Но отчего же до сих пор
Мы так пренебрегаем телом?
Оно дано нам не в укор,
Пусть разум чужд его пределам.
Пред ним в долгу мы все равно -
Оно нам чувства подарило
В первоначалии. Оно -
Не прах, но сфера, связь и сила.
Джон Донн. Экстаз"
(Перевод И. Куберского).
Джон Донн, хотя это явно не входило в его намерения, в своем стихотворении «Экстаз» описал ситуацию, которую можно назвать характерной для процесса анализа женщины, у которой нет подлинной связи с матерью; иначе говоря, основу своего собственного тела она не ощущает как безопасную. Когда отсутствует эта связь, женщина всегда пытается полагаться на свою голову. Какой бы просветляющей ни оказалась эта попытка и сколько бы новых инсайтов о сущности ее проблем она ни вызвала, сами инсайты в жизнь не воплощаются; на языке Джона Донна это значит, что «оболочка» лишена связи с разумом. В таком случае аналитик и пациент становятся похожими на две души, которые беседуют над телами двух любовников.
При рационализации проблемы тело фактически отвергают, причем делают это крайне жестоко. Потрясение, которое следует за аналитической сессией, связано с возвращением человека к контакту со своим телом. Как только душа вновь соединилась с телом, как и было прежде, вдруг оказывается, что по существу будто бы ничего не изменилось. Все, что произошло на сессии, -это переживание мгновенного высвобождения души из куска фарфора, и теперь она может стать почти такой же свободной, как праведники в раю, которые были заживо погребены. Это ощущение заживо погребенной является точной метафорой состояния ожирения, а освобождение из могилы - это ощущение «бесплотной» женщины, страдающей анорексией. Задача анализа состоит не в том, чтобы и дальше поддерживать расщепление души и тела, а наоборот, лечить его, пока, наконец, находящаяся в теле душа не ощутит в себе хотя бы «маленькие изменения», и тогда тело и душа станут единым целым. В итоге, как только происходит осознание реальных ограничений интеллектуального уровня и преодоление их, диалог между любовниками, беседующими об отношениях их душ и тел становится «внутренним диалогом» (см. конец главы 3).
Во время аналитического процесса, особенно при глубинном психосоматическом расщеплении, ни аналитик, ни пациент не рискнут предположить, что тело фактически является немой животной оболочкой, в которой пребывает ясный, устремленный ввысь дух. Если отчасти изменить метафору, язык тела посылает инстинктивные сигналы, гораздо более ясные, чем бормотание десятимесячного младенца, которые говорят об определенных биологических потребностях, но не более того. Если у аналитика с пациентом установилась прочная эмоциональная связь, при которой либо не учитывается наличие тела, либо проявляется полное безразличие к нему и тем самым как бы демонстрируется полное отсутствие Тени, это означает возвращение плута-трикстера в новом императорском облачении; такова любимая игра трикстера, присущая женщинам, страдающим ожирением. В какой-то момент на каждой аналитической сессии следует улавливать все послания тела, даже если они длятся всего мгновение. Позволить женщине покинуть аналитическую сессию, наслаждаясь своим интеллектуальным просветлением, а затем увидеть в зеркале ее тень, когда она надевает пальто, - значит жестоко усилить существующее у нее расщепление тела и духа. Согласно Джону Донну, тело должно «давать нам свои силы и ощущения». Аналитику и пациенту следует осознавать эти силы, которые «нас не загрязняют, а только соединяют».
Представление Донна о телесном ощущении как о соединении (сплаве), а не о загрязнении, взято из металлургии, которой исторически предшествовала алхимия. Загрязнение - это присутствие в металле примесей, ослабляющих его прочность; сплав -это соединение с примесями, усиливающими его прочность. Душа как золото; если ее слишком хорошо очистить и отфильтровать, она становится мягкой и бесформенной. Нужно, чтобы она содержала примеси, которые бы ее укрепляли и придавали ей узнаваемую форму. Если душа считает, что она выше любой идентичности и слишком чиста, чтобы иметь какую-то форму (что, собственно, и чувствуют женщины, страдающие анорексией и ожирением), то она будет ощущать соединение с телом как загрязнение. Задача женщины заключается в том, чтобы настойчиво добиваться соединения с телом, пока она не осознает, что это соединение - не загрязнение, а сплав. Это достигается следующим образом: телу предоставляется возможность играть, обрести свое пространство и совершать любые движения, которые оно хочет.
Изменение ощущений от загрязнения к сплаву происходит, если Эго начинает видеть свои основы в Великой Матери, теле самого творения. С точки зрения библейской мифологии, это происходит, когда девственная, бестелесная Мария в конечном счете может сесть на колени мудрой Софии. Тогда атрофированные инстинкты смогут установить связь с исцеляющим воображением, которое в сновидениях получает доступ к травмированным инстинктам. Воображение, находясь в «расплавленном и размягченном» состоянии, состоянии сна, стремится впитаться в живой мир тела и «отвердеть» в нем, пока тело не ощутит «небольшие изменения» в процессе периодического движения во внешний мир и обратно.
Крайне важно осознать, что такое высвобождение тела для свободного движения или игры точно так же констеллирует бессознательное, как сновидение. Поэтому я пришла к выводу, что для многих моих пациенток работа с телом является столь же необходимой, как и анализ сновидений. Поскольку подавляющее большинство из них в той или иной мере страдали от глубокого психосоматического расщепления, я поняла, что исключение тела в исследовании бессознательного было столь же односторонним, как исключение сновидений. Я поняла, что движения тела можно понимать как сны наяву. В своих спонтанных движениях тело подобно младенцу, который плачет, чтобы его услышали, поняли и ответили, и в чем-то похоже на сновидение, которое посылает сигналы из бессознательного.
Огромное преимущество движения тела в процессе работы со специалистом состоит в том, что люди, которые этим занимаются, становятся действующими персонажами в своих сновидениях; это происходит гораздо реже, когда они бездействуют или остаются в одиночестве. Тогда становится значительно легче непосредственно работать со снами наяву (то есть с движениями тела), чем со всеми ночными сновидениями, которые очень часто забываются. Сновидение не поддается проверке, его нельзя встроить в конкретную ситуацию из реального мира. В отличие от тела, которое не лжет, сон можно забыть, помнить только половину его содержания, свести его лишь к одному из фрагментов или даже серьезно исказить, пересказывая его содержание.
Попытка извлечь из сновидения прозаический смысл заставляет нас применять для его исследования грамматическую логику, которая может иметь мало общего с логикой символической, характерной для состояния сна, и находится гораздо ближе к поэзии, чем к прозе. Хотя сновидения остаются нашим богатейшим источником информации о состоянии бессознательного, движения тела могут приблизить нас к актуальному смыслу сна даже в том отношении, что сон может углубить наше осознание психической размерности, соответствующей мускулатуре тела. Эти два подхода работают вместе, ибо у них много общего. Тело - это бессознательное в своем непосредственном пространственном измерении; сновидение - это также бессознательное; хотя ему, как совокупности образов, не хватает доступности и пространственной размерности, присущим физическому телу.
Как таковое, бессознательное непостижимо; это реальность, которая подразумевается вследствие наличия таких феноменов, как сновидения и спонтанные и непроизвольные движения тела. В конечном счете мы можем прийти к мысли о движениях тела или состоянии сна не как о проявлении бессознательного, а как о проявлении сознания, которое управляет нашим поведением и внутренним состоянием. Несомненно, многие люди уверены: то, что мы сегодня считаем бессознательным, эквивалентно традиционной идее Бога как вечно бодрствующей всемогущей внутренней Сущности. То же самое я говорю о Софии и Деве Марии, ибо эти женские божества ассоциировались с фемининной частью Бога. Помещая их в бессознательное, я следую за Богом от внешнего к внутреннему, по пути, характерному для движения самого бессознательного. Более того, я полагаю: то, что мы сейчас называем бессознательным, в психологической реальности является сознанием, которое слишком долго находилось в глубине психики. В алхимии это соответствует идее deus absconditus (мужского божества), скрытого бога материи43 (Jung, «The Visions of Zosimos», Alchemical Studies, CW 13, par. 138.). Но бессознательное также включает в себя dea abscondita, Черную Мадонну - богиню, которая должна скрываться, чтобы защитить человечество от ужасных последствий ее убийства.
Современное общество гораздо больше, чем мы осознаем, следует утверждению Ницше о том, что «Бог умер». На самом деле не умерли ни Бог, ни Богиня. По существу, они скрылись. Их укромное место находится в бессознательном. Когда им больше не нужно будет скрываться, чтобы защитить человека от саморазрушения, которое происходит при их гибели, они снова появятся -и Бог, и Богиня. И когда это произойдет, мы увидим, что представляет собой бессознательное: осознание Богом своего творения, которое включает в себя самоосознание тела. Это движение Ницше идентифицировал с Дионисом.
Возвращение Бога - одно из самых древних ожиданий человечества. Каждая мировая религия раскрывается как подготовка к его пришествию. Каждая религия зиждется на его ожидании. В чем же заключаются такие ожидания? Мы уже знаем Бога в его внешних проявлениях, по его заповедям, его законам, его Слову. Это - Логос, маскулинная часть Бога. Во втором пришествии мы ждем того, чего нам не хватает: внутренней Божественной динамики процесса. Это - Бог в своем творчестве, а не в своем творении, это сущность фемининности, традиционно воплощавшаяся в древних мистериях. Таким образом, возвращение - это появление фемининной части Бога, которая постепенно, на протяжении целых веков приняла форму, которую мы называем бессознательным. Сейчас наступило время, когда мы можем творчески подойти к идее Бога как единства противоположностей, а потому больше не смотреть на фемининность через призму маскулинности, а обратиться к ее андрогинному аспекту.
Великая Мать - это фемининная сторона Бога. В Библии она является Божественной Премудростью (Софией); на картине Леонардо да Винчи она - святая Анна, на коленях у которой сидит Пресвятая Дева — фемининность, существующая в мужчине и женщине, восприимчивая Сущность Бытия, в которой сочетаются божественное и человеческое. Интересно отметить, что этот мощный мотив нашел отражение в рисунке очень тонким карандашом и древесным углем: настолько тонким, что должен храниться под стеклом в маленьком затемненном зале Лондонской национальной галереи. При попадании на рисунок прямого дневного света он просто постепенно исчезнет. Это, наверное, самый точный рукотворный образ, символизирующий роль фе-мининности, которую ей позволил исполнять патриархальный мир.
Понятие «девственница» требует прояснения, ибо оно встречается во многих религиях и имеет много социальных коннотаций. У меня оно не употребляется ни в смысле физиологического целомудрия, ни в ортодоксальном смысле, связанном с догматами христианской церкви. Исследование разных понятий, относящихся к Деве Марии как Пресвятой Деве, Царице Небесной, Невесте, Богоматери, Заступнице и Посреднице, прекрасно описано Мариной Уорнер в книге «Единственная среди своего пола». Исследуя противоречия, присущие этой «идеальной» женщине, она приходит к выводу:
«Дева Мария вдохновила людей на возведение самой грандиозной архитектуры, создание самой трогательной поэзии, самой прекрасной в мире живописи; ее образ наполнял мужчин и женщин глубоким наслаждением и пылкой верой; она была тем идеальным образом, который вводил мужчин и женщин в состояние транса и пробуждал в них самые благородные чувства любви, милости и трепета. Но реальность, описанная в ее мифе, закончилась, утверждаемый ею моральный кодекс истощился...
Как признанное творение христианской мифологии легенда о Пресвятой Деве сохранит свою лирику и прелесть, однако она будет лишена нравственного значения, а следовательно, утратит способность исцелять и причинять вред»44(Marina Warner, Alone of All Her Sex, pp. 338-339.).
Несомненно, Дева Мария воплощает один из архетипических паттернов фемининности, хотя он серьезно искажен страхами, а также другими идеальными образами XX века. Однако М. Уорнер отмечает, что культ Девы Марии все равно развивается; ее образ ассимилировал черты языческой богини, а следовательно, стал воплощать больше черт темной фемининности, чем ей позволяла патриархальность.
«Какое-то время Дева Мария воплощала квинтэссенцию несгибаемого аскетизма; кроме того, она была одним из самых высших символов плодородия. Горы расцветали спонтанно - то же самое происходило с девственной матерью. Прежний символический смысл луны и змеи как божественных атрибутов сохранился в таких святилищах, как Монсер-рат, ибо там ее почитали как источник наслаждения и плодородия...
Образ, которому там поклонялись, был образом Черной Мадонны... Когда художники восстанавливают образы, они переписывают платье и драгоценности, атрибуты, соответствующие Мадонне и Младенцу, но, ощущая трепет, они сохраняют черный цвет их лиц. Однако трепет возникает не только вследствие простого поклонения их священному образу... Возможно и то, что экзотическая и таинственная темнота их внешности быстро породила особый культ. В католических странах, где темнота - атмосфера дьяволов, а не ангелов, и связана исключительно с магическими и оккультными образами, Черная Мадонна вызывает особое изумление, ибо содержит в себе скрытое познание и власть...
На Сицилии процветал культ рогатой богини Деметры, и в скульптурах, извлеченных при раскопках, она изображается ласкающей младенца - свою дочь Кору-Персефону - или поддерживающей ее, когда та дремлет у нее на плече. Этот образ настолько близок к Мадонне с младенцем, что на алтаре собора Энны... где Персефону поглотил подземный мир, выставлена статуя Деметры и ее дочери...
В качестве образа покровительницы городов и народов, а также символа мира и победы ее образ служил залогом безопасности королевских армий: в этом отношении Пресвятая Дева напоминает Афину. В Афинах она действительно заняла место греческой богини мира»45 (Ibid., pp. 274, 276, 314.).
Истоки нашей психики находятся в иудео-христианской традиции, уходящей в глубину веков и впитавшей в себя образы тех древних богинь и поклонение культу луны. Но мы были воспитаны на литературе, музыке и живописи, присущих великой христианской традиции, и архаичная энергия, которая резонирует внутри нас при полнолунии, неотделима от духовной энергии, резонирующей, когда мы слушаем оркестр и хор, исполняющий «Мессию» Генделя в соборе Св. Павла. По существу, это должно создать еще одно расщепление психики. Если идею девственности и фемининности Бога (или Христа) можно было бы воспринимать иначе, были бы устранены все ортодоксальные препоны; с нашей повседневной жизнью могла бы резонировать новая и живая вера, привнося новую размерность в нашу физическую и духовную реальность. Таким образом, вместо того чтобы лишиться своего наследия, мы воссоединяемся с ним. Образы, которые ранее казались мертвыми, а строфы - заученными, могут ожить, наполниться глубинной внутренней истиной и динамической энергией.
Эстер Хардинг в своей книге «Женские таинства» исследует изначальный смысл слова «девственница». Я процитирую этот фрагмент полностью, ибо отметить один аспект образа, не указав на другой его аспект - значит привнести очень серьезные искажения в общее восприятие образа:
«Вступить в ладью богини - значит принять энергичное воздействие инстинкта в сфере религиозной духовности как проявление творческой жизненной силы. При таком отношении инстинкт может больше не считаться ценным компонентом, который можно использовать ради человеческого блага; наоборот, следует признать, что «Я» человека, его Эго, должно подчиниться требованиям жизненной силы как божественному творению.
Главная характерная черта богини в фазе новолуния заключается в том, что она является девственницей. Она не пользуется своим инстинктом, чтобы пленить мужчину, которого она привлекает, и получить над ним полную власть. Она не хранит себя для избранного мужчины, который должен отплатить ей почитанием, и не использует свои инстинкт, чтобы обрести свободу от мужа, дома и семьи. Она остается девственницей, даже становясь богиней любви. По существу, она остается самой собой. Она не является фемининной составляющей мужского бога с такими же, как у нее, характерными функциями и чертами, несколько измененными, чтобы соответствовать ее женскому полу. Наоборот, роль, которую она играет, - это ее собственная роль, характерная только для нее. И эту роль не может воспроизвести никакой другой бог. Она - Богоматерь, Древняя и Вечная. Бог, с которым она соотносится, - это ее сын, и она обязательно ему предшествует. Ее божественная власть не зависит от ее отношения к богу-мужу, а потому ее поступки не зависят от потребности в его умиротворении и не соответствуют его качествам и намерениям. Она имеет полное право на обладание своей божественностью.
Так и женщина, которая по своей сути является девственницей, делает то, что она делает, - не для того, чтобы удовлетворить какое-то желание или получить удовольствие, и не для того, чтобы ее любили и хвалили, и даже не для того, чтобы нравиться самой себе; не из-за какого-то желания одного человека получить власть над другим, а значит, привлечь к себе его интерес или любовь, а потому, что все, что она делает, -это истинно»46 (М. Esther Harding, Woman's Mysteries, pp. 146-147.).
Этот текст - ключевой для осознания понятия «девственница» в том смысле, как оно употребляется в данной книге. И когда девственница (означающая женское Эго или женскую идентичность) прочно укореняется в собственной мудрости, - которая традиционно изображается как лоно или трон Великой Матери, -из ее биологического, культурного и духовного наследия появляется аутентичная женщина.
Тело как священный сосуд
Любой архетип имеет как негативную, так и позитивную сторону. По всей вероятности, негативный аспект архетипа девственницы лучше всего проявляется в парализующем требовании совершенства. Находясь в этом состоянии паралича, женщина скрывается в демоническом облике «плохой матери» или ведьмы. Оторванная от мудрости тела, девственница остается в состоянии оцепенения. Для человека, устремленного к совершенству, который постоянно готовит себя к деятельности, просто быть звучит как эвфемизм «ничего» или прекращение существования. Когда ушедшая энергия, чтобы как-то себя оправдать, снова направляется женщиной с целью заново себя открыть и полюбить, появляется сильное напряжение и пропадает ощущение безопасности. Мрачная пустота заставляет женщину усомниться в самом ее существовании. Ее постоянную жажду совершенства утолило отчаяние. Все эти проявления тревоги и сопротивления следует принимать во внимание, ибо за ними скрывается глубинный ужас и ярость, которые могут найти внешнее выражение только в свое время, то есть когда Эго станет достаточно сильным, чтобы справиться с яростью и ужасом.
Первым препятствием становится достижение внутреннего согласия. «Действительно ли я уверена в том, что смогу посвятить себе один час в день? Где мне взять этот час? Что я сделала для этого?» Эта проблема гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд, ибо «плохая мать» ненавидит удовольствие и делает все возможное, чтобы вызвать у женщины чувство вины. Пока она выполняет свой долг, пусть даже слишком навязчиво, - это вполне приемлемо. Прекращение затрачивать свою энергию на выполнение долга, высвобождение ее для какой-то творческой деятельности вызывает у женщины такое ощущение, словно ее пропустили через стиральную машину, сначала отжав с одной стороны, затем - с другой. Перестать давать - значит разорвать связь с матерью, и там, где Эго идентифицируется с материнством, оно сначала просто не знает, что делать. Его столько раз использовали для отдачи, что оно больше не верит в то, что может получать, и думает, что для него получать унизительно или эгоистично.
Но как только Эго узнает о своем существовании, как только забытая энергия начинает выходить через танец, рисунок, пение, удовольствие уже не ощущается как эгоистичное и расточительное, а воспринимается как удовлетворение абсолютной потребности. В таком случае плохая девственница становится хорошей. Тогда опасность состоит в том, чтобы не захотеть слишком много и получить слишком быстро. Наше внимание прежде всего концентрируется не на цели, а на процессе. Нужно находиться в настоящем времени. Дать возможность поиграть бессознательному. В прочитанной недавно лекции Нортроп Фрай привел цитату из «Притчей Соломоновых», в которой Премудрость заявляет, что «от века я помазана, от начала, прежде бытия земли», а после того как Бог сотворил Небо и Землю, «тогда я была при Нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь перед лицем Его во все время...»47 (Притчи, 8:23, 30.) Фрай отмечал, что «празднуя» является производным от слова, обозначающего игру, и предпочитал для слова «празднуя» коннотацию «играя». Для него скачущая маленькая девочка была символом мудрости. В моем понимании в этом образе тело и дух слились воедино: София - это любовь, которая существует между ними.
Страх, связанный с принятием, резонирует с глубинными уровнями психики. Принимать - значит позволить течь потоку жизни, открыться любви и радости, скорби и печали из-за потерь. София - это мост, любовь, которая открывает для тела возможность принимать дух. Но если у человека нет основы в своем теле, он сталкивается с серьезной проблемой. Если матери не хватает контакта со своим телом, она не может дать ребенку ощущение связи, необходимой ему для того, чтобы доверять своим инстинктам. Ребенок не может расслабиться и остается в напряжении у нее в теле, а позже - и в своем собственном. Страх перед жизнью и страх быть покинутым остаются минимально скрытыми, а испуганное Эго постоянно ощущает опасность быть поглощенным неизвестными силами, которые могут внезапно внедриться из внешнего мира или из бессознательного. На этой слабой основе формируется ригидная надстройка, базирующаяся на социальных ценностях - порядке, эффективности и долге. Энергию, которая хочет направляться в русло творчества, жизни, игры, побуждают искать выражение в слепой навязчивости.
Если у Эго нет конкретного ощущения безопасности, это происходит из-за отсутствия образа основы, на которой такое ощущение формируется. Если творческому воображению недостает времени или пространства для создания своей основы, то психика делает единственное, что может сделать: она конкретизирует символ. В случае ожирения это значит, что в теле конкретно воплощается отсутствующая хорошая мать, а страх небытия в этом мире компенсирует тело, которое становится настолько большим, чтобы подавлять дух. Чем больше вероятность ухода в область духа, тем сильнее навязчивое стремление набить желудок булками. Но если процесс зашел слишком далеко, булки могут ощущаться как камень. Упорство этого пагубного поведения, компенсаторное отыгрывание через подпитку инстинктов, по существу, только углубляет существующее расщепление.
Хлеб, который может стать камнем в желудке женщины, страдающей ожирением, анорексией или булимией, - это жестокая пародия на духовный хлеб, который она не может вкусить. Ее состояние сродни состоянию людей религиозных, вера которых основывается на буквальном понимании символического значения слова; по образному выражению Апостола Павла, их «убило слово», которое при духовном восприятии дает жизнь. Эти люди, страдающие одержимой навязчивостью, испытывают фатальную тягу к буквальному и конкретному. Так, например, очевидно, что фундаменталисты, склонные обращать людей в свою веру, отвергают символическое прочтение Библии. В конечном счете ироничность их позиции проявляется в том, что, испытывая голод по матери, они отрицают мать. Чем больше они погружаются в материю, тем меньше получают удовлетворения. Чем больше они едят, тем голоднее становятся. Образно говоря, они достигают такой степени трагизма, что могут съесть собственное сердце.
Чтобы исцелить это расщепление, нужно осознать пагубное поведение и представить, что оно хочет нам «сказать». Зачем мне нужна еда? Зачем мне нужно большое тело? Зачем мне нужны сладости? Что это за отверстие в центре? Что это за страх? У каждого человека эти ответы будут разные, но диалог с телом является ключевым для осознания каждого из них. Проблема скрывается где-то в материнской основе. Я полагаю, что там, где отношение к телу хотя бы относительно свободно, символы, которые появляются в сновидениях, обязательно сформируют контакт Эго с внутренней энергией и помогут изменить внешнюю жизнь.
Но если расщепление между телом и духом так глубоко, что повреждены даже инстинкты, психика может порождать исцеляющие образы, но энергия инстинкта не сможет соединиться с ними. Не знавшее свободы тело не сумеет ее представить себе; в мышцах застыл предсмертный ужас, поэтому даже если разум может допустить продолжение жизни, то тело - нет. И не следует отвергать послания, которые должны идти от тела к мозгу и помогать трансформировать эту негативную энергию. Даже во время аналитической сессии доверие может очень возрасти и стать вполне достаточным для такого диалога, хотя при этом тело будет сопротивляться или пребывать в состоянии оцепенения. И хотя голос, произносящий слова, вызывает ощущение подлинности, он все равно идет из головы.
Если повреждена материнская первооснова, ребенок не может найти ее в своем теле, и независимо от упорства, с которым он пытается обрести ощущение безопасности через свой разум, он в какой-то мере всегда зависит от других, а значит, испытывает страх, что его покинут. Психика сделает все, что может, для создания прочной основы лечения, но если идущие от тела послания воспринимаются как противоречия посланиям сновидений, то исцеления не будет. Тень находится в теле, то есть слишком далеко от сознания - так далеко, что даже не появляется в снах; к тому же отсутствует София, которая достаточно мудра, чтобы установить связь между телом и психикой. Тогда Материя становится конкретной материей и удерживает тело, которое должно было бы удерживать любовь. Аналитическая сессия или семинар могут создать условия, необходимые для того, чтобы любовь пришла в жизнь и обратила процесс, превратив конкретную материю в Материю.
Мои семинары, разработанные на базе аналитической практики, каждый участник воспринимает по-разному, ибо каждый из них имеет достаточный опыт аналитической терапии, чтобы выбрать собственный путь. Наша основная цель заключается только в том, чтобы организовать пространство, в котором человек может вступить в диалог со своим телом. Несомненно, существует некоторая групповая динамика, но если группа ощущает себя как теменос, каждая женщина осознает потребность в том, чтобы сохранить свое сакральное пространство. Индивидуальные символы заслуживают признания, словно крошечные семена, которые следует проращивать в их собственной черной земле, прежде чем эти ростки найдут дорогу к солнцу; точно так же в процессе трансформации следует оставить в покое сновидения. Преждевременно пересказывать их содержание - значит либо привнести в них материал других людей, либо иссушить их вследствие слишком тесного контакта с сознанием, либо снизить напряжение, необходимое для протекания процесса трансформации.
Цель этих практических семинаров не заключается ни в снижении веса, ни в телесном фитнесе, хотя они могут стать побочным результатом. Их цель - интегрировать тело и психику - извлечь целительные символы из сновидений и ассимилировать ихв бессознательных участках тела, чтобы направить их энергию на завершение исцеления. Одна из опасностей анализа заключается в следующем: мы считаем, что совершаем внутреннюю работу, думая, что понимаем образы сновидений, - настолько мы очарованы их интерпретациями. Но если лишить символ созерцания, он теряет свою исцеляющую энергию. Чтобы произошла трансформация, нужно дойти до пламени сердца. Как заметила Мария-Луиза фон Франц, «эмоция является носителем сознания»48(Von Franz, Alchemy, p. 252.).
Каждый такой практический семинар начинается с релаксации, чтобы дать возможность телу почувствовать собственные ритмы. Акцент делается на нормальном дыхании и учащенном дыхании, чтобы пробудить и освободить заключенные в мышцах эмоции. Пока дыхание продолжает быть нормальным, образы слишком часто остаются запертыми в мозгу.
Нам мешают дышать страх и тревога. С раннего детства мы узнаем, что любое проявление архаичного или первобытного чувства неприемлемо, кроме того, мы узнаем (бессознательно), что управлять сильными эмоциями - значит допустить минимальное количество воздуха в область ниже шеи. Глубокие, полные вдохи, которые должны подпитывать жизненно важные органы не только кислородом, но и осознанием эмоций, задерживаются на самом верху грудной клетки, и круглый живот, который движется в ритме глубокого дыхания, становится проклятием образу мира. Полный спектр эмоций оказывается заблокированным в теле ниже шеи, и мы слышим постоянные жалобы на то, что в шее нет гибкости, болят плечи, а спина не может выдержать их тяжести. Если дыханию духа (маскулинности) не позволяют проникнуть в телесную плоть (фемининность), зачатие становится невозможным.
Наше общество склонно отвергать сознающее тело, природный сосуд, содержащий божественное дыхание; вместо этого оно испытывает восторг перед безупречными машинами и преклоняется перед живыми трупами, фотографиями которых пестрят журналы мод. Наши тела становятся настолько ригидными и вместе с тем они настолько изуродованы невыраженными эмоциями, что в них не остается места для творчества. Если вы сомневаетесь в этом, подумайте, сколько вам снится снов, где присутствует туалет: вырытый туалет, переполненный туалет, туалет, в который вы не можете войти, туалет, находящийся в центре жилой комнаты, туалет с отвратительным содержимым. В Новом Завете этот феномен выражен значительно тоньше: «Не вливают также вина молодого в старые мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают»49(Мат. 9:17.). Препятствие выражению эмоций ведет к депрессии, а депрессия в конечном счете приводит к полному краху.
Следующий сон позволяет прояснить энергию пневмы (в переводе с греческого языка это слово означает дух или дыхание):
«Я нахожусь в большой комнате с мертвой женщиной, лежащей на погребальном постаменте. Я стою с ней рядом. Подходят люди, чтобы отдать ей дать уважения и проститься. Кто-то заметил, что она немного пошевелилась. Несколько позже я повернулась, чтобы на нее посмотреть; у нее в одежде был некоторый беспорядок. Вскоре мне показалось, что она пошевелилась, даже когда мой взгляд был обращен на нее. Я подошла ближе и, дотронувшись до нее, заговорила с ней. Она ожила. Мы вышли из комнаты через дверь. Она сказала: "Спасибо вам, что вы мне помогли преодолеть приступ пневмонии"».
Это был сон женщины средних лет, эмоции и чувства которой в детстве онемели под воздействием негативного материнского комплекса. События в ее жизни были слишком болезненными для нее, чтобы говорить о них прямо; скрывая свое несчастье, она продолжала работать и вести супружескую жизнь, насколько хватало мужества. Она продиралась сквозь тернии жизни: и в образном, и в буквальном понимании автоматически сдерживая дыхание в ответ на свой страх. Допустить свободное течение жизни, оставить в ней место случаю для нее означало сдаться врагу. Поверхностное дыхание глубоко внутри отделило ее от фемининности, поэтому она страдала от сердечной боли. Женщина быстро воспринимала послания сновидений; вместе с тем она признавала, что увеличивается расщепление между ее психикой и телом - или, точнее, между духом и материей.
Стремясь вновь получать инсайт и восстановить связь с чувствами, она выполняла упражнения по релаксации и сознательно направляла дыхание в бессознательные области тела. В течение нескольких дней любовь, которую она привносила в этот ритуал, давала результаты в виде приведенного выше сновидения и обновленного ощущения жизни, которое сопутствовало сновидению.
Голова осознает, тело ощущает. Тогда вполне естественно, что самое начало сна («Я нахожусь в большой комнате с мертвой женщиной») иллюстрирует, насколько критично для всех нас найти собственный источник творчества, ибо природа заставит нас заплатить по счетам, если мы не подчинимся своим инстинктам. И, конечно, в последнем предложении («Спасибо вам за то, что вы помогли мне преодолеть приступ пневмонии») непосредственно говорится о пневме, творческом духе, выполняющим функцию соединения. Если Медуза хочет, чтобы все было постоянно, совершенно и высечено из камня, то София хочет, чтобы все двигалось, дышало и творило.
Как только тело расслабится и голову с телом начнет соединять дух творчества, наши практические семинары концентрируются на символах, которые проявлялись в сновидениях. Каждый человек работает над собственной энергетической цепью, стараясь узнать, в каких областях тела существует сознание, а какие остаются бессознательными, отделяя привычные реакции тела от осознанных. Те части тела, которые женщина считает «черными», - то есть области, в которые не течет энергия, - она проверяет, извлекая позитивный исцеляющий символ из какого-то своего сна и помещая его в эту область, а затем концентрируется на нем, пока не начинается течение энергии и не происходит трансформация.
Это совершенно иной процесс по сравнению с конкретизацией символа или принятием его прямого (буквального) смысла. Юнг был убежден, что в символе содержится исцеление, ибо через творческое воображение символ соединяет тело, рассудок и душу. Поэт, находящийся в постоянном контакте с коллективным бессознательным, порождает точный символ, прочитав который, мы покрываемся мурашками, нашему разуму открывается смысл, а наши глаза наполняются слезами. Мы сразу становимся единым целым. Таким образом, когда маленький покинутый Е.Т. Элиот (который в фильме Стивена Спилберга кажется сверхземным человеком) шепчет: «Домой, Элиот, домой», - миллионы людей любого возраста в любой стране начинают рыдать. На наших семинарах мы включаем в медитации свои индивидуальные символы, тем самым пытаясь сформировать гармоничную связь между телом, разумом и душой.
Одна из моих клиенток, Сильвия, в течение двух лет проходила анализ и принимала участие в семинарах. На протяжении всей жизни у нее были крайне амбивалентные отношения с отцом. Она приходила в ужас от близости с ним, но вместе с тем обожала его и пыталась быть «милой папочкиной крошкой». Когда она в детстве раздражалась и капризничала, мать всегда говорила: «Ты злая, как шершень». Она всегда была подвержена сильным простудам и инфекционным заболеваниям дыхательных путей. Когда Сильвии приснился приведенный ниже сон, она впервые в своей жизни попыталась отстоять себя на работе. Она открыла в себе способности и добивалась их признания, но это иногда вызывало у нее гнев к своим коллегам, и тогда она становилась совсем не похожей на «милую папочкину крошку». Вот ее сон:
«Я вхожу в комнату, где находится мой отец. Вокруг летают осы - они большие и черные. Отец быстро проходит из одной комнаты в другую. Предполагается, что я последую за ним, а я боюсь ос. У себя на руке я вижу шершня; я пытаюсь его сбросить, но он не собирается улетать. Я чувствую, что не могу войти в другую комнату с шершнем на руке. Я зову отца на помощь, но он не идет. Я в ужасе просыпаюсь».
Она проснулась, испытывая «умопомрачительный» страх, гораздо более сильный, чем в реальной жизни. На следующий день она почувствовала большое напряжение в плечах и сильную г<