Тишина. Абсолютная, не имеющая даже молекулы звука. Чистая и идеальная, всеобъемлющая и вязкая, плотно давящая на тебя всем пространством. Никогда себе не мог представить, что абсолютная тишина может оглушать сильнее крика, и давить на перепонки сильнее звуковой волны. Остров накрыла тишина. Ничто не двигалось с места по причуде этого старика, внезапно появившегося в своем старомодном вычурном смокинге с его дурацкой тростью. Ветер не колыхал огромные листья Тенериса, не подгонял по пляжу песчинки, не гнал волну. Солнце застыло огненно-розовым кругом над водной гладью, будто бы размышляя, стоит ли продолжать свой спуск к горизонту, либо снова устремиться в высь, к зениту. Жители деревни, находящиеся на острове почти с его сотворения, и ничего не подозревающие о том, что творится сейчас посредине их деревни, которая стала им домом по причуде какого-то свихнувшегося умника, пожелавшего найти ответ на свой наверняка идиотский и совсем не важный вопрос. Все вокруг застыло, и мне на миг стало жутко. Стало жутко от того, что во всем, что меня окружало, искрилась жизнь и энергия, сила и желание жить, а по велению Миррилиуса эта жизнь во всем замерла. Они не были мертвы, ни люди, ни море, ни ветер с песками, однако их жизнь поставили на паузу, и возможно, тем самым лишили конца.Волна так и не дойдет до берега, не вгрызется в песок своим пенным гребнем. Солнце не опустится и не родится вновь, а так и будет вечно догорать алыми лучами над морем. Ветер не потревожит больше ни пески, ни листья Тенериса, ни волну, ни пряди черных волос девушек воинов. И навсегда останутся недоплаканными слезы, недосказанными признания в любви или мольбы прощения. Ладони, тянущиеся друг к другу, возможно никогда уже не почувствуют родного тепла, и навсегда останутся на расстоянии сантиметра. Это предательство по отношению к жизни – лишить ее конца, а значит и смысла.
Однако на меня действие Миррилиуса не распространилось, а значит в моей жизни смысл был, и в данный момент сводился он к одному – спасти этот мир. Несмотря на то, что миссия моего появления здесь лишилась своей чарующей сказочности, остров оставался мне родным. И я во что бы то ни стало собирался бороться за него до конца! Перестарались вы со стимуляцией, господа экспериментаторы.
- Ты не имеешь права причинять вред этому миру. – с угрозой сказал я Миррилиусу, уставившегося в песок.
- Миру – нет. – тихо ответил он. – Мне очень жаль, Александр. – также тихо продолжив, он поднял на меня твердый и уверенный взгляд.
Этот взгляд я почувствовал физически. Как только он достиг моих глаз, от них по телу стала растекаться боль, которой мне испытывать еще не приходилось. Боль рвала сосуды, артерии и вены, сжимала в судорогах внутренние органы, слепила, давила и глушила мой организм, пытающийся бороться с ней и сохранить жизнь. Я опустился на колени, в агонии обхватив свое тело руками, в то время как внутри меня царило разрушение и хаос. Скорее инстинктивно, нежели намерено, я поднял взгляд вверх на своего противника, стоявшего в шаге от меня и наблюдающего за моими страданиями. Рассмотрев его лицо, я постарался вложить в свой взгляд максимум ненависти, злобы, вражды, презрения и готовности при малейшей возможности рвануться вперед и растерзать его голыми руками.
На его лице отразилось удивление. Удивление человека, давящего каблуком таракана, который все не перестает двигать усами и пытаться убежать. Он с силой вдавил трость в песок, и боль нахлынула новой волной. По телу пробежался хруст и треск ломающихся костей. Я упал лицом в песок, уже не способный управлять своим телом, однако все еще не готовый ко встрече со смертью. И не потому, что я ее боялся и хотел оттянуть момент ее наступления. Я не мог позволить себе сдаться. Пусть я стал наивной жертвой чьей-то хитрой игры, в которой меня использовали в темную. Пусть я не отличаюсь теми качествами, о которых мне с такой важностью и величественностью рассказывал Миррилиус при первой встрече. Пусть я не заслужил этого мира. Пусть. Но я уже стал его частью, а он - частью меня. Мы неразрывны с этим раскаленным песком, с этим неспокойным морем и этим бездонным небом. Мы – одно целое. И если я сдамся, он умрет вслед за мной, вместе с песками, морем, небом, Тенерисом, Аникой…и всем населением деревни.
- Вы крепче, чем я предполагал. – послышался вежливый голос надо мной, совсем близко, однако насколько близко я увидеть не мог. – Не подумайте, что я получаю от этого удовольствие. Ничего личного. И поверьте, данный способ наиболее гуманный из имеющихся в моем арсенале. Однако вы должны были умереть еще после первой волны несколько минут назад, а вы живы и после второй. – удивленно рассуждал Миррилиус где-то над моей головой. Его голос отзывался низким рокотом внутри моего израненного тела, отбивая смертельный ритм, но я пытался ему не поддаваться. Я медленно зарывался в песок. Сначала кончиками пальцев, затем ладонями, по миллиметру, медленно, но верно.
Он все что-то говорил, удивленно и растеряно, как бы извиняясь, но я не слушал. Я нащупал кончиком указательного пальца корешок, и боль отступила.
- Здравствуя, друг. – прошептал мне разум Тенериса, в котором теперь были объединены Алексис, Пэлл и Антон.
- Мне не справиться без твоей помощи, друг. – мысленно обратился я за помощью к нему.
- А мне не справиться с ним без твоей, - ответил он.
- Тогда давай поможем этому старику встретить его смерть, - уже в голос произнес я, и заметил, что хватка Миррилиуса на секунду ослабела.
В этот же миг из-под его ног вырвались корни Тенериса, с ужасающей скоростью обвивающие тело старика с ног до головы. Он выронил свою трость, и в этот момент у меня получилось сделать свое тело песчаным. Без,уже, казалось бы, привычной боли мир вновь обрел краски.
Я с ненавистью посмотрел на того человека, который подарил мне новую жизнь, и который предательски хотел забрать ее назад после того, как я полюбил каждую клеточку этого мира. Корни с силой стягивали его тело. Руки, прижатые к телу, выпустили трость, и я мигом погрузил ее в песок, от него подальше.
- Ты не можешь этого сделать, мальчик – спокойно произнес Миррилиус, – ни у кого не получалось, и ты не сможешь. А если сможешь, то для тебя я приготовил подарок. – добавил он. – Поищешь ее немного, если конечно когда-нибудь найдешь, - закончив, предательски улыбнулся он.
Я поднял пески в вихрь, и закружился около него, не решаясь сделать то, что уже пришло в голову, однако с каждой секундой промедления в моей голове громом отдавались его слова «Поищешь ее немного» …он говорил про Анику.
Выждав еще мгновение, я поймал момент, когда Миррилиус из-за давления корней открыл рот, чтобы вздохнуть в себя побольше воздуха, но он вздохнул не воздух. Я направил в его открытый рот, который ранее блистал язвами, лестью, угрозами, песчаный вихрь, и с удивлением заметил, как округлились его глаза. Он закашлялся, пытаясь выкашлять песок, оседающий в его легких, однако после каждого кашля он вновь и вновь делал вдох новой порции песка, который плавно заполнял его легкие. Я не испытывал наслаждения, убивая его. Хотя нет, небольшое все же испытывал. Однако это он напал на меня, и, если бы я не сопротивлялся бы, меня не стало бы.
За секунду до того, как умереть, Миррилиус взглянул на меня, однако этот взгляд для меня был не знаком. В нем не осталось и капли былой уверенности, ощущения, что у этого человека все под контролем. В этом взгляде был лишь страх, и боялся Миррилиус одного – смерти.
***
Не знаю, удалось ли мне его одолеть или нет, однако, как только его глаза остекленели, а тело перестало биться в судорогах удушения, тело его скрылось под толщей песка, направляемого мной. Я стал этим островом, этой планетой. В объединенном сознании Тенериса мне помогали Алексис, Антон и Пэлл, которые также, как и я осознавали, что с исчезновением данной планеты исчезнем и мы сами.
Я осмотрелся. Ветер стих. Морская гладь отражала яркие лучи по-прежнему летнего солнца. Интересно, бывает ли тут другое время года? Песок волнистыми барханами укрывал морской берег, всем своим видом напоминая недавнее сражение планеты с непонятно кем. Я не знал, вернется ли он, однако догадывался, что после того, как он получил крепкий неожиданный ответ – в покое он меня не оставит. А вместе со мной на всякий случай уничтожит и этот полюбившийся мне остров.
Переведя взгляд с моря на отдаленную деревню, я вспомнил о угрозе старика. Я не знал наверняка, в его ли власти было что-либо сделать с Аникой, однако мне хотелось бы, чтобы его слова были блефом. Предсмертным блефом, сказанным с надеждой лишь на одно – выжить любой ценой. Быстрым шагом я направился в сторону деревни.
После битвы на море, в деревне стало непривычно тихо. Детский смех уже не раздавался то здесь, то там. Девушки, ранее ходившие с надменной улыбкой превосходства, уже не были так надменны и практически не улыбались. Кира заняла шатер Эллирии и теперь считалась занявшей ее место по семейному родству. После смерти провидицы я принес ей медальон повелителя, который с тех пор не одевал. Он слишком ясно напоминал мне о ней, взрослой, но еще по юному красивой, сильной и мудрой женщине.
Подойдя к деревне, меня никто не встречал. Почему-то вспомнился день, когда я впервые появился на этом острове. Тогда мне на встречу вышли Аника и Кира в своих странных костюмах из листьев Тенериса, с копьями наперевес, которые никак не гармонировали с их красотой и обаянием. Они тогда провели меня через деревню, такую оживленную, наполненную жителями, никогда не видевшими иноземца. Дети играли около шатров, черноволосые красавицы сверлили меня взглядом, а парни атлеты провожали подозрительным взглядом.
Подойдя к импровизированному забору из стволов Тенериса, я вспомнил, как меня поразила его серая кожа кора и всплывшие внутри нее глаза. Я дотронулся до него и ощутил приятное тепло. Как и тогда, стволы разошлись и впустили меня.
На меня накатила тоска и предчувствие, не обещавшее ничего хорошего. Как иногда, перед расставанием ты вспоминаешь яркие и эмоциональные моменты, так и сейчас слишком внезапно накатали эти воспоминания. В деревне было слишком тихо.
Я прошелся между шатров, попутно заглядывая то в один, то в другой, однако никого не встретил. В груди начала нарастать тревога. Ускорив шаг, я почти побежал к своему шатру, в котором была Аника. Ворвавшись в него, я обнаружил лишь пустоту. Этого не могло быть. Этого не должно было быть! Неужели старый мерзавец все-таки смог с ней что-то сделать?
Я выбежал и в нервном порыве растворился в воздухе. Я стал подниматься все выше и выше, пока песчинки не облетели весь, раньше казавшийся таким большим, остров. Я залетал в каждый шатер и каждый уголок деревни, пронесся над морем и песчаной пустыней за деревней, однако на острове никого не было. Я материализовался и уселся на песок посреди деревни. На смену панике и растерянности пришла холодная ярость. Ярость на старика Миррилиуса, который зная о том, что среди населения есть дети, женщины, и беременная Аника, уничтожил их только для того, чтобы причинить мне боль. Ярость на весь их сброд, решивший, что может управлять процессами жизни и решать, кому жить, а кому умереть. Ярость на того, кому первым пришла идея экспериментировать с мирами в угоду определенным личностям и кому удалось каким-то непостижимым для меня образом реализовать эту безумную затею. Я поймал себя на мысли, что начал улыбаться злой, совсем безумной улыбкой, а в голове все громче пульсировала мысль: «Я пока не знаю, кто вы и как у вас это вышло. Но я узнаю, обязательно узнаю!». Кем бы вы не были, где бы вы не были, я найду вас. И вы ответите за все свои экспериментальные заслуги. За Киру и Эллирию, за Алексиса и Пэлла, Немия и Тенериса. За Анику, и моего ребенка, что не успел родится от любимого мной человеке.
- Я найду вас. – вслух сказал я. Я был уверен, они слушают меня, наблюдают за мной откуда-то. И еще у меня было ощущение, что они меня опасаются. Они не знают, что со мной делать, либо не могут со мной что-либо сделать, и от этого они опасаются. За себя, за свой проект. Что ж, они правильно делают. Я найду их, где бы они не были.
Я резко встал. В голове внезапно родилась идея, и тело начало мелко трясти от волнения. А вдруг получится? Я побежал в убежище Антона. Проскочив комнату с мониторами, бассейн, оранжерею и остальные помещения, я в темноте отыскал комнату с розетками, и судорожно стал подключать все приборы, даже не распутывая спутавшиеся провода. Не совсем понимая, чем это мне поможет, я все же подключил все провода к розеткам, и прошелся по уже освещенным комнатам. Обстановка в комнате не поменялась. Все также стоял накрытый полотном диван. Так же стоял выключенный телевизор, перед которым располагалось кресло. Я подошел к креслу и сел в него. Оно оказалось жестким и неудобным, но мне было плевать. Я пришел сюда не отдохнуть, а оправдать опасения Миррилиуса. Закрыв глаза, я попытался успокоить шквал мыслей и сформулировать одно единственное желание, однако у меня не получалось. Я думал о многом, и мысли молниеносно проносились и сменяли одна другую. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я попытался успокоиться и все же сформулировать свою мысль. А чего я хочу? Найти Анику, это безусловно, однако, как ее найти? Сколько существует таких миров, где свои боги и цари? Нет, это мне не поможет. Мне нужно найти тех, кто похитил Анику. Тех, кто придумал и реализовал эту затею с мирами и повелительством. Тех, кто стоит над нами и мирами, тех, кто стоял над Миррилиусом и давал ему указания. Мне нужен их мир…или миры? Черт! Снова караван мыслей прервал мои размышления. Эмоции смешались во едино. И тревога, и опаска, и злость, желание мести и страх за Анику. Однако размышления резко оборвались, и мысль пришла неожиданно четко и ясно. Мне нужно уметь перемещаться между мирами, чтобы найти их. Судя по тому, что способности привязаны к миру, мне нужен переносной прибор, при помощи которого я смогу направиться в мир, где находятся эти экспериментаторы и выбить из них место, куда они забрали Анику.
Мои мысли прервал незначительный грохот, будто что-то упало на полку шкафа, расположенного у стены. Встав с кресла, я прошел к шкафу и открыв стеклянную дверцу не поверил своим глазам. На полке появился медальон Повелителя, который я более не надевал после смерти Эллирии. Взяв его в руки, я покрутил его, рассматривая поближе. Загадочный рисунок был все тот же, однако по краям примитивной гравировки медальон мерно светился синеватым светом. Отойдя на шаг, я посмотрел в сторону выхода, и удивился еще раз. На одном из подлокотников кресла была прислонена трость Миррилиуса, которую я в ходе сражения с ним утянул в толщу песка. Откуда она взялась тут? Впрочем, я не хотел забивать себе этим голову. Встав посредине комнаты, я закрыл глаза, и устало пожелал оказаться в мире людей, которые создали эту возможность путешествовать по мирам. Миг. Другой. Я с опаской открыл глаза, однако ничего не происходило. Что-то шло не так. Может быть медальон был просто медальоном?
Либо они защищали свой мир от проникновения. Тогда я после минутной паузы решил, что нужно попробовать попасть на землю, и обыскать кабинет Миррилиуса, в котором возможно найдутся зацепки. При этой мысли на меня накатил страх. Я возвращался домой, в родной город, в знакомые и родные места…Хотел ли я этого раньше? Безусловно, да. Хочу ли я этого сейчас? Не знаю. Наверное, нет. Однако, если это необходимо, чтобы найти Анику, я готов. Снова закрыв глаза, я пожелал оказаться в мире людей, в своей родной России. И в момент, когда мысль уже практически была окончена, я почувствовал, как погружаюсь в ветряной вихрь. Он будто засасывал меня куда-то вдаль. Открыть глаза я не решился, поэтому просто ждал, пока ощущения закончатся. Переход продлился не больше минуты.
Уши взорвались громкими звуками, непонятно откуда доносившимися до моего воспаленного мозга. Сигналили автомобили, где-то вдалеке слышался звук отбойного молотка, вызывая ассоциации со стройкой, и неугомонный гул голосов нескончаемого потока людей. Я открыл глаза. Ну и дурак же я. Я стоял посередине асфальтированного проспекта на пять полос в каждую сторону. Справа и слева стояли автомобили, сигналившие то ли мне, то ли впереди стоящим автомобилям. Справа и слева курсировала толпа, входящая и выходящая из подземного перехода, над которым светилась красная буква «М». Высотные здания, часть фасадов которых была спрятана за сетками и рекламами,напоминали здания, находящиеся на реставрации.
- Эй, придурок, - послышался справа от меня мужской голос. Я повернулся на голос. Справа от меня стоял большой черный джип, с заднего сидения которого в открытое окно ко мне обращался мужчина, лет сорока. – Тебя в какую лечебницу подбросить? – закончил он свое обращение.
- Ни в какую. – тихо ответил я, не понимая, о чем он.
- Что значит ни в какую? – удивился он. – Ты из какой убежал то?
- Мужик, чего ты ко мне прицепился? Не убегал я ни из какой клиники! - прорычал я.
- Володя, - обратился он к водителю, - ты посмотри на него. Стоит посреди шоссе, в центре Москвы, в час пик, в какой-то повязке, с каким-то ожерельем на шее и тростью в руках. Как ты думаешь, он просто гуляет в таком наряде или действительно сбежал из лечебницы? – закончил он мысль.
Дурак. Вот это было действительно про меня. Москва. Центр. Пробка. Шоссе. По середине дороги стою я, в набедренной повязке, босой, с голым торсом. Мерно синеет на шее медальон, а в правой руке зажата изысканная трость!
Впереди показались мигалки, однако сотрудники полиции не стали дожидаться, пока смогут подъехать ко мне поближе, пробка была глухая. Двое сотрудников в форме лениво вышли из патрульного автомобиля, включив аварийные сигналы, и направились в мою сторону, не таясь, однако пытаясь не спугнуть. Вот чего мне сейчас не хватало, так это угодить в отдел полиции. Кто мне поверит? Без паспорта, без денег, практически голый. Да и что мне им рассказать? Нет уж.
Я аккуратно развернулся в ним спиной, и практически сразу услышал их крик: «Эй, стоять!». Эту фразу я принял как сигнал к старту, и рванул что есть сил вперед, по шоссе, лавируя между машин, в одной руке держа трость, а другой придерживая повязку. Плохо, когда нужно убегать по незнакомому городу.
Выбежав на тротуар, я инстинктивно побежал во дворы, надеясь спрятаться или оторваться от преследователей, однако это и стало моей ошибкой. Пробежав несколько дворов, я уперся в тупик. Как в кино, затылком услышав приближающихся запыхавшихся сотрудников, я обернулся к ним. Один из них выхватил пистолет, и нацелил его на меня.
- Спокойно, парень, успокойся. Мы с тобой просто проедем в отделение, и ты расскажешь, откуда ты такой красивый убежал. – попытался,не сбиваясь сказать он, однако дыхание его было еще не восстановлено, и он делал долгие паузы между словами.
- Ребят, послушайте…- начал было я, но мне снова пришла безумная идея. Посмотрев на свои босые ноги, я с радостью заметил, как кончики пальцев ног стали песчаными. Этого не должно было быть здесь, в моем мире, однако это было. Я посмотрел на них серьезным, уже более спокойным взглядом, после чего произнес:
- Втроем на одного нечестно. – и уставился за их спины. Как я и ожидал, они сначала переглянулись, посмотрели друг на друга непонимающим взглядом, после чего обернулись. Когда они обернулись обратно, на асфальтированном пяточке двора лежала лишь набедренная повязка из листьев такого далекого отсюда Тенериса. Я наблюдал за ними минуту. Листья, едва коснулись асфальта, стали желтеть, будто ссыхаясь, после чего также распались песком. А вокруг все также доносился вой сигналов машин и грохот отбойного молотка. Обратив взгляд вверх, на небо, я с удовольствием заметил на нем звезды, такие далекие и родные. Как мне вас не хватало.
Александр Лиса. Октябрь 2017 года.