Впрочем, Такегами все же не ожидал, что начальство так быстро одобрит план Накамото. Да и остальные следователи были порядком удивлены.
— Представляешь, Симодзима сказал, что, вообще-то, он сам уже обдумывал проведение подобной операции, но атмосфера на собраниях казалась ему слишком напряженной, чтобы выступать с подобными предложениями. Хотя, конечно, он утверждает, что был морально готов выступить с подобной инициативой и принять удар на себя. — Передавая слова начальника, Нака недоверчиво смеялся, но был явно счастлив, что его план действий утвердили.
Все остальное было делом техники. Некоторое время ушло на проработку деталей замысла. Накамото пришлось отвлечься от исполнения прямых обязанностей — всю бумажную работу взял на себя Такегами. Впоследствии Накамото посвятил его в подробности своего плана, и Такегами пришлось признать, что его друг действительно все предусмотрел. В дальнейшем, слыша, как Симодзима называет эту операцию «не более чем еще одним новым направлением расследования», Такегами усмехался. Шеф явно перестраховывался на случай провала. Впрочем, начальству вообще свойственно стремление прикрывать свою задницу.
В операции обязательно должна была участвовать женщина-полицейский. Кто-то из руководства позвонил в участок округа Сугинами и велел срочно прислать одну из сотрудниц. Услышав, что в деле будет задействована не кто иная, как Тикако Исидзу, Такегами вновь утратил душевное равновесие. Каждый новый этап этого расследования таил все новые и новые неожиданности.
Тикако Исидзу была его давней знакомой — воспоминания о ней вызывали у Такегами противоречивые чувства. Когда-то они работали вместе, и это сотрудничество было, безусловно, приятным. Однако потом эта женщина попала в довольно неприятную историю. Четыре года назад она участвовала в работе следственной бригады, занимавшейся делом о поджогах и серийных убийствах. Внезапно ситуация вышла из-под контроля, и Тикако отказалась выполнить приказ руководства, за что в дальнейшем была понижена в должности — ей практически указали на дверь. Однако она не ушла. Такегами слышал, что ее хотели отправить работать в отдел по связям с общественностью, но потом передумали, решив, что для этого ее репутация слишком испорчена. «Значит, в конце концов ее послали служить в Сугинами», — сочувственно подумал Такегами.
Разумеется, Накамото тоже отлично знал Тикако Исидзу и помнил о ее «проступке». Узнав о ее включении в бригаду, он шепнул на ухо Такегами:
— Вот Симодзима, сукин сын! Специально выбрал Тикако, чтобы в случае провала операции свалить всю вину на нее!
Разумеется, Такегами был согласен с другом, но не стал говорить об этом вслух. Вместо этого он посоветовал:
— Подумай-ка лучше о себе.
— А что думать? Если ничего не получится, в худшем случае мне прикажут вернуться к исполнению моих прямых обязанностей. Буду дальше разбирать бумажки — все равно до пенсии мне уже недолго осталось.
— Наверное, ты прав.
— Да уж конечно. — Накамото прищурился, словно всматриваясь в даль, а потом добавил: — Если, чтобы вернуться на передовую, мне придется сперва пробежаться по минному полю, я, пожалуй, не против.
Такегами молча кивнул. Он думал, что, вероятно, в скором будущем он тоже устанет от бумажной рутины и будет мечтать о приключениях. Кто знает, может, ему тоже отчаянно захочется раскрыть какое-нибудь преступление. Всякое бывает.
— И все же подумай как следует, — напоследок сказал он.
Даже если Накамото в этой ситуации действительно ничего не угрожало, репутация Тикако Исидзу, и без того порядком подмоченная, все же стояла на копу. Такегами беспокоился о ней. Он не знал, чем помочь, но для себя решил, что по возможности постарается поддержать ее.
Впрочем, пока особых поводов для пессимизма вроде бы не было. Все ведь могло пройти по плану, который придумал Накамото, и тогда у Тикако, наоборот, появился бы шанс проявить себя с лучшей стороны, успешно справившись с задачей. Такегами был уверен в ней даже больше, чем в своем друге. Она идеально подходила для той роли, которую должна была сыграть, потому что материнские чувства по природе были ей вовсе не чужды.
Наконец все необходимые приготовления завершились, и участникам операции не оставалось ничего другого, как ждать назначенного дня.
И тут с Накамото случился удар.
Инфаркт миокарда, причем уже не первый. До этого приступы были не слишком тяжелые — так, слегка прихватывало. После нескольких уколов его обычно отпускали из больницы домой. На этот раз вышло по-другому. Накамото поднимался по лестнице на перрон, собираясь ехать на поезде на работу, и вдруг потерял сознание. «Скорая» отвезла его в больницу, однако врачам так и не удалось привести пациента в чувство.
Уже двое суток Накамото был в коме и находился в реанимации. Врачи оценивали его состояние как критическое. А между тем близился тот самый день, когда придуманный им план требовалось реализовать. Откладывать его исполнение было нельзя. Сам Симодзима ни за что не согласился бы заменить Накамото — вряд ли суперинтендант Касаи одобрил бы такое безалаберное поведение своего подчиненного. Однако в возникшей критической ситуации нужен был кто-нибудь, кто взялся бы сыграть главную роль в сценарии Накамото — ту роль, которая изначально предназначалась для него самого.
Симодзима разрешил Накамото реализовать его план потому, что в случае неудачи всегда можно было оправдать любые последствия недальновидностью и некомпетентностью старого делопроизводителя. Никто из ведущих следователей подразделения не участвовал в операции — с них взятки гладки. В этом деле были задействованы лишь несколько младших сотрудников из оперативной группы, так что серьезного разбора полетов особо опасаться не приходилось — какой спрос с новичков?
Возникшую кадровую проблему помог решить начальник четвертого подразделения капитан Камия. Он неплохо разбирался в людях и знал, на что способен делопроизводитель, находившийся у него в подчинении. Как только все немного оправились от шока из-за внезапной болезни Накамото, во время очередного собрания Камия вызвал Такегами в коридор и без обиняков спросил:
— Слушай, Гами, ты не мог бы заменить Накамото в этом деле?
Такегами криво усмехнулся:
— Если я откажусь, у вас есть другие кандидатуры?
— Ну, мы можем попросить Тикако Исидзу это сделать. Все равно она должна участвовать в операции. Вдруг она согласится сыграть две роли сразу? Ей-то в любом случае терять нечего.
Прежде чем Такегами успел как следует удивиться, Камия расхохотался:
— Да шучу я, шучу!
— Я так и понял. — Такегами улыбнулся и облегченно вздохнул.
— Знаешь, мне кажется, Нака до смерти устал возиться с бумажками. Наверное, ему очень хотелось вернуться к оперативной работе. — («Стало быть, Камия тоже так считает», — подумал Такегами.) — Иначе он просто предложил бы нам свой план и отказался участвовать в нем лично. Ты бы, например, наверняка так и поступил, правда, Гами?
— Может, все дело в том, что мне пока не настолько надоела моя работа? Мне нравится то, чем я занимаюсь. Это полезное и интересное дело.
Капитан Камия не стал шутить по этому поводу, просто одобрительно хмыкнул:
— Гами, мне почему-то кажется, что ты заменил бы Накамото в этом деле, даже если бы я запретил тебе это сделать. Я прав?
— Нет, господин начальник, без вашего разрешения я бы ни за что так не поступил. По уставу я не имею права нарушать ваши приказы.
— А я, со своей стороны, не собираюсь тебе этого запрещать. Наоборот, я разрешаю тебе взять на себя функции Накамото. — Считая разговор оконченным, Камия собрался уходить, но напоследок обернулся и ободрил своего подчиненного: — Держись, Гами, через несколько часов это все закончится. Если операция пройдет успешно, будет просто здорово, если нет — ничего страшного. Нутром чую, дело должно выгореть.
— Спасибо на добром слове, — ответил Такегами и кивнул.
Он вернулся на собрание и предложил свою кандидатуру вместо Накамото. Судя по лицу капитана Симодзимы, инициатива Такегами его немало порадовала: начальник широко улыбнулся и с облегчением вздохнул. Такегами между тем думал о своем друге: «Прорвемся, Нака, где наша не пропадала!»
Вот так, из-за случайного стечения обстоятельств, перед самым началом представления Такегами утвердили на главную роль в этой драме. Успеет ли он выучить свои реплики? Будет ли убедительно смотреться на сцене?
От кого: Мама
Кому: Минору
Тема: Новый дом
Папа говорил тебе, что хочет купить новый дом? Ему, видите ли, нужен собственный кабинет. Нынешний дом уже довольно старый и, несмотря на все ремонты, выглядит не лучшим образом.
Тут неподалеку строится несколько довольно симпатичных коттеджей, но от них добираться до станции будет немного дальше, так что Папа не знает, стоит ли туда переезжать.
Он сказал мне, что, выбирая дом, нужно обязательно сходить туда несколько раз, посмотреть на него при разной погоде, в разное время суток. Представляешь, оказывается, наш Папа иногда специально проезжает мимо выбранного нового дома по дороге с работы, останавливается и любуется им. Мне кажется, это так мило!
Я попросила Папу взять меня с собой в следующий раз. Думаешь, я хочу слишком многого?
— Думаю, мы воспользуемся вторым кабинетом для допросов. Там хоть и тесновато, зато гораздо светлее, чем в первом, где окна выходят на северо-восток, — сказала Тикако Исидзу, обгоняя их на лестнице.
Такегами и Токунага последовали за ней, сгибаясь под тяжестью папок с документами по делу.
— К тому же во втором кабинете недавно повесили новое двустороннее зеркало, — заметил Токунага, поравнявшись с Такегами. — В прошлом месяце кто-то грохнул по нему стулом и разбил вдребезги. Хотел бы я знать, кого это там допрашивали?
Второй кабинет находился в конце длинного извилистого коридора. Здание полицейского участка в Сибуе было сравнительно новым, но освещение установили отвратительное, так что во всех помещениях царил полумрак. Только неоновая надпись «Выход» в конце коридора ярко светилась даже в дневное время.
На скамейке у кабинета сидел Синго Акидзу, молодой сотрудник из четвертого подразделения, высокий крепкий парень. Такегами был с ним на дружеской ноге. При виде коллег Синго поднялся со скамейки и, ухмыльнувшись, приветствовал их. Под мышкой у него была пачка документов, свернутых в трубочку.
— Вот, принес последние сводки. Слышал, вы тут затеваете какую-то игру?
— Игру? Да я бы не сказал.
— Не делай такое умное лицо, Гами, тебе не идет. А ты почему со мной не здороваешься, Токумацу?
Токунага терпеть не мог, когда его так называли. Ему очень не нравилось его имя Мацуо: с его точки зрения, оно звучало некрасиво и как-то старомодно. Но ему же не пятьдесят лет! Такое дурацкое имя никак не вязалось с его имиджем светского льва, поэтому он предпочитал, чтобы все обращались к нему по фамилии. Акидзу знал об этом и никогда не упускал возможности поглумиться над коллегой.
— Если честно, я думал, ты уже давно перешел работать в «Орион фудс», — парировал Токунага. — Кажется, ты был без ума от тамошней администраторши?
— Она не в моем вкусе. Миленькая мордашка — это ведь еще не все. Мне нравятся высокие и стройные, а не такие коротышки. Вот тебе бы она отлично подошла, друг мой Токумацу. Мне кажется, вы были бы идеальной парой — этакое семейство пупсов! Прямо вижу вас вместе, попивающими чай из игрушечных чашечек!
Акидзу был здоровяк под два метра ростом, и Токунага, при своих метре шестидесяти, едва доставал ему до плеча. Небольшой рост, так же как и имя, усугублял его комплексы. Акидзу же больше всего на свете любил наступать всем подряд на больные мозоли.
Такегами отмахнулся от наглеца.
— Эй, парни, хватит языками чесать! — смеясь, прервала их перепалку Тикако и распахнула дверь в кабинет.
Акидзу тут же обернулся к ней и церемонно поприветствовал:
— Здравствуйте! Тикако Исидзу, если я не ошибаюсь? Меня зовут Синго Акидзу, я любимый ученик Гами.
— Вот это новость! — удивился Такегами. — Когда это я, интересно, взял тебя в ученики? И с чего это ты вдруг решил посвятить себя делопроизводству?
— Если я им займусь, ты ведь непременно возьмешь надо мной шефство?
— Ни за что на свете! Безмозглым разгильдяям вроде тебя такую важную работу доверять нельзя.
— Ну дела! — Акидзу свернул в трубочку бумаги, которые держал в правой руке, и, придуриваясь, постучал ими по голове. — Никто меня, несчастного тупицу, не любит! Как говорится, простите за назойливость. На самом деле я всего лишь хотел иметь честь быть представленным даме сердца Такегами, о которой он грезит с незапамятных времен своей юности. Я ведь прав, детектив Исидзу?
Удивленная, Тикако уставилась на него:
— Это вы обо мне?
— А то о ком?
Такегами оборвал Акидзу:
— Знаешь что, Токунага, возьми-ка ты метлу и вымети отсюда этого слабоумного переростка. Жаль терять время на болтовню с этим кретином.
— Слышал, кретин? — приободрился Токунага. — Детектив Исидзу, не подскажете, где тут у вас метла, чтобы я мог выполнить распоряжение?
— Посмотрим, слабак, хватит ли у тебя духу меня хоть пальцем тронуть, — огрызнулся Акидзу. Потом вновь обратился к Тикако: — Когда у вас будет время, давайте где-нибудь посидим, и вы мне расскажете, каким был Гами в молодости и как вам с ним работалось. Мне до ужаса интересно!
— Я не против. К чему только вам слушать воспоминания такой никчемной старухи, как я?
— Ах, ну что вы, я сгораю от любопытства. Надеюсь, вы выполните обещание. Пока, слабак! Не вздумай обделаться от страха и не путайся у Гами под ногами, усек?
Акидзу развернулся и неторопливо зашагал по коридору. Токунага глядел ему вслед и буквально кипел от злости. Лишь когда Тикако позвала его, он опомнился и поспешил в кабинет.
Скрестив руки на груди, Такегами стоял у окна. Внизу находилась полицейская парковка, а за ней, на другой стороне узкой улицы с односторонним движением, стояло несколько старых зданий, в которых, видимо, размещались какие-то офисы. Голубое небо было подернуто легкой облачной дымкой. Весенний ветер доносил шум моторов и гудки автомобилей с центральной магистрали района Сибуя, проходившей буквально за поворотом.
Такегами обернулся. Левая стена кабинета была совсем голой, а в противоположную недавно вмонтировали новое двустороннее зеркало. Полицейский подошел полюбоваться на него и, сам не зная зачем, коснулся стекла рукой.
Посреди комнаты стоял письменный стол, по обе стороны от него — два железных стула. Еще один стол, поменьше, размещался у окна — он предназначался для полицейского стенографиста. На стене висел телефонный аппарат для связи с соседним помещением. Больше ничего в кабинете не было. В общем, все это очень походило на те камеры для допросов, которые обычно показывают в фильмах про полицейских. Для полноты антуража не хватало разве что дешевой алюминиевой пепельницы да еще лампы, свет которой полагалось направлять в лицо подозреваемому.
Такегами сел за стол. Ножка стула противно скрежетнула по полу.
— Давно таким не занимался? — спросила Тикако. Она все еще стояла у двери.
— Дай бог памяти… Уже лет десять, а может, и больше.
— Значит, тебя назначили делопроизводителем сразу после того случая?
— Может, оно и к лучшему. Мне не на что жаловаться.
Токунага подошел к столу у окна и стал раскладывать бланки для стенограмм.
— Лично я таким уже точно много раз занимался, — пошутил он.
— Вот и отлично, — сказал Такегами.
— Особых указаний не будет?
— Нет, работай как обычно.
— Хорошо. Просто решил уточнить на всякий случай. Кстати, вам пепельница не нужна?
— Пока нет. Можно будет попросить принести ее позже — так мы сможем выиграть время, если понадобится.
— Отличная мысль! — воскликнул Токунага и восторженно всплеснул руками.
Его изящные жесты и изысканные манеры действительно в полицейском участке иногда казались не совсем уместными, и наглецы вроде Акидзу постоянно передразнивали и поддевали бедолагу по поводу и без.
Будто сговорившись, Такегами и Тикако одновременно посмотрели на часы. 14:10.
— Пожалуй, мне пора в приемную, — сказала Тикако.
— Конечно иди. Она там одна?
— Нет, с матерью. Я попрошу госпожу Токорода подождать в другом кабинете.
Такегами одобрительно кивнул:
— Хорошо. Но если девушка будет настаивать на том, чтобы мать пошла с ней, думаю, не стоит ей препятствовать.
— Я почти уверена, что этого не произойдет.
Моментально уловив подоплеку, Такегами удивленно посмотрел на Тикако. Та подтвердила его догадку:
— Харуэ Токорода и ее дочь Казуми не слишком ладят. Сегодня Казуми хотела прийти одна, но мать не отпустила ее и настояла на том, чтобы они явились в участок вместе. Казуми считает, что ее мать постоянно путается под ногами и лезет не в свои дела. Может, проблема в подростковом кризисе, который сейчас переживает девочка.
— Моя дочь лет с десяти мечтает от меня отделаться. Помню, когда она еще училась в школе, каждый вечер, вернувшись домой с работы, я слышал от нее один и тот же вопрос: «Пап, неужели ты собираешься ночевать дома? Может, сходишь куда-нибудь?» Видимо, от меня нынче требуется только вовремя оплачивать счета — в остальных отношениях во мне больше не особо нуждаются.
Тикако расхохоталась.
— Капитан Симодзима говорит про своего сына то же самое, — развеселившись, сказал Токунага.
— Вашей дочери сейчас уже, должно быть, около двадцати? — спросила Тикако.
— Да, в прошлом году мы отметили ее совершеннолетие. Недавно она поступила в колледж и теперь жутко задается.
Поохав над тем, как быстро растут дети, и вспомнив, какой милой малюткой была эта девочка в раннем возрасте, Тикако в конце концов отправилась выполнять свои обязанности. Такегами разложил на столе необходимые документы, потом достал из нагрудного кармана очки и водрузил их на нос.
Токунага удивленно воззрился на него:
— Я не знал, что вы пользуетесь очками!
— Только вчера купил.
— Нельзя покупать готовые очки — надо сперва проверить зрение, а потом сделать их на заказ.
— Вообще-то, они мне не нужны, я и так прекрасно вижу. — Заметив недоумение Токунаги, Такегами торопливо добавил: — Не думай, что я оправдываюсь. У меня действительно все нормально с глазами. Мне просто показалось, что для такого случая, как сегодня, мне понадобятся очки: в них будет удобнее.
Токунага на минуту задумался, потом спросил:
— Думаете, если вы будете в очках, она не сможет видеть вас насквозь?
— Что-то вроде этого.
— Считаю, вам не о чем беспокоиться.
— Очень на это надеюсь.
Зазвонил телефон.
— Она уже здесь, — сказал Такегами.
От кого: Казуми
Кому: Минору
Тема: Ненавижу себя
я ничего не понимаю, и мне надоело пытаться понять, что со мной.
минору, неужели в этой жизни тебя ничего не беспокоит? я схожу с ума по любому поводу. ну, например, меня волнует вопрос, кому я нужна? любит ли меня хоть кто-нибудь? иногда мне кажется, что я совсем одна. моя жизнь настолько бессмысленна, что если я завтра бесследно исчезну, боюсь, никто из моих друзей этого не заметит. будут ли они скучать по мне? думаю, нет, — они быстро найдут мне замену и вскоре про меня забудут. ты ведь тоже про меня забудешь? даже родители ничуть не лучше остальных: зря говорят, что они всегда любят детей просто за то, что те есть, — это полная чушь. кому нужен ребенок, от которого одни неприятности? уж лучше тогда вообще не иметь детей. наверняка мои родители хотели совсем не такую дочь, как я. мне кажется, их давно мучает вопрос, чем они так провинились и почему у них родилась именно я.
От кого: Папа
Кому: Казуми
Тема: Успокойся
Минору попросил меня написать тебе, потому что ты слишком расстроена и обеспокоена. Казуми, мы с Мамой любим тебя и гордимся тобой. Ты очень хорошая дочь.
Когда Казуми Токорода вошла в полицейский участок Южной Сибуи, мужчины в вестибюле, как по команде, повернули голову и проводили ее томными взглядами, точно девушка разом их всех загипнотизировала. Казуми на это никак не отреагировала: не потому, что она была слишком расстроена или напугана, а скорее потому, что привыкла ко всеобщему восхищению и своим безразличием хотела дать полицейским понять, что у них нет никаких шансов.
Рядом с самоуверенной дочерью ее мать, Харуэ Токорода, казалась ужасно напуганной. Она нервно озиралась по сторонам и заглядывала в лицо всем встречным, словно хотела объяснить, зачем они с дочкой пришли в полицейский участок. Выглядела она по-настоящему несчастной.
Для визита в участок мать и дочь оделись совсем по-разному. На Харуэ был темно-серый вязаный костюм и черные туфли, в руках она держала простую кожаную сумку того же цвета. Она не надела никаких украшений, кроме обручального кольца. Казуми облачилась в короткий черно-белый топ с геометрическим орнаментом и весьма откровенную черную мини-юбку со стразами и пайетками, которая выгодно подчеркивала стройность ее точеных ножек в изящных туфельках на высоком каблуке. Глубокое декольте приоткрывало уже вполне сформировавшуюся грудь, на шее блестела дорогая цепочка с серебряным крестиком. Волосы красотки в результате многочисленных обесцвечиваний приобрели модный каштановый оттенок — девушка распустила их, справа забрав за ухо: на нем виднелась маленькая элегантная золотая сережка.
Когда Тикако училась в школе, некоторые се одноклассницы одевались в таком стиле, но в те времена шестнадцатилетние девицы, помешанные на модных шмотках, как правило, плохо учились, вызывающе себя вели и к тому же заводили сомнительные знакомства и имели дурную репутацию. Казуми Токорода никак нельзя было назвать трудным подростком. Она училась в элитной частной школе для девочек и считалась едва ли не круглой отличницей. Видимо, нынешняя молодежь уже не та, что прежде.
Тикако Исидзу подошла к Харуэ и ее дочери и поздоровалась с ними:
— Спасибо, что пришли.
Харуэ, узнав Тикако и офицера Футигами, очень им обрадовалась и, кажется, немного приободрилась:
— Простите, мы, кажется, немного опоздали.
— Ничего страшного. В нашем распоряжении еще есть несколько минут, — улыбаясь, ответила Тикако и обратилась к Казуми: — Жаль, что тебе сегодня пришлось пропустить уроки.
Девочка словно не услышала Тикако и никак не отреагировала на ее реплику, обратившись с вопросом к офицеру Футигами:
— Ну и где будет проходить опознание?
— Следуй за мной, — сухо велела та.
— Подождите, — заволновалась Харуэ. — Может быть, все-таки мне пойти с Казуми?
Прежде чем кто-либо из сотрудниц полиции успел ей ответить, ее дочь сама все за всех решила:
— Тебе же уже сказали, что все будет нормально. Сколько можно повторять! Мне надоело, что ты везде за мной ходишь и постоянно ноешь.
Тикако постаралась сгладить неловкость — она мягко взяла Харуэ под руку и сказала:
— Офицер Футигами, проводите, пожалуйста, Казуми наверх. Мне нужно кое-что показать госпоже Токорода.
Казуми направилась по лестнице на второй этаж, а ее мать и Тикако вышли из вестибюля и прошли прямо по коридору мимо отделения дорожного патруля в небольшой кабинет для заседаний. Там на исцарапанном столе лежали вещи, принесенные из отдела вещественных доказательств: мужской костюм, ботинки, носовой платок, ежедневник, папки для бумаг…
Взглянув на них, Харуэ вздрогнула.
— Это личные вещи вашего мужа, в том числе бумаги, которые лежали у него в портфеле, — объяснила Тикако женщине, жестом предлагая ей сесть. — В интересах следствия мы также взяли некоторые вещи со стола вашего мужа и из его шкафчика в офисе. Теперь мы уже можем их вернуть, но никто не знает, что из этого принадлежало лично вашему мужу, а что следует возвратить в компанию. Мы надеялись, вы поможете нам с этим разобраться.
— Да, конечно…
Харуэ прикрыла ладонью рот и несколько раз покорно кивнула.
— Мы хотели бы, чтобы вы серьезно отнеслись к этому делу и не торопясь рассортировали все эти вещи, — думаю, вы понимаете, что тут важно избежать ошибок. Наверняка многие из этих мелочей напомнят вам о муже и о вашей потере, поэтому, пока вы этим занимаетесь, мы постараемся не тревожить вас лишний раз. Вы можете не спешить и находиться здесь столько, сколько вам будет угодно. — Тикако указала на телефон в углу. — Если вам что-нибудь понадобится, просто наберите внутренний номер двести двадцать один, и я вам отвечу. Если не смогу прийти сама, то направлю сюда офицера Футигами.
— Хорошо, я все поняла.
— Может, вам принести воды?
— Нет, спасибо, мне ничего не нужно, — сказала Харуэ, с трудом скрывая набежавшие слезы. — Простите, мне сейчас очень тяжело.
— Ну что вы, вам не за что извиняться. Хотела вас заранее предупредить, что при проведении криминалистической экспертизы некоторые вещи могли немного испачкаться, хотя мы старались работать очень аккуратно. И вероятно, здесь не хватает некоторых предметов одежды — они все еще нужны следователям в качестве улик.
— Да, разумеется, как скажете, — кивнула Харуэ.
Она достала из сумочки платок и вытерла слезы. Платок был застиранным — видно было, что хозяйка им часто пользуется.
— Детектив Исидзу, можно вас кое о чем спросить? — В голосе женщины звучала мольба.
Тикако села рядом и с сочувствием посмотрела на Харуэ:
— Да, я вас слушаю.
— Скажите, неужели следователи действительно думают, что моя дочь сможет опознать убийцу? Ей в самом деле покажут подозреваемых? В новостях говорят, что большинство улик свидетельствуют против одноклассницы той девчонки, Имаи. Но ведь наверняка журналисты не знают всей правды? Зачем вам понадобилась Казуми? Сколько всего подозреваемых? Что будет, если моя дочь действительно кого-то из них опознает?
Тикако как могла постаралась успокоить разволновавшуюся собеседницу:
— Мы очень надеемся, что показания вашей дочери помогут найти настоящего убийцу. Однако, даже если из сегодняшней затеи ничего не выйдет, расследование все равно продолжится — я вам это обещаю. Можете не беспокоиться.
— Эти подозреваемые ведь не увидят мою девочку? Не смогут потом ей отомстить?
— Разумеется, нет. Мы гарантируем полную безопасность вашей дочери.
Харуэ продолжала нервно теребить платок:
— В газетах вроде бы не упоминалось о том, что Казуми видела убийцу? И в новостях по телевизору этого, кажется, тоже не было?
— Нет, эта информация не предавалась огласке. Не бойтесь, Казуми ничего не грозит. — Тикако успокаивающе погладила Харуэ по руке. — К тому же нет никаких гарантий, что девочка видела именно убийцу. Сейчас мы просто хотим как можно больше выяснить обо всех, кто так или иначе был связан с этим делом — кто общался с вашим мужем до убийства по какому бы то ни было поводу. Мы надеемся, что Казуми поможет нам в этом.
Харуэ грустно посмотрела на вещи мужа, разложенные перед ней на столе, и тихо сказала:
— Она ужасно злится.
— Что вы имеете в виду?
— Она злится на убийц своего отца — просто вне себя от гнева. — Вдова покачала головой и поспешно добавила: — Разумеется, я тоже не испытываю ничего, кроме ненависти, по отношению к убийцам мужа, но я при этом не теряю голову — я знаю, что надо смириться с тем, что Рёсукэ больше нет… Как бы ни было больно… Я стараюсь осознать случившееся и жить дальше. Я никогда не считала себя сильным человеком. Может быть, я настолько слаба, что не способна даже на гнев…
— Я вас хорошо понимаю, — поддержала ее Тикако. — Думаю, на вашем месте я чувствовала бы то же самое.
— Несмотря на весь ваш опыт работы в полиции?
— Моя профессия ничего не меняет. Полицейские ведь тоже люди. А что касается вас, мне кажется, вы очень сильная женщина.
Слеза медленно скатилась по щеке Харуэ.
— Кто сильный, так это Казуми.
— Да, девочка ведет себя совсем по-взрослому.
— Мне кажется, она намного сильнее и умнее меня. Вся в отца. Я понимаю, почему она относится ко мне с таким презрением, — ее раздражает моя слабость, она не выносит, когда я плачу. Дочь говорит, я веду себя как идиотка.
Видимо, Харуэ больше не с кем было поговорить по душам. Тикако решила выслушать несчастную женщину.
— Дочка клянется, что найдет убийцу и поквитается с ним. Или с ней.
— Она так сказала?
— Да, сказала, что будет мстить и не успокоится, пока не убьет того, кто это сделал.
— Это она вам пообещала?
— Нет, не мне. Я слышала, как она сказала это по телефону своему другу, тому, с которым сейчас встречается. Голос у нее при этом дрожал от злости. Она говорила по мобильному телефону… Ну, знаете, такие телефоны, по которым можно звонить откуда угодно… Я проходила мимо и случайно услышала ее слова.
— Когда это было?
— Несколько дней назад. Казуми звонила из дому.
— Не напомните, как зовут ее друга?
Разумеется, Тикако притворилась, что забыла, как зовут этого молодого человека. Она отлично знала и его имя, и как он выглядит, просто хотела поговорить о нем с Харуэ.
— Татсуя Исигуро. Казуми с ним познакомил кто-то из одноклассников. Татсуя — хороший мальчик. Впрочем, пожалуй, уже не мальчик — он старше моей дочери. Кажется, ему около двадцати.
— Казуми мне ничего о нем не рассказывала. Может быть, она делилась своими сердечными секретами с офицером Футигами. У вашей дочки с этим парнем наверняка все серьезно? Они неразлучны и без ума друг от друга? — улыбаясь, поинтересовалась Тикако.