Когда нас изгнали, многие не пошли в ад, а устроились в КФС.
Обгоревшие крылья стали лучшей рекомендацией,
Экономить на освещении кухни хорошо помогает нимб.
Кусок меня в панировке можно купить по акции,
Где картошка и кола за 2,33.
Я неплох на вкус, так что не стоит бояться,
Всё хорошо, в теории это не каннибализм.
Многие из нас становятся работниками месяца,
Сказывается отсутствие свободы воли
И привычка работать во благо изо всех сил.
Каждый рабочий день я мою туалеты и
Всей душой (или что там у нас) ненавижу
Свойственный моему виду
Отвратительный мазоальтруизм.
Гнев-Георг Васильев
Книги стали читать снова. И тушить пожары.
...если бы существовало продолжение «843.8 градусов по Цельсию»
Не смеются ангелы. Смеющийся ангел – человек.
Свеча-Неугасимая
«Кали-Ола». Где-то…
Лето прошлась, почти промаршировала по комнате – запахло горящими лесами и озоном.
– Началось. Он пришел и пришел официально. Время действовать, сестры, раз действуют они. Не стоит думать, что как в прошлый раз, все обойдется. И так, каждая из нас, сестры, даст по три вестника. Всего, как понимаете двенадцать.
– Ага, по числу месяцев в нас. Забавно, не находишь? Было уже такое – двенадцать месяцев-апостолов. И одна звезда, и приставшие к ней, мать их яти, волхвы. Как ту звезду звали? Чиар? В прошлый раз зря силы истратили да народ перевели,- Осень, сидя на пеньке у барной стойки, счищала что-то мерзкое со своего левого кирзового сапога.
– Ой, а я уже одного, простите, одну послала. Это ничего? Апрельского,- Весна в испуге прикрыла миловидный ротик (по мнению Лета – больше напоминающий молнию-шрам) бальным веером, утащенным с выпускного офицеров БКС[1].
– Ничего, Весна. Будем считать рекогносцировкой.
– Опять мужиков набираем?
– Без разницы. У нас нет столько времени на выбор в этот раз. Да и Весна… Весна-сестрица, ты девушку послала?
– Да, о…- Весна ойкнула, и из-под веера вылетел зеленый листок.
– А вдруг они не согласятся с участями и путем своим?
– А прошлых кто-то спрашивал? Распят, распят, убит мечом, распят, содрана кожа, костер, заколот копьем, побит камнями, распят, распилен пилой, побит камнями, обезглавлен. И только двое выбрали свою смерть сами: веревка и старость. А у этих времени и на такое не будет. Если мы промедлим. Не говорим им, что и кого ждет. Пусть весть разносят, а там Он сам решит, как по делу их воздать им. Нам свои шкурки сберечь, да врагам всем бошки с плеч. А остальное, что по Весне всплывет, что потонет, не наше дело. Прости, Сестрица,- Осень отодрала это самое что-то от сапога и теперь наливала себе березовый сок, дотянувшись до стенки бара.
– Писанию будем соответствовать? Чтобы как это, все по писаному было?
– Повторяю, сестрицы, нет времени. Писание для людей, а люди, если выживут, сами потом сходство найдут, где им надо.
Осень отставила стакан с соком, и взяла из-под стойки медный тазик. Продефилировав в кирзовых сапогах через всю келью (Весна от зависти позеленела) к раскрытому окну, она выставила тазик за него. Дождь начался немедленно, естественно холодный осенний.
Наполненный тазик вернулся в келью, и аккуратно был водружен Осенью на пол между сестрами.
– Раз, два,- сбросила весна пару деревянных колечек с правой руки,- А третью, вернее первую я уже послала.
– Раз, раз, раз,- оборонила каменные кольца Лето. За каждый колечком завертелся маленький водоворот, утащивший на дно деревянные кольца Весны.
– Два, три, четыре,- ссыпала свои кольца Осень, но не кольца вовсе, а браслеты с головами химер легли на дно таза.
Заломив руки, к сестрам подошла молчаливая Зима. Побелели костяшки её пальцев, не имевших колец-украшений, да и запястья её были пусты.
– Твоя очередь, Зима.
Седоволосая женщина с одной морщиной, но поперек всем лбам сестер, что возрастом своим сейчас бы не набрали и треть её возраста, она запустила руки в недра кармана фартука-передника.
– Знаете, сестры, что самое поганое во всем этом?- ей, Зиме не требовался их ответ,- Это нарушение Его обещания им. Свобода воли – самим выбирать свою смерть.
Рука ухватила что-то в фартуке и в таз следом за кольцами и браслетами полетели: почерневший крестик, кусочек сплава и черное перо.
Дно тазика стало колодцем, увлекая принятые нужные вещи на глубину, из глубины же следом всплыли пузырьки воздуха. И в каждом, лопаясь при всплытии, отражалось лицо человека, одного из двенадцати.
Так весть благая дана была им.
«Кали-Ола». Кафе-бар «Шахри»
Инфодоска в баре, пока не было важных спортивных матчей, была настроена на «Первый». Мелькала новостная реклама, под которой мелкой строкой плыли перечни событий за день...
Новости Земли. Сегодня прокатилась волна пожаров в охраняемых государством лесных заповедниках. Правительство рассматривает версии о теракте. #иненайдут #лесоккостерок
Новости ближнего космоса. Еврокосмос получил одобрениепосле трех чтений в комитете Колонизации ООНК, на внесение Луны в список «Запрещенных для колонизации и попыток посещения ». #darkmoon
И к новостям дальнего космоса. На Тахионе была основана первая колония -поселение имени Хоккинза-Хайлайна. #тахионнаш
На новости ни кто не обращал внимания. Здесь народ просто пил редкие по сегодняшним дням напитки: от «северного» кваса – напитка вымерших, до их же «меда», текущего по усам, а в рот не попадающего. От меда действительно были часто липкими столы.
Один человек действительно смотрел новости. Знать бы только как. Белые, лишенные зрачков глаза подрагивали, словно их обладатель водит взглядом по строчкам, заморозив их бег на экране инфодоски.
Сегодня в баре не густо: семеро без одного за столиками и стойкой.
– Громко прочти это,- читает не очень громко табличку у входа парень.
– Это у них вместо звеняшек и колокольчиков, бро,- его отталкивает другой паренек, лет пятнадцати и прошмыгивает в бар, направляясь сразу к белоглазому.
Секундный не разговор. Белоглазый не вертит головой, не отрывает отсутствующего взгляда от инфодоски, но живут его руки. Что-то белое мелькает между костяшек пальцев, подобно древнему фокусу с монеткой.
Я вхожу внутрь этого странного бара. Харон дал координаты, на мой запрос. Что я спросил? Ангела, дай мне ангела. Я знаю, они есть здесь, на этой планете. И Стикс знает, где он отыскал его, но ссылка с координатами «Шахри» пришла в мою голову.
А вот нарик уже почти бежит от белоглазки в обратную сторону и я ему уже не «брат-бро», он крепко сжимает в левой руке белый сверток, а правой отпихивает меня и, открыв дверь, исчезает за ней.
– Ха…
….рон, который?...
В принципе мне не нужен ответ. В этом месте Сеть напряженна, она почти токсична, как это бывает, когда сущность цепляется из последних сил за не принадлежащее ей тело. Ангелы-демоны, а одержимость одна. Чужое тело на прокат. Вот он центр-узел: белоглазый старик. Белые волосы. Белый костюм, слишком старомодный даже для бара в стиле ретро-русский. Наверное, и название «Шахри» только для прохождения табеля легальности по тематике. Будь воля и закон – хозяин назвал бы его «Русь», «Царьград» или «Москоу», да кто ж тебе даст, любитель мертвых?
Я уже перед белоглазым, закрывая слепцу инфодоску. Предстою перед очами твоими, Ангел Господень. Слепец смотрит сквозь меня, не мигая. Но белки глаз его не дрожат.
– Это ты у нас Ангел-распространитель из Ново-Архангельска? Бог бы такое не одобрил.
– Когда я слышу слов «Бог», то рука инстинктивно тянется к пистолету. Чего тебе, человек?- и он впервые за эти минуты моргает.
– Ты ли это, Изабел’э?
Белоглазый отпрянул, и его рука действительно потянулась к чему-то спрятанному под одеждой.
– Я Грегор Рунсмит, ас с Вальтуры. Тебе ведь знакомы такие понятия, ангел? Ас, Вальтура. Хельград. И что есть Инферно. Дом-мир, а не долина-спиралька со сковородками.
И тогда ангел засмеялся.
– Ты был асом, умевшим видеть будущее. Я и сейчас вижу прошлое, настоящее и будущее. И не хотел видеть бы – видел. Бегущей строкой инфодосок, проекциями прямо в мысли. Фаршем событий, проходящим через меня, как терабайты информации в проводах сети. Не лучшие ощущения и знания. Только ты якшаешься с оператором реальности, я тебе не нужен.
Он почти на грани исхода. Больше ста лет назад другой Ангел, говорил об этом: теряя контроль над телом, мы получаем его над Сетью. Чудеса Господне сами рвутся через нас воплотиться в мир.
– И бесы просили Его: если выгонишь нас, то пошли нас в стадо свиней.
И Он сказал им: идите. И они, выйдя, пошли в стадо свиное. И вот, все стадо свиней бросилось с крутизны в море и погибло в воде.
– Матфей.8:31-32.
– А я видел это в живую неделю назад в 7.35 по Гринвичу. Я хочу спросить у Него самого, по Его ли воли они вошли не в свиней, а людей и скинулись.
– Тебя это задело, ас? А, друга потерял? Когда планета гибла, не задело, страна гибла, не задело, по Его ли воли, а теперь один из миллиона, но свой. Ах, да, Содомово племя, любовничек.
– Мне давно не везет с женщинами, впрочем, с мужиком тоже не вышло.
– И это я вижу. Химера, богиня Смерти. От того они тебя и выбрали в свои проводники к Нему.
– Черт, ты ангел Господень, ты можешь просто назвать координаты, незнаные оператором реальности?! Где тот Дом, в котором Он и воля Его пребывает? Только координаты, хоть улицу, планету, назови, Изабел’э!- я рассвирепел, забываясь, что вокруг пьяные, но люди и с кем говорю.
– Не тыкай меня моим именем, я не бес тебе подчиняться имени истинному.
– Но по одному лекалу с ними скроен.
– Не видел Его с низвержения Небес и Сенная, не видел Сына Его с Распятия, Он и Воля Его оставили меня здесь и сейчас, но… - ангел ухмыляется и делает жест раскрытой ладонью в сторону барной стойки.
И тогда я слышу оттуда мотив песни:
«Поднебесная словно пустыня…
Разлетелись перья над землей…»
– Кто это? Вроде напевает себе под нос.
– Вон тот полный мужчина. Хозяин этого гостеприимного заведения. У него несколько лет назад умерла жена, и как говорят здешние, он чуток свихнулся. Теперь постоянно слышит музыку со свадебного вальса, этакий праздник, который всегда с тобой. А на днях вроде дочка или ученица. Спроси его, о встрече, об их скорой встрече с Ним,- и ангел смеется снова.
Сумасшедший старик. Или бес. Когда там ангелы становятся чертями? И есть ли вовсе разница изначальная?
Ангела трясет и из его рукава выпадает белый сверток, падает на стол и катится, пока ангел не подхватывает его другой рукой и не убирает в карман пиджака.
– Что ты толкаешь им?
– Мел. Обычный мел. Добавляю в него щепоточку меня, нет, это не каннибализм, не думай так. Они съедают его, польза для костей. И видят мои воспоминания: Эдем, Инферно, нашу войну. А я вижу их сны.
– И зачем тебе это? Мало настоящего, будущего и прошлого?
– А у тебя есть иной способ скоротать вечность?
Я покидаю это странное место. «Шахри». Снаружи вывеска сделана из русских букв стилизованных под арабскую вязь. Видно сюда давно не заходил шариатский патруль, иначе б разнесли сие заведение по бревнышкам. И ангел хранитель бы не спас.
Жаль, Харон, ты не Он, не можешь отформатировать диск, вернуть старую версию, где они еще живы. Сашка. Жив.
…. но могу подключить к той ветке, закольцевав до мгновения….
Черт! Сеть затыкает мне глаза. Заливает их той реальностью: годы жизни, быстрой перемоткой проходят До… Александр на краю.
– Саша, стой на месте, я сейчас подойду. Стой только.
– Нет, Грегор, нет, они, они не дождались!– он срывается на крик,– Они взяли...
Не успел. Я не успел. Сашка – дурак – шагнул вниз. Край кончился, воздух не держит тел. Сашка.
Перемотка. Минуты моей жизни. Жизни Сашки.
Еще раз. Я же не хочу, Харон! Я не хочу этого видеть!
Александр на краю.
– Саша, стой на месте, я сейчас подойду. Стой только.
– Нет, Грегор, нет, они, они не дождались!– он срывается на крик,– Они взяли...
Не успел. Я не успел. Сашка – дурак – шагнул вниз. Край кончился, воздух не держит тел.
Сашка!
Остолбеневший, как бревно, оставшееся от аллеи, стою на пустой улице. Стемнело, но побитые дио-фонари не зажигаются, лишь светится под ногами желтая тропинка для слабовидящих. Такую трудно разбить, и то, она занесена чем-то белым…
Что это? Снег?
Перья.
Город был забелен белесыми, совсем не птичьими перьями. Поднимаю голову в поисках их источника. Они летят. Падают из темно-золотистого неба, смотря в которое слишком долго – кажется везде божьи глаза, как великолепное цветное око на пере павлина. Везде, на перьях, глаза, из неба. Белые пустыни, без зрачков оазисов, летящие прямо на меня. И падающие в грязь, чтобы навсегда ослепнуть и не видеть хотя бы настоящего.
Мне бы так.
[1] Ближнекосмических сил.
Примечание Фаулера