О памяти смертной и внезапной смерти

СХИАРХИМАНДРИТ АВРААМ (РЕЙДМАН) |

Помнить о смерти – это насущная необходимость для всякого человека. Однако это не так просто, как кажется, на первый взгляд. Нужно делать это правильно, чтобы вместо пользы не принести своей душе вреда. А то начнешь думать о вечной жизни, мечтать, как ты попадешь в райские обители… Отправишься гулять по райскому саду, глядишь, – подойдет к тебе змей и скажет то же, что сказал Еве, этим все и закончится. Такая мечтательность в духовной жизни чрезвычайно вредна, это путь к прелести. А воображение вечных мук, адских темниц и прочего для людей неподготовленных, не имеющих духовной крепости, может стать еще и поводом к отчаянию.

У преподобного Исаака Сирина есть такие слова: “Первая мысль, которая по человеколюбию Божию входит в человека и руководит его ко спасению, есть мысль об исходе из сего естества”. Святые отцы говорят, что память смертная – это та добродетель, которая необходима нам, как хлеб. Но что такое память смертная и как она приобретается?

Неверующие люди смерти страшатся. Для них смерть – это исчезновение, поэтому они, имея привязанность к земной жизни, стараются, с одной стороны, всячески себя оберегать, а с другой – вообще не вспоминать о своей будущей кончине. Но такое, будто бы благоразумное, отношение к смерти приводит к противоположному результату – к безысходному отчаянию. И это вполне закономерно, потому что за этим «жизнерадостным» нежеланием помнить о смерти скрывается нежелание думать о своей вечной участи. Такие люди часто всю жизнь веселятся необыкновенным образом. Их веселье – «пир во время чумы», как сказал Пушкин. Они пьют, едят, придумывают всевозможные развлечения, чтобы не поддаться мраку, царящему в душе, чтобы не осталось ни одной свободной минутки обратить взор на себя, вспомнить о себе. Все их развлечения и безудержное веселье – признак именно глубочайшего уныния, отчаяния. Это тот страшный вид уныния, когда человек и самого уныния не видит, когда он уже погрузился в него с головой и как бы утонул в нем. Вспоминая о смерти, о вечности, человек снимает с себя пелену уныния и начинает ко всему относиться иначе – трезво.

Неправильное отношение к смерти в какой-то мере свойственно даже нам, христианам. Мы знаем о том, что должны постоянно помнить о своей кончине, но нам страшно иметь такую трезвость. Фактически все мы находимся в состоянии прелести: несмотря на совершенную очевидность того, что все мы умрем, мы, однако же, живем как бессмертные. Даже в глубокой старости люди отодвигают мгновение смерти все дальше и дальше. Они не думают о своем скором переходе в вечность, а лишь горячо желают продлить эту земную жизнь.

Итак, помнить о смерти – это насущная необходимость для всякого человека. Однако это не так просто, как кажется, на первый взгляд. Нужно делать это правильно, чтобы вместо пользы не принести своей душе вреда. Существует много способов стяжать память смертную. Есть такой вид духовной деятельности, богомыслие, одним из предметов которого является размышление о смерти. Многие подвижники занимались этим деланием – представляли себе, как они будут умирать, что будет после смерти, прохождение мытарств, вечные адские мучения. Они размышляли об этом весьма детально, с этой целью посещали кладбища, гробницы. Иные думали о вечных небесных благах, блаженстве: все это также имеет отношение к загробной жизни и мобилизует человека на покаяние. Но эти способы представляют для нас, неопытных христиан, некоторую опасность, потому что мы можем чрезмерно развить в себе воображение. Начнешь думать о вечной жизни, мечтать, как ты попадешь в райские обители… Отправишься гулять по райскому саду, глядишь, – подойдет к тебе змей и скажет то же, что сказал Еве, этим все и закончится. Если серьезно, то такая мечтательность в духовной жизни чрезвычайно вредна, это путь к прелести. А мысли о вечных муках и адских темницах могут привести людей неподготовленных, не имеющих духовной крепости, не к спасительной памяти смертной, а к отчаянию.

Преподобный Нил Сорский для стяжания памяти смертной советует вспоминать о тех людях, которые умерли внезапно, о своих усопших близких, друзьях. Однако это также не наша мера: такие воспоминания могут несколько оживить в нас память смертную, но не более. Часто сердце человеческое от отсутствия благодати бывает настолько окаменелым, что даже пребывание при гробах оставляет человека бесчувственным. Например, гробокопатели или работники морга каждый день по многу раз видят перед собой человеческую смерть, но это отнюдь не побуждает их к размышлению о вечности. Многие из них даже впадают в цинизм. Есть палачи, убийцы, которые относятся к смерти весьма равнодушно. Солдаты на войне привыкают даже к гибели своих близких друзей – человек как-то ко всему приспосабливается, – и это не всегда наводит их на мысль о вечности. А есть подвижники, которые, может быть, вообще не видят ни людей, ни человеческой смерти, но полностью погружены в память смертную. Дело не в том, чтобы ты пребывал среди предметов, напоминающих о смерти, а в том, чтобы у тебя душа была настроена определенным образом.

Настоящая добродетель памяти смертной – это не столько воспоминание самой смерти, сколько живое предощущение того, что будет после нее. Верующий человек боится смерти не потому, что она является для него исчезновением, а потому, что она – дверь, за которой открывается совершенно новая, ужасная область. Ужасная как по той причине, что жизнь загробная для нас непостижима и странна, так по той причине, что мы не знаем, какая участь нас ждет: вечное блаженство или вечная мука. И для того чтобы воспоминание о самом факте смерти возбуждало в нас такое живое чувство вечности, необходимо иметь веру. Чем глубже в человеке вера, тем больше он начинает бояться смерти не как смерти, а как суда над своей душой.

От чего эта вера в человеке усугубляется? Если демон неверия изгоняется, по словам Спасителя, постом и молитвой, значит, вера укрепляется также постом и молитвой. Поэтому настоящая память смерти, истинная, глубокая, безопасная, проистекает из молитвы. В настоящей, внимательной, искренней молитве человек умом соприкасается с вечностью, и от этого ощущения у него не может не возникнуть память смертная. Есть и другие источники укрепления веры: чтение святоотеческих книг, Священного Писания, в особенности Евангелия. Как ни странно это может показаться с первого взгляда, но добродетель памяти смертной очень усиливается от внимательного и обильного чтения Евангелия, поскольку ничто не может даровать душе человека веру в такой степени, как Евангелие. Однако даже само Евангелие останется для христианина мертвым, если от молитвы, от действия благодати душа в нем не начнет как бы оживать.

Лучше и благоразумнее всего соединять память смертную с молитвой Иисусовой, как говорит преподобный Иоанн Лествичник. У него есть такое замечательное изречение: «Иные прославляют больше память Иисусову <то есть молитву>, иные – память смертную, я же прославляю два естества в одном лице». Вместе они действуют как одна добродетель. И когда нам удастся соединить память смерти и молитву Иисусову, тогда мы увидим обильные плоды этого делания. Может быть, я человек весьма типичный для нашего времени, в смысле окамененного нечувствия, но из своего опыта – отрицательного опыта – скажу, что без молитвы Иисусовой на меня ничего не действовало. Чего я только не перепробовал, но лишь одна молитва Иисусова делала меня восприимчивым к чему-либо духовному, все остальное, без молитвы, мне не помогало. Поэтому я и вам советую не заниматься отдельно размышлением о смерти и отдельно молитвой, не посвящать размышлениям о смерти специально какое-то время. Лучше во время своего молитвенного правила особенно понуждать себя, по возможности, к воспоминанию о нашем исходе из этой жизни. «По возможности» – почему я так говорю? Потому что человек не может выжать из себя то, чего в нем еще нет. Поэтому в отношении памяти смертной правильнее было бы сказать не «понуждать» – понуждать себя надо к внимательной молитве, – а «настроиться в этом направлении, искать этого». И если от действия молитвы в вашем сердце начнет возникать и развиваться воспоминание о смерти, то вы будете знать, что это правильно.

В этом случае и молитва приобретает необыкновенную силу и искренность, и память смертная в Иисусовой молитве делается хотя и безвидной, но очень действенной. Что значит «безвидной»? Я уже сказал, что от богомыслия, от размышлений о вечных муках или вечном блаженстве в нас может развиться мечтательность. А в соединении с молитвой память смертная присутствует как некое чувство, не имеющее даже какого-то конкретного выражения.Здесь нет представлений о гробе, или о разлагающемся теле, или о мытарствах, или о вечных муках и тому подобном – все это отвлекает от молитвы. Здесь есть само предчувствие того, что ты когда-нибудь перейдешь в вечность, переступишь порог этой жизни. И мы должны, с одной стороны, себя к этому понуждать, развивать в себе такое воспоминание смерти, с другой стороны, понимать, что в полной мере оно приходит к человеку именно от молитвы Иисусовой, от Господа – не столько от собственных усилий, сколько от действия благодати Христовой.

Если мы будем стараться приобрести память смерти собственными усилиями, без молитвы, то это может стать для нас просто игрой в добродетель. Человек – такое лукавое существо, что он найдет лазейку для себя, чтобы и при размышлениях о смерти жить спокойно. Он будет думать о покойниках и мытарствах, а в душе у него будет сухо и пусто. Смотреть на свою жизнь и смерть трезво – это, как я уже сказал, страшно. Никто не хочет сам себя мучить. И такому человеку может казаться, что он приобрел добродетель памяти смертной, а на самом деле он не будет по-настоящему, всерьез страшиться за свою вечную участь. Подлинный страх смерти приходит тогда, когда оживает сердце. Только тогда, когда мы «столкнемся» с вечностью в молитве, сможет на нас подействовать и воспоминание о чьей-то неожиданной смерти или учение святых отцов о мытарствах и частном суде. Самые православные догматы о воскресении из мертвых, о посмертном воздаянии оживут для нас лишь тогда, когда мы сами приобретем свой, хотя бы и незначительный, опыт познания вечности.

По моему мнению, современный человек настолько изолгался, извратился, испортился, что без молитвы, без чрезвычайного упования и надежды во всем, до мелочей, не на себя, а на Бога, он обязательно запутается, в том числе и в памяти смертной. Поэтому лучше приобретать память смерти прежде всего в молитве Иисусовой, а другими средствами – размышлениями, созерцанием каких-либо событий, относящихся к смерти, или воспоминанием этих событий, чтением тех или иных святоотеческих книг, даже Евангелия – ее укреплять и усиливать. Может быть, это утверждение не всегда правильно и бывают другие случаи (несомненно, люди идут ко спасению разными путями), но описанный мною путь кажется мне наиболее безопасным, в особенности для нас, людей гордых, лукавых и, как часто бывает, не имеющих постоянного духовного руководства. Значит, нам нужно избирать пути самые простые и, как выражаются святые отцы, непадательные – то есть такие, на которых вероятность упасть самая малая.

Вопрос. Есть такое мнение, что человек умирает тогда, когда уже подготовлен к смерти. Что вы думаете по этому поводу?

Ответ. Так происходит отнюдь не со всеми людьми. Разве Иуда Искариотский был подготовлен к смерти и поэтому повесился? Ирод был заживо изъеден червями. Разве это значит, что он был подготовлен к смерти? Господь дает время подготовиться к смерти только тем людям, которые трудятся над этим и сознательно готовятся к переходу в вечность. Им Промысл Божий предоставляет такую возможность. Да и то не всегда это происходит так, как они себе представляют. Человеку кажется, что он может еще многое сделать, а Господь его забирает.

У нас в Одессе был архиепископ Никон (Петин), выдающийся архипастырь – молитвенник, милостынник, проповедник. Он за одну службу говорил три-четыре проповеди: после Евангелия, после Херувимской и в конце литургии. Люди его очень любили. Одной женщине как-то приснился сон, будто на стене Никольского храма – а это был нижний храм, можно сказать, подвальное помещение Успенского храма [1] – висит виноградная лоза. И она слышит во сне слова: «Виноград уже созрел». Женщина в недоумении: что за виноград созрел? Через некоторое время владыка Никон попал в аварию. Эту аварию, вероятнее всего, подстроили коммунисты, для которых владыка был очень неудобным человеком: он был очень активный, ни в чем не уступал, всегда гнул линию Церкви. После аварии он некоторое время проболел, но не оправился и умер. Похоронили его, по благословению патриарха Алексия I, в нижнем храме – именно на том месте, где женщине привиделась виноградная лоза. И тогда она поняла, что значат слова «виноград уже созрел», и рассказала о своем сне другим.

Владыке тогда было всего пятьдесят три года, он был полон энергии, сил. Умный, деятельный человек, он добивался всего, чего хотел, и имел реальные шансы стать следующим патриархом. Его очень любил патриарх Алексий I, а в то время патриаршество практически наследовалось. Патриарх Сергий как бы завещал престол патриарху Алексию I, а тот мог завещать кому-нибудь другому – тогда советская власть не разрешала избирать патриарха путем свободных выборов. Но Господь владыку Никона забрал. Почему так произошло, мы можем только догадываться, наверное, этот человек действительно «уже созрел» – хотя он и сам этого не понимал. Но сказать «уже созрел» можно только о человеке, который всю жизнь посвятил Богу, а не вообще обо всех людях. Как сказал апостол Павел, те, которые согрешают вне закона, вне закона и погибнут. А согрешающие против закона, законом осудятся. Поэтому и верующие, и неверующие, если они живут нечестиво, умирают отнюдь не в тот момент, когда они наиболее угодили Богу, а скорее, тогда, когда видно, что им уже ничто не поможет.

Вопрос. Много раз возникала перед глазами такая картина: на стылой земле вижу себя замерзшего, с заиндевевшими волосами. Это продолжается уже несколько лет. Имеет ли это какое-то отношение к памяти смертной или это просто наваждение, как у человека с нездоровой фантазией и маловерующего?

Ответ. На мой взгляд, это совершенно не похоже на память смертную. Я думаю, что при этом бывает и какое-то мрачное чувство. Если бы возникало чувство, заставляющее молиться, каяться и как-то связанное с ощущением вечности, то можно было бы полагать, что в являющемся образе есть что-то полезное, что он от Бога. В данном же случае, я считаю, это просто наваждение. Иногда и дьявол внушает нам какие-либо образы, связанные со смертью, чтобы ввергнуть нас в уныние и отчаяние. Не нужно думать, что всякая мысль о смерти – от Бога, порой такие мысли бывают и от дьявола.

Вопрос. Как-то во время молитвы мне вдруг стало казаться, что я умираю, как будто наступили последние минуты жизни. Может быть, это бесовское наваждение?

Ответ. Это действительно похоже на бесовское наваждение. Еще раз говорю: лучшая и полезнейшая память смерти – безвидная, не отвлекающая от молитвы. Человек может представлять, допустим, что он умирает при каких-то обстоятельствах, например, дома на кровати или в больнице, или еще что-нибудь подобное. И это, полезно или неполезно, хорошо или плохо, является естественным проявлением силы человеческого воображения. А когда вдруг сама собой является перед глазами какая-то картина, то это уже очень подозрительно. Я бы посоветовал не принимать подобного рода образы, потому что прелесть может действовать под каким угодно “соусом”, даже под видом памяти смертной. Так было у основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы. Он одним действием ума способен был представить себе вечные адские муки, огонь или, с такой же легкостью, вечное блаженство. А он находился в глубочайшей прелести.

Вопрос. Иногда меня охватывает страх, что могу умереть без покаяния и причащения. Молитва в тот момент творится, но она не очень внимательная. Если, например, произойдет авария и я погибну, то с какой душой предстану пред Богом? Простятся ли грехи, если у меня такая невнимательная молитва? Подобное происходит со мной и в течение дня, и перед сном.

Ответ. Если все эти размышления отвлекают от молитвы, не делают ее более внимательной, истовой, покаянной, то, значит, они чисто человеческие. Не нужно размышлять о том, что ты можешь умереть без причащения. Не всякий человек, умерший с причащением, обязательно спасается, и не всякий, умерший без него, непременно погибает. Надо просто думать о покаянии, помышлять, что ты уже как бы умер, предстоишь перед Господом и умоляешь Его о прощении грехов. Потому что когда ты на самом деле предстанешь перед Ним, у тебя уже не будет времени умолять о помиловании, нужно просить об этом заранее. А где ты умрешь: в аварии или на своей кровати у себя дома – это не столь важно. Нужно постоянно молиться, и Господь даст время для покаяния, если только мы действительно его ищем.

Вопрос. В одной телепередаче деревенский человек рассказывал, что он сделал себе гроб и время от времени в него ложился, а когда закрывал над собой крышку – такой мир и тишина восходили на его душу, что “вам и представить невозможно”, как он сказал. Может ли такое быть, правда ли это?

Ответ. Я не знаю, в каком состоянии находится тот человек. Может, он прельщенный, или ни во что не верит, только в гроб один. Мало ли встречается странных людей? Если же это действительно человек высокодуховной жизни, имеющий настоящее смирение, то может быть и такое. Как знать, у кого какая добродетель? Если он православный христианин, если он ведет очень благочестивый, очень ревностный образ жизни, то, вероятно, у него при этом действительно бывает покой. Потому что от памяти смертной отходят в сторону все суетные, греховные помыслы. И вполне может быть, что у простого человека, когда он накроется крышкой гроба – еще раз подчеркиваю: при наличии всего остального, – в душе наступает тишина. Не оттого, что он не слышит никаких звуков, а оттого, что это очень живо приводит ему на память смерть.

У меня есть одна знакомая – благочестивая пожилая женщина, ей восемьдесят лет, мирянка. С того времени, как я ее знаю – а я знаком с ней, наверно, лет двадцать – держит у себя на чердаке доски для гроба, уже выстоявшиеся, хорошие, но, правда, гроб еще не сделан. Вероятно, она их месяцами не видит, но она знает, что у нее на чердаке лежат доски для гроба и что у нее уже что-то готово к погребению. И, я думаю, это полезно для души. Другое дело, что нельзя превращать это в игру. Можно и крышкой гроба укрываться, и в склепе жить, но при этом быть, например, пьяницей. Многие опустившиеся люди живут на кладбищах, однако это не значит, что они подвижники, и если у них такие страшные лица, то не от подвига, а от совсем противоположного. Может быть, вы помните, когда-то показывали фильм “Веселые ребята”. Его герои, джазмены, ехали в катафалке, кто-то лег в гроб и так далее. Все смеются, и мы смотрим – смеемся, и сцена эта была разыграна для смеха. Поэтому гроб сам по себе, даже когда мы ляжем в него и крышкой накроемся, отнюдь не даст нам покоя.

Вопрос. За несколько дней до смерти одного моего родственника (он крещеный, но неверующий, в церковь не ходил вовсе) над его кроватью потемнела Казанская икона Божией Матери: через всю икону, наискось, прошла темная полоса шириной в два сантиметра. Он скончался внезапно: пришел из гостей, лег и умер. Родители у меня спрашивают: нужно расценить это как знамение, предупреждение или просто не обращать на это внимания?

Ответ. Я думаю, что это действительно знамение, и даже, скорее, не для него самого, а для его родственников. Он-то этого предупреждения не понял, не воспользовался им и умер внезапной смертью, без покаяния. Надо сделать выводы. Это им вразумление– родственники должны понять, что для того, чтобы с ними не случилось подобного.

Вопрос. Батюшка, я больше боюсь не прогневать Бога, а попасть на том свете к демонам. Получается, что у меня не страх Божий, а страх демонов. Или это не так?

Ответ. Авва Дорофей пишет, что есть два страха: один первоначальный – страх вечных мук, а другой совершенный – боязнь отпасть от сладости общения с Богом. То, о чем вы спрашиваете, – это страх вечных мук. Хотя это не самое высшее состояние христианина, но если такой страх по-настоящему живет в душе человека и мобилизует его на дела покаяния, то это уже хорошо.

[1] Свято-Успенский кафедральный собор г. Одесса

Память смертная

Память смертная – часть умственного аскетического подвига христианина, памятование и размышление о конце его земной жизни, смерти тела, исходе души, неизбежно грядущих мытарствах и частном и затем Страшном суде Божием. Память смертная – это не панический страх, но покаянное, неприкрашенное суетой, воззрение на свою жизнь с надеждой на милосердие Божие, что привлекает к подвижнику Божию благодать.

«Помни последняя твоя и вовеки не согрешишь » (Сир. 7, 39) – говорит Слово Божие («Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь»).

И святые отцы учат, что память смертная – это надёжная ограда от любого греха. Она сохраняет от смерти души и, таким образом, и от второй, вечной, смерти в будущем веке.

Св. Феофан Затворник:

Храните память Божию и память смертную. От них страх Божий будет в силе. От страха - внимание к себе и всем делам своим, мыслям и чувствам. От сего трезвенная благоговейная жизнь. От сей - страстей подавление. От сего - чистота. От чистоты - с Богом пребывание, не мыслями только, но и чувствами.
Трудитесь. Труд все преодолевает с Божией помощию.

Св. Игнатий (Брянчанинов):

«Одним из превосходнейших способов приготовления к смерти служит воспоминание и размышление о смерти. …Святые иноки с особенною тщательностию возделывали эту часть умственного подвига. В них размышление о смерти, осененное благодатию, обращалось в живое созерцание смертного таинства, а такому созерцанию сопутствовала горячая молитва с обильными слезами и глубокими сердечными стенаниями. Без постоянного памятования о смерти и суде Божием они признавали опасным самый возвышенный подвиг, как могущий дать повод к самомнению».

Авва Евагрий:

Постоянно содержи в памяти предстоящие тебе кончину и Суд - и сохранишь душу от согрешения.

Преподобный Антоний Великий:

При наступлении каждого дня держи себя так, как бы этот день был последним в твоей жизни, и сохранишь себя от грехов.

Святитель Иоанн Златоуст:

Всегда ожидай, но не бойся смерти, то и другое - истинные черты мудрости.

Преподобный Ефрем Сирин:

Придите, смертные, обратим внимание на род наш, который истребляет и губит рука, человекоубийцы - смерти. У Господа нашего будем просить щедрот, пока мы еще здесь, в стране кающихся, потому что там уже нет места покаянию.

Великий между святыми иноками, Арсений, во все время жития своего, когда занимался рукоделием, полагал на колени платок, по причине слез, изливавшихся из очей его. Он скончался. Авва Пимен, Отец, особенно обиловавший даром духовного рассуждения, услышав о кончине его, сказал: «Блажен Арсений: ты оплакал себя в течение земной жизни? Не оплакивающий себя здесь будет плакать вечно. Невозможно избежать плача: или здесь — произвольного, или там, в муках, невольного». Услышал об этой смерти Феофил, патриарх Александрийский, и сказал: «Блажен, авва Арсений! ты непрестанно помнил час смертный»

Св. Игнатий (Брянчанинов):

"К смертной памяти – полезно принуждать себя, хотя бы сердце и отвращалось от нее. Она – дар Божий, а понуждение наше к ней – только свидетельство искренности нашего желания иметь этот дар. При понуждении себя нужно и молиться: «Господи, даждь ми память смертную».
Забывая о смерти телесной, мы умираем смертью душевной".

Святитель Тихон Задонский:

Поверь несомненно и твердо, что будет вечная мука грешникам, не кающимся истинно и не имеющим сердечной веры во Христа. Утвердись в том, и как видишь огонь в печи, так смотри умным оком на вечный огонь, и тогда почувствуешь все новое в сердце твоем. Тогда истинное покаяние, воздыхание и молитва породятся внутри тебя; тогда не будешь много говорить, но станешь всегда внимать себе и часто па дать перед Богом со смирением и сокрушением, говоря из глубины сердца: "Господи, помилуй. Господи, пощади. Господи, избави имени Твоего ради!"

Преподобный Антоний Великий:

"Пробуждаясь от сна, будем думать, что не доживем до вечера, и, опять ложась спать, будем помышлять, что не доживем до утра, всегда помня о безвестном пределе жизни нашей. Живя так, мы не будем ни грешить, ни иметь похотения к чему-нибудь, ни воспламеняться гневом на кого-либо, ни собирать себе сокровищ на земле, но, каждый день ожидая смерти, будем презирать все тленное. Тогда остынет в нас и похоть плотская, и всякое нечистое желание, все будем прощать друг другу и будем предочищать себя, всегда имея перед очами ожидание последнего часа и борьбы. Ибо сильный страх смерти и Суда, опасение мучений поднимают душу, клонящуюся в пропасть погибели.

Душа, понимающая, что есть мир и желающая спастись, имеет неотложным законом каждый час помышлять в самой себе, что вот ныне подвиг (смертный) и истязание (дел), на коем не стерпишь (взора) Судии".