— Мне тоже. Убери руку с моей шеи, а?
Брианна очень медленно сползла с Роджера. Она все еще задыхалась, но совсем не потому, что ее душили. А ему не хотелось убирать руку с ее шеи. И не потому, что он опасался дать девушке свободу, а потому что ему было страшно потерять ощущение близости. Но это не могло продолжаться без конца.
Брианна подняла руку и сжала запястье Роджера, но не стала отталкивать его. Он услышал, как девушка тяжело сглотнула.
— Ну же, — прошептал он, — скажи… скажи это. Мне так хочется услышать…
— Я… тебя… люблю… — процедила она сквозь зубы. — Доволен?
— Ага, еще как. — Он снова обхватил ладонями ее лицо, очень нежно и бережно, и заставил Брианну приблизиться. Она подчинилась, хотя ее руки, лежавшие на руках Роджера, отчаянно дрожали. — Ты уверена в этом?
— Да. И что мы теперь будем делать? — пробормотала она — и расплакалась.
Мы. Она сказала — «мы». Она сказала, что уверена…
Роджер лежал в пыльной листве у дороги, грязный, избитый, умирающий от голода, прижимая к груди дрожащую, плачущую женщину, время от времени принимавшуюся колотить его в грудь крепко сжатыми кулаками… и был счастлив, как никогда в жизни.
— Тихо, — шепнул он, едва не раздавив Брианну в объятиях. — Все в порядке; есть и другой способ. Мы вернемся. Я знаю, как это сделать. Не беспокойся, я обо всем позабочусь.
Наконец Брианна оторвалась от него и замерла, устроившись рядышком и уложив голову на его согнутую руку, шмыгая носом и все еще изредка всхлипывая.
На рубашке Роджера спереди расплылось большое влажное пятно. Сверчки, затаившиеся в ветвях каштана, обрадовались наступившей тишине и тут же начали петь хором, оглушительно и весело.
Брианна высвободилась из рук Роджера и села, почти невидимая в темноте.
— Мне надо высморкаться, — гнусаво пробормотала она. — У тебя есть платок?
Роджер протянул ей влажный лоскут, которым он стягивал свои волосы. Брианна с шумом прочистила нос, и Роджер улыбнулся, радуясь тому, что девушка его сейчас не видит.
— Как будто миксер включили, чтобы взбить сливки, — весело сказал он.
— Да? Интересно, когда ты в последний раз видел этот самый миксер?
Брианна снова улеглась на Роджера, ее голова опустилась на его плечо, а пальцы коснулись подбородка. Роджер в последний раз брился два дня назад; потом у него не было ни времени, ни возможности это сделать.
Волосы Брианны слегка пахли травой, но уже не испускали заметного цветочного аромата. Должно быть, теперь на них остался только естественный запах.
Девушка глубоко вздохнула, крепко обняв Роджера.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не хотела, чтобы ты отправился следом за мной. Но… Роджер, я ужасно рада тому, что ты здесь!
Он поцеловал ее в висок; кожа Брианны была влажной и немножко соленой от слез и пота.
— Я тоже этому рад, — ответил он, и на мгновение все испытания и трудности последних двух месяцев показались ему ничего не значащими. Все, кроме одного. — Как давно ты все это задумала? — спросил он. Впрочем, он мог и сам это сказать, с точностью до одного дня. Он ведь прекрасно помнил, когда именно начали меняться ее письма.
— Ох… около шести месяцев назад, — ответила Брианна, подтверждая его догадку. — Это случилось, когда я в прошлые пасхальные каникулы отправилась на Ямайку.
— Вот как? — Отправилась на Ямайку вместо Шотландии. Она предложила ему поехать вместе с ней, а он отказался, глупо задетый тем, что она не устремилась к нему, как он того ожидал.
Брианна глубоко вдохнула, задержала воздух в легких и медленно выдохнула.
— Я все время думала и мечтала, — тихо проговорила она. — Думала о моем отце. О моих отцах. Об обоих. Воображала их…
Но ее мечты и фантазии были слишком фрагментарны; перед ней время от времени вдруг ярко вспыхивал образ Фрэнка Рэндалла, его лицо с глубокими морщинами… но это случалось все реже и реже, а в другие моменты она видела свою мать… И еще иногда ей грезился высокий рыжеволосый мужчина, о котором она знала лишь то, что это — ее настоящий отец, которого она никогда не видела.
— И еще мне приснился один странный сон… — В этом сне Брианну окружала ночь, и девушка ощущала тропическую жару, и видела поля, на которых стояли высокие зеленые растения… возможно, это был сахарный тростник… и где-то далеко пылали огни… — Я слышала, как бьют барабаны, и я знала, что нечто непонятное прячется и ждет в тростнике… нечто ужасное… — продолжила Брианна. — И моя мама была там, пила чай с крокодилом. — Роджер фыркнул, и голос Брианны тут же зазвучал резче. — Это был просто сон, понимаешь? А потом из тростника вышел он. Я не могла рассмотреть его лицо, потому что было очень темно, но я видела, что у него рыжие волосы; когда он повернул голову, они сверкнули, как медь.
— Он и был тем ужасным, что пряталось в тростнике? — спросил Роджер.
— Нет. — Роджер услышал, как едва слышно зашелестели волосы Брианны, когда она резко покачала головой. К этому времени уже совсем стемнело, и Брианна превратилась в теплое невидимое тело, прижимавшееся к груди Роджера, да тихий мягкий голос, звучавший из тьмы. — Нет, он стоял между моей матерью и тем ужасным невидимым существом. Я ничего не видела, но я знала, что оно затаилось и ждет… — Брианна невольно содрогнулась и Роджер прижал ее к себе. — Потом я каким-то образом поняла, что мама собирается встать и пойти прямо к тому страшному. Я попыталась остановить ее, но она меня не видела и не слышала. Поэтому я повернулась к нему, я стала говорить ему, чтобы он пошел с мамой и защитил ее от того, что прячется… И он меня увидел! — Пальцы Брианны сжались, стиснув руку Роджера — Он услышал, он увидел меня. А потом я проснулась.
— Вот как? — несколько скептическим тоном откликнулся Роджер. — И это заставило тебя отправиться на Ямайку, и…
— Это заставило меня задуматься, — резко перебила его Брианна — Ты ведь и сам занимался поисками; но ты не нашел их следов в Шотландии после 1766 года, и ты не смог найти их в списках тех, кто эмигрировал в колонии. И ты тогда сказал, что тебе кажется — нам следует прекратить поиски; что больше мы ничего не сможем узнать. — Роджер лишь порадовался тому, что темнота скрыла его виноватое лицо. — Но я продолжала размышлять. То место, которое я видела во сне, явно находилось в тропиках. И я подумала: а что, если они очутились в Вест-Индии?
— Понимаю, — сказал Роджер. — Но я и это проверял. Я просмотрел все списки пассажиров всех кораблей, которые вышли из Эдинбурга или из Лондона в конце семьсот шестидесятых годов и в начале семьсот семидесятых… всех кораблей, куда бы они ни направлялись. Я ведь говорил тебе, — добавил он едва слышно.
— Да, я помню, — ответила Брианна ничуть не громче. — Но что, если не были пассажирами? Почему вообще люди тогда отправлялись в Вест-Индию… то есть я хочу сказать, почему они сейчас туда отправляются? — Голос Брианны заметно дрогнул, когда она поправила сама себя.
— В основном за заработком.
— Вот именно. Ну, а если они сели на грузовой корабль? На торговый, а не на пассажирский? В таком случае списка пассажиров могло просто не быть.
— Верно, — медленно произнес Роджер. — На таких кораблях списки пассажиров не велись. Но тогда как ты могла их найти?
— Есть еще торговые регистры, книги счетов с плантаций, портовые декларации. Я все каникулы провела в библиотеках и музеях. И… и я нашла их, — закончила Брианна. У нее перехватило голос.
Боже милостивый, она видела ту заметку…
— И? — только и смог выговорить он, страстно желая услышать что-нибудь утешающее.
Брианна несколько нервно рассмеялась.
— Некий капитан Джеймс Фрезер, владелец корабля под названием «Артемис», продал пять тонн помета летучих мышей на плантацию в Монтего второго апреля тысяча семьсот шестьдесят седьмого года!
Роджер не удержался от удивленного смеха, но в то же время почувствовал огромное облегчение.
— Вот как? Не меньше чем капитан? После всего того, что твоя мать рассказывала о его подверженности морской болезни? Мне бы не хотелось тебя разочаровывать, но, должно быть, существуют буквально сотни Джеймсов Фрезеров. Откуда тебе знать…
— Да, их может быть много. Но первого апреля некая женщина по имени Клэр Фрезер купила раба на рынке рабов в Кингстоуне.
— Она, что сделала?
— Я не знаю, зачем она так поступила, — твердо ответила Брианна, — но я уверена — у нее были к тому серьезные причины.
— Да, конечно, однако…
— В документах имя раба обозначено как Темерари, и отмечено, что у него одна рука. Это довольно интересно, правда? Ну, и я вообще просмотрела все старые газеты; не только те, что выходили в Вест-Индии, а и по всем южным колониям… ну, моя мама не стала бы держать раба… если даже она его и купила, то, наверное, каким-то образом сумела дать ему свободу, а заметке об отпуске рабов на волю время от времени встречались в местных газетах. Я думала, что, может быть, найду дату, когда этот раб был освобожден.
— И ты ее нашла?
— Нет. — Брианна умолкла на минуту-другую. — Я… я нашла кое-что другое. Сообщение об их… смерти. Моих родителей.
Даже зная, что Брианна должна была найти эту заметку, Роджер испытал немалое потрясение, услышав это из собственных уст девушки. Он еще крепче прижал к себе Брианну, словно стараясь уберечь ее от чего-то ужасного.
— Где это случилось? — мягко спросил он. — Как?
Ему бы следовало догадаться об этом вовремя. Он почти не слышал объяснений Брианны, прерываемых всхлипываниями; он был слишком занят тем, что мысленно честил самого себя на все корки. Ему бы следовало знать, что она слишком упряма и ни за что не отступит. А он только и сумел добиться того, что она втайне отправилась на поиски отца, не сказав ему ни полслова. И сам же за это заплатил — долгими месяцами постоянной тревоги.
— Но мы добрались сюда вовремя, — сказала Брианна. — Заметка была напечатана в семьсот семьдесят шестом году; у нас куча времени, чтобы найти их. — Она судорожно вздохнула. — Я так рада, что ты здесь… Я беспокоилась, что ты все узнаешь до того, как я вернусь, и я совершенно не представляла, что ты делаешь…
— Что я делал… Знаешь, — задумчиво произнес Роджер, — у меня есть один друг… его сынишке два годика. И он говорит, что он никогда в жизни не смог бы грубо обращаться с ребенком, но, видит Бог, он понимает, почему другие люди бывают жестоки с детьми. Я примерно то же самое чувствую сейчас… я начинаю понимать, почему некоторые мужья колотят своих жен.
Тело Брианны, прижавшееся к его груди, содрогнулось от смеха.
— Что ты хочешь этим сказать?
Рука Роджера скользнула по спине девушки и сжала одну из круглых ягодиц. Под свободными бриджами ничегошеньки не было.
— Я хочу сказать, что будь я человеком этого времени, этого века, а не своего собственного, я бы получил ни с чем не сравнимое наслаждение, если бы перекинул тебя через колено и выпорол как следует.
Похоже, Брианна не восприняла его угрозу всерьез. Более того, она расхохоталась.
— Так значит, ты этого не делаешь только потому, что принадлежишь к другому веку? Или же ты мог бы это сделать, но не получил бы удовольствия?
— О, нет, удовольствие я наверняка получил бы, — заверил ее Роджер. — Я и вообразить не могу ничего более приятного, нежели высечь тебя!
Брианна продолжала смеяться!
Внезапно разъярившись, Роджер отстранил ее и сел.
— Да что с тобой происходит? — удивилась девушка.
— Я… я думал, ты нашла себе кого-то другого. Твои письма в последние несколько месяцев… особенно то письмо, самое последнее… Я был просто уверен в этом. Именно за это мне и хочется тебя высечь… не за то, что ты мне лгала или собралась куда-то удрать тайком… нет, за то, что ты заставила меня думать, будто я теряю тебя!
Брианна несколько мгновений молчала. Ее рука вынырнула из темноты и мягко, очень мягко коснулась лица Роджера.
— Мне очень жаль, — тихо сказала девушка. — Мне и в голову не приходило, что ты такое думаешь. Я просто хотела, чтобы ты не начал меня искать раньше времени… пока я не сделаю то, что решила сделать. — Голова Брианны повернулась — едва заметный силуэт на фоне чуть более светлого пространства за пределами древесного шатра, — Но как ты узнал?
— Твои коробки. Твоя посылка. Ее принесли в колледж.
— Что?! Но я же им оставила распоряжение, чтобы их не отправляли до конца мая, когда ты уедешь в Шотландию!
— Я и должен был уехать. Собирался, да, но задержался в Оксфорде из-за конференции. Так что коробки доставили за день до моего отъезда.
Дверь таверны распахнулась, из нее выплеснулись свет и шум, а вместе с ними на дорогу вывалилась и группа посетителей пивной. Мимо укрывшейся в тени конского каштана парочки тяжело протопали башмаки, голоса подвыпивших мужчин звучали неестественно громко. Ни Роджер, ни Брианна не произнесли ни звука, пока гуляки не удалились на приличное расстояние. Когда вернулась окружавшая двоих тишина, с дерева с легким шумом упал каштан, прошуршав в листве и шлепнувшись на землю рядом с Роджером.
Брианна заговорила, но ее голос был странным, тихим и хриплым.
— Ты думал, я нашла кого-то другого… и все равно отправился следом за мной?
Роджер вздохнул, гнев испарился из его души так же внезапно, как и возник; смахнув с лица влажные волосы, он ответил:
— Я бы пошел за тобой, даже если бы ты вышла замуж за сиамского короля. Чертова женщина.
В темноте Брианна казалась просто бледным размытым пятном, но все равно Роджер заметил ее движение, когда девушка подняла с земли каштан и принялась легонько подбрасывать его на ладони. Наконец Брианна в очередной раз с силой втянула в легкие воздух и медленно, очень медленно выпустила его.
— Ты сказал, некоторые лупят своих жен.
Роджер помолчал. Сверчки почему-то затихли.
— Ты сказала, что уверена. Это действительно так?
И снова наступило молчание, достаточно долгое, чтобы заполнить собой целую вечность.
— Да, — ответила наконец Брианна, очень мягко.
— В Инвернессе я тебе говорил…
— Ты говорил, что я нужна тебе вся, целиком, — или не нужна вовсе. А я ответила, что понимаю. Да, я уверена.
В процессе недавней короткой схватки рубашка Брианны выбилась из-под пояса бриджей, и теперь ее подол полоскался в потоках несильного ночного ветерка Роджер просунул руку под рубашку и коснулся тела Брианны; по коже девушки от его прикосновения сразу побежали мелкие пупырышки. Роджер притянул Брианну ближе к себе, его ладони пробежались по ее спине и плечам под одеждой, а потом он зарылся лицом в волосы девушки, прижался губами к шее, каждым своим движением задавая вопрос — в самом ли деле она хочет этого?
Брианна вцепилась в его плечи и откинулась назад, увлекая Роджера за собой. Да, она этого хотела И Роджер ответил ей без слов, расстегнув рубашку на ее груди и распахнув ее. Груди Брианны были белыми, мягкими…
— Пожалуйста… — шепнула девушка. Ее руки лежали, на затылке Роджера, притягивая его голову. — Пожалуйста…
— Если я возьму тебя, это будет навсегда, — прошептал он в ответ.
Она едва дышала, но стояла на ногах твердо, позволяя рукам Роджера пробираться, куда им вздумается.
— Да, — сказала она.
Дверь таверны снова с шумом открылась, напугав их и заставив отшатнуться друг от друга Роджер отпустил Брианну и стоял рядом, протянув руку, чтобы поддержать в случае чего девушку, а она вложила свои пальцы в его ладонь. Они ждали, пока голоса вышедших из таверны людей затихнут вдали.
— Идем, — сказал наконец Роджер и увлек Брианну глубже под укрытие нависших ветвей каштана.
Сарай стоял позади таверны, на некотором удалении от нее, темный и тихий. Они остановились перед ним, прислушиваясь, но из гостиницы не доносилось ни звука; все окна верхнего этажа были темными.
— Надеюсь, Лиззи уже спит, — пробормотала Брианна Роджер хотел было спросить, кто такая эта Лиззи, но тут же забыл об этом; ему ни до кого не было дела. Вблизи он вполне отчетливо видел лицо Брианны, хотя ночь смыла с него все краски. Он подумал, что девушка сейчас похожа на арлекина; на белых щеках лежали темные пятна теней, бросаемых листвой дерева, и еще ореол темных волос, и темные глаза с расширившимися зрачками, и темная линия живого, подвижного рта…
Он взял ее за руку.
— Ты знаешь, что такое обручение?
— Не то чтобы точно. Вроде временной женитьбы?
— Вроде. На островах и в отдаленных районах Горной Шотландии, откуда жителям не так-то просто добраться до священника, мужчина и женщина могут сначала обручиться; они дают друг другу клятву на один год и один день. А к концу этого срока находят священника и венчаются уже более основательно — или отправляются каждый своей дорогой.
Рука Брианны, лежавшая в ладони Роджера, напряглась.
— Я не хочу ничего временного.
— Я тоже. Но я не думаю, что нам будет так уж легко отыскать священника. Здесь пока еще вообще нет церкви; ближайший священник, похоже, пребывает в Нью-Берне. — Роджер поднял вверх руку Брианны. — Я говорил, что мне нужно все сразу, и если ты не готова к тому, чтобы потом обвенчаться со мной…
Брианна едва заметно вздрогнула.
— Я готова.
— Хорошо.
Он глубоко вздохнул и начал:
— Я, Роджер Джереми, беру тебя, Брианна Элен, чтобы ты стала моей законной венчанной супругой. И все, что есть у меня, принадлежит тебе, и тело мое, и душа… — Рука Брианны чуть шевельнулась в ладони Роджера, и он мгновенно напрягся. Пусть даже никто не слышал его клятвы, все равно она была вечной. — В болезни и здравии, в богатстве и бедности, до тех пор, пока мы оба живы…
Если я дам клятву такого рода, я сдержу ее… чего бы мне это ни стоило. Думала ли Брианна об этом сейчас, в данную минуту?
Девушка чуть крепче сжала руку Роджера и заговорила — твердо, решительно.
— Я, Брианна Элен, беру тебя, Роджер Джереми… — Голос Брианны звучал едва ли громче, нежели биение сердца Роджера, но он отлично слышал каждое слово. В листве деревьев прошелестел ветерок, качнув тонкие ветки, слегка растрепав волосы Брианны… — …до тех пор, пока мы оба живы.
Роджер подумал, что сейчас эти слова значат для них обоих немного больше, чем значили бы несколько месяцев назад. Проход сквозь круг стоячих камней показал продемонстрировал им, насколько это хрупкая штука — жизнь…
Потом последовало несколько мгновений молчания, нарушаемого лишь шорохом листьев над их головами да далеким гулом голосов, доносившихся из зала таверны. Роджер поднес руку Брианны к губам и поцеловал тот сустав безымянного пальца, на котором — если будет на то Божья воля — в один прекрасный день появится его кольцо.
Это был скорее обширный навес, чем настоящий сарай, — хотя с одной стороны в нем были стойла, занятые животными, мулами и лошадьми. И воздух под крышей насыщал чистый, сильный запах зеленого хмеля — достаточно сильный для того, чтобы заглушить запахи сена и навоза; владельцы таверны «Синий Бык» сами варили эль. Роджеру захотелось пить, но только чего-нибудь без алкоголя.
Под навесом было очень темно, и, раздевая Брианну, Роджер испытывал одновременно и восторг, и некоторое разочарование.
— Наверное, тем, кто ослеп, требуется немало времени, чтобы по-настоящему развить чувствительность пальцев… — пробормотал он.
Брианна негромко рассмеялась, и ее теплое дыхание коснулось шеи Роджера, заставив его вздрогнуть от новой волны желания.
— Тебе не кажется, что это похоже на историю о пятерых слепцах и слоне? — спросила она. Ее рука нащупала ворот рубашки Роджера и скользнула в него. — Нет, это животное похоже на стену, — процитировала она. Ее пальцы согнулись и выпрямились, исследуя чувствительную кожу вокруг сосков Роджера — На волосатую стену. О, милостивые богини, да эта стена еще и гусиной кожей покрыта…
Она снова засмеялась, и он наклонил голову и отыскал ее губы — причем ему удалось это сделать с первой попытки, словно его вел некий невидимый локатор, словно он был слепой летучей мышью, ловящей мошек в воздухе…
— Амфора… — пробормотал он, с трудом отрываясь от сладкого изгиба этих губ, источающих мед. Его руки скользили по соблазнительным бедрам Брианны, сжимали гладкие, прохладные, плотные ягодицы, на ощупь похожие на древние керамические вазы, неподвластные времени… они обещали сказочное изобилие… — Ты как греческая ваза… Боже милостивый, да у тебя самая прекрасная попка в мире!
— Ну да, как бочка для масла!
Она содрогалась и вибрировала в его руках, и волны смеха пробегали по ее телу, передаваясь к телу Роджера, зажигая его кровь, как стремительно распространяющийся вирус. Ее пальцы скользнули к его собственным бедрам, длинные пальцы, которые принялись распутывать завязки его штанов, сначала неловко, а потом все более и более уверенно, и эти же пальцы постепенно смяли и стянули с Роджера рубашку, освободив его тело от слоев совершенно ненужной теперь ткани…
— Нет, это животное похоже на веревку… о-ох!
— Перестань смеяться, черт побери!
— …нет, на змею… точно, оно как кобра… черт, да как вообще ты бы назвал это?!
— У меня был когда-то друг, который называл это «Мистер Счастье», — сообщил Роджер, чувствуя странную пустоту в голове. — Но на мой вкус, это несколько эксцентрично. — Он схватил обе руки Брианны и снова поцеловал девушку, и поцелуй на этот раз был достаточно долгим, чтобы заставить их обоих забыть о дальнейших поисках сравнений.
Брианна все еще слегка дрожала, но Роджер не думал, что это от смеха. Он просунул руки ей под спину и крепко прижал девушку к себе, в очередной раз изумившись росту Брианны… куда сильнее изумившись, чем прежде, если быть точным, потому что теперь она была обнажена, и он ощущал собственным телом ее мускулы, кости…
Он замер на секунду, чтобы перевести дыхание. Он не был уверен, что чувствует себя в данный момент хуже, чем тот, кто захлебывается в воде или взбирается на заоблачную вершину, — однако как бы то ни было, кислорода между ним и Брианной явно не осталось ни капли.
— Никогда прежде не мог поцеловать девушку, не согнувшись для этого пополам, — сообщил Роджер, надеясь, что краткий обмен репликами поможет ему отдышаться.
— О, отлично; значит, у тебя никогда не будет отложения солей в области шеи, — фыркнула Брианна и теперь уж точно подавилась смехом, хотя Роджеру и показалось, что ее веселье несколько нервное.
— Ха-ха, — произнес он отчетливо и снова стиснул ее в объятиях, послав к черту нехватку кислорода. Ее груди, высокие и круглые, прижались к его груди… это было непередаваемое ощущение мягкости и плотности одновременно, и оно породило в Роджере ощущение загадки, тайны… Рука Брианны снова немного неуверенно скользнула к его бедрам, коснулась, отпрянула…
Роджер все не мог оторваться от ее губ, прекратить поцелуй, чтобы наконец окончательно раздеться, он просто выгибал спину, чтобы помочь ей стащить с него бриджи. К счастью, штаны были достаточно свободными, и наконец они свалились в сено к его ногам, и он просто перешагнул через эту ненужную одежду, не отпуская любимую, и лишь издал тихое рычание из глубины горла, когда рука Брианны вдруг очутилась между его бедрами…
Она ела лук за обедом. Темнота, лишившая Роджера зрения, обострила не только чувствительность его пальцев, но и обоняние. Он ощущал запахи жареного мяса, и эля, и хлеба. И еще какой-то легкий сладкий аромат, который он никак не мог узнать, но который почему-то напоминал ему зеленые луга с колышущейся травой. Может быть, так пахли волосы Брианны? Он не мог бы ответить на этот вопрос; он словно бы утратил контроль над своими чувствами, так же, как перестал ощущать границу между их телами… он дышал ее грудью, он чувствовал, как бьется ее сердце — словно оно билось в его собственной груди…
Брианна сжимала его в объятиях слишком крепко, и он наконец прервал поцелуй, тяжело дыша.
— Ты не против сделать перерыв на минутку? Уверяю, это будет только к лучшему, если мы чуть-чуть передохнем.
Но Брианна, вместо того, чтобы отступить назад, вдруг опустилась на колени.
Роджер невольно отпрянул, пораженный.
— Боже праведный, ты уверена, что хочешь сделать это? — Он и сам не понимал, то ли он надеется на это, то ли боится… Волосы Брианны щекотали его живот, и его петушок дрожал и горел в отчаянном ожидании. И в то же время Роджер боялся напугать или оттолкнуть девушку.
— А ты хочешь, чтобы я это сделала? — Ее руки скользнули по его ягодицам, и бедрам — настойчивые, испытующие… Он почувствовал, как каждый волосок на его теле встал дыбом, от щиколоток до талии. Из-за этого он сам себе показался сатиром, козлоногим и вонючим.
— Ну… да. Но я уже сто лет не принимал ванну, — осторожно сказал он, весьма неловко пытаясь отстраниться.
Она решительно ткнулась носом в его живот и поползла вниз, глубоко вдыхая. Кожа Роджера от возбуждения покрылась здоровенными пупырышками, дрожь пробрала его с головы до ног…
— Ты отлично пахнешь, — прошептала Брианна. — Как какое-нибудь огромное животное, как самый настоящий самец…
Он крепко обхватил ладонями ее голову, запутавшись пальцами в густых шелковистых волосах.
— Да уж, в этом ты абсолютно права, — также шепотом произнес он. Рука Брианны коснулась его запястья — легкая, теплая… боже милостивый, она была очень теплая…
Сам не осознавая того, Роджер ослабил хватку; и тут же почувствовал, как волна волос Брианны скользнула по его бедрам, и все мысли напрочь вылетели из его головы, а мозг наполнился пульсирующей кровью, мчащейся по сосудам с космической скоростью…
— Я пр-в-дюю?
— Чего? — Через несколько мгновений он вынырнул из густого тумана, потому что Брианна отодвинулась от него, убирая с лица прилипшие волосы.
— Я говорю, я правильно все делаю?
— Ох… а… думаю, да..
— Ты думаешь? Так ты даже не знаешь наверняка? — Брианна, похоже, возвращала себе самообладание с такой же скоростью, с какой Роджер его терял; он даже различил в ее голосе сдержанный смех.
— Ну… нет, — пробормотал он. — Я хочу сказать, я не… ну, то есть… ну да, я думаю, все так. — Он снова прижал ладони к ее вискам, осторожно давая понять, что желает сближения.
Ему показалось, что Брианна издала горлом какой-то странный гудящий звук, — но это мог быть отзвук гудения его собственной крови, несущейся по переполненным венам, бурлящей, как волны штормового моря, рвущиеся к берегу сквозь скалы. А в следующее мгновение он взорвался, как огромный фонтан.
Роджер резко отстранился, прежде чем Брианна успела выразить протест, рывком поднял ее на ноги — и тут же опрокинул на огромную кучу соломы, по которой была разбросана их одежда.
Его глаза уже вполне освоились с темнотой, но все же свет звезд, сочившийся сквозь щели в кровле навеса, был слишком слабым, чтобы он мог видеть что-то кроме едва заметных теней и очертаний чего-то белого, словно мрамор. Но не холодного; нет, совсем не холодного.
Он приступил к исполнению своего долга восторженно и бережно; когда-то давно, всего раз, он пытался иметь дело с девственницей, но всего лишь натолкнулся на дамскую гигиеническую прокладку, пахнувшую сладко, как цветы в церкви его отца по воскресеньям… и раз и навсегда оставил идею повторять подобный опыт.
Запах Брианны не имел ничего общего с аптечной гигиеной.
Наоборот, он был таким, что вызывал в Роджере желание наплевать на всякие там преамбулы и ворваться в нее со всей силой страсти.
Но вместо этого он глубоко вздохнул и поцеловал девушку в живот, как раз над линией курчавых волос.
— Черт, — вырвалось у него.
— Что такое? — В голосе Брианны прозвучала тревога. — Что, от меня жутко пахнет?
— Нет. Просто я уже давным-давно гадал, какого цвета у тебя волосы на этом месте… — он нежно провел ладонью по выпуклости между бедрами девушки. — А теперь, когда я тычусь в них носом, я ничего не вижу!
Брианна хихикнула, по ее животу пробежала волна дрожи, и Роджер ощутил ее ладонью.
— Хочешь, чтобы я тебе сказала?
— Нет, уж позволь мне самому рассмотреть их как следует утром! — Он наклонил голову и начал ласкать девушку, удивляясь тому, какое разнообразие ощущений можно получить на таком маленьком пространстве… тут была и гладкость, подобная стеклу, и щекочущая язык шершавость, и плотные упругие участки, и вдруг — нежная скользкая поверхность… он ощущал нечто мускусное, терпкое, солоноватое…
Через несколько мгновений по почувствовал, как ее руки мягко легли на его затылок, как будто благословляя. Он понадеялся, что не царапает ее своей щетиной, но, похоже, ей это было безразлично…
Внутренняя дрожь волнами пробегала по ее теплой плоти, Брианна широко раздвинула ноги и тихо постанывала в такт движениям Роджера.
— Я все делаю правильно? — спросил он наполовину в шутку, наполовину всерьез, поднимая голову.
— О, да… — мягко ответила Брианна. — Уж будь уверен. — Ее пальцы впились в его волосы.
Он хотел было вернуться к своему занятию, но вдруг замер, пытаясь сквозь тьму рассмотреть бледный овал ее лица.
— Черт побери, а откуда ты это знаешь? — спросил он. В ответ послышался лишь глубокий, вибрирующий смех. И тут же он очутился рядом с ней, вытянувшись вдоль ее тела, — он совершенно не понял, как это получилось… и его губы впились в ее рот, а живот прижался к бедрам Брианны, и Роджер ощущал лишь одно: жар кожи девушки, обжигавшей его, как лихорадка.
Она целовала его, он целовал ее, и, видит Бог, больше Роджер не мог ждать, не мог больше медлить…
И он решился. Брианна была пылкой, но неловкой, она старалась прижаться к нему бедрами, касаясь его бедер слишком быстро, слишком легко. Он взял ее руки, одну за другой, и приложил к своей груди. Ладони девушки были горячими, и соски Роджера тут же напряглись.