Последний вопрос Вильяма, так точно описавший ощущения Альберта в новом для него месте, был не единственным моментом в беседе, врезавшимся в память Альберта.
Ему очень хотелось иметь возможность говорить, для того чтобы и ускорить процесс своего восстановления, и начать выяснять, где он, что произошло и что, вероятно, будет дальше. Альберт уже неоднократно делал попытки управления своим речевым аппаратом, но это было, пожалуй, в сотню раз сложнее, чем пошевелить головой. Более того, если почти все свое тело он мог «рассмотреть» на фоне волн-помех, как бы отсвечивающих это тело изнутри в моменты соприкосновения частей тела друг с другом, то области шеи и головы все равно оказывались словно в какой-то темной зоне. Что не давало возможности свободно концентрироваться, к примеру, на движениях языка или гортани.
И сейчас Вильям очередным своим вопросом снова расставил точки над «i». Мешает ли Альберту говорить только неспособность транслировать мысли?.. Именно так, и никак иначе.
Альберт понял, что снова попал в ловушку своих убеждений. Он пытался издавать звуки и разговаривать ртом, как делал это и раньше, тогда как, по сути, понятия не имел, как делать это в том «сне», в котором находился. Только сейчас он обратил внимание, что вокруг него вообще не существовало такого элемента реальности, как звук. Хотя это и не означало, что вокруг была полная тишина. Что-то, так или иначе, затрагивало восприятие Альберта в фоновом режиме, чем-то дополняя общую картину в тех местах, где в его мире были бы звуки. Но уши Альберта были в этом абсолютно не задействованы.
Когда с ним разговаривал лектор, Альберт воспринимал уже готовые блоки информации. И, несмотря на то, что воспринимал он их как набор слов, он не был уверен в том, что именно набором слов эти блоки попадали к нему в голову. Он даже точно не помнил, шевелил ли Вильям губами во время разговора. Альберт задавался вопросом, как такое могло быть? Как он мог не помнить, шевелит ли его собеседник губами во время беседы? И, раз так, почему он вообще решил, что та информация, которая поступала к нему от Вильяма, поступала именно от него? Сейчас Альберт стал осознавать, что его сознание и привычка восприятия могли играть с ним злую шутку. Впрочем, находясь уже длительное время в ситуации более чем странной и щекотливой, он разумно решил не заводить свои мысли в недосягаемые глубины и намеренно из всех своих размышлений оставил лишь один вывод. Возможно, разговаривать ему доведется без участия языка.
Человек, с которым пришлось иметь дело Альберту, не отличался долгими вступительными речами. В этот раз Вильям не стал изменять привычкам и сразу перешел к делу.
- Я расскажу, как я передаю тебе информацию. Тебе нужно будет делать так же. Описание будет не таким прозрачным, как, к примеру, инструкция движения. Но это не должно смущать тебя. Твоему сознанию не обязательно каким-то специфическим образом понимать и представлять то, о чем я расскажу, чтобы ты смог начать говорить. Та часть тебя, которая отвечает за прямой обмен информацией, сама знает, как ей действовать. От тебя, как мыслящей части твоего я, нужен только небольшой толчок, чтобы ее разбудить.
Пространство, в котором ты находишься, состоит из информации. Еще можно сказать, что пространство состоит из энергии, и это будет практически то же самое. Любое действие, явление, тело – это энергия, и это информация. Ни энергия, ни информация не существуют в статике. Они всегда в процессе изменения. Любая мысль, как и любое движение – это действие, влияющее или, я бы сказал, направляющее изменение информации в ту или иную сторону, форму. Любая твоя мысль меняет структуру общего информационного поля. И, соответственно, в какой-то степени, всего, что тебя окружает.
Каждый момент времени происходит несчетное количество таких изменений. И все они воспринимаются любым человеком. Но в область внимания человека попадают, естественно, не все.
Если я хочу передать информацию именно тебе, я задействую твое внимание и удерживаю его на той информации, которую транслирую в пространство. Для удобства считай, что я формирую канал в пространстве – от меня к тебе. Это грубый образ, но наша задача сейчас не проникнуть в глубокую суть процессов, а вернуть тебе способность разговаривать. Когда мне надо сказать что-то нескольким людям, я формирую несколько каналов. Естественно, когда я говорю что-то, я не думаю о том, что строю какие-то каналы; все это происходит автоматически. Потому что давно записано в Мантру. Позже я расскажу про Мантру подробнее, а сейчас считай, что это набор тех основных сведений, которые каждый из нас знает по умолчанию.
Та информация, которую ты получаешь от меня, ее качество и полнота, зависят, в первую очередь, от качества установленного мной канала и от единства наших систем интерпретации. Качество установленного мной канала зависит от того, насколько часто мы взаимодействуем, и от того, с какой силой я привлекаю твое внимание. Мое усилие по привлечению и удержанию твоего внимания, в свою очередь, зависит от моих возможностей в этом направлении, от твоего согласия направить внимание на определенную информацию и от дистанции между нами в пространстве. Что касается согласия адресата, для которого транслируется информацию, то адресат на практике не может вообще проигнорировать информацию, попадающую в область его внимания, но, конечно, существуют способы закрыть свое внимание от каких-либо конкретных источников.
Дистанция между нами не влияет непосредственно на саму передаваемую информацию, но с расстоянием снижается действие моего усилия по удержанию твоего внимания на нужной информации.
У тебя, кстати, рот открылся.
Это краткая теория, теперь простое упражнение, чтобы дать твоему телу вспомнить, как разговаривать. Во-первых, потрать время, чтобы обдумать то, о чем я тебе рассказал. Пребывание этой информации в твоих мыслях приблизит тебя к ощущениям твоего тела. Во-вторых, пробуй вспоминать то, что ты испытываешь, когда слышишь меня: ты нащупаешь тот канал, о котором я тебе говорил. В-третьих. Я уже достаточно долго маячу перед тобой, чтобы ты запомнил мое лицо. Воспроизводи его в своих мыслях и транслируй в пространство то, что хочешь сказать мне. Делай это именно так, как подскажет тебе твое тело после выполнения первых двух пунктов. Но если решишь навязывать ему свою трактовку передачи информации, пусть это будет та трактовка, о которой я рассказал тебе. А не та, которая уже много времени отнимает у тебя б о льшую часть твоих сил.
Когда научишься говорить, расскажешь, что именно ты все это время пытаешься сделать.
В общем, пока это все, чем я могу помочь тебе в восстановлении функции речи. И этого более чем достаточно. Дальше ты просто будешь говорить. Тренируйся.
Первое слово (Вне Сна)
Только сейчас Альберт понял, как устал. Словно где-то рядом открылась дверь, и вместо уличного ветра Альберта просквозило тяжелым чувством уныния. Он был один, без друзей, без родственников, без своих привычек. Без тела. Он даже не понимал четко, что является более реальным: его воспоминания о жизни где-то в другом месте, других времени и обстоятельствах, либо его нынешние положение и мироощущение. Как они соотносятся между собой, и вообще, было ли с ним то, о чем он помнит… И происходит ли с ним то, что происходит сейчас.
Если это сон, то сон этот сильно затягивается. И хочется проснуться, несмотря на то, что сон небезынтересный. Альберт впервые здесь почувствовал, что у него нет ни малейшего желания разговаривать так, как это описал Вильям. И ему не хочется двигаться так, как рассказал Вильям. Ему хочется проснуться и поехать в автосервис договариваться о ремонте машины. Хочется полистать новостные сайты, пройти пару собеседований на новые места работы… И больше никогда не засыпать так надолго. Возможно, он вообще больше не будет спать. Что бы там ни было. Ну, хотя бы на минутку попасть туда, в его квартиру или офис. Только чтобы были люди вокруг. Нормальные. А не те, которые разговаривают так, что всю голову сломишь, пока поймешь, как.
Альберт был зол на своего доктора, соседа, сиделку или кем бы там ни являлся Вильям. Такого сокрушительного штурма своего мозга Альберт ожидать никак не мог. Было странно и самонадеянно со стороны Вильяма полагать, что все сказанное им в отношении обмена информацией можно было запомнить или хотя бы понять. Потому что запомнить или понять все это было просто невозможно.
Но Альберт запомнил. Запомнил и даже обнаружил в себе странное осознание, что все это ему знакомо. Помимо обиды, а точнее, какого-то смутного ее подобия, Альберт одновременно испытывал восхищение Вильямом. Его рассказ, будь он хоть сто раз сложен для восприятия, был чистейшим набором нужной информации строго по определенной теме, без примесей разных разговорных сорняков и отвлечений на свободные темы. Только сейчас Альберт в полной степени осознал: Вильям действительно очень хорошо знает, что делает. А значит, с большой долей вероятности Альберт оказался здесь не случайно. Это было и хорошо, и плохо. Хорошо в том случае, если цель его пребывания в этом месте, искусно выдуманная кем-то другим, не включает причинение ему вреда. И плохо, если включает.
На этих размышлениях Альберту еще сильнее захотелось прояснить ситуацию со своим здесь пребыванием, что было неразрывно связано с необходимостью научиться разговаривать.
Недолго думая, Альберт мысленно нарисовал перед собой образ Вильяма, насколько это позволяли его художественные способности. По тому, каким размытым получился образ, Альберт как-то сразу понял, что с таким образом разговаривать не только бесполезно, но и не о чем. Однако все же решил попытаться сказать ему что-нибудь. Он выбрал наиболее тревожащую его тему и задал образу вопрос: «Где я нахожусь?». В воображении Альберта это выглядело так, будто прямо поверх нарисованного им образа собеседника был написан сам вопрос. Мысленно продержав такую картину у себя в воображении некоторое время и осознав, что способ этот пока не работает, Альберт вернулся к содержанию длительного объяснения Вильяма и постарался максимально внимательно вспомнить все, о чем тот рассказал. После, как и советовал Вильям, Альберт сконцентрировался на том, что «слышит».
На первый взгляд, это был новый тупик. Альберт понимал, что к нему почти непрерывно поступает какая-то информация. Куда «к нему» поступает эта информация, и откуда она поступает, определить было сложнее. Условно он выделил те данные, которые воспринимались им как будто через зрение. И тут же осознал, что никакого зрения у него нет. Просто выделенный им набор воспринимаемой информации содержал параметры расположения предметов в пространстве относительно друг друга и относительно самого Альберта. Отсутствие зрения оказалось новым открытием, от которого Альберту, будь он вне «сна», захотелось бы полезть на стену. Но здесь Альберт к собственному удивлению сохранял спокойствие.
Данные о том, «как звучат предметы», - а именно таким образом смог сформулировать для себя задачу Альберт, - предательски сливались со всем остальным, что, так или иначе, касалось его восприятия. Постепенно, присматриваясь к общему потоку информации, Альберт стал узнавать, какие данные имеют или, скорее, не имеют прямого отношения к тем предметам, которые находятся в его «поле зрения». Предметы, которые он мог видеть, были недвижимы и давали о себе только информацию в части их положения в пространстве. Однако параллельно Альберт воспринимал информацию, которая к этим предметам, по его субъективному предположению, отношения не имела. Альберт заключил, что эта информация, должно быть, и есть нечто, что вне «сна» было бы звуком.
…Или запахом. Альберт долго «наблюдал» за поступающими «звуками-запахами», чтобы определить направление, откуда они могут исходить, и положение рецептора этой информации в его теле. Не получалось ни то, ни другое.
Он пытался использовать ум по максимуму. Запахи в его мире имели более длительное по времени воздействие на человека, нежели большинство звуков, а также были менее изменчивы в единицу времени. Не было такого, чтобы Альберт уловил сильный запах цветов на две секунды, а после – резкая одномоментная смена и другой запах. И снова цветы.
Со звуками резкая смена была обычным делом. Альберт вспомнил ход секундной стрелки часов на своем письменном столе. Звуки шагов. Падение столового прибора на пол или в мойку. Гудок автомобиля под окном. Резкое начало и более резкое окончание, чем у ощущения запаха.
По этому критерию поступающая информация, за которой наблюдал Альберт, походила все же, скорее, на звуки. Она могла быть обрывочна. Но этого вывода было мало, и какой-либо практической пользы для способности разговаривать сам по себе он не нес.
Альберт решил пойти по другому пути и начал вспоминать, как к нему поступала информация от Вильяма. Именно его слова. Альберт раз за разом прокручивал перед собой запомнившиеся части последней речи Вильяма, пытаясь одновременно уловить, как он «слышал» слова. Проще было поднять себя за волосы. Альберт вообще сейчас не понимал, как он, когда был еще вне «сна», различал, что он видит, а что слышит. Что слышит ушами, а что посредством обоняния. Или даже что чувствует кожей. Все это было уже чрезвычайно далеко от него, а может, и вообще никогда с ним не было. За пределами «сна» он мог закрыть уши руками и отсечь часть поступающей информации, а здесь он даже не знал, что именно надо закрыть руками. Он руками-то научился шевелить… совсем недавно.
…сколько времени назад он научился шевелить руками?? Сколько времени он здесь находится? Альберт долгое время пытался игнорировать этот вопрос, но вопрос сам выбирался наружу. Пусть неопределенное, но ощущение времени явно присутствовало. Хотя здесь это ощущение не полностью соответствовало тому, что было вне «сна».
Видимым признаком наличия временной линейки здесь являлась запоминаемая последовательность событий. Каждый последующий эпизод шел за предыдущим, и именно в такой последовательности Альберт мог их вспоминать. Но это все. Если вне «сна» Альберт всегда имел представление о том, сколько примерно времени прошло между теми или иными событиями, пусть даже не точное представление, то здесь он абсолютно не понимал, ни сколько времени проходит между событиями, ни сколько длится само событие. И это, казалось, даже не было связано с отсутствием у Альберта часов или какого-то другого внешнего ориентира. Ориентира не было внутри него. Либо время в этом пространстве было неравномерным. То есть при воспоминании одного и того же события оно могло одновременно казаться и молниеносным, и утомительно долгим. Хотя при этом Альберт понимал, что вне «сна» аналогичное событие – к примеру, очередной монолог Вильяма – не мог быть ни молниеносным, ни чересчур долгим. А занял бы этот монолог десять минут, и так и помнил бы про него Альберт в последующем: монолог длился десять минут. Ни больше, и не меньше. Здесь же время представлялось бесформенной, безразмерной и бесконечно изменчивой кляксой на фоне происходящего. И ориентироваться на эту кляксу было никак нельзя.
Альберт пошевелил рукой. Так как ему очень захотелось сделать что-то, что ему точно удастся сделать. Пошевелил еще несколько раз, медленно. Пронаблюдал, что каждое его движение, при максимальном сходстве с предыдущим, может занимать совершенно другое время. Или то же самое?
Устав от неустойчивой картины времени, Альберт вернулся к попыткам обнаружить в себе способность разговаривать. Однако очень скоро прекратил все размышления и стал просто наблюдать за тем, какая информация приходит к нему, без насильственных попыток рассортировать ее по чувствам. После молчаливого наблюдения, которое длилось, как водится, неизвестно сколько, поступающая информация немного видоизменилась, приобрела краски, и Альберт даже стал улавливать в ней какой-то внутренний порядок. Как если бы из нагромождения звуков шумной городской улицы внезапно сложилась какая-то мелодия. Не то, чтобы прямо готовая композиция, а так, что-то слегка ритмичное. Альберт ощутил в этом какую-то приятную для себя гармонию. Информация вокруг него с красками постепенно приобретала структуру, нестабильную и совершенно для него необъяснимую, но точно существующую. Альберт впервые, с момента появления в этом месте, заметил, что ему даже комфортно, и что комфортно ему от того, что он сам, всем своим существом, равно как и все вокруг него, является неотделимым и в то же время самостоятельным элементом наблюдаемой им информационной структуры. Полноценной и гармоничной в самой себе. Сугубо замкнутой, но бесконечно огромной.
В этом ощущении, боясь лишней мысли, Альберт провел безмерное количество времени. И в какой-то момент, будто без собственного участия, как продолжение самого себя направил в эту структуру свое имя. Информационный фон на долю мгновения слегка съежился и… едва слышно, но ясно прошелестел в себе: «Альберт».
В комнату зашел Вильям и, как это было уже не раз, сел перед Альбертом.
- Вильям. Рад знакомству.
Рассказ (Вне Сна)
Несмотря на успешно произнесенное в пространство имя, Альберт потратил еще много времени на то, чтобы овладеть способностью разговаривать. Для этого ему пришлось еще неоднократно воспроизводить то состояние сопричастности окружающему пространству, которого он достиг едва ли не случайно, не давая своим размышлениям перебивать самого себя. Впоследствии он вспоминал, что тот случай с трансляцией своего имени в «сон» - а именно так он удачно для себя определил то место и состояние, в котором находился, - стал для него первым основным шагом в самоидентификации внутри нового пространства. Этот случай явился, в первую очередь, актом самопровозглашения существа Альберта в новом месте и, одновременно, рождением связи между мышлением Альберта и процессами «сна». И уже во вторую очередь, это была успешная попытка произнести что-то вслух. Произошедшая, к слову, почти без его волевого усилия.
Овладение возможностью говорить потребовало еще много усилий от Альберта, но после этого случая любые навыки по управлению собой во «сне» давались ему несравнимо легче. Пространство вокруг словно заметило его и приняло как свою составляющую. Альберт, в свою очередь, транслировал и принимал информацию, ощущая себя частью нового пространства и действуя как его часть.
Слова в этом месте несли в себе принципиально большее значение, нежели в мире, к которому привык Альберт. Каждое произнесенное слово входило в общую информационную структуру «сна», меняло ее и оставляло там след. Даже если этот след был едва заметен, он оставался там навсегда. Альберт сравнивал это вечно меняющееся информационное море, в котором оказался, с глобальным кубиком Рубика, каждое движение, мысль в котором являлись отдельными ходами в его сборке. При этом по текущему состоянию кубика можно было узнать конкретного автора того или иного хода. Что подразумевало ответственность за каждый ход. Поэтому, как только Альберт впервые увидел передвижение собственного имени по пространству вокруг себя, он почувствовал, что поставил подпись под фактом своего здесь существования, пусть даже и не являясь инициатором этого существования.
Пространство вокруг Альберта ощущалось им чрезвычайно сложным для изучения, но умеренно дружелюбным. И постепенно взаимодействуя с этим пространством, он достиг следующей скорости его изучения: он получил возможность разговаривать с Вильямом, а если быть точнее, обмениваться с ним готовыми блоками информации.
Когда Альберт еще не мог произнести ни звука и даже когда впервые произнес свое имя, у него был миллион вопросов к лектору. Но позже, к моменту, когда он овладел способностью говорить в достаточной для свободного общения мере, он понял три вещи. Во-первых, миллион вопросов сразу задать не получится и стоит запастись терпением. Во-вторых, с частью вопросов стоит повременить, дабы сохранить в норме остатки своей психики. И в-третьих, даже оставшиеся вопросы лучше задавать аккуратно, чтобы поберечь психику собеседника.
- Я благодарен за твою помощь. - Это было первое, что сказал Альберт, когда, наконец, подошло время осмысленного разговора.
- Пожалуйста! – вежливо ответил Вильям, на этот раз не торопясь брать инициативу в разговоре в свои руки.
- У меня есть несколько вопросов, я могу их задать?
- Готов даже ответить тебе.
- Где я нахожусь?
- Ты находишься в моем доме, на улице Академиков, в двух кварталах от Университета, где проходила лекция. Я был вынужден пригласить тебя таким слегка навязчивым способом, так как тебе стало плохо прямо после лекции.
Альберт ненадолго подвис. Улица Академиков? Вильям Гарсиа? Два квартала от университета?? Какая изысканная чушь… Однако Вильям никак не показывал, что пошутил в чем-то.
К тому же Альберта интересовало не совсем то, о чем говорил собеседник. Проблема точности формулировок была знакома Альберту давно, но в этой ситуации все было в разы сложнее. Не скажешь же, что ты, кажется, явился с другой планеты, где не то что на улицах Академиков не живут люди с такими именами, но вообще все по-другому. Могут и сопроводить, куда следует. И Альберт изо всех сил был осторожен в высказываниях.
- Вильям, ты мог бы рассказать, что случилось со мной? Почему мне пришлось учиться двигаться и говорить заново? Если честно, я не узнаю многих вещей, которые происходят вокруг меня.
- Пока я не могу сказать точно. Условно считаем, что у тебя была травма. Результатом этой травмы явилась частичная потеря функций. Мы их начали восстанавливать. Пока все идет успешно. После того, как ты задашь мне вопросы, интересующие тебя, мы пообщаемся о том, что могло послужить причиной травмы. Из этого будем исходить в дальнейшей корректировке твоего состояния. Все постепенно. В любом случае, доведем дело до конца, в этом плане можешь не беспокоиться.
После некоторого молчания Альберт разумно решил, что все его вопросы лучше совместить с дискуссией о произошедшей «травме». И выдавать собственные мысли по этому поводу порционно, по ситуации. О чем и сообщил Вильяму.
- Хорошо, - ответил Вильям, - в этом случае мне нужно знать – очень подробно – твое восприятие и мнение о происходящем. Ты не мог и до сих пор до конца не можешь двигаться. Ты не мог разговаривать. У тебя почти отсутствует чувствительность тела. И ты говорил мне, что раньше управлял своим телом иначе. У тебя до сих пор глубочайшая яма во взаимодействии с окружающим миром и самим собой. Несложно догадаться, что у всех этих явлений есть предыстория. И я хотел бы ее узнать.
Но сначала я повторю вопрос, который уже задавал тебе раньше: ты узнаешь пространство вокруг себя?
- Нет.
- Хорошо. Точнее, приемлемо. В этом случае я прошу тебя не думать о том, насколько правдоподобно будет выглядеть твоя история. Как бы там ни было, ты болен, а правильно поставленный диагноз – это половина лечения.
Поскольку Вильям открыто обозначил свою готовность к невероятным историям, Альберт решил поведать свою историю с того самого момента, когда в его жизни произошла череда неприятных событий. Он рассказал о потере работы, неудаче в личной жизни, автомобильной аварии. Рассказал о визите неизвестного субъекта в кафе, об экстравагантном поступке этого субъекта, когда тот увел или спрятал куда-то всех окружавших их людей. И о том, как Альберт в итоге оказался здесь. В полной неспособности совладать с реальностью.
Вильям слушал внимательно и заинтересованно, и поэтому рассказ Альберта длился долго. Альберт поведал, что его переход в нынешнее состояние был подобен смерти, насколько это можно было себе представить, или выходу в тяжелый, беспробудный сон, из которого нельзя выбраться. Рассказал, что был бы шокирован происходящим, но слово «шокирован» в этом пространстве не имеет смысла, так как никаких эмоций здесь словно нет.
И еще рассказал, что, несмотря на наличие воспоминаний, сейчас не уверен в том, что все, с ним произошедшее, было на самом деле… И сознание его в данный момент находится в крайне опасном положении. В положении, при котором нет ни единой точки опоры.
Часть четвертая. Мантра
Мантра (Вне Сна)
После своего рассказа Альберт не получил от Вильяма почти никаких комментариев. Все время, пока говорил Альберт, Вильям слушал его с неподдельным интересом, и, давая высказаться, почти не перебивал собеседника. В течение рассказа он задал от силы три-четыре вопроса.
По его реакции было не ясно, насколько версия событий, изложенная Альбертом, была вхожа в ту реальность, в которой Альберт гостил сейчас. Тем не менее, Вильям воспринял рассказ более чем спокойно. В качестве обратной связи он сказал, что ему нужно все обдумать, но, как бы там ни было, Альберту понадобится много терпения для восстановления картины мира. На этом беседа закончилась.
И сейчас, после некоторого отсутствия, Вильям вернулся для продолжения диалога.
- Я расскажу тебе про Мантру. И в своем объяснении я постараюсь быть предельно последовательным…
Ты знаком с этим Миром пока лишь поверхностно, и моя задача сделать твои знания более глубокими. Программу знакомства составляю я, ориентируясь при этом на скорость восстановления твоего мировоззрения, а точнее мирознания, и полноту его содержания. Если возникают вопросы, спрашивай. Но не спеши обгонять сегодняшнюю тему беседы.
- Хорошо, - согласился Альберт.
- Итак. Мантрой называется проговор, который человек начинает читать через какое-то время после своего рождения и воспроизводит его до самой смерти. Мантра определяет принадлежность существа к данному миру, и одновременно содержит мир в его текущем состоянии. Мантра – связка Мира и его жителей. Если прекратить чтение Мантры, мир в том виде, в котором мы его знаем, исчезнет, так как будет остановлено его описание – Мантра.
Вильям произносил слова нарочито отчетливо и делал паузы после каждого предложения, будто прицельно закладывал каждую фразу на свое место в голове Альберта.
- Мантру можно назвать соглашением между Миром и человеком, или, скорее, сам Мир можно назвать единой системой координат, негласно выработанной человечеством для самого себя, и поддерживаемой с помощью коллективной Мантры.
Мы произносим Мантру почти всегда – когда молчим или говорим, когда занимаемся своими делами, когда расслаблены или сконцентрированы. Мантра затихает лишь в момент финальной вспышки сознания, и тогда мир вокруг нас растворяется.
- Как можно произносить что-то, когда молчишь?
- Мантра – это проекция твоих мыслей, живущих без твоего непосредственного участия. Когда ты молчишь, Мантра продолжает звучать.
Изначально человек учится произнесению Мантры, начиная свое движение в Мире. Его учат понимать и воспринимать пространство и явления так, как предполагает единая система координат, общая негласная договоренность, поддерживаемая коллективной Мантрой. Первые элементы Мантры приходят со словами родителей, после при взаимодействии со сверстниками, обучении. Со временем в воспринимаемом и перерабатываемом потоке информации транслирование Мантры переходит на уровень подсознания. И тогда Мантра начинает направлять себя почти самостоятельно.
Это первый аспект Мантры, ее информационная составляющая. Второй аспект – основной – заключается в том, что Мантра является потоком энергии, который каждый из нас транслирует в структуру Мира, исходя из сведений своего мысленного проговора.
Текущая структура Мира, в свою очередь, есть результат и воплощение информации, продиктованной коллективной Мантрой – общим энергоинформационным потоком всех присутствующих в пространстве Мантр схожей частоты.
- Вильям, ты прости, но у меня сейчас голова лопнет от твоей манеры изъясняться, - не выдержал Альберт, - Иногда ты бываешь сложен, как учебник по физике для старших научных сотрудников. Если такой есть. Мне и так сейчас… не очень.
- Я постараюсь говорить проще. Но это займет больше времени.
- Пожалуйста! Я не успеваю переваривать, что ты говоришь.
- Каждый человек транслирует в пространство свою Мантру. Мантры всех людей, имеющие некоторые различия, сливаются в одну и образуют коллективную Мантру. Которая и является описанием реальности.
- Теперь понятно. Спасибо
- Коллективная Мантра, к примеру, описывает то, как ты сейчас видишь себя, как ты воспринимаешь себя, как тебе управлять своим телом. Ты находишься именно в этой реальности, а не в какой-либо другой. Поэтому видеть себя и управлять собой ты можешь только так, как описывает коллективная Мантра.
На поддержание Мантры человек тратит свою собственную энергию, которая была дана ему при рождении, и запас которой ограничен.
Когда после лекции ты упал, транслируемая тобой Мантра была слаба, будто ты находился на грани смерти.
- Я тоже транслирую Мантру?
- Да. Но энергии в тебе сейчас крайне мало. Поэтому частота твоей Мантры сейчас не совместима с частотой коллективной Мантры. И ты не выстраиваешь тот Мир, в котором находишься. Это искусственная ситуация, созданная моими действиями. Пока именно благодаря этим действиям ты существуешь. Но об этом позже.
Частота Мантры – это ее условная характеристика, определяющая картину Мира вокруг тебя. Ты видишь и чувствуешь то пространство, которое выстраивает вокруг тебя твоя Мантра, имеющая определенную частоту. Если меняется частота транслируемой тобой Мантры, меняется Мир.
- От чего меняется частота Мантры?
- Частота Мантры конкретного человека зависит от текущего уровня его энергии – прямо, и косвенно – от способности эту энергию расходовать. На поддержание Мантры всегда уходит энергия, но на поддержание Мантры на определенной частоте можно тратить очень много энергии или не очень много. Это называется силой подачи Мантры.
В детстве, когда запас энергии еще велик, чтение текста Мантры начинает происходить по умолчанию, без внимания человека, и человек забывает о нем. Что является серьезной ошибкой.
Искусство правильного дозирования Мантры, ее подачи, человеку не прививается: этому не учат, эти сведения не являются общедоступными. И тем более человека не учат управлению Мантрой – направленной смене ее частоты. Сама информационная составляющая Мантры, проговор, также практически не содержит информации о самой себе. А поскольку, со временем любая мысль человека перестает выходить за пределы информационного блока Мантры, то забыв о ней один раз – что происходит в жизни любого человека, вспомнить о ней без посторонней направленной помощи уже невозможно.
Так человек приобретает постоянную и неконтролируемую утечку своей жизненной энергии.
- Почему тогда ты помнишь о Мантре? И рассказываешь о ней.
- Мне помогли вспомнить.
Поскольку ты сейчас находишься именно в этом Мире, в Мире, собранном Коллективной Мантрой, это меняет и твою собственную Мантру. Закон обратного влияния. Именно поэтому твое тело, являющееся частью этого пространства, начинает поддаваться тебе. В первую очередь поэтому, а уже во вторую благодаря моим скромным объяснениям и твоим тренировкам. Именно это влияние я имел в виду, когда говорил, что у тебя все должно получиться.
Когда, не умея обращаться со своим телом, ты пытался управлять им в соответствии со своими старыми привычками, - ты пытался восстанавливать ту Мантру, с которой, видимо, появился здесь и сейчас. Это объяснимо, и так же нормально, как и бесполезно. Но сила, с которой ты делал это, - это и есть сила подачи Мантры, неважно какой. Чем более неистово ты подаешь собственную Мантру, тем больше силы тратишь на ее трансляцию, и тем больше энергии ты расходуешь. А в твоем положении это не только опасно, но и не вежливо. Все свои ошибки сейчас ты совершаешь за счет моих сил и ресурсов. Поэтому я снова прошу тебя внимательно относиться к своим действиям, и даже мыслям.
Альберт обратил внимание, что от укора в свой адрес он не почувствовал обиды, не почувствовал себя задетым, как это непременно случилось бы вне «сна». Информация воспринималась именно как информация, не более.
- Итак, - подытожил Вильям, - Коллективная Мантра – это направление Мира. Остановить общее звучание Мантры нельзя. Иначе Мир исчезнет. Транслирование Мантры является обязательным и базовым элементом сохранения той реальности, в которой мы находимся. И в то же время, Мантра является тем, что ведет каждого из нас к исчезновению и смерти, так как на нее затрачивается громадная часть нашей энергии.
Полная остановка Мантры для обычного человека невозможна, однако чтение Мантры подлежит контролю со стороны чтеца.
Возможности (Вне Сна)
К тому времени, о котором идет повествование, Альберт уже достиг серьезных успехов в управлении своим телом. С каждым новым движением тело становилось послушнее. Альберт уже не пытался двигаться так, как двигался вне «сна», что экономило его силы и увеличивало возможности; а сам «сон» с момента принятия первого произнесенного Альбертом слова – своего имени – становился дружелюбнее и податливее. Пространство вокруг уже не воспринималось таким вязким, как изначально. И хотя основные причины дискомфорта Альберта, такие как невозможность ориентироваться во времени, передвигаться, невозможность связать свои воспоминания с происходящим, - по-прежнему ощущались им в полной мере, Альберту несомненно становилось комфортнее. Восстановление речи, пусть и не в той форме, в которой привык Альберт, заставило его вновь почувствовать себя субъектом в Мире, где он находился. Что провоцировало на дальнейшее изучение этого Мира и продолжение поиска ответов на вопросы, которые еще даже не были заданы. А таких было большинство. И не задать их все сразу, скопом, помогало то ли какое-то неуловимое свойство этого Мира, исключающее всякое проявление суетливости и поспешности, то ли потаенный страх Альберта получить все ответы так же – сразу.
С каждым днем – хотя никаких дней для Альберта не существовало – он все меньше был уверен, что период пребывания его вне «сна» действительно имел место, и лишь четкие воспоминания, оставаясь неизменно доступными, являлись тому доказательством. Альберт старался уделять максимум внимания своим занятиям, но мысли находили время жить своей жизнью, и отловить их все не было никакой возможности. Мысли стремились ворошить воспоминания, строить догадки, взвешивать, анализировать; и большинство из них были бесполезны, поскольку сами явились из тех воспоминаний, которые могли оказаться иллюзией. Но одна из них, несмотря ни на что, представляла для Альберта несоизмеримую ценность: он не был мертв. И это означало, что останавливаться в поисках по-прежнему не было ни малейшей причины.
Альберт относился к своей неспособности передвигаться относительно спокойно. И без того было, чем заняться. Однако самостоятельное передвижение было для него обязательной ступенью, к которой он сознательно шел, понимая, что этот момент настанет. И настанет скорее рано, чем поздно. К тому же он уже достаточно успешно отрывал спину от дивана без помощи рук и, сидя, мог удерживать себя в таком состоянии.
Альберт не мог и не пытался объяснить себе наличие в этом месте силы притяжения, и, тем более, причин ее возникновения. Ее присутствие даже не казалось необычным, хотя и не совсем вязалось с необходимостью управлять своими действиями через визуальные образы. Альберт давно обратил внимание на порождаемую таким способом управления собой иллюзию безграничных возможностей. И в одной из следующих бесед стал расспрашивать об этих возможностях Вильяма:
- Вильям, ты рассказывал, что мое тело – это свет. Это было сказано обра