Юрий ЛИННИК,
Доктор философских наук,
Профессор кафедры философии и культурологии ПетрГУ,
Директор Музея Русского Севера
МУЗЕЙ РУССКОГО СЕВЕРА
Русский Север – понятие исключительное: в нём заданы не только географические, но и ценностные координаты – оно указует на особый, харизматический, выделенный в культурном сознании топос.
Своеобычная идеализация Русского Севера началась ещё в пору его новгородского освоения. Но своего пика она достигла во второй половине XIX – начале ХХ вв., когда страна открыла, что у неё есть живой былинный эпос – удивительная деревянная архитектура – нетронутый временем средневековый крестьянский быт, процветший ладом и красотой.
Записи трёх поколений фольклористов, от П.Н. Рыбникова до О.Э. Озаровской – историко-архитектурные экспедиции Л.В. Даля и В.В. Суслова – графика И.Я. Билибина и И.Э.Грабаря – проза М.М.Пришвина и стихи Н.А. Клюева: всё это как бы окна, разверзшиеся в русскую старину.
Не музейную, а сохранную!
Серебряный век был очарован открывшимся ему зрелищем. Он усиленно поэтизировал и романтизировал Русский Север. Мне хочется, чтобы создаваемый мною Музей, подхватил эту традицию – стал её выразителем, хранителем и продолжателем.
Русский Север – и Северная Фиваида: стараюсь и эту тему развить по мере возможностей.
Явление св. Троицы преподобному Александру Свирскому.
Конец XIX – начало XX вв.
Смею утверждать, что начало моему собранию положила иконка, найденная в детстве среди развала, царившего внутри валаамского Преображенского собора.
Это были послевоенные годы.
Мы жили в Сортавале.
Часто посещали Валаам.
Т.Г. Юфа. Явление св. Троицы преподобному Александру Свирскому.
Обложка книги Ю.В. Линника. 2004
Смысл нарисованного на дощечке я понял спустя много лет. На иконке изображено явление Св. Троицы преподобному Александру Свирскому. Первый очевидец трёхипостасного Божества – библейский Авраам. Второй – русский инок.
Первому Святая Троица явилась в будничной обстановке.
Второму – в небывалом сиянии: Александр Свирский был исихастом – он знал учение Григория Паламы о нетварном свете.
Подвижники Северной Фиваиды, войдя в синергию с Богом, выводили этот свет в окружающий мир. Огромное пространство – от Свири до Печоры – напитано им.
После Большого Взрыва – реликтовое излучение; после Фаворской вспышки – белая ночь.
Поэзия Русского Севера – а ещё ранее эллинской Гипербореи – связана с белой ночью.
Она метафизична.
Не под её ли впечатлением находился новгородский архиепископ Василий Калика, когда в споре с тверским владыкой Феодором отыскивал земной Рай?
Н.А. Макаров пишет, что у берегов Дышащего моря – Ледовитого океана – нас ожидают не только врата Преисподней: «здесь же, на горах, высящихся посреди моря, находился, по мнению Василия, и земной Рай, откуда некогда был изгнан Адам» (1).
Процитируем архиепископа: «И увидели на горе той изображение Деисуса, написанное лазорем чудесным и сверх меры украшенное, как будто не человеческими руками созданное, но Божиею благодатью. И свет был в месте том самосветящийся, даже невозможно человеку рассказать о нём» (2).
И.Я. Билибин. Сирин. Б. г.
Это – для глаза.
А вот ещё и для слуха: «И долго оставались на месте том, а солнца не видели, но свет был многообразно светящийся, сияющий ярче солнца. А на горах тех слышали они пение, ликованья и веселья исполненное» (3).
Можно догадаться, что источник пленительного сладкозвучия – райские птицы.
Алконосты и Сирины давно стали гнездиться на Русском Севере.
Со старообрядческих настенных лубков – их любили рисовать на Выге и Лексе – они перелетели в поэзию Н.А. Клюева.
Райских птиц в его стихах не счесть.
Где рай финифтяный и Сирин
Поёт на ветке расписной.
Ещё пример:
Овсянки, явственны ль в стихах
Вам соловьиные раскаты,
И пал ли Клюев бородатый,
Как дуб, перунами сраженный,
С дуплом, где Сирин огневейный
Клад стережёт — бериллы, яхонт?
Занимали райские птицы и воображение И.Я. Билибина.
Второй единицей хранения в моём Музее стал билибинский сирин. Акварель была куплена в Москве в 1973 г.
Русский Север – в несказанном свете.
Русский Север – как проекция рая.
Как его посул!
Хочу, чтоб мой Музей создавал такое впечатление – не иначе.
Я высказываю сейчас программные мысли.
Будучи философом, и свой музей я желаю сделать философичным – воплощающим определённую модель мира.
Культура немыслима без трансцендирования – буквально переступания черты, за которой начинается нечто иное: запредельное – остранённое – сказочное.
Гиперборея – и Грааль, Небесный Иерусалим – и Шамбала: вот цели такого переступания – превозможения земного.
Россия трансцендировала в направлении своего Севера.
Закономерно, что именно тут зародилась мифологема Беловодья – обетованной страны, где должны сбыться народные чаянья.
Древняя легенда о Китеже получила развитие в керженских лесах. Но первые старообрядческие скиты там основали северяне.
Беловодье и Китеж – русское мессианство.
Два эти притягательных образа – преломления Русского Севера: и его общинного уклада, и его вольного духа, и его зодчества.
Обе темы порой причудливо переплетаются – их унисон очевиден.
Беломорье – Белозерье – Беловодье: это как вехи одного пути.
Сопряжение Кижей и Китежа – семантически оправданная аллитерация.
Заонежье иногда называют Китежом старообрядчества.
Напевы плачеи Ирины Федосовой композитор Н.А. Римский-Корсаков использовал в своей опере "Сказание о невидимом граде Китеже".
Вот как И.Я. Билибин передаёт свое первое впечатление от встречи с Кижами: «Подплывая к этой церкви с Онежского озера, различаешь нечто необычайное по своим архитектурным формам; и когда, подплыв ближе, видишь всю эту пирамиду нагромождённых одна на другую глав, то невольно начинает казаться, что тут, и на самом деле, преддверие какого-то тридесятого государства» (4).
Ю.С. Ушаков. Погост. Кижи. 1957
Север сулит небывалое.
Наши упования сбудутся здесь – на Севере.
Экспозиция призвана отразить все эти интенции.
Посетитель Музей должен ощутить себя китежанином.
Богатейшая коллекция первоклассной архитектурной графики создаёт для этого все условия.
Деревянная архитектура – лицо Русского Севера: быть может, самое выразительное проявление его души. Сразу узнаваемое, оно несёт на себе печать высокой духовности – наводит на думы о чём-то лучшем, уже нездешнем – веет на нас благодатью.
Об истоках Музея я сказал условно – перенёс на прошлое нынешние реалии. Хотя собиранием предметов всего северного я увлёкся ещё в годы юности, но идея Музея чётко означилась лишь в 2004 г., когда мне удалось приобрести несколько работ художника и историка архитектуры Юрия Сергеевича Ушакова (1928–1996).
Этому предшествовала конференция в Кенозере в 2003 г.
Там я познакомился с Михаилом Исаевичем Мильчиком, другом и соавтором Ю.С. Ушакова. У него было несколько цветных фотографий с работ коллеги. Они меня поразили. Я спросил о возможности приобрести одну-две вещи у вдовы мастера.
Мильчик М.И., Ушаков Ю.С. Деревянная архитектура русского Севера. Страницы истории. Л., Стройиздат, 1981
Фортуна благоприятствовала.
Процесс неожиданно пошёл по законам синергетики – с ускорением и нарастанием.
Уже в 2005 г. на основе моей коллекции пройдут две выставки Ю.С. Ушакова – в Музее «Кижи» и в Музее архитектуры им. А.В. Щусева.
Большое количество своих работ Музею подарил Андрей Борисович Бодэ.
Архитектурная графика стала ядром собрания.
В чём его уникальность?
Ответ мы дадим через сравнение.
И.Э. Грабарь оставил шесть работ, посвящённых зодчеству Русского Севера. Это памятники Северной Двины.
Хорошо известны 10 открыток И.Я. Билибина – география охвата шире, но выбор объектов кажется если не случайным, то несколько произвольным. Тогда как на основе моей коллекции – это более 500 единиц хранения – можно получить полное и цельное представление о северном зодчестве.
Это аннотированный каталог работ Ю.С. Ушакова в фондах Музея Русского Севера. 2009
Отстоявшиеся в столетиях формы воплощают эстетические идеалы народа – сосредотачивают и концентрируют его представления о красоте.
Как подать собранный материал?
В решении этой проблемы я опираюсь преимущественно на исследования Ю.С. Ушакова и А. Б. Бодэ – это видные историки и теоретики народного зодчества, достойно представленные в Музее как художники.
Замечательная дополнительность!
Искусство и наука в Музее будут поверять друг друга.
Должны быть раскрыты:
1/ морфологическое разнообразие деревянных храмов;
2/ интереснейшие закономерности их географического распространения;
3/ тенденция Русского Севера к созданию архитектурных ансамблей – Ю.С. Ушаков и А.Б. Бодэ много сделали для их как изучения, так и воссоздания в виде графических реконструкций.
Перед посетителем предстанет весь спектр деревянных храмов: клетские – шатровые – кубоватые – ярусные – многоглавые.
В этой последовательности проступает эволюционный ряд: мы видим, как усложняется структура – как нарастает информационная насыщенность архитектурных решений.
Посетитель обязательно уловит этот вектор.
Заметит он и другое: два начала в деревянном зодчестве – конструктивное и декоративное – от века к веку вступают во всё более тонкие отношения друг с другом.
Функция не теряет позиций.
Однако красота начинает выступать на первый план.
Храмы становятся всё пышней – всё нарядней – всё сказочней.
Своё назначение – отрыв человека от земли – они выполняют, используя для достижения единой цели разные средства.
Клетские – с клинчатым, порой каскадным завершением: скаты сходятся под острым углом – буквально врезаются в небо.
А.Б. Бодэ. Никольская часовня в Вершинино. Кенозеро. Реконструкция первоначального облика (авторская подпись)
Шатровые – любимейшие на Севере: восемь граней покрытия стягиваются в точке зенита; высотность становится наиважнейшим критерием красоты.
Ю.С. Ушаков. Пияла. 1972
Кубоватые – четверики, исполненные былинной эпикой, поднимают выше всех орбит необычные завершения, что-то взявшие и от шатра, и от луковицы; похоже на ровное – без экзальтации – пламя; отсюда сравнение с башнями Рая, возносящими горе́ сакральный огонь.
А.Б. Бодэ. Никольская церковь в Бережной Дуброве. Реконструкция без галереи. Рисунок был сделан до того, как автор увидел следы галереи. 2004 (авторская подпись).
Ю.С. Ушаков. Бережная Дуброва. 1962
Ярусные – ступень на ступень: идея пирамиды получает здесь убедительное претворение; на Севере охотно читали «Лествицу» Иоанна Синайского – в качестве орудия восхождения начинающие могут использовать эти уступчатые сооружения, заявляющие возможность бесконечной прогрессии.
А.Б. Бодэ. Богослов на реке Ишне. Вариант реконструкции без обшивки (авторская подпись)
Многоглавые – равно многогласые, многотрубные; от квинтетов и нонетов – по числу куполов – мы перешли к своего рода архитектурным оркестрам; витальный порыв мощно усилен сонмом повторов и рефренов – будто эхо подчинило себе субстанцию дерева; поэтому вытегорский Покров и кижское Преображение хочется воспринимать именно так: музыкально – синестетически.
А.Б. Бодэ. Кижский погост. 2004
Географический диапазон памятников, представленных в коллекции, предельно широк для Европейской части России: от Пскова до Печоры по долготе – от Ростова Великого до Кольского полуострова по широте.
В принципе можно построить экспозицию, которая отразила бы территориальные закономерности.
Каскадные храмы характерны для новгородской традиции.
Вероятен варяжский импульс – влияние норвежских ставкирок.
Гравюра одной из них имеется в коллекции.
Каскадность – восьмискатные покрытия – подчёркнутое заострение углов: всё это мы обнаружим и в деревянном зодчестве Новгородчины.
Что стоит за инвариантами: заимствование или конвергенция?
Хочется, чтобы музей ставил проблемы – инициировал поиск.
Волна каскадных покрытий прошла по Свири и достигла Онежского озера. Её самый могучий гребень – Георгиевский храм в Юксовичах (1493).
Ставкирка в Хеддале. Начало XIII в. Гравёр: Хильдибранд, Анри Теофиль (1824—1897). Франция. Рисовальщик: Тейлор, Т. (XIX) Англия. Франция.1880
А.Б. Бодэ. Юксовичи. 2000
С Юга на Север – от Коломенского до Варзуги – шла другая волна: шатровые храмы.
Связывать эту форму исключительно с московской школой?
Новгородские шатры осложняют проблему.
Ю.С. Ушаков. Варзуга. Успенская церковь. 1966
Ю.С. Ушаков. Согинцы. Никольская церковь. 1970
Быть может, это общенациональная форма – и здесь больше инвариантов, чем различий. Но всё же как отличаются шатры Посвирья и Подвинья, Прионежья и Поонежья!
Вариативность форм кажется неисчерпаемой.
Все эти моменты можно детально проследить по материалам Музея.
Уникальна история кубоватых храмов.
Ось ареала – река Онега. Быть может, она первенствует в создании образа северной Руси – формотворчество отличается тут небывалой щедростью, избыточностью.
Вот где задумаешься о Genius loci – Гении места.
Единый для всех кубоватых церквей Онеги, он тем не менее даёт интересные модификации при движении от верховья реки к низовью. Просматривается прямо-таки функциональная зависимость от места расположения.
Эти интереснейшие корреляции выявил А.Б. Бодэ. Получить о них наглядное представление можно по экспонатам Музея.
Две линии – новгородская и московская – пересеклись на оз. Онего. Это ареал многоглавий. Он очень маленький. Но какое наполнение! В двух шедеврах – вытегорском и кижском – деревянное зодчество кульминирует.
Музей отражает схождение двух традиций.
Синтез, осуществлённый создателями многоглавий: посетитель сможет понять его в деталях.
Храм сам по себе – и храм в окружении: рядом с другими культовыми сооружениями – или на фоне бытовой застройки.
Это особый ракурс в развитии темы. Его хорошо раскрыл И.В. Евдокимов: «Издали эти деревянные сооружения – церкви, колокольни, избы, часовни, погосты производят впечатление забытых древних городков былинного времени, когда народ переживал героический эпос своей истории со всей его глубиной первоначальной свежести» (5).
Две церкви – зимняя и летняя – вкупе с колокольней: такова наиболее типичная структура северных ансамблей.
Сколь значимы они для формирования облика края!
Сочетание несхожего, различного – эффективный приём, блестяще задействованный в Кижском ансамбле.
Мера разнородности особенно велика в ансамблях Поонежья. Там – и только там – возник изумительный контрапункт шатров и кубов.
Знаменательное сретенье!
Ю.С. Ушаков. Турчасово. 1962
На берегах Онеги две формы образовали полногласный дуэт – вступили в плодотворный диалог друг с другом.
Прекрасен ансамбль в заонежском с. Космозеро: унисон трёх шатров – вариация одной темы.
Ю.С. Ушаков воссоздал это архитектурное трезвучие.
Впечатляет!
Но вот ансамбль в с. Турчасово на р. Онега: три куба и два шатра.
Если критерий эволюции – накопление информации, то сопоставление двух этих ансамблей – тому подтверждение.
Ю.С. Ушаков застал Благовещенскую церковь в с. Турчасово (1795) до катастрофы. Фотографии и зарисовки мастера бесценны.
А вот его теоретические рассуждения: «Разнообразие форм покрытий храмов и колоколен (клинчатое, шатровое, бочечное, кубоватое, ярусное) позволяло в каждом из ансамблей добиваться гармонии в сочетании прямолинейных и криволинейных контуров» (6).
А.Б. Бодэ. Богоявленская церковь в Лядинах. Реконструкция без обшивки (авторская подпись)
Ещё недавно в с. Лядины шатёр Покрово-Власьевской церкви (1743) красиво взаимодействовал с многоглавием Богоявленского храма (1793) – А.Б. Бодэ пишет об этом так: «Контрастное сочетание двух столь различных объёмов церквей уравновешивается шатровой колокольней» (7).
Эти две цитаты – как задание для меня: пусть экспозиция строится на гармониях и контрастах – пусть передаёт богатство форм и решений.
В программе Музея есть такая задача: виртуально возродить – на базе графических реконструкций и макетов – погибшие памятники деревянного зодчества.
Пофантазируем: сохранившееся и исчезнувшее – в их зримых образах – будет собрано под одной крышей. Какое чудо предстанет перед нашими глазами!
Посильно я работаю для осуществления этой своей мечты. Хочу, чтобы посетитель обозрел – пусть условно и опосредованно – весь Русский Север в его архитектурном сечении.
Достижения невероятные.
Масштаб потерь просто жуткий.
Часть моей коллекция прялок. В просветах работы мастеров «Амаравеллы». Условия хранения иначе как кошмарными не назовёшь
Дабы стряхнуть мрачные мысли, заглянем внутрь крестьянского дома – некогда В.В. Кандинский вынес оттуда воистину радужные впечатления: «В этих-то необыкновенных избах я и повстречался впервые с тем чудом, которое стало впоследствии одним из элементов моих работ. Тут я выучился не глядеть на картину со стороны, а самому вращаться в картине, в ней жить. Ярко помню, как я остановился на пороге перед этим неожиданным зрелищем. Стол, лавки, важная и огромная печь, шкафы, поставцы — всё было расписано пёстрыми, размашистыми орнаментами. По стенам лубки: символически представленный богатырь, сражение, красками переданная песня». И далее: «Когда я, наконец, вошёл в горницу, живопись обступила меня, и я вошёл в неё» (8).
Народное искусство – и авангард.
Сегодня эта связь отрефлексирована.
Достаточно вспомнить специально посвящённую этой теме выставку в Русском Музее: домотканый половик органично рифмовался с «Красной конницей» К.С. Малевича.
Но когда-то неожиданное созвучье архаики и модерна было в новинку. Вот ощущение И.Я. Билибина: «Иногда узоры до того причудливы, что если бы художник-иллюстратор взял для своего издания точные снимки с этих узоров, то публика изрекла бы: «Какой декадент!» (9) Перекличка с В.В. Кандинским очевидна.
Прялка. Пудога. 1882
Хочется, чтобы посетитель пережил то, о чём пишут В.В. Кандинский и И.Я. Билибин – как если бы он оказался в интерьере северного дома. Создать подобный эффект помогут предметы народного искусства.
Подзор. Пудога
В Музее имеется небольшая, но превосходная коллекция народной вышивки. Предметы, полученные из рук людей, хорошо известны в Карелии. Они много сделали для её культуры.
Назову их имена:
Александр Федотович Кораблёв, создатель Пудожского музея;
Георгий Адамович Стронк, художник, участвовавший в довоенных фольклорных экспедициях – зарисовывал с натуры сказителей;
Василий Агапов – патриарх карельского искусствоведения;
Вячеслав Григорьевич Опарин, писатель и журналист, долгие годы проработавший корреспондентом в Пудоже;
Николай Ефимович Овчинников, философ, уроженец Заонежья.
Большинство прялок привезено из Архангельска.
Коллекция каргопольских игрушек приобретена у автора – Валентина Дмитриевича Шевелёва.
Предметы народного искусства собирались целенаправленно. Задача была такая: проявить в экспонатах ключевые архетипы Русского Севера – ярко и рельефно подать его мифопоэтический срез.
Это удалось сделать.
Мировое Древо – или Великая Богиня: это вселенские универсалии. Мы их встречаем во многих культурах. Есть и северное преломление – очень выразительное.
Сейчас я выдвину основополагающий для моего музея тезис: миссия Русского Севера заключается в том, что он стал средоточием и хранителем ключевых архетипов и мифологем человечества – как это выявить и показать?
Такое чувство, что в северных вышивках и прялках вся Ойкумена оставила свои напечатления – влияния прослеживаются в широчайшем диапазоне: от Крита до Норвегии, от Эллады до Лапландии, от Скифии до Приобья.
Информация двигалась в основном по рекам.
Спасибо бесчисленным волокам.
Несметные духовные сокровища оседали в глуши Пудоги и Кенозерья, Подвинья и Синегорья.
Ю.С. Ушаков. Перун. 1969 Ю.С. Ушаков. Перун. Б. г.
Здесь их не затронули бури времени.
Смотришь на пудожскую вышивку – и глазам не веришь: как похоже на змееногую скифскую богиню!
А это каргопольский полкан – сомнений нет: до Онеги доскакали древнегреческие кентавры.
Вселенскость Русского Севера глубоко чувствовал Николай Клюев. Мемориал в его честь – полный комплект прижизненных изданий поэта.
Основу раздела, посвящённого мифологии Русского Севера, составляет великолепная коллекция работ Ю.С. Ушакова на темы славянского язычества.
Это другая грань его творчества.
Художник постоянно возвращался к волновавшим его образам.
Ю.С. Ушаков. Берегиня. 1969 Ю.С. Ушаков. Берегиня. Б. г.
В фондах имеются десятки Перунов и Берегинь – все, при единстве замысла, неповторимы. Выстраиваясь в длинные ряды, они способны создать абсолютно фантастический эффект – подобного больше не увидишь нигде. Один из залов музеев мог бы напоминать настоящее капище.
При Музее создана великолепная библиотека. Здесь много редкостных изданий.
Таково моё детище: Музей Русского Севера.
***
Свои коллекции я собирал с тщанием и любовью.
Мышление у меня музейное: приобретая тот или иной предмет, я вписываю его в целое – вижу в пространстве экспозиции.
Вот я говорю: Музей.
Но это музей без помещения!
Реально существуют лишь фонды.
Ровно четверть века я безуспешно пытаюсь продвинуть свои культурные инициативы.
Возраст берёт своё – силы на исходе.
Ю.С. Ушаков. Ярило. Конь. 1969
Пришёл к убеждению: для реализации моего проекта нужна другая атмосфера в стране – другое отношение к культуре.
Нет денег на ремонт Преображенской церкви в Кижах.
А это символ России.
Где уж до моего Музея!
Между тем верхушка тратит миллиарды на яхты, дворцы, псарни, конюшни.
Сегодня Музей Русского Севера не востребован.
Однако у меня нет сомнений: в будущем он осуществится.
Не может моя великая страна окончательно увязнуть в нынешней трясине.
____________
1. Макаров Н.А. Русский Север: таинственное средневековье. М., 1993. С. 8.
2. Памятники литературы Древней Руси. XIV – середина XV. М., 1980. С. 47.
3. Там же. С. 47.
4. Билибин И.Я. Народное творчество Русского Севера. Мир Искусства. 1904, № 11. С. 310.
5. Евдокимов И.В. Север в истории русского искусства. Вологда, 1921. С. 20.
6. Ушаков Ю.С. Ансамбль в народном зодчестве Русского Севера. Л., 1982. С. 142.
7. Бодэ А.Б. Поэзия Русского Севера. М., 2002. С. 106.
8. Кандинский В.В. Избранные труды по теории искусства. Т. 1. М., 2008. С. 308.
9. Билибин И.Я. Остатки искусства в русской деревне. Журнал для всех. 1904, № 10. С. 617.
ДОПОЛНЕНИЕ
На основе имеющегося в Музее материала хочется показать, как один и тот же памятник получал отражение в разное время. Вот два примера.
ЦИВОЗЕРО. КОЛОКОЛЬНЯ (1658)
И.Я. Билибин. 1904
Ю.С. Ушаков. 1961
А.Б. Бодэ. Б.г.
А.Б. Бодэ. Фото. 1999