторая неотложная мера – это систематическая посадка деревьев и охрана существующих. Заставить пустыню отступить – это долгая и требующая огромных усилий работа, которая, в силу своей разносторонности, касается не только стран, занимающих Сахель, но и всех нас. Принудить кочевников перейти к оседлому образу жизни – попытка, заранее обреченная на неудачу; предоставленные же самим себе, они никогда не выберутся из отсталости. Не нужно также упускать из виду, что они вносят значительный вклад в снабжение оседлого населения пищей, поставляя ему мясо и молочные продукты, а ремесленникам – кожу, без которой те не могли бы обойтись. Следует принять меры к тому, чтобы они могли вести прежний образ жизни, но с меньшим элементом анархичности.
Молодое поколение гидромелиораторов и лесоводов разных стран Сахеля хорошо сознает стоящие перед ним задачи, но финансовые и материальные средства, которыми они располагают, не дают им возможности реального их решения. Эти проблемы могут быть решены только в том случае, если решение их будет проводиться в рамках международного сотрудничества. По некоторым сведениям, одна из программ находится сейчас в процессе осуществления. Алжир, которому принадлежит большая часть Сахары и который за свою историю испытал все ужасы засухи и голода, принял проект создания со стороны пустыни у подножия Атласских гор широкой лесозащитной полосы протяженностью 1500 километров от границы с Тунисом до границы с Марокко; эта полоса должна преградить путь ветрам и приостановить продвижение пустыни. Мероприятие это должно иметь благотворные последствия для всей Северной Африки. В 1969 году, на втором фестивале африканского искусства, который проходил в Алжире, президент республики Бумедьен остановился на мгновение перед знаменитой росписью из Джаббарена, обычно называемой «Разноцветные быки», и неожиданно в упор спросил меня: «Будут ли когда-нибудь снова пастись в Сахаре такие прекрасные стада?» Этим вопросом он снова напомнил мне о шеститысячелетней засухе и о богатом ландшафте древней Сахары...
А пока обстоятельства таковы, каковы они есть. Нужно отдать себе отчет в том, что продолжение исследований по первобытной истории – а Сахара раскрыла нам далеко еще не все свои секреты – позволит нам лучше представить процесс высыхания процветавшей в прошлом земли. Понять же причины бедствия есть наилучший способ справиться с ним.
Примечания [11] *
Глоссарий
Абарекка (туар.) – дорога, тропа.
Аборак (в туар. языке иуллеммеденов) – растение мезембриантемум (Balanites aegyptiaca), см. примеч. 17. Аг (туар.) – сын.
Акба (араб.) – крутой горный склон.
Амгар (берб.– «большой», «великий») – господин, начальник, вождь.
Аменокаль (туар.) – верховный вождь, вождь племени.
Арта (араб.) – деревце с яркими цветами, растущее на краю песков.
Афагаг (в туар. языке иуллеммеденов) – вид акации (Acacia raddiana).
Ахетес (в туар. языках кель ахаггаров и иуллеммеденов) – вид акации (Acacia albida Délie).
Ашеб (араб.) – зеленая трава.
Барака (араб.) – благословение, удача, счастливая судьба.
Бордж (араб, бурдж – «башня», «крепость») – укрепленный военный пост, форт.
Бурнус (араб.) – мужская одежда, длинный шерстяной плащ с рукавами.
Вади (араб.) – см. уэд.
Гандура (араб.) – просторная и длинная хлопчатобумажная или шерстяная туника без рукавов.
Гара (араб, диал.) – одиночный, изолированный холм.
Гельта (араб, диал.) – водоем, образовавшийся в понижениях почвы, часто в ложе уэда, благодаря выходу на поверхность подпочвенных вод или скоплению дождевых.
Граффито (итал., мн. ч. граффити) – грубо прочерченные на стене или камне надписи или рисунки.
Герба (араб, диал.) – бурдюк, мех из козьей шкуры, целиком снятой с животного.
Дар диаф (араб.) – дом для гостей, постоялый двор.
Джебель (араб.) – гора, горный район.
Дженун (туар. из араб.) – злой дух, джинн.
Дхар (араб.) – обрывистая граница каменистых плато.
Каид (араб.) – начальник, вождь.
Кесра (араб.) – печеный хлеб, печенье.
Кори, коори (туар.) – отрезок уэда, покрытый зеленью.
Ксар, или ксур (араб, диал.; араб, литер, каср – «замок, дворец») – укрепленное поселение.