О ПРОБЛЕМЕ «ЦЕЛИ» В ПОНИМАНИИ ПРИРОДЫ




ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. О ПРОБЛЕМЁ «ЦЕЛИ» В ПОНИМАНИИ ПРИРОДЫ

2. ЦЕЛЬ КАК ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ПОЗНАВАТЕЛЬНО- ПРАКТИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА

3. ЦЕЛЬ КАК ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ ПРИЕМ, ПОЗНАНИЯ

 


 

ВВЕДЕНИЕ

 

Положения марксизма-ленинизма, относящиеся к категории «цель», выясняют общие условия выработки целей, их градацию, соотношение средств и цели. Они дают общее теоретическое обоснование мобилизующей роли целей, ставящихся партией перед народом. В этой связи разработка философской категории «цель» в диалектическом материализме приобретает особенное значение.

Проблема гносеологической природы понятий «цель» и «целесообразность» давно уже подымается ходом развития естествознания.

Актуальность проблемы диктуется и практикой современной идеологической борьбы, видное место в которой буржуазными идеологами и ревизионистами отводится концепции «конечных причин».

Задача разработки категории «цель» вытекает в то же время и из внутренних потребностей развития марксистской философии, необходимости дальнейшего уточнения и систематизации ее категорий оказывался непреодолимым препятствием для ранних эволюционистских учений.

 

 


 

О ПРОБЛЕМЕ «ЦЕЛИ» В ПОНИМАНИИ ПРИРОДЫ

 

Вопрос о том, существуют или нет в природе, вне сознания человека, цели, представляет собою форму основного вопроса философии. Спор об этом — одно из проявлений борьбы материализма и идеализма, науки и религии. Телеология на протяжении столетий служила одним из основных идеологических препятствий на пути научного прогресса. Борьба материализма против телеологической идеи целей в природе («конечные причины») — одна из крупнейших заслуг материалистической философии перед естествознанием. Телеология является однако не просто нелепым заблуждением. Враждебная науке, она имеет определенную основу в развитии самого научного познания как иррациональное выражение некоторых аспектов действительности.

Главным полем борьбы с телеологией в естествознании была, начиная с мыслителей древней Индии и Греции, область изучения органического мира. Здесь имеются глубокие корни для телеологических построений. В течение веков перед исследователем стоял загадочный сфинкс органической целесообразности. Этот вопрос оказывался непреодолимым препятствием для ранних эволюционистских учений.

Научная теория развития живой природы должна была дать разгадку объективной целесообразности в органическом мире. Эту задачу выполнил Чарлз Дарвин.

Целесообразность живых существ без остатка сведена дарвиновской теорией естественного отбора к естественным, «действующим» причинам. Это оказалось возможным потому, что понимание причинности в дарвинизме фактически отбрасывает (употребляя выражение Энгельса) «шаблонное, недиалектическое представление о причине и следствии, как о двух неизменно противостоящих полюсах», отражая объективную диалектику органической природы. Воздействие внешних условий на организм вызывает индивидуальное изменение организма. Чтобы закрепиться в поколениях и стать изменением родовым, новым признаком вида, данное изменение должно вступить в сложнейшие отношения между организмами как данного вида, так и разных видов. Внешняя причина — воздействие среды, преломившись через внутреннюю природу организма, осуществляется как следствие в развитии вида, лишь проходя через внутренние противоречия живой природы в целом, как противоречий между видами, так и внутри вида. Изменившийся организм вступает в новое взаимодействие с окружающей средой. Если последнее благоприятно для развития и размножения организма, то эта целесообразность изменения становится сама причиной сохранения и закрепления возникшего изменения, а также условием дальнейшего накопления изменений в том же направлении. Существующая в настоящее время целесообразность выступает в качестве результата действия естественного отбора, в ходе которого целесообразность включается в качестве необходимого звена в сцепление причин и следствий, играя роль то следствия, то причины, посредством которой отбор осуществляет свое действие. «Естественный отбор действует только на пользу данного существа и через посредство этой пользы.» [1]Таким образом, целесообразность не есть только реальное, но пассивное следствие. Она оказывает активное воздействие на эволюцию, но не в форме цели, а как общее материальное условие отбора. Достигнутая сложная целесообразность есть в определенном отношении следствие полезных свойств предшествующих промежуточных форм.[2] Существующую здесь диалектическую связь прекрасно выразил К. А. Тимирязев: «Польза, совершенство какого-нибудь органа, представляющиеся нам в процессе индивидуального развития как бы концом, завершением, результатом или, на языке схоластики, его целью, его конечной причиной, в действительности является "только условием, определившим образование этого органа в бесчисленных степенях его приближения к совершенству у предков рассматриваемого неделимого Дарвин не отверг конечных причин, он сделал лучше — он их завоевал, переместив их на их законное место. Причина вместо того, чтобы следовать за своим следствием, стала ему предшествовать, то есть вернулась на указанное ей логикой место.»[3]

Диалектико-детерминистическое понимание целесообразности должно было объективно явиться и раскрытием диалектики соотношения случайности и необходимости в развитии органического мира. Теория Дарвина показала «относительность различия случайного и необходимого», понимание которого, как указывает В. И. Ленин, отличает диалектику от метафизики в трактовке этих категорий. Согласно Дарвину, целесообразность первичных наследственных изменений носит случайный характер. Эта случайность есть отношение между отношениями: отношением характера внешнего воздействия к наследственному изменению и отношением данного изменения ко всему организму как целому и через это — к подвижному комплексу окружающих организм условий органической и неорганической среды. Одновременно же это полезное изменение является в определенном отношении необходимым, как закономерный результат воздействия некоторых факторов среды в известных условиях. Возникновение целесообразности в процессе отбора с необходимостью предполагает среди множества изменений наличие относительно полезных приспособительных изменений, на которые и осуществляется отбор. Развитие науки раскрыло в некоторых областях природы ряд условий, при которых осуществляется приспособительная изменчивость. И. В. Мичурин признает приспособительно направленные изменения в качестве одной из закономерных форм изменчивости. Т Д. Лысенко вскрыл закономерности возникновения приспособительных изменений на материале экспериментального превращения наследственно яровых культур в наследственно озимые. В микробиологии обнаружен приспособительный характер изменении бактерий в ответ на воздействие внешних факторов.

Приспособительное изменение, являющееся закономерным, необходимым в определенных случаях, не носит всеобщего характера и поэтому не является необходимостью по отношению к изменениям вообще. И. В. Мичурин решительно возражал против ламаркистской идеи прямого полезного приспособления [4] как всеобщей закономерности. Теория прямой акклиматизации, писал он, стоит «за пределами науки».[5] Т. Д. Лысенко развивает представление об «адекватной изменчивости», находящейся в известном соответствии с характером вызывающих ее внешних причин. Основные высказывания этого ученого по данному вопросу требуют различать адекватность изменения и приспособленность к среде. «Адекватная изменчивость это еще не приспособительная изменчивость.» [6] Приспособленность организма к среде, полезность его свойств — результат только естественного отбора.[7] Одной из возможных причин явления приспособительной изменчивости как частного случая изменчивости вообще может служить воздействие на изменчивость естественного отбора, допускавшееся Дарвином.[8] Следовательно, такого рода приспособляемость опосредствована естественным отбором и может быть объяснена при помощи последнего. Приспособляемость и целесообразность — не нечто первичное, — говорил Н. Е. Введенский, — «но свойства, выстраданные живыми организмами в многовековой борьбе за существование и передаваемые наследственно.»[9] Там, где нет соответственной наследственной основы, закалка и воспитание оказываются бессильными выработать наследственные приспособления. Это показывают, в частности, работы китайских ученых по предпосевному закаливанию растений. Проводившееся ими закаливание против засухи оправдало себя в отношении пшеницы, тогда как по отношению к рису оно дало отрицательные результаты, так как эта культура по своей природе, сложившейся под воздействием естественного отбора, не имеет наследственных возможностей соответствующего приспособления.[10]

Целесообразность, возникая первоначально как случайность, не вытекающая из общих законов изменчивости организмов, развивается в процессе отбора в общий необходимый признак. Действие закона естественного отбора, создающее целесообразность, необходимо. Необходимое действие этого закона превращает случайность в необходимость. Таким образом, образование органической целесообразности в ходе отбора есть необходимый, закономерный процесс создания новых форм, однако в диалектическом понимании необходимости.

Дарвин показал, что органическая целесообразность возникает как результат сложнейшего диалектического взаимосцепления причин, составляющего закон естественного отбора. В его теории «основные процессы природы объяснены, сведены, — по словам Энгельса, — к естественным причинам.» [11] Дальнейшее развитие науки не могло не уточнить, не вскрыть новые аспекты этой причинной связи. Но не может быть материалистической эволюционной теории без признания решающей роли естественного отбора. Всякий отход от основного принципа дарвинизма всегда неизбежно связан с метафизическим подходом к тем или иным категориям (причина и следствие, случайность и необходимость, общее и отдельное), создающим гносеологическую возможность телеологических выводов.

Открытие И. П. Павловым условных рефлексов дополнило дарвиновское учение о происхождении органической целесообразности материалистическим объяснением самой основы механизма целесообразного поведения высших животных. Последнее явилось объективно, подобно тому как это имело место и в теории Дарвина, применением диалектики причины и следствия, случайности и необходимости. Образование условного рефлекса предполагает, что раздражение, случайное по отношению к безусловной реакции организма, совпадает с последней, включаясь тем самым в необходимую связь. Способность безусловного раздражителя вызывать с необходимостью определенную реакцию передается ранее индифферентному агенту, становящемуся условным раздражителем. При слишком продолжительном отсутствии подкрепления условный рефлекс гасится и связь теряет свой необходимый характер. Условно-рефлекторная деятельность животного, включающая в себя взаимопревращение случайности и необходимости, позволяет ему находить пищу, избегать врагов и т. д. «по разным случайным и временным признакам», создавая «огромную широту и глубину приспособленности, уравновешивания организма с окружающей средой.»[12] Условный рефлекс играет роль механизма предвосхищения жизненно важных обстоятельств. Внешние причины действуют через посредство внутренних: условно-рефлекторная реакция включает момент обусловленности предыдущим опытом организма, выступающим в роли внутреннего. В теории условного рефлекса выступает и та сторона диалектического взаимоотношения причины и следствия, которая заключается в обратном воздействии следствия на причину. Уже образование условного рефлекса требует, чтобы рефлекторная реакция организма находила подкрепление. В процессе подкрепления осуществляется воздействие следствия (удовлетворение определенной потребности) на причину (соответствующий образ действия животного). Это же диалектическое отношение лежит в основе так называемых «произвольных» движений. И. П. Павлов рассматривает их как сложнейший рефлекторный акт, в который входит отражение не только внешних условий деятельности, но и собственных двигательных реакций и достигаемых с их помощью результатов. Когда раздражение жизненно важным безусловным агентом совпадает с движением животного, носящим вынужденный, пассивный характер, то, как следствие этого, возникает связь между корковыми центрами первого возбуждения и соответствующими кинестезическими клетками. В дальнейшем же возбуждение первых само вызывает через эту связь активную двигательную реакцию животного. Связь, возникшая как следствие пассивного движения, превращается в ближайшую непосредственную причину этого движения, принимающего характер активного произвольного действия. Причина и следствие меняются местами.

Положение И. П. Павлова о двустороннем направлении временных нервных связей вскрывает материальную основу обратного воздействия психического на окружающий мир. На основе объединения физиологических процессов в нейронах мозга возникают образы — ощущения, восприятия, представления, определяющие замыкание данных центров с двигательными центрами. Ответная реакция опосредствуется, таким образом, в случаях сложнейших видов поведения высших животных психическими образами объектов внешнего мира. На основе сложившихся у животного в его индивидуальном опыте систем условных рефлексов под влиянием того или другого условного раздражителя в коре мозга возникают приблизительно такие же образы с такой же локализацией их во внешней среде, как это имело место при возникновении этих временных связей. Отражение, жизненно важных объектов в единстве с действиями животного направляет, регулирует приспособительные движения последнего по отношению к этим объектам. Целесообразность высшей деятельности животных достигается с помощью средних, психических звеньев рефлекторных актов. Это — высшее качество целесообразности в органической природе, связанное с активной ролью психики животного. Оно же лежит в основе возникновения реальных целей человека.

Отрицание возможности рассмотрения психического в качестве непосредственной причины действия вытекает из абсолютного противопоставления идеального материальному вне гносеологии, из непонимания того, что психические процессы, являясь в познавательном отношении субъективным отражением, представляют в то же время промежуточные звенья рефлекса, особое состояние головного мозга. Бихевиоризм, отрицающий реальность явлений психики как качественно своеобразной формы нейродинамических процессов, не в состоянии решить проблему детерминации действий высших животных факторами окружающей среды. Объяснение целесообразного Характера высших форм поведения животных, игнорирующее роль психического звена рефлекса, субъективного образа, логически приводит к наделению всех биологических процессов психическими свойствами и дает возможность для телеологических выводов.[13]

Признание активной роли психических отражений предметов в целесообразности движений высших животных позволяет связать возникновение и действие сознательных целей человека с общей целесообразностью органической природы. Активное действие человеческих целей представляет собою новое, высшее качество этой целесообразно регулирующей функции психического.

Вместе с тем исследование роли психического в поведении животного показывает отсутствие у животных целей. Ощущения, восприятия и представления высших животных, будучи психическими явлениями, идеальными образами предметов объективного мира, целесообразно направляющими действия животных по отношению к этим предметам, возникают на основе деятельности первой сигнальной системы, не являясь целями.

Диалектический материализм, в полном соответствии с данными естественных наук, не допускает отождествления сознания человека с психикой высших животных. Наделение последних способностью мышления, способностью ставить перед собою цели и руководствоваться ими в своих действиях, противоречит сущности понимания единства и различия между обществом и природой в диалектическом и историческом материализме. Как справедливо указывает советский исследователь высшей нервной деятельности антропоидов, Э.Г.Вацуро, нивелировка качественного отличия интеллектуального поведения человека и животных исключает полностью «всякий истинно каузальный подход к проблеме интеллекта.»[14] Примером такой нивелировки служат взгляды Кёлера, Йеркса и других в современной буржуазной науке, согласно которым у человекообразных обезьян мы находим разумное поведение того же самого рода, что и у человека. Теории, наделяющие психику животных целями, связаны с телеологическим течением гештальтпсихологии.[15] Неспособность животных оперировать представлениями, ситуативная связанность их конкретного мышления, отсутствие общих понятий — все это совершенно исключает возможность существования у них целей.

Дарвиновская теория происхождения органической целесообразности и открытие Павловым основных мозговых процессов, регулирующих целесообразное поведение высших животных и человека, явились наряду с развитием техники основой для возникновения кибернетики. Эта абстрактная, точная теория регулирующихся сложных систем изучает общие принципы целесообразно осуществляющихся процессов. Она полностью подтверждает материалистическое понимание цели и целесообразности, позволяя в то же время несколько по-новому осветить эту древнюю философскую и естественнонаучную проблему.

Кибернетика открыла возможность точного количественного измерения и реализации в искусственно создаваемых машинах отношений информации, обратной связи, регуляции, управления, которые в качестве общих необходимых звеньев входят в любую целесообразно ведущую себя систему. Эти особенные формы материальной связи приобретают характер общих закономерностей с возникновением жизни, важнейшим фактором которой служит полезность конечного эффекта. Обратная связь — метод управления системой путем включения в нее результатов ее предшествовавших действий — составляет основную общую сторону отношения целесообразности. Она представляет собою специфическую для взаимодействия между управляющим и управляемым устройствами форму отношения обратного воздействия следствия на причину, на которое давно уже обращала внимание диалектика. Информация о разнице между требуемым состоянием и фактическим, передаваемая по каналу обратной связи, превращается в причину, заставляющую регулируемую часть устройства двигаться так, чтобы устройство все более приближалось к этому состоянию.

С представлениями кибернетики прежде всего прекрасно согласуется сама теория естественного отбора, как регулирующего механизма эволюции.[16] В то же время применение кибернетических методов показывает ошибочность идеи прямого приспособления.[17]

Теория естественного отбора дала в общей форме материалистический ответ на вопрос о причине возникновения целесообразной саморегуляции организмов. Но дарвиновское объяснение того, почему возникла такая особенность живых существ, должно быть дополнено объяснением того, к а к в принципе может осуществляться эта саморегуляция. Телеология неовитализма опиралась на трудности, встававшие перед детерминизмом при ответе на последний вопрос. Пытаясь модернизировать анимистические воззрения, неовитализм стремился увязать их с законом сохранения энергии. Так, согласно неовиталисту И. Рейнке, идеальные начала — доминанты, эти «демоны» или «кормчие энергии», могут осуществлять свои цели, лишь считаясь с незыблемыми законами сил природы. Оставляя без изменения количество энергии, они определяют ее качественную сторону, «направляют и регулируют и превращают одну форму энергии в другую.»[18] Г Дриш выдвигал представление о нематериальной энтелехии, в качестве цели определяющей гармоничное отношение частей и направляющей действие материальных факторов, например, в процессах регенерации. Регулирование он понимал как прямое, линейное управление протекающих в организме процессов со стороны надматериального начала, преследующего «цели» и «планы». Кибернетика же позволила понять в общем виде принцип регулирующейся системы с обратной связью, не оставляющий места телеологическим идеям. С этой точки зрения (не в энергетическом отношении) организмы представляют собою сложные замкнутые автоматические системы с обратной связью, что исключает управление ими со стороны «энтелехий» и т. д.

Кибернетический принцип обратной связи одновременно подрывает еще один из корней телеологического мировоззрения. Благодаря циклической связи элементов в замкнутой системе с петлей обратной связи возникает качественно новое функциональное единство, которое содержит в себе больше, чем свойства составляющих его первичных элементов. Старым спекуляциям телеологии на несводимости целого к простой сумме частей кибернетика противопоставляет практически проверенное в технике решение, в котором находят конкретное воплощение положения диалектики.

В замкнутой циклической причинной цепи система взаимодействует сама с собою: отклонение ее состояния от нормы служит / каждый раз причиной устранения самого этого отклонения. Так, например, нормальным является содержание сахара в крови, равное, примерно, 100 мг на 100 мм. Повышение его количества вызывает выделение инсулина, стимулирующего превращение сахара в гликоген и отложение последнего в печени. Недостаток же сахара приводит к мобилизации адреналина, вызывающего обратное превращение гликогена в сахар.# Подобного же рода регуляции имеют место в работе мышц, зрачка, при поддержании постоянства температуры тела, давления крови и т. д. Здесь везде имеет место непрерывное исправление нарушений, через которые осуществляется норма. Устойчивость ее, отрегулирован- ность существуют именно благодаря отклонениям. Отрицательная обратная связь содержит в себе противоречие — относительное равновесие взаимосвязанных противодействующих факторов. Это исключает наличие «цели», «плана», «разумности» в организмах. Развитие кибернетики уже привело к созданию, на основе соответствующего устройства обратной связи, первых машин, которые подобно животному организму способны сами восстанавливать свои функции после повреждения. «Таким образом, — замечает У Р Эшби, — теперь доказано, что восстановление функции, якобы требующее, как когда-то считалось, какой-то виталистической «силы» или особого «разума», вполне доступно обычному механизму, если он в определенной своей части обладает стохастическими свойствами и притом снабжен подходящей обратной связью.»[19]

Кибернетика еще раз подтверждает правильность павловской идеи условного рефлекса, открывая возможность для более глубокого понимания этой важнейшей закономерности действия мозга. Принцип обратной связи наводит физиологов на мысль дополнить схему рефлекторной дуги схемой регуляционного цикла, как более полно отвечающей целесообразному характеру поведения.[20]

Кибернетика представляет собою науку, материалистическую по своему духу, обладающую ярко выраженной антителеологической направленностью. Однако ее бурные успехи при их одностороннем рассмотрении оставляют известную возможность для прямо противоположных, идеалистических построений. Допущение наличия у кибернетических машин сознания, мышления, получившее распространение среди литераторов в капиталистических странах, приводит к своеобразной «машинной телеологии», наделяющей сознательными целями созданную человеком технику. На самом же деле, как бы ни были совершенны, «умны» автоматы, они останутся всегда лишь органами человеческой мысли, проводниками его целей. Надо однако признать, что у современного «машинного анимизма» имеются серьезные гносеологические корни в виде одностороннего понимания подлинных фактов, достижений кибернетической науки и техники, связанного с односторонней же трактовкой относительности и абсолютности противоположности сознания и материи. Объективно к телеологии здесь ведут как дуалистическая, так и вульгарно- материалистическая тенденции в рассмотрении последнего вопроса. Психические процессы являются в определенном отношении процессами передачи, переработки и хранения информации. Если, признавая это, стоять на точке зрения безотносительности, абсолютности идеального, нематериального характера сознания человека (игнорируя указанйя Ленина об относительности противоположности материи и сознания вне узких рамок гносеологии), то логически последовательным будет утверждать, что информация —, явление идеального порядка, а тем самым — наделять кибернетические машины духовными свойствами, сознанием. По сути дела к неизбежности такого вывода пришел в своей брошюре С. Ф. Анисимов. Он пишет, что вопрос об отношении информации к материи есть частный случай основного вопроса философии о соотношении материи и сознания.[21] Другими словами: информация есть идеальное явление, существующее не только в голове человека, но и вне ее, в отношениях между вещами (напр., во взаимодействии между частями электронной машины) С. Ф. Анисимов опирается при этом на высказывание Н. Винера — «информация есть информация, а не материя и не энергия».[22] Последнее, однако, направлено против грубо-механистического понимания и уточняется Эшби, как отрицание «вещности», субстанционального характера информации.[23] Если в этом видеть идеалистическое понимание информации, как это делает, акад. Тодор Павлов,[24] то «идеализмом» придется объявить и такие, например, утверждения, как — «пространство есть пространство, а не вещество и не энергия.»

Момент вульгарно-материалистического подхода к сознанию проявляется в какой-то мере в книге инженера И. А. Полетаева «Сигнал». В итоге автор приходит к утверждению принципиальной возможности искусственного синтеза сознания в машине.[25]Подобное утверждение можно понять только как проявление страстного увлечения энтузиаста, специалиста в области кибернетики, протестующего против попыток догматиков преуменьшить возможности его науки и поставить предел ее развитию- Подобные попытки носят часто агностический характер, ибо исходят фактически из представления о принципиальной непознаваемости мысли человека. В свою очередь они связаны с анимистическими взглядами на сознание как на начало, якобы абсолютно противоположное материальным процессам и не могущее поэтому быть моделированным в технических установках. На Западе эти взгляды открыто выражаются церковниками, злобно нападающими на молодую науку: «кибернетика — это порождение развратного материализма, она лишает человека духа, которым одарил его бог».[26] В борьбе против такого рода анимизма надо иметь в виду грань, отделяющую критику его с позиций диалектического материализма от критики с позиций механистического материализма, перерастающего в вульгарный. И. А. Полетаев же иногда не видит этой грани. Признание принципиальной возможности познания и алгоритмизации всех процессов сознания отнюдь не равносильно допущению возможности искусственного сотворения самого сознания. Товарищи, выступающие с утверждениями, сходными с указанной точкой зрения И. А. Полетаева, ссылаются иногда на слова Ф. Энгельса о том, что мы «доказываем правильность нашего понимания данного явления природы тем, что мы сами его производим».[27] Но они в таком случае вырывают часть энгельсовской фразы из контекста. Стоящее у Энгельса дальше выражение «вызываем его из его условий» шире понятия «производим». Леверрье сделал свои расчеты на основании коперниковской Модели солнечной системы, но не произвел, конечно, солнца с планетами. Моделируют, но не продуцируют познаваемый объект — мышление, и кибернетики в создаваемых ими автоматах. Для искусственного создания, а не моделирования только, мышления потребовалось бы искусственное создание живого человеческого мозга — естественного следствия миллиарда лет органической эволюции и десятков тысяч лет общественного развития коллективов миллиардов людей. Приписывать кибернетической машине сознание означает отождествлять модель с отражаемым ею объектом, т. е. все равно, что, например, считать световым лучом колеблющуюся веревку, отражающую поперечный характер колебания световых волн.

Проделанный нами краткий анализ показывает, что отношение, которое обозначается в биологии, физиологии, кибернетике понятием «целесообразность», представляет собою определенную сторону сложной причинной связи, состоящую в подчинении ряда причин задаче порождения определенного следствия. С высшей формой этого отношения мы встречаемся в деятельности человека. В последней в цепь причинно-следственной связи в качестве определяющего звена включается идеальная цель — субъективный образ конечного результата.

 

 


 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-25 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: