Пролог. Она пришла танцевать 7 глава




Скиннер замолчал, опасаясь, что Шеннон почувствует глубину его неприглядной ненависти к Кибби, однако на ее лице читалась другая, более сильная эмоция: сочувствие.

– Знаешь, я тоже потеряла мать. Когда еще маленькая была.

Скиннер подумал о своей матери, попытался представить, что бы он делал, случись с ней несчастье.

– Даже не знаю, что бы со мной было…– Он помотал головой и вспомнил Кибби: бедному червяку наверняка сейчас несладко.

– Это ад, если в двух словах,– бесцветно сказала Шеннон.– Отец просто сломался, не смог пережить.– Она глубоко затянулась, и Скиннер с трудом оторвал голодный взгляд от ее сигареты.– Братишка с сестрой оказались у меня на руках. Нужны были деньги, об универе пришлось забыть. А в департаменте нормально платили, посылали на курсы, светил сертификат. Не скажу, что всю жизнь только и мечтала инспектировать сраные кухни. Но кто-то должен их инспектировать. И я из этой возможности выжимаю все, что могу. А Брайан… я его понимаю. Знаю, что это такое – потерять близкого человека.

– Да. Извини… Я тоже ему сочувствую.– Скиннер вдруг ощутил странное, даже несколько пугающее желание: оказаться рядом с Кибби, обнять его, утешить.– Просто я еще не отошел от… истории с Кей.

Он прикусил губу, осознав, что неявно, ненароком наметил контур вызревающих между ним и Шеннон отношений. Их руки сблизились, пальцы переплелись. Скиннер уже давно понял, что простые объятия могут быть интимнее любой интимности. Теперь оказалось, что иногда достаточно даже касания рук. Он посмотрел на ее кольца, потом в большие карие глаза, где плавала печаль, и в его сердце поднялась теплая волна. Шеннон покачала головой.

– Спасибо, Дэнни. Но… не надо. Мы оба понимаем, что происходит. Весело проводим время, помогаем друг другу выбраться из дерьма, вернуть самоуважение. Вот и все. Давай оставим все как есть… А там посмотрим.

– Конечно!– согласился Скиннер, быть может, слишком поспешно.

Судя по сухой усмешке, скривившей губы Шеннон, его энтузиазм не остался незамеченным. Но в глубине души он и вправду продолжал отчаянно, вопреки логике, ждать звонка Кей.

– Ты права,– вздохнул он, чувствуя, что заезжает в неприятный тупик.– Отношения между двумя брошенными людьми – темное дело. Не будем торопиться… Ты ведь с Кевином долго встречалась?

– Три года.

– Скучаешь по нему?– спросил он, думая о Кей.

– Да, наверное. Хотя к этому давно шло, мы оба понимали. Однако ни исправить, ни закончить не могли. Я поначалу даже облегчение испытала. Его ведь последние месяцы как будто не было, пустое место… По правде говоря, мне Рут не хватает больше, чем Кевина.– Глаза Шеннон превратились в узкие бойницы.– В конце концов, эта подлая, грязная, лживая, ничтожная шлюха была моей лучшей подругой.

Она потеряла обоих в один заход. Двух зайцев одним выстрелом. Одной папкой, так сказать… А я потерял Кей. Которую любил, конечно, но как-то наперекосяк. Я, похоже, не способен любить по-настоящему – пока не обрету мир, не узнаю своих корней. Пока не разыщу отца. Надо встретиться с этим гребаным спившимся поваром, вытрясти из него правду. Пусть уж лучше он, чем де Фретэ…

Они улыбнулись друг другу, и Скиннер предложил переместиться в таверну «Архангел».

– Да ну,– скривилась Шеннон.– Выше по улице есть классный бар, там сегодня все коктейли в полцены.

Расставшись с Кевином, она тоже постоянно искала забвения на дне бокала, что лишь повышало ее привлекательность в глазах Скиннера.

– Подожди, когда увидишь эту таверну! Знаешь, какая прикольная атмосфера? И публика очень интересная,– настаивал он, думая о встрече со старым поваром.

– Ладно, уболтал. Пошли!– согласилась она с легким задором, который он так любил. И которого особенно не хватало Кей… Вернее, задор испарился потом, угрюмо подумал Скиннер. А поначалу все было замечательно.

Они шли к вокзалу по мостику над дорогой. Скиннер колебался: стоит ли взять ее за руку? Или обнять? Это было бы странно. Как-никак они работали в одном офисе, за соседними столами… Близость, возникшая в уютном пабе, развеялась на мокром ночном ветру, как в голливудском мюзикле, где герой кружит героиню в романтическом танце, поет о любви, глядит ей в глаза – и отталкивает в неловком смущении, когда смолкает последний аккорд.

Они спустились на улицу Маркет, и Скиннер почувствовал первые признаки волнения: сейчас он увидит Сэнди! А вот и стеклянная дверь таверны. Он толкнул ее и пропустил Шеннон вперед.

Старая пьяная рожа. Яблочко от яблони…

Скиннер сразу узнал Каннингам-Блайта, хотя раньше его в глаза не видел. Вряд ли, однако, это было вызвано фамильным сходством или точностью описаний бармена, в которой, кстати, сомневаться не приходилось. Просто в толпе посетителей сразу выделялась пустая зона, где в окружении незанятых стульев, словно под защитой силового поля, сидел и бормотал одинокий старик.

Кивнув давешнему бармену, успевшему переодеться в клетчатую рубашку, Скиннер заказал себе пива и водки с «колой».

– А я буду лимонад и двойное виски.– Шеннон указала на полку.– Например, «Тичерз».

– Поосторожнее с этой отравой. От нее простата разрушается.

– Дэнни, у меня нет простаты!

– Ну вот, допрыгалась!– Скиннер довольно осклабился, и они прошли к пустующим стульям.

Сэнди Каннингам-Блайт улыбнулся им тепло и открыто, как пожилой фермер, наконец дождавшийся гостей. Это был кряжистый небритый горбун с обширной плешью, обрамленной грязно-серыми патлами. Его немногие уцелевшие зубы поржавели от никотина, а из черных дыр между ними сочилась густая пьяная вонь. Рубаха была мятая, защитного цвета куртка мешковата, позорные брюки заправлены в старые ботинки и замурзаны до черноты. Он был явно из тех людей, что ощущают себя тем комфортнее, чем сильнее отвращение окружающих. Но гвоздем композиции было, конечно, лицо, тут бармен не солгал. Как говорится, «отмечено печатью порока», думал Скиннер, разглядывая чудовищные рытвины и морщины. Старик между тем не сводил липких глаз с Шеннон.

– Давай, красавица, садись поближе,– позвал он с бесстыжей ухмылкой.

Шеннон фыркнула и отвернулась. Старик протянул руку, тронул ее за плечо:

– Зовут-то как, красавица?

Она жалобно посмотрела на Скиннера, словно говоря: давай пересядем! Затем с каменной вежливостью бросила через плечо:

– Шеннон.

Скиннер подвинулся вместе со стулом, чтобы образовать кружок; его подруга тоже вынуждена была повернуться.

– Великая река родной Ирландии,– мечтательно промямлил забулдыга, пустив слюну на подбородок. И процитировал: – «Уж не слышать ему, как чайка кричит над бурливой волной Шеннона…». Твоя семья с Изумрудного острова?

– Нет, Ирландия ни при чем. Отец в народном ансамбле играл, обожал песни Дэла Шеннона. Назвал меня в его честь,– объяснила она сквозь зубы.

Сэнди Каннингам-Блайт был разочарован: плечи повисли, из груди вырвался ароматный вздох. Затем глаза его ожили.

– А где твой дом, прекрасная беглянка?

– В Медоубруке,– ответила Шеннон, слегка оттаяв. В конце концов, он был всего лишь безобидным хроником.

Скиннер между тем не спускал жадного взгляда с Сэнди Каннингам-Блайта.

Полная развалина, конечно. Но шестидесяти еще нет. Вполне мог мою матушку огулять двадцать четыре года назад. Явная склонность к алкоголизму. И до сих пор хлещет, как лошадь. Если это мой папаша – надеюсь, я унаследовал его выносливость.

– Меня Дэнни зовут.– Скиннер протянул руку, отметил крепкое пожатие – то ли человека, то ли алкоголя.– Необычное местечко, да?– Он обвел глазами бар.

– Было, было…– горько отозвался Каннингам-Блайт.– Раньше это было место, где собирались люди,– он поднял палец,– жадные до жизни! Ели, пили, обсуждали важные дела… А сейчас – просто пивнуха! Одна из многих.

– Ты сюда давно ходишь?

– Да уж, изрядно!– Сэнди гордо выпучил глаза.– Было время, даже работал здесь.

– Барменом?

– Не-е… Боже упаси!

– В ресторане?

– Уже теплее,– ответил старик игриво.

– Ну… я вижу, ты творческий человек. С искрой в душе. Неужели шеф-поваром?

Каннингам-Блайт был в восторге.

– Ты прав, о проницательный юноша!– воскликнул он с такой неподдельной радостью, что Скиннер даже улыбнулся от смущения.

Каннингам-Блайту, казалось, только этого и не хватало: воодушевившись, он начал рассказ.

– Я ведь никогда кулинарии не учился. Просто любил готовить, удивлять друзей хитрыми рецептами… А начинал адвокатом, да! Подвизался на другой кухне, на юридической.– Он с омерзением кивнул в сторону Хай-стрит.– Ненавидел этот балаган всей душой. В конце концов решил, что в Эдинбурге и без меня хватает посредственных адвокатов. А вот хороших поваров – шиш, не найдешь!

Скиннер приметил, что Шеннон увлеклась разговором с соседней парочкой, и забросил пробный крючок:

– Интересно получается. Моя мать здесь официанткой работала в конце семидесятых.

Старик покачал головой.

– Сколько их сменилось… Не сосчитать.

– Ее ты должен помнить. Ярко-зеленая прическа. Она типа панком была… Вернее, не типа, а просто – панком.

– А-а, конечно! Отлично помню. Заводная девчонка,– оживился старый повар.– Правда, сейчас уже, поди, не девчонка…

– Да уж,– задумчиво кивнул Скиннер.

Каннингам-Блайт вздохнул и вернулся к рассказу о старых добрых временах, о поварском прошлом. Большей частью это была нудная пьяная болтовня, но Скиннер прилежно слушал, стараясь войти в доверие к старику, обновляя ему пиво, не забывая и про себя.

Постепенно Каннингам-Блайт начал клевать носом; паузы делались все продолжительнее, речь бессвязнее, и когда бармен объявил последний заказ, старик уже спал.

Шеннон повернулась к Скиннеру.

– Я – домой,– объявила она. И уточнила, делая поправку на поздний час и количество выпитого: – Одна.

– Не вопрос!– бодро откликнулся Скиннер.– Я вот… дедушку до такси провожу.

Шеннон была удивлена, если не сказать – разочарована, таким отсутствием напора, однако заботливость друга ее впечатлила.

Скиннеру стоило немалого труда поднять зыбкого Каннингам-Блайта и вывести его на улицу. Он эскортировал старика через вокзал к стоянке такси, щедро применяя увещевания, тычки, обман и угрозы – на потеху ночным зевакам. В машине тот снова отключился, хотя и успел на последнем проблеске рассудка прохрипеть свой адрес. Труднее всего оказалось вытащить его из такси и поднять по лестнице. Перед дверью подъезда пришлось томительно шарить у него по карманам в поисках ключей, но Скиннер проявил настойчивость и был вознагражден. Подъем вылился в сущий кошмар: Каннингам-Блайт был довольно-таки массивен. Дело усугублялось еще тем, что он неглубоко погрузился в алкогольную кому и периодически пытался идти сам. Один раз это чуть не привело к громыхающему обвалу по ступенькам; затем они вдвоем едва не опрокинулись через перила в лестничный проем.

Втащив боевого товарища в спальню и бросив на кровать, Скиннер решил осмотреть его жилище. Это была просторная квартира с большой, богато обставленной гостиной и внушающей уважение открытой кухней. Посудой и плитой, однако, пользовались нечасто. О неприхотливом образе жизни хозяина свидетельствовали валяющиеся повсюду консервные банки, коробки из-под пиццы и пустые пивные бутылки.

Он тут гребаную помойку развел.

Скиннер собрался уже отчалить, когда из спальни донесся странный грохот, а потом долгое рычание. Пойдя на шум, Скиннер обнаружил в конце коридора туалет с распахнутой настежь дверью, а над унитазом – блюющего Каннингам-Блайта. Штаны заслуженного повара были спущены до колен.

– Ты в порядке, друг?

– М-м-мдя…

Каннингам-Блайт совершил медленный поворот кругом, его ноги заплелись. Он сковырнулся на пол, спиной к унитазу.

Скиннер смотрел и не верил своим глазам. Старик дергался и егозил, словно марионетка на веревочке, однако сходство с куклой не ограничивалось хаотичностью движений: у Каннингам-Блайта отсутствовали гениталии. На их месте красовался уродливый красно-желтый шрам. Впрочем, некое подобие мошонки, судя по всему пустой, еще угадывалось, а вот члена не было и в помине. Из бугристой бурой плоти торчала гибкая трубка, ведущая в прозрачный пластиковый пакет, притороченный к талии при помощи ремешка. На глазах у изумленного Скиннера пакет медленно заполнялся желтой жидкостью.

Чудовищный ветеран сквозь пьяные туманы заметил присутствие постороннего, определил источник его смятения и со смехом похлопал по мешку.

– Сколько раз уже сегодня его опорожнял… Хорошо, что не забыл. Иногда забываю. И он лопается, гад. Недавно вышел случай, очень неловко…

Скиннер был в ужасе.

– Как это тебя… угораздило?

Каннингам-Блайт, должно быть, протрезвел от смущения. Он приподнялся, поддернул штаны и присел на краешек унитаза. Пару секунд было тихо. Затем он заговорил – сухим отстраненным голосом:

– В шестидесятых я увлекся политикой. Ну мальчишка, что возьмешь. Особенно национальный вопрос меня занимал. Я никак не мог понять, почему большая часть Ирландии сумела завоевать свободу, а Шотландия до сих пор томится под игом… ик… под игом британской короны. Целыми днями ходил по Нью-тауну и удивлялся: центр Эдинбурга, а названия улиц – в честь английской знати, как на подбор. Все благодаря этому подхалиму Вальтеру Скотту. А великие сыновья родины, вроде социалиста Джеймса Конноли, довольствуются жалкой табличкой под каким-то сраным мостом… Тебе интересно?

Скиннер кивнул.

– Я всю жизнь любил химичить. Выдумывал рецепты, смешивал разные вещества. И решил: сделаю бомбу в знак протеста. Подложу ее под один из символов британского империализма – и взорву к чертовой матери! Чтоб неповадно было уродовать мой город. Выбрал памятник герцогу Веллингтону, что на Ист-Сайд. И начал мастерить – дома, на кухне. Сидел, зажав между ног обрезок трубы. Утрамбовывал взрывчатку… Ну, она и долбанула. Оторвала мне член и яйцо!– сообщил он чуть ли не с гордостью.– А на железном герцоге небось даже царапины бы не осталось…– Его голова уныло поникла.– Мне тогда было восемнадцать лет. Я только одну женщину успел узнать: жилистую старую училку из Аберфельди. У нее рожа была как мешок с гаечными ключами. Но я о ней вспоминаю каждый день с поющей болью в сердце. И всякий раз чувствую – вот она, фантомная эрекция! Мощная, твердая, как полицейская дубинка…– Старый повар горестно вздохнул.– Береги член, приятель! Это твой лучший друг, что бы ни говорили всякие умники.

Скиннер несколько секунд стоял неподвижно, затем сухо простился и покинул жилище Сэнди Каннингам-Блайта. Он шел по булыжным улицам Нью-тауна в сторону маслянисто-черных вод залива Ферт-оф-Форт. В голове плескалась тяжелая усталость.

Да уж действительно – альковные секреты шеф-поваров… Но не те, которые мне нужны.

 

Весна

 

Весна вступила в Эдинбург робко, словно ожидая, что ее в любую минуту погонят палками. Неизбалованные погодой горожане дружно приветствовали ее приход, и служащие отдела санитарно-эпидемического контроля не были исключением. Давно бродившие по этажам слухи об увеличении бюджета наконец подтвердились: начальник Джон Купер собрал людей в зале заседаний и объявил, что бюджет будет расширен – впервые за последние пять лет. Это означало увеличение штата и появление новой вакансии старшего инспектора. Кому-то светило повышение. В отделе, конечно, шутили, что под началом Купера повышение – это хуже увольнения, однако большинство восприняло новость с энтузиазмом.

Скиннер покосился на Боба Фоя: у того дернулась щека. Интересно, кто-нибудь еще заметил? Он украдкой оглядел коллег. Сзади сидел Айткен, спокойный как удав – ему до пенсии осталось всего ничего. Макги тоже не трепыхался, ибо планировал вернуться в родной Глазго. Кибби, напротив, смотрел собранно и целеустремленно. В последнее время он из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед Фоем – и, надо сказать, небезуспешно. Что до самого Скиннера, то его шансы на повышение было трудно просчитать. Пить он, конечно, не перестал, однако благодаря связи с Шеннон вышел на некое плато.

По окончании собрания, на излете первого по-настоящему весеннего дня, персонал отдела санитарно-эпидемиологического контроля дружно отправился в ресторан «Кафе-Рояль» – Боб Фой на правах начальника предложил выпить по кружечке, отпраздновать добрые вести. Одной кружкой, понятно, не ограничилось, и вскоре своды роскошного ресторана, отделанного дубом и мрамором, огласились веселыми пьяными криками. Единственным исключением был Брайан Кибби, по своему обыкновению пивший содовую с лаймом.

Скиннер чувствовал, что градус цинизма в его репликах растет прямо пропорционально градусу алкоголя в крови. Он угрюмо рассматривал лица коллег: жизнерадостные, чистенькие, прилежные, аж тошно. Особенно Брайан Кибби.

Вот уж кто прилежный так прилежный. Идеально подходящее описание! Именно про таких субчиков начальство говорит: прилежный парнишка.

Он вдруг понял, что не кто иной, как Брайан Кибби, будет главным претендентом на новую должность.

От нечего делать Скиннер занялся тем, чем обычно занимался в подобных ситуациях: принялся склонять Брайана к пьянству.

– Сода и лайм? Это круто!– подмигнул он Шеннон, в которую Кибби был явно и безнадежно влюблен.

Чтобы отделаться от мучителя, Кибби нарушил лимонадную диету и заказал пива. От насмешек это его не спасло, но по крайней мере с кружкой в руке он не выглядел белой вороной.

Черт тебя побери, Скиннер!

Для передышки Кибби отошел к музыкальному автомату и выбрал песню, робко надеясь произвести впечатление на Шеннон. Он прочитал на одном из форумов, что все девушки любят «Колдплэй».

Там ходит на форум одна девчонка… очень красивая, если судить по юзерпику. Наверное, много о себе думает, раз выбрала такую картинку, но все равно классно. Правда, Люси гораздо красивее. И Шеннон.

Кибби украдкой покосился на Шеннон, которая смеялась над очередной скабрезной шуткой Скиннера. Заиграла музыка.

Смотри, звезда

Сияет для тебя,

И я пою, любя,

Под желтым светом…

– Какой урод завел эту бодягу?!– Скиннер скривился и посмотрел по сторонам. Заметив пунцовое лицо Кибби, он в тихом отчаянии закатил глаза, повернулся к Дуги Винчестеру и спросил еще пива.

– А мне нравится,– высказал свое мнение Винчестер.

Кибби осмелился и подошел к Шеннон.

– Ты какую музыку любишь?

– Да все что угодно. «Новый порядок» люблю. Ты их знаешь?

– Ну… почти нет. А как тебе «Колдплэй»?– спросил он с надеждой.

– Да так.– Она поморщилась.– Фоновая музыка, несерьезно. Для лифтов, для супермаркетов… Слишком пресно и беззубо.– Она рассеянно отвернулась и приняла у Скиннера стакан.

Значит, и про меня так думает? Пресный и беззубый. Фоновый… Не то что Скиннер, например.

Вечер был испорчен. Кибби с отвращением прикончил пиво, извинился и покинул ресторан. Дома он залил в себя литр воды, а потом, за компанию с матерью, выпил солодового молока.

Ворочаясь в кровати, он никак не мог уснуть. В желудке бурчало, в голове шумело. Мысли крутились, как мухи, вокруг яркой и заманчивой должности старшего инспектора – и вокруг человека, кто был его главным конкурентом на эту должность.

Дэнни Скиннер.

Сначала мы поладили нормально. Хотя он, конечно, много о себе воображал. Этакий золотой мальчик. Пока я у него вторую скрипку играл, пока смеялся его шуточкам, все было хорошо. Но как только меня начали замечать, он окрысился. Не понравилось, видите ли! Подначивает меня постоянно, грубит, издевается. Заходит слишком далеко со своими остротами. А сам алкоголик, это каждому известно. И подумать только: Шеннон с ним встречается! Наверное, с ума сошла. Я-то считал ее умной, а оказалось – такая же наивная дурочка, как и остальные.

Скиннер прекрасно понимал, какую угрозу представляет для него Брайан Кибби, однако сделать ничего не мог. Была середина недели, поздний вечер; они сидели с Макензи в баре на Хай-стрит и потягивали пиво. Когда Роб предложил еще по одной, Скиннер уныло согласился.

Надо было отказаться.

Завтра ему делать доклад о возможных путях улучшения работы отдела. Этот доклад считался неофициальным собеседованием, частью конкурса на должность старшего инспектора. Через день с аналогичным сообщением предстояло выступить Брайану Кибби. Сейчас следовало пойти домой и хорошенько выспаться, чтобы наутро быть в форме. Правда, с тех пор как Кей его покинула, крепкий сон сделался редкостью: одному в холодной постели было неуютно. С Шеннон он переспал всего дважды, если это можно было назвать «переспал»: оба раза дело ограничивалось пьяным торопливым сексом, после которого она немедля заказывала такси и уезжала.

Кей была не единственной женщиной, разорвавшей с ним отношения. С матерью он тоже до сих пор не разговаривал; лишь однажды вечером прошелся под окнами парикмахерской, заметил в окне грузный силуэт и красную шевелюру… Нет уж, перебьется! Теперь он с ней заговорит только для того, чтобы насладиться ее реакцией на два слова: имя и фамилию отца.

Скиннер в который раз вспомнил о книге «Альковные секреты шеф-поваров».

Остаются двое: де Фретэ и этот американец Томлин. Единственные из работавших в «Архангеле» молодых поваров. Каннингам-Блайт отпадает, разумеется. Неужели жирный хорек де Фретэ…

Нет. Не может быть.

Глядя в недопитый стакан, Скиннер как наяву видел завтрашнее утро, собственные трясущиеся руки и неуверенную фигуру, облитую безжалостным светом флуоресцентных ламп; видел, как он поджимает хвост под тяжелыми взглядами Купера и Фоя.

Ничем не лучше Кибби.

Макензи уже семафорил бармену, заказывая по новой.

Блин, опять пиво.

Каждое невинное замечание будет завтра искажено и усилено; похмельный мозг превратит безобидное обсуждение в жестокий допрос, в обличительное действо, призванное разоблачить никчемного пьяницу и симулянта.

Причиной грызущего ужаса перед завтрашним днем – и в то же время, как ни парадоксально, единственным средством его победить – было спиртное. Заказать еще несколько кружек, а затем отправиться в ночной клуб, или на хату к Макензи, или к случайному собутыльнику, поспешно затарившись пивом и чем-нибудь покрепче. Страх исчезнет в алкогольном тумане – чтобы наутро вернуться вновь, сторицей, вместе с мучительным, разрывающим душу треском будильника.

А в офисе будет поджидать Кибби, специально пришедший пораньше, чтобы выслужиться перед начальством,– свеженький, улыбающийся, прилежный до невозможности.

Скиннер повернулся к Макензи и тоскливо посмотрел на полную кружку, которую тот подвинул ему под нос.

– А может, не надо?

– Надо, не надо – какая разница? Пей!– с неизменным стоицизмом ответил дружище Роб. Сомнения ему шли, как носорогу помада.

Вечер побежал по накатанным рельсам. Кружки мелькали с завидной частотой, и вскоре Скиннер с облегчением почувствовал, что въезжает в зону «все по фиг». До доклада оставалось несколько часов, но часы с тем же успехом могли быть веками или световыми годами. Скиннер обрел стальную уверенность в успехе. Все эти второсортные конторские крысы ему в подметки не годятся! Завтра он покажет жополизу Кибби, как надо выступать! Текст доклада уже готов, ну или почти готов, и беспокоиться не о чем.

Друзья начали рейд по окрестным барам: мутное, плохо запоминающееся действо, исполненное братаний с пьяными камрадами и перепалок с пьяными врагами. Лица сливались в пятна, звуки журчали сквозь вату, на периферии сознания качались нездешние бредовые ландшафты – и наконец наступило забытье, помрачение, ничто… Скиннер порой задумывался, выкарабкавшись поутру из этой бездны и оглядываясь назад,– такова ли смерть? Похожа ли она на пьяный сон?

Хорошо сказал старина Перси Шелли: «О, как они прекрасны, Смерть и брат ее Сон…»

Будильник бился в истерике – одновременно внутри и снаружи черепной коробки. Скиннер разлепил глаза и увидел свои ноги. Ноги были в носках. Он вздохнул. Спертый воздух травмировал воспаленное горло. Опухший мозг через пень-колоду провел ревизию окружающих предметов и выдал утешительный результат: по крайней мере квартира своя.

На полу у кровати валялся скомканный темно-синий пиджак «Армани», чуть дальше раскинулись брюки. Скиннер резко сел – голова закружилась, по пищеводу взметнулась кислая едкая тошнота. Он зажал рот и бросился в туалет. Коврик скользнул под ногами, фактически оказав добрую услугу, доставив его прямиком к белому фаянсовому рупору, куда он и выплеснул душу, корчась от омерзения.

Когда утих последний спазм и остатки вчерашней ночи отправились в городскую канализацию, Скиннер попытался взять себя в руки. Вглядываясь в голубую кафельную плитку, словно читая судьбу по узору трещин, он кое-как выровнял дыхание. Затем натужно встал и, пошатываясь, как новорожденный теленок, открыл узкое матовое окошко, выходящее на лестницу. Что случилось прошлой ночью? Опухшее отражение не отвечало, щурило красные глаза.

НЕТ.

Коротенькое словцо пузырем впрыгнуло в бедную голову, которую и без того ломило так, что ее хозяин не удивился бы, наткнись его рука на торчащий из затылка топор.

НЕТ НЕТ НЕТ.

Иногда мы говорим «нет», надеясь, что нет.

Макензи. Кружечка после работы. Затем рейд по барам. Затем встретили Гэри Трейнора. Я его поблагодарил за религиозную порнуху, «Второе искушение Христа». Он сказал, что есть еще круче, обещал принести. Как же она называлась? А, точно, «Страсти Христовы»! Ну а дальше? Дальше была эта девчонка. Нормальная вроде девчонка. А я, кажется, опять вел себя как свинья… Или не вел? Э, какая разница, все равно ее больше не увижу. А потом… О нет!

НЕТ, НЕТ!

…потом… Нет, вот этого мне, пожалуйста, не надо!.. О нет! НЕ НАДО ЭТОГО!

НЕТ.

НЕТ.

Купер.

НЕТ.

Вчера он был в баре на Роял-Майл. Зашел туда после заседания в управе.

НЕТ.

А с ним еще двое из городского совета. Бэйрд и Фултон.

НЕТ.

Я к ним подошел, начал…

НЕТ.

Начал нести пургу.

НЕТ.

А потом я…

НЕТ НЕТ НЕТ…

Потом я взял его за щеки и поцеловал взасос! Прямо в губы! Издевательский, презрительный жест, говорящий: Я, Дэнни Скиннер, плевать хотел на таких, как ты! И на весь твой гребаный департамент!

Купер. Лучше бы я его по морде ударил.

НЕТ.

Боже, пожалуйста, только не это!

Теперь Купер лично во всем убедился. Один ослепительный миг пьяной глупости разом подтвердил все слухи, циркулировавшие вокруг имени Дэнни Скиннера. Каждая грязная сплетня, нашептанная в начальственное ушко подобострастным подлецом Фоем, блестяще подтвердилась короткой вспышкой безумия. Глава департамента уже давно подозревал в Скиннере опасного задиру, пьяницу, слабовольного и невоспитанного юнца, которому нельзя доверить серьезную руководящую должность. И теперь его подозрения полностью подтвердились. Скиннер собственными руками угробил свою карьеру. Да что карьеру – жизнь! Учеба в колледже, в школе, долгие годы ожидания заслуженной награды (а Скиннер терпеть не мог, когда приходилось ждать заслуженного) – все псу под хвост…

НЕТ.

А может, Купер тоже был пьян? Может, он все забыл?

НЕТ.

Иногда мы говорим «нет», надеясь, что да.

Как бы не так.

Купер редко пил. И практически никогда не напивался.

Можно не сомневаться: Джон Купер запомнил каждую деталь с хирургической точностью и даже, пожалуй, занес происшествие в особую тетрадку или в личное досье. Теперь Скиннера затравят, как зверя. Подвергнут его опале, сделают поучительным примером для новичков. Он вспомнил унылую мину Дуги Винчестера, вспомнил всех несчастных, помеченных клеймом «офисный алкоголик». Их молодые годы пролетели, растаял юношеский задор, и они превратились в жалкие стыдливые тени, в мишени для насмешек и презрения, обреченные вечно корпеть над мелочами, получая жалкие гроши и ожидая единственной награды: конца рабочего дня, когда можно будет пойти в бар.

Я стану гребаным парией.

Обнаженные нервы Скиннера танцевали твист, перегретый мозг крутил в черепе лихорадочные сальто. Единственным проблеском, надежды было покаяние.

Они это обожают. Почему бы не пойти к Куперу с повинной?

Он мысленно разыграл ситуацию, как радиоспектакль.

С к и н н е р. Извините, Джон… Я знаю, у меня проблема. Это продолжается уже давно, а вчера просто вырвалось наружу. Когда оказываешь неуважение… нет, не так. Когда оскорбляешь человека, с которого всегда брал пример… В общем, я решил обратиться за помощью к специалисту. Сегодня утром позвонил в общество анонимных алкоголиков, договорился, что приду во вторник.

К у п е р. Ну что ж, мне жаль, что у тебя проблемы с алкоголем, Дэнни… А насчет вчерашнего – не бери в голову. Это была шутка. Ты просто вымотался на работе, с кем не бывает. Слегка выпустил пар. Даже весело получилось, мы потом смеялись. Ты, конечно, артист, Дэнни!

Нет.

Свою-то роль он сыграет как по нотам – в конце концов, это просто спектакль, обман и подхалимаж давно стали нормой корпоративного этикета. Но реакция Купера… Согласится ли он выступить в роли великодушного простака?

Вряд ли.

Купер держал подчиненных на дистанции, и Скиннер, по правде говоря, сомневался, что сумеет эту дистанцию сократить.

Может, ответная реплика будет выглядеть так?

К у п е р. Ты всех поставил в неловкое положение, Дэнни. Я рад, что ты признаешь свои проблемы. Я свяжусь с отделом персонала, посмотрим, чем мы можем помочь. Молодец, что пришел.

Нет.

Иногда мы говорим «нет», зная, что нет.

Независимо от ответа Купера, Скиннер никогда бы не согласился на такое унижение.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-15 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: