— Неужели?
— Вы разрешите мне рассказать о себе?
— Это было бы весьма кстати.
— Я проживал на Холиуэл‑стрит, сэр. Я был литератором. Таких, как я, было много — без ремесла и особых знаний, но имевших какое‑то образование и достаточно денег, чтобы покупать перья и бумагу: они начали сочинять и селиться в одном квартале города. Удивительное дело, сколь многие из нас были незаконнорожденными. Говорят, что мой отец был судьей. Это вполне вероятно: кто‑то же содержал меня в школе возле Слофа, где я какое‑то время учился. Некоторые из нас были не без способностей. По‑моему, у меня был талант к стихотворчеству. Но это было лишь подножие Геликона, сэр; подобного рода авторы сочиняют такие работы, как «Универсальное руководство для ловли крыс живьем» или «Несчастное рождение, трудная жизнь и жалкий конец предателя апостола Иуды Искариота», и, разумеется, такие брошюры, как «Мысли о современном кризисе, высказанные неким благородным человеком» или же «Новый способ погашения государственного долга». Что касается меня, то я взялся за переводы для книгопродавцев.
— С какого же языка?
— Со всех языков, сэр. Если это был восточный язык или же латинский или греческий, то наверняка до меня с него переводил какой‑нибудь француз; если речь шла об итальянском или испанском, то я, в конце концов, мог в них разобраться. То же можно было сказать и о верхнеголландском. Я стал, можно сказать, специалистом в верхнеголландском к тому времени, когда закончил «Элегантные развлечения» Флейшхакера и «Ближайший путь к небесам» Штрумпфа. В целом, сэр, жилось мне довольно сносно, я редко оставался голодным, поскольку был чистоплотен, трезв, пунктуален и, как я уже сказал, трудолюбив: всегда выдерживал сроки, наборщики могли разобрать мой почерк, и я правил корректуру, как только она поступала. Затем один книгопродавец, которого звали… чу, никаких имен — некий мистер Г. послал за мной и предложил мне перевести «Южные моря» Бурсико.
Я с радостью согласился, поскольку с заказами было трудно и мне пришлось жить целый месяц на гонорар за перевод «Беспристрастно рассмотренного дела друидов» — небольшой статьи, помещенной в «Дамском Хранилище». Денег за друидов хватало лишь на хлеб и молоко. Мы договорились, что мне заплатят полгинеи за печатный лист; я не посмел требовать больше, хотя книга была напечатана очень мелким шрифтом, а все сноски — перлом.
— И сколько же у вас выходило в неделю?
— Скажу вам, сэр, что, выравнивая трудные места и работая по двенадцать часов в день, я мог заработать до двадцати пяти шиллингов! Я был чертовски рад, поскольку, наряду с аббатом Прево, Бурсико — автор самого капитального собрания сочинений о путешествиях на французском языке, какое я только знаю, и это самая большая работа из тех, что мне довелось выполнять. Я думал, что смогу еще долго так зарабатывать себе на жизнь. У меня был хороший кредит, поэтому ради лучшего освещения я переехал ниже этажом в комнату, обращенную окном на улицу; приобрел кое‑какую мебель и несколько книг, которые мне должны были понадобиться, в том числе ряд очень дорогих словарей.
— Вам понадобился словарь для перевода с французского, сэр?
— Нет, сэр, такой у меня уже был. Я приобрел «Толкователь морских терминов» Бланкли, а также Дю Амеля, Обэна и Саверьена, чтобы понимать трудные слова, связанные с кораблекрушениями и маневрированием, и знать, что предпринимали путешественники. Я нашел в них очень большое подспорье, без них трудно понимать текст, сэр. Я всегда предпочитаю работать добросовестно. Я трудился в своей красивой комнате дни и ночи напролет, отказавшись от двух или трех предложений других книготорговцев, два раза в неделю питался в недорогом ресторане. Это продолжалось до тех пор, пока мистер Г. не прислал ко мне своего секретаря, который передал мне, что он отклонил мой проект перевода Бурсико, поскольку его компаньоны сочли, что стоимость печатных форм будет слишком высока и при настоящем положении дел потребности в моем материале нет.
— А у вас был договор?
— Нет, сэр. У нас, как это называют книготорговцы, было джентльменское соглашение.
— Выходит, надежды нет?
— Совершенно никакой, сэр. Конечно, я попытался отстоять свои права, но лишь собрал горящие уголья на свою же голову. Он рассердился на то, что я с ним якобы недостаточно учтив, и принялся распространять в своем кругу россказни о моей наглости, а это самое последнее, чего может ожидать от поденщика книготорговец. Он даже поместил разносную статью в «Литературном обозрении» по поводу моего перевода одной невинной статьи. Работы я больше получить не смог. Мое имущество было арестовано, мои кредиторы хотели арестовать и меня, но я сумел ускользнуть.
— Так вы знакомы с судебными исполнителями, арестом за долги, соответствующими статьями законов?
— Нет ничего, что я знал бы лучше. Я родился в долговой тюрьме и провел несколько лет во Флите и Маршалси. Я писал свои «Начала сельского хозяйства» и свой «План воспитания молодых джентльменов и нетитулованного дворянства» в тюрьме Кингс‑бенч.
— Будьте так добры, составьте мне краткую справку современного состояния законов по части отношений должников и кредиторов.
— Джек, — произнес Мэтьюрин, — вашу вахту вызывают.
— Что, что? — спросил Джек.
У него была моряцкая привычка мгновенно засыпать и, отдохнув с час, тотчас выходить из этого состояния. Но на этот раз он находился очень, очень далеко на юге, на борту семидесятичетырехпушечника вблизи мыса Доброй Надежды, и купался в теплом как молоко, фосфоресцирующем море. Растерянно протирая глаза, он сидел на краю кровати, с трудом пытаясь вернуться в настоящее. Лорд Мелвилл, Куини, Каннинг, Диана.
— Что вы намерены делать со своим призом? — спросил Стивен.
— С кем? С ним? Наверное, надо передать его констеблю.
— Его повесят.
— Конечно. Чего же вы хотите? Малый будет разгуливать и отбирать у людей кошельки, но вы не желаете, чтобы его повесили? Может быть, его сошлют на каторгу.
— Я дам вам за него двенадцать шиллингов и шесть пенсов.
— Хотите уже сейчас начать вскрытие? — Стивен часто покупал трупы казненных, только что снятых с виселицы. — И у вас действительно есть в кармане двенадцать шиллингов и шесть пенсов? Нет, нет. Я не возьму ваши деньги. Вы получите его в подарок. Уступаю его вам. Я чувствую запах кофе, жареного хлеба!
Джек яростно жевал бифштекс, глядя широко распахнутыми голубыми глазами в какую‑то неведомую даль. Оба друга пытались заглянуть в будущее, но сейчас их отвлекал пленник, который сидел на стуле, онемев от страха, исподтишка почесываясь и время от времени делая жесты, свидетельствующие о его покорности. Приглядевшись к нему, Джек нахмурился.
— Вы, сэр! — громко, словно он стоял на палубе, вскричал Джек, отчего у бедняги душа ушла в пятки, и он перестал чесаться. — Вы, сэр! Съешьте‑ка вот это, да не зевайте! — С этими словами он отрезал ему жирный кусок мяса. — Я продал вас доктору, так что отныне вы должны повиноваться его приказам, иначе вас засунут в бочку и выбросят за борт. Вы меня поняли?
— Да, сэр.
— Мне нужно идти, Стивен. Пополудни встретимся?
— Мои намерения еще не определились. Возможно, я загляну на Ситинг‑лейн, хотя вряд ли это целесообразно раньше следующей недели.
Нырнув во двор Адмиралтейства, Джек вошел в холл, где встретил полдюжины болтавшихся без дела в ожидании вакансий знакомых, услышал сплетни о том о сем. На ступенях лестницы, ведущей в кабинет Первого лорда, опершись о перила, беззвучно рыдал полный офицер, по обвисшим, бледным щекам его текли слезы. За ним с молчаливым сочувствием наблюдали морской пехотинец, стоявший на площадке, и два привратника из вестибюля.
С первого взгляда было ясно, что от приема предыдущего просителя у лорда Мелвилла осталось неприятное впечатление. Ему нужно было собраться с мыслями, поэтому некоторое время он сидел за письменным столом и перебирал бумаги.
— Я только что был свидетелем взрыва эмоций, вследствие которого офицер сильно упал в моих глазах. Я знаю, что вы высоко цените стойкость духа, капитан Обри, что неблагоприятные известия вас не выведут из себя.
— Надеюсь, я их перенесу, милорд.
— Дело в том, что я не могу присвоить вам звания капитана первого ранга за ваш бой с «Какафуэго». Я связан решением моего предшественника и не вправе создавать прецедент. Поэтому корабль первого ранга исключается, что же касается шлюпов, в строю их всего восемьдесят девять, в то время как в списке претендентов на командирские должности насчитывается четыре с лишним сотни офицеров. — Он помолчал, чтобы Джек Обри усвоил сказанное, хотя в этих сведениях не было ничего нового (Джек помнил эти цифры наизусть, но, кроме того, знал, что лорд Мелвилл не вполне искренен, поскольку тридцать четыре шлюпа строились и еще дюжина предназначалась для портовой службы и резерва). — Однако, — продолжал Первый лорд, — от прежней администрации нам достался проект экспериментального судна, которое я готов, с некоторыми оговорками, отнести если не к кораблю первого ранга, то к шлюпу, хотя оно вооружено двадцатью четырьмя карронадами. Корабль был спроектирован для секретного оружия, от которого после испытаний пришлось отказаться, поэтому со стапелей он сойдет как обычная боевая единица флота. Его назвали «Поликрест». Не хотите ли взглянуть на чертежи?
— С большим удовольствием, милорд.
— Это любопытный эксперимент, — продолжал лорд Мелвилл, открывая портфель. — Судно может двигаться против ветра и течения. Его создатель, мистер Элдон, был весьма изобретательный человек, он истратил целое состояние на осуществление своих замыслов и создание моделей.
Эксперимент был действительно любопытный. Джек слышал о нем. Новинку уже окрестили «Ошибкой плотника», и никто из моряков не верил, что она будет спущена на воду. Как же этот проект выжил во время реформ Сент‑Винсента? Что за необычное совпадение различных интересов помогло спустить судно с эллинга, не говоря о том, чтобы поставить его туда? У него одинаковые нос и корма, два грот‑марсель‑рея, фальшивое днище, нет трюма, скользящие кили и рули. На чертежах указано, что корабль строился на частной портсмутской верфи некоего Хикмана — личности с подозрительной репутацией.
— Несмотря на то, что секретное оружие пришлось отвергнуть, сам корабль представлял собой такой шаг вперед в судостроении, что отказ от его использования был бы неоправданной тратой средств. Поэтому, с изменениями, отмеченными в чертежах зелеными чернилами, Совет Адмиралтейства пришел к мнению, что корабль будет чрезвычайно полезен для службы в прибрежных водах.
Его конструкция не позволяет принять на борт достаточное количество припасов для продолжительного плавания, но суда такого тоннажа всегда нужны в Канале, и я предполагаю включить «Поликрест» в эскадру адмирала Харта, действующую у берегов Южной Англии. По причинам, в которые я не стану вдаваться, «Поликрест» следует срочно ввести в строй. Капитану судна надо будет немедленно направиться в Портсмут, проследить за его спешной достройкой и как можно скорее вывести в море. Угодно ли вам принять назначение, капитан Обри?
«Поликрест» представлял собой творение сухопутного теоретика, был построен шайкой мошенников и дельцов, а Джек, согласившись на предложение, окажется под началом Харта — человека, которому он наставил рога, что тот едва ли успел забыть. Что же касается гарантий, данных ему Каннингом, то такая удача больше никогда не повторится. Лорд Мелвилл был далеко не прост, и большинство этих обстоятельств были ему известны. Наклонив набок голову и внимательно рассматривая Джека Обри, он ждал от него ответа, барабаня пальцами по столу. Первый лорд повел себя не вполне достойно: от командования «Поликрестом» многие уже отказались, и, несмотря на попытку исправить положение Джека, ему будет трудно оправдаться перед леди Кейт. Даже его собственная совесть, утратившая чувствительность за долгие годы службы, напоминала ему об этом.
— Если вам угодно, милорд, то я был бы весьма признателен.
— Вот и прекрасно. Тогда поступим так. Нет, не надо меня благодарить, умоляю, — произнес Первый лорд, подняв кверху ладонь и глядя Джеку прямо в глаза. — Это не ахти какой подарок. Я искренне хотел бы, чтобы все было иначе. Но масса металла, выбрасываемого карронадами «Поликреста» во время бортового залпа, превосходит вес бортового залпа многих фрегатов. Я уверен, что при первой же возможности вы отличитесь, и тогда Совет Адмиралтейства будет счастлив присвоить вам звание капитана первого ранга. Что касается офицеров и прочих лиц, то я буду рад пойти навстречу вашим пожеланиям в той степени, в какой это будет возможно. Ваш старший офицер уже назначен: это мистер Паркер, рекомендованный герцогом Кларенсом.
— Я, в свою очередь, был бы рад, если бы мне позволили взять с собой моего судового врача и Томаса Пуллингса, милорд, помощника штурмана на «Софи», который сдал лейтенантский экзамен еще два года назад.
— Вы хотите, чтобы его произвели в этот чин?
— Если вам будет угодно, милорд. — Ему во многом пошли навстречу, и он мог испортить все дело, но Джек решил ковать железо, пока горячо.
— Хорошо. Что еще?
— Нельзя ли мне взять двух моих мичманов, милорд?
— Двух? Пожалуй, что можно… Вы упомянули своего судового врача. Кто это?
— Доктор Мэтьюрин, милорд.
— Доктор Мэтьюрин? — повторил лорд Мелвилл, подняв глаза.
— Так точно, милорд. Вы, возможно, видели его в салоне леди Кейт. Он мой близкий друг.
— Ах да, — отозвался Первый лорд, потупясь. — Я помню его. Итак, сэр Ивен отправит вам ваши документы с посыльным сегодня же. Но, может быть, вы хотите подождать, пока их будут выписывать?
В нескольких сотнях ярдов от Адмиралтейства, в парке Сент‑Джеймс, доктор Мэтьюрин и мисс Уильямс гуляли по гравиевой дорожке возле декоративного пруда.
— Я никогда не перестаю удивляться при виде этих уток. Лысухи — всяк из нас не прочь полакомиться лысухами — этими крайне обыкновенными, наполовину одомашненными дикими утками. Иное дело — благородный шилохвост, чернеть морская, золотоглазка! Я полз на животе по замерзающему болоту, чтобы взглянуть на них хотя бы с расстояния двухсот ярдов. Но едва я достал подзорную трубу, как они взмыли вверх и улетели. А здесь, в самом центре современного грохочущего города, они плавают, как ни в чем не бывало, и едят хлебные крошки! Причем они не пойманы, у них не подрезаны крылья, они сами прилетели с высоких северных широт! Я просто поражен.
Софи внимательно посмотрела на птиц и сказала, что она действительно удивлена.
— Бедные лысухи, — добавила она. — У них всегда такой сердитый вид. Значит, это и есть Адмиралтейство?
— Да. Смею предположить, что к настоящему времени Джек уже знает свою судьбу. Он должен находиться за одним из тех высоких окон, что слева.
— Величественное здание, — заметила Софи. — Можем мы подойти к нему поближе? Хочется по достоинству оценить его монументальность… По словам Дианы, Джек очень похудел и не вполне здоров на вид. Стоптался, как она сказала.
— Джек не юноша, а годы идут, — отвечал Стивен. — Но он по‑прежнему ест за семерых. Хотя я не назвал бы его сейчас слишком тучным, до худобы ему очень далеко. В отличие от вас, дорогая моя. — Софи действительно похудела; ей это было к лицу: исчезли последние следы детскости, во внешности сильнее ощущалась скрытая сила ее характера; но в то же время исчез отстраненный, таинственный, как бы затуманенный взгляд. Теперь она превратилась в молодую взрослую женщину. — Если бы вы видели его вчера вечером в салоне леди Кейт, вы бы не стали беспокоиться. Правда, он потерял остаток уха на борту «Лорда Нельсона», но это пустяки.
— Потерял ухо! — воскликнула, побледнев, Софи и встала как вкопанная посередине Пэрейд.
— Вы стоите в луже, дорогая. Позвольте вывести вас на сушу. Да, ухо, правое ухо, вернее, то, что от него осталось. Но это пустяки. Я снова пришил его, и, повторяю если бы вы видели его вчера, вы бы так не волновались
— Какой вы хороший друг, доктор Мэтьюрин. Его остальные друзья так благодарны вам.
— Что правда, то правда — время от времени я пришиваю ему уши.
— Слава Провидению, что у него есть вы. Боюсь, что иногда он рискует очень безрассудно.
— И это тоже правда.
— И все‑таки не думаю, чтобы у меня хватило духа увидеть его. Когда мы виделись последний раз, я была очень недобра к нему. — Глаза девушки наполнились слезами. — Как это ужасно — быть недоброй: потом постоянно помнишь об этом.
Стивен посмотрел на нее с глубокой нежностью: это прекрасное создание и впрямь было несчастно, ее широкий лоб перерезала скорбная складка. Но он удержал себя от ответа.
Над Вестминстером стали бить часы, и Софи воскликнула:
— Мы же страшно опаздываем. Матушка будет волноваться. Давайте поторопимся.
Стивен протянул ей руку, и они поспешили через парк. Доктор поддерживал Софи, потому что глаза ее были полны слез, и через каждые три шага она оглядывалась на окна Адмиралтейства.
В основном, это были окна кабинетов членов Совета Адмиралтейства. Те же, за которыми ждал бумаг Джек Обри, находились в дальнем конце здания и выходили во двор. Он сидел в приемной, где за годы службы успел провести немало тревожных часов. После последней встречи с Первым лордом Джек, убивая время, успел насчитать сто двадцать трех мужчин и двух женщин, входивших и выходивших из‑под арки. Вместе с ним в помещении находилось множество других офицеров, которые в течение дня то и дело менялись. Но некоторые из них, и он сам, продолжали ждать, засунув за пазуху назначения и другие документы. Привратники с любопытством поглядывали на капитана Обри: уж слишком он засиделся.
Джек находился в глупом положении. В одном кармане у него лежала расчудесная бумага, которая предписывала ему явиться на борт шлюпа Его Величества «Поликрест», а в другом — тощий кошелек с ничтожной суммой, поскольку все остальные деньги ушли на обычные в таких случаях подарки. Назначение на «Поликрест» в перспективе сулило безопасность, во всяком случае, он так полагал, но почтовое судно в Портсмут отчаливало лишь в одиннадцать вечера. Ему необходимо было добраться из Уайтхолла до Ломбард‑стрит, избежав ареста. Видный джентльмен в ярком мундире, он должен был пересечь весь Лондон. Но прежде всего следовало как‑то связаться со Стивеном, который ждал его в их коттедже. Однако он не решался покинуть здание; если бы его схватили за порогом Адмиралтейства, он бы повесился от злости. Джек и так успел не на шутку перепугаться, идя по холлу из кабинета секретаря, когда привратник сообщил ему, что «какой‑то коротышка в черном плаще и занюханном парике спросил капитана, назвав его имя».
— Послали бы вы его подальше. Скажите, а Том здесь?
— Нет, сэр. Том заступит на дежурство только в воскресенье вечером. Вон тот юркий малый в черном, сэр.
В течение последних сорока минут Джек видел, как этот плюгавый проныра, похожий на судебного исполнителя, неоднократно входил и выходил из Уайтхолла, заглядывал в кареты, едва они останавливались, и даже поднимался на ступеньки экипажей. Кроме того, Джек заметил, как он шушукается с двумя рослыми малыми — то ли ирландскими носильщиками портшеза, то ли переодетыми под них помощниками судебного пристава, — обычный прием судебных исполнителей.
В тот день он не осыпал привратников золотым дождем, однако они понимали затруднительность его положения и, естественно, держали сторону капитана против гражданских чиновников! Один из них, внеся со двора корзину с углем, негромко заметил:
— Ваш знакомец с ухом, похожим на кочан цветной капусты, все еще ошивается перед аркой, сэр.
Весть о человеке с похожим на цветную капусту ухом воодушевила Джека. Он бросился к окну и, как следует разглядев его, обратился к привратнику:
— Будьте любезны, попросите его подняться в холл. Я сейчас же выйду к нему.
Мистер Скрайвен, литератор, пересек двор. Он выглядел постаревшим и усталым, ухо его распухло до безобразия.
— Сэр, — произнес он дрожавшим от волнения голосом, — доктор Мэтьюрин просил передать, что на Сизинг‑лейн все в порядке, а он надеется увидеть вас в трактире «Грейпс», что возле «Савой», если у вас нет других планов. Я должен подогнать карету ко двору. Я стараюсь выполнить данное мне поручение, сэр… Я надеюсь…
— Отлично. Великолепно. Давайте же, мистер… Загоните ее во двор, и я сяду вместе с вами.
При слове «Савой», этой благословенной гавани гурманов, привратник бескорыстно порадовался за капитана Обри. По его лицу расплылась одобрительная улыбка, и вместе с мистером Скрайвеном он поспешно вышел, чтобы найти извозчика, провести карету под арку (необычная просьба) и подогнать ее к ступенькам, дав возможность Джеку Обри сесть в нее незаметно.
— Может быть, вам стоит подстелить под себя этот плащ, сэр, — произнес мистер Скрайвен. — Он проутюжен, сэр, — добавил он, видя неуверенность офицера. — Мистер Мэтьюрин был настолько любезен, что обрил меня всего, вымыл горячей водой и одел во все новое.
— Жаль, что я вас так стукнул по уху, — произнес Джек, сидевший на соломе на полу кареты. — Очень больно?
— Вы слишком добры, сэр. Теперь я уже ничего не чувствую. Доктор Мэтьюрин смазал мне ухо мазью из восточной аптеки, что на углу Брутон‑стрит, и оно почти не болит. А теперь, сэр, вы можете, если угодно, занять сиденье. Мы находимся в герцогстве.
— Каком еще герцогстве?
— Герцогстве Ланкастер, сэр. От Сесил‑стрит до противоположной стороны Эксетер Чейндж территория герцогства. Это не Лондон и не Вестминстер, и законы здесь иные. Судебные повестки отличаются от лондонских. Тут даже часовня — королевская собственность.
— Вот как! — удовлетворенно произнес Джек. — Очень удобная штука королевская собственность, черт побери. Побольше бы ее было. Как вас зовут, сэр?
— Скрайвен, сэр, к вашим услугам. Адам Скрайвен.
— Вы честный малый, мистер Скрайвен. Вот мы и приехали, это «Грейпс». Вы можете заплатить кучеру? Великолепно. Стивен! — воскликнул он. — Как я счастлив вас видеть! У нас еще есть шанс — мы дышим! Мы надеемся. У меня есть корабль, дайте мне только добраться до Портсмута, и если он на плаву, то мы сделаем себе состояние. Вот мои документы, вот ваши. Ха‑ха‑ха. Как ваши дела? Надеюсь, вы не получили слишком плохих вестей? У вас какой‑то подавленный вид.
— Ну что вы! — отвечал Стивен, улыбаясь через силу. — Я обналичил вексель Мендозы. С вычетом всего лишь двенадцати с половиной процентов, что меня удивило, но потом вексель был учтен. Вот восемьдесят пять гиней, — произнес он, подтолкнув к Джеку кожаный мешочек.
— Спасибо, большое спасибо, Стивен, — вскричал Джек, пожимая ему руку. — Какой чудесный звук! Он означает для нас свободу, ха‑ха. Я голоден как волк, с самого утра ничего не ел. — Он принялся звать хозяйку заведения, которая сказала, что он может заказать славную пару уток или превосходный кусок холодной стерляди с огурцами, доставленной нынешним утром с рынка Биллингсгейт.
— Давайте начнем со стерляди, а если вы сию же минуту поставите на огонь уток, к тому времени, как мы покончим с рыбой, они будут готовы. Что будете пить, Стивен?
— Джин с холодной водой.
— Этого еще недоставало! Давайте закажем шампанского! Не каждый же день получаешь корабль, причем какой! А теперь все по порядку. — Он подробно пересказал Стивену содержание беседы с Первым лордом, выведя разбавленным джином необычный контур «Поликреста». — Конечно, это нечто немыслимое, не могу себе представить, как такое чудо‑юдо смогло пережить реформы Старого Джарви. После того как я посмотрел на его общий чертеж и вспомнил о фрегате Каннинга, который строится у него на глазах по чертежам «Беллоны», мне стало не по себе. Я не успел как следует рассказать вам, какое роскошное предложение он мне сделал. Извините меня, я напишу ему записку и отмечу, что по долгу службы должен его отклонить и так далее. Переделайте, пожалуйста, ее так, чтобы она была как можно более любезной и вежливой, и отправьте ее нынче же вечером с почтовой оплатой в один пенни, поскольку это было самое щедрое и льстящее самолюбию предложение. Мне удивительно понравился Каннинг. Надеюсь увидеться с ним еще раз. Он бы вам понравился, Стивен. Полон энергии, умен, сразу схватывает существо дела, интересуется всем, к тому же вежлив, деликатен и скромен. Настоящий джентльмен. Вы поклялись бы, что он англичанин! Вам следует с ним познакомиться.
— Разумеется, рекомендация отличная, но я уже знаком с мистером Каннингом.
— Вы его знаете?
— Мы встретились с ним на Брутон‑стрит. — Джек мгновенно сообразил, почему название Брутон‑стрит так резануло ему слух. — Я навестил Диану Вильерс после того, как прогулялся по парку вместе с Софи.
На лице Джека Обри появилось страдальческое выражение.
— Как она? — спросил он, опустив глаза.
— Неважно. Похудела, выглядит несчастной. Но повзрослела. Мне кажется, она стала красивее той Софи, которую мы знали в Сассексе.
Джек молча откинулся на спинку стула. Звон тарелок и блюд, деловитый взмах скатертью, салфетки — и сразу же появились стерлядь и шампанское. Оба принялись за трапезу, говоря главным образом о стерляди — царской рыбе, которую Джек ел впервые. Оказалось, что она довольно безвкусна, что его разочаровало. Затем он произнес:
— Как Диана?
— Настроение у нее, как мне казалось, то поднималось, то опускалось, но выглядела она великолепно и была полна жизненной энергии. — Ему хотелось еще добавить: «И беспричинной недоброжелательности».
— А я даже не знал, что вы будете на Брутон‑стрит, — заметил Джек. Вместо ответа Стивен лишь пожал плечами. — И много там было визитеров?
— Трое военных, индийский судья и мистер Каннинг.
— Да, она говорила, что знакома с ним. А вот и наши утки. Выглядят они соблазнительно, не правда ли? — воскликнул он восторженно. — Прошу вас, разрежьте их, Стивен. У вас это получается превосходно. Пошлем кусочек Скрайвену? Кстати, какого вы о нем мнения?
— Не хуже, чем любой другой. Я даже испытываю к нему определенную симпатию.
— Вы намерены оставить его у себя?
— Возможно. Вам положить начинки?
— Буду весьма признателен. Когда еще мы отведаем такую приправу с луком? Как вы полагаете, после того как Скрайвен съест свое жаркое, сможет ли он, по вашему мнению, занять наши места на почтовом судне, пока мы упаковываемся в Хемпстеде? Он вполне может успеть.
— Безопаснее для вас уехать как можно быстрее, Джек. В прессе писали о приеме у леди Кейт, ваше имя упоминается в «Кроникл», а возможно, и в остальных газетах. Ваши кредиторы наверняка знакомы с этими публикациями. Их агенты в Портсмуте вполне способны встретить карету. Мистер Скрайвен на собственной шкуре испытал их дьявольскую изобретательность. По его словам, они бдительны и шустры, как настоящие ищейки. Вы должны отправиться к пристани в дилижансе. Я позабочусь о вашем багаже и отправлю его в фургоне.
— А разве вы не едете со мной, Стивен? — воскликнул Джек, оттолкнув тарелку, и, ошеломленный, уставился на доктора.
— В настоящее время я не собирался в море, — отвечал Стивен. — Лорд Кейт предложил мне должность судового врача на флагманском корабле, но я просил его уволить меня от этой чести. Здесь слишком много дел, требующих моего присутствия; кроме того, я давно не был в Ирландии…
— Но я был совершенно уверен, что мы поплывем вместе, Стивен! — вскричал Джек. — А я‑то так обрадовался, когда получил ваши бумаги. Что же я… — Он взял себя в руки, а затем гораздо более спокойным голосом продолжил: — Конечно же, я не имел никакого права решать за вас. Прошу прощения; я тотчас же дам объяснения Адмиралтейству, что это целиком моя вина. Конечно же, флагманский корабль — совсем иное дело. Это не больше, чем вы заслуживаете. Боюсь, я был слишком самонадеян.
— Ну что вы, дорогой! — искренне огорчился Мэтьюрин. — К флагману это не имеет никакого отношения. Начхать мне на любой флагманский корабль. Зарубите это у себя на носу. Я бы предпочел шлюп или фрегат. Не в этом дело. Просто сейчас я не готов отправляться в плавание. Однако оставим пока все, как есть. Мне не хотелось бы предстать в глазах членов Совета Адмиралтейства этаким ветреником, у которого семь пятниц на неделе, — произнес он с улыбкой. — Не надо падать духом, дружище. Меня просто озадачила эта внезапность. Я более рассудителен в своих поступках, не то что вы, вечные морские бродяги. До конца недели я занят, но затем, если ничего не произойдет, в понедельник я присоединюсь к вам с моим корабельным рундуком. Давайте же выпьем ваше вино — восхитительное зелье для такой забегаловки—и закажем еще одну бутылку. И, прежде чем посадить вас в дилижанс, я расскажу вам о нюансах британского законодательства, касающихся отношений должников и кредиторов.
Глава седьмая
«Достопочтенный сэр,
Настоящим сообщаю Вам, что я прибыл в Портсмут днем раньше, чем предполагал. С нижайшей просьбой разрешить мне явиться на борт не ранее нынешнего вечера и доставить мне удовольствие лицезреть Вас за обедом.
Остаюсь, достопочтенный сэр,
Вашим преданным покорным слугой.
Стивен Мэтьюрин».
Сложив письмо, он написал: «Капитану королевского флота Обри, шлюп Е. В. „Поликрест"», заклеил его и позвонил в колокольчик.
— Вы знаете, где находится «Поликрест»?