Я дотронулась до его плеча.
— Я понимаю, — сказала я, и это было чистой правдой. Я радовалась тому, что он не стал расспрашивать о подробностях; мне очень не хотелось, чтобы он о них узнал. И каково бы это было сейчас — заниматься с Джейми любовью, видя в то же время перед собой некий акт, совершенно идентичный по движениям, но абсолютно отличный по сути? — Я понимаю, Джейми, — повторила я.
Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Да, я вижу… Вот это я и имел в виду. — Он притянул меня немного ближе к себе. — Ты можешь разорвать меня на мелкие кусочки, Клэр, даже не прикасаясь ко мне, — прошептал он, — потому что ты знаешь меня. — Его пальцы погладили мою щеку. Они были холодными, негибкими. — А я могу сделать то же самое с тобой.
— Верно, можешь, — признала я, чувствуя слабость во всем теле. — Но я надеюсь, тебе этого не захочется.
Он слегка улыбнулся в ответ на эти слова, наклонился и очень нежно поцеловал меня. Мы стояли рядом, касаясь друг друга только губами, дыша одним дыханием…
Да, молча говорили мы друг другу, да, я все еще здесь, рядом с тобой. Это не было кардинальной спасательной операцией, но по крайней мере это было что-то вроде тоненькой живой нити, перекинутой через пропасть, лежавшую между нами. Я знала, что таилось в уме Джейми, я понимала, что он имел в виду, говоря о разнице между вредом, причиненным телу, и вредом, нанесенным душе; но вот чего я не могла объяснить ему, так это о той связи, которая рождается между женщиной и тем существом, что растет в ее утробе. Наконец я отступила назад и посмотрела на Джейми.
— Бри очень сильный человек, — сказала я. — Она такая же сильная, как ты.
— Как я? — Джейми фыркнул. — Ну, тогда помоги ей Господь.
Он вздохнул, повернулся и медленно пошел вдоль изгороди. Я потащилась следом за ним, стараясь держаться рядом.
— Этот мужчина, этот Роджер, о котором она все говорит… Он выдержит такое? — внезапно спросил Джейми.
Я растерялась и судорожно вздохнула, не зная, что ответить на этот вопрос. Я была знакома с Роджером всего несколько месяцев. Он мне нравился; можно даже сказать, что я была просто влюблена в него. И судя по тому, что я о нем знала, он был человеком безусловно достойным, честным и порядочным… но разве я могла бы предугадать, что он подумает, почувствует или сделает, узнав, что Брианну изнасиловали? И даже хуже того, что она носит под сердцем ребенка насильника?
Даже лучшие из мужчин могли бы не справиться с подобной ситуацией; за те годы, что я работала врачом в своем времени, я повидала много случаев, когда с виду весьма устойчивые браки рушились в одно мгновение под напором обстоятельств, куда более невинных, чем изнасилование… и я невольно прижала ладонь к карману, чтобы ощутить маленькое золотое кольцо, спрятанное в нем. «От Ф. — К., с любовью. Навеки». Навеки?
— А ты бы такое выдержал? — спросила я наконец. — Если бы это случилось со мной?
Он уставился на меня и открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, — но тут же закрыл его снова и внимательно всмотрелся в мое лицо, нахмурившись от какой-то тревожной мысли.
— Я хотел было сказать: «Ну, конечно», — заговорил он наконец, медленно, с расстановкой. — Но я когда-то обещал тебе всегда быть честным с тобой, ведь так?
— Обещал, — кивнула я, чувствуя, как мое сердце вздрогнуло под грузом вины. Как я могу требовать от него честности, если сама не в состоянии ответить тем же? Правда, я не давала такой клятвы…
Джейми легонько стукнул кулаком по изгороди.
— Ч-черт! Да, черт побери… да, я бы выдержал. Я бы справился с этим, и ты была бы моей, даже если бы я не смог признать ребенка. Если бы ты… Да. Я бы выдержал, — твердо повторил он. — Я бы принял тебя, и ребенка тоже, и послал бы к черту весь мир!
— И никогда не задумался бы об этом после? — спросила я. — Ты ложился бы со мной в постель, и в твоих мыслях никогда бы не возникала картина… Ты бы никогда не пытался представить себе настоящего отца, глядя на ребенка? Никогда бы не ревновал меня к нему, не делал бы различия между ним и своими собственными детьми?
Он хотел ответить, но промолчал. И в следующую секунду я увидела, как изменилось выражение его лица, — Джейми был потрясен, до него внезапно дошел подлинный смысл моих слов…
— О, Господи… — выдохнул он. — Фрэнк. Не я. Ты говоришь о Фрэнке.
Я кивнула, и Джейми схватил меня за плечи.
— Что он сделал с тобой? — резко спросил он. — Что? Скажи мне, Сасснек!
— Он просто терпел меня, — ответила я, и даже мне самой мой голос показался каким-то придушенным. — Я пыталась заставить его уйти, но он не желал. А когда малышка… когда Брианна появилась на свет… он полюбил ее, Джейми. Он и сам этого не понимал, он не думал, что способен на это… и я не думала… он ее действительно любил. Извини… — закончила я.
Джейми вздохнул и отпустил мои плечи.
— Незачем за это извиняться, Сасснек, — хмуро произнес он. — И не надо этого делать. Никогда, — Он потер ладонью лицо, и до меня донесся шорох отросшей к ночи щетины. — А как насчет тебя, Сасснек? — сказал он. — Как это ты сказала… ну, он ведь приходил в твою постель. Думал ли он… — Джейми внезапно умолк, оставив вопрос висеть в воздухе между нами, незаконченный, но тем не менее заданный.
— Возможно, дело было во мне… я хочу сказать, это я была виновата, — сказала я наконец, нарушив молчание. — Видишь ли, я не могла забыть. Если бы я сумела, все могло измениться.
Мне бы следовало остановиться на этом, но я уже не могла; слова, которые я удерживала в себе весь вечер, вырвались наружу неудержимым потоком. — Все могло быть куда легче… лучше… для него, если бы это было именно изнасилование. Ты ведь знаешь, ему именно так и сказали… врачи; что меня изнасиловали, обесчестили, что у меня были галлюцинации. И все в это поверили, но я продолжала ему твердить, что ничего подобного не случалось, я настаивала на том, чтобы рассказать ему правду. И позже, со временем… он поверил мне, по крайней мере наполовину. И в этом-то и состояла сложность; то есть не в том было дело, что у меня был ребенок от другого мужчины… а в том, что я любила тебя. А я уже не могла лгать. Просто не хотела, — добавила я упавшим голосом. — Фрэнк оказался куда лучше, чем я. Он смог отодвинуть все это в сторону, по крайней мере ради Брианны. Но что касается меня… — слова застряли у меня в горле, я замолчала.
Джейми чуть наклонился и долго-долго всматривался в меня, и на его лице не было вообще никакого выражения, а глаза спрятались в глубине глазниц, в тени.
— Так значит, ты двадцать лет прожила с человеком, который так и не смог тебе простить то, в чем ты совсем не была виновата? — сказал он. — Ведь это сделал с тобой я… Ох, прости меня, Сасснек!
Из его груди вырвался короткий вздох, слишком похожий на рыдание.
— Ты сказал, что мог бы разорвать меня в клочки, даже не прикоснувшись ко мне, — напомнила ему я. — Так вот, ты был чертовски прав, чтоб тебе!
— Прости меня, — прошептал он снова, но на этот раз потянулся ко мне и обнял.
— За что простить? За то, что я люблю тебя? Ну, вряд ли за это стоит извиняться, — ворчливо произнесла я, уткнувшись лицом в его грудь. — Не стоит. Никогда.
Он промолчал, лишь наклонил голову ниже и прижался щекой к моим волосам. Вокруг было тихо, очень тихо; и в этой тишине я слышала громкие удары его сердца, и они звучали куда более отчетливо, чем далекий шелест листвы на гребне над нами. Кожа у меня была ужасно холодной; слезы, скатываясь вниз, мгновенно остывали, едва не превращаясь в ледышки.
Наконец я уронила руки и отступила назад.
— Нам лучше вернуться домой, — сказала я, пытаясь говорить самым что ни на есть обыденным тоном. — Вообще-то уже так поздно, что почти рано.
— Да, пожалуй что так. — Джейми предложил мне руку, и я приняла ее. Мы, храня молчание, ставшее уже далеко не таким напряженным, степенно направились по тропинке к краю обрыва над ручьем. Было так холодно, что на скалах влага превратилась в крошечные кристаллики льда, и они таинственно сверкали, когда на них падали лунные лучи. Но сам ручей не замерз. Он звенел и булькал, наполняя воздух негромким шумом, и этот шум почему-то заставил нас заговорить.
— А, ладно, — сказал Джейми, когда тропинка повернула в обход хлева, где сонно похрюкивали свиньи. — Я надеюсь, что Роджер Уэйкфилд окажется лучше, чем мы оба… Фрэнк и я. — Он посмотрел на меня. — Но имей в виду, если он не таков, я превращу его в начинку для колбасы.
Я невольно рассмеялась.
— Да уж, уверена, это будет просто замечательным выходом из ситуации!
Джейми негромко хмыкнул и повел меня дальше. Спустившись со склона, мы, не говоря больше ни слова, повернули к дому. И лишь за несколько шагов до порога я снова остановилась и удержала Джейми.
— Джейми, — неуверенно спросила я, — ты веришь, что я тебя люблю?
Он наклонился, заглянул мне в глаза и довольно долго молчал, прежде чем ответить. На этот раз луна светила ему прямо в лицо, и его черты в этом мистическом свете казались высеченными из мрамора.
— Ну, если ты меня не любишь, Сасснек, — сказал он наконец, — ты выбрала очень неподходящий момент, чтобы сообщить мне об этом.
Задержанный вздох вырвался из моей груди вместе со смехом.
— Люблю, еще и как люблю, — заверила я его. — Но… — Горло у меня перехватило и я поспешно сглотнула, желая как можно скорее продолжить. — Я… я не слишком часто говорила это тебе. Может быть, это просто потому, что я не привыкла говорить такие слова; я ведь росла в доме дяди, а он был хотя и очень нежен со мной, но не… ну, я просто не знала, как это бывает у семейных пар…
Джейми осторожно закрыл ладонью мой рот, его губы изогнулись в легкой улыбке. Через мгновение он убрал руку. Я глубоко вздохнула, чтобы мой голос звучал более уверенно.
— Послушай, я просто хотела сказать… ну, если я не буду говорить этого вслух, как ты узнаешь, что я тебя люблю?
Он снова всмотрелся в меня, потом понимающе кивнул.
— Я это знаю просто потому, что ты здесь, Сасснек, — тихо произнес он. — Ты ведь именно это имела в виду, так? Что он отправился вслед за Брианной… этот Роджер. А потому, скорее всего, он любит ее достаточно сильно, а?
— Ну да, такое не совершают из простой дружбы, я думаю. — Джейми снова кивнул, но мне хотелось сказать ему больше, мне хотелось, чтобы до него как следует дошла вся значимость событий… — Я не слишком много рассказывала тебе об этом, Джейми, потому что… ну, потому что для этого просто не существует слов. Но… — Я невольно содрогнулась при воспоминании. — Но далеко не каждый из тех, кто входит в каменный круг, выходит из него на другой стороне.
В глазах Джейми вспыхнуло напряженное внимание.
— Откуда ты это знаешь, Сасснек?
— Я могу… я умею… слышать их. Их крик…
На этот раз меня затрясло с головы до ног — не только от воспоминаний, но еще и от холода, и Джейми поспешно схватил меня за руки и привлек к себе, под свою куртку. Осенний ветер встряхивал ветви ив, росших вдоль ручья, и они издавали сухой дребезжащий звук, словно это стучали друг о друга старые пожелтевшие кости… Джейми прижимал меня к своему телу, пока дрожь не начала утихать, а потом осторожно отстранил.
— Холодно очень, Сасснек. Пошли-ка в дом. — Он повернулся было к нашей хижине, но я положила руку ему на плечо, и он остановился.
— Джейми?
— Да?
— Мне действительно нужно было… ты правда… тебе нужно было, чтобы я это сказала?
Он снова повернулся и посмотрел на меня. Лунный свет, упавший ему в спину, обрисовал вокруг его головы сияющее гало, однако лицо оказалось в такой густой тени, что нечего было и надеяться рассмотреть выражение его глаз.
— Не то чтобы я в этом нуждался, — сказал он, и голос его прозвучал необычайно мягко. — Но я ничего не имел бы против, если ты сама хотела это сказать. И если тебе захочется иногда повторять это, время от времени. Ну, не слишком часто, конечно; мне не хотелось бы утратить новизну ощущений при звуке этих слов. — Я просто услышала усмешку в его голосе и не удержалась от ответной улыбки, не заботясь о том, видит ли он ее.
— Но это не повредит, ты хочешь сказать? Если изредка…
— Да.
Я шагнула к нему и положила руки ему на плечи.
— Я люблю тебя.
Он долго смотрел на меня молча, и я не видела его глаз…
— Я рад этому, Клэр, — едва слышно произнес он наконец и погладил меня по щеке. — Очень рад. А теперь идем-ка в постель. Я тебя согрею.
Глава 48
Возле яслей
Крошечная конюшня располагалась в неглубокой пещере под нависшим над ней скальным козырьком, а перед входом в нее стояла преграда в виде кедровых бревен, вкопанных в землю на пару футов, — этого было достаточно, чтобы остановить даже самого решительного медведя. Свет проникал внутрь через открытую верхнюю половину широкой двери, и красноватый прозрачный дым поднимался вдоль стены утеса над пещерой, дрожа в солнечном свете, словно вода, текущая вверх по камням.
— А зачем двойная дверь? — спросила Брианна, впервые увидев это сооружение. Ее удивило то, что здесь явно было приложено чрезмерное количество труда, и отделка двери не соответствовала общей примитивности укрытия.
— Нужно иметь такое место, где животные могли бы чувствовать себя совершенно спокойно, — объяснил ей отец, показывая дочери плотные кожаные полосы, служившие дверными петлями; они плотно обвивались вокруг гладко оструганных деревянных креплений. Он взял молоток, чтобы продолжить работу, и, улыбнувшись дочери, опустился на колени возле наполовину законченных ворот. — Чтобы они чувствовали себя счастливыми, понимаешь?
Брианна не знала, чувствуют ли себя счастливыми в этой конюшне животные, но она сама точно была счастлива. В пещере было прохладно, здесь витал пряный аромат соломы, пахло пометом наевшихся свежей травы животных, и днем, когда обитатели пещеры паслись на лугу, это было удивительно мирное убежище.
А в дурную погоду или глухой ночью частокол перед входом рождал ощущение уюта; как-то раз после наступления темноты Брианна проходила совсем близко от этой конюшни — и увидела, как сквозь щели между деревом и скалой просачивается легкий пар дыхания животных, медленно поднимаясь вверх, — как будто это дышала сама земля, безмятежно спящая в осеннем уборе…
Этой ночью было очень холодно, и звезды в чистом горном воздухе казались острыми, как иглы. До конюшни от домика было всего пять минут хода, но Брианна успела продрогнуть, пока миновала это расстояние, хотя и была в плаще. Свет, сочившийся изнутри, исходил не только от висевшего на крюке фонаря, как обнаружила Брианна, войдя внутрь. В углу стояла еще и небольшая самодельная жаровня, обеспечивая свет и тепло для ночного бдения.
Ее отец сидел, подобрав под себя ноги, на охапке соломы, укрывшись пледом, — он устроился на расстоянии вытянутой руки от небольшой пятнистой коровы. Корова лежала, подогнув ноги, время он времени мыча, и на ее широкой белой морде было написано глубокое сосредоточение.
Джейми резко вскинул голову, услышав шорох гравия под ногами Брианны, и его рука сама собой нырнула под плед, к поясу.
— Это я, — поспешила сказать девушка, и вышла на освещенное место. Лицо Джейми мгновенно утратило выражение настороженности. Он вытянул ноги и с силой потер лицо ладонью, пока Брианна аккуратно запирала за собой нижнюю часть ворот.
— А твоя мать еще не вернулась?
Брианна явно и очевидно пришла одна, и тем не менее Джейми глянул через плечо дочери, словно надеялся, что Клэр вот-вот материализуется прямо из ночной тьмы.
Брианна покачала головой. Клэр в сопровождении Лиззи отправилась принимать роды на одной из ферм с другой стороны склона их горы; если ребенок не появится до заката, им придется задержаться в Лахлансе на всю ночь.
— Нет. Она сказала, что если не вернется до темноты, то я должна обеспечить тебя каким-нибудь ужином. — Брианна опустилась на колени и принялась распаковывать небольшую корзинку, которую принесла отцу. В корзинке было несколько небольших ломтей хлеба с сыром и маринованными помидорами, рулет с сушеными яблоками и два глиняные кувшина — один с горячим овощным супом, второй — с сидром.
— Вот это здорово, девушка. — Джейми улыбнулся дочери и взял один из кувшинов. — А ты сама-то ужинала?
— О, да, — заверила отца Брианна. — Еще и как. — Она действительно поела, но все равно невольно бросила жадный взгляд на свежий яблочный рулет; недомогание и тошнота первых недель беременности уже миновали, сменившись зверским аппетитом, пугавшим Брианну.
Джейми заметил ее взгляд и с улыбкой отставил кувшин и разломил рулет пополам, протянув большую часть дочери.
Несколько минут они молча сосредоточенно жевали, сидя бок о бок на соломе, и тишина нарушалась лишь мягким фырканьем и храпом животных в стойлах. Дальний угол конюшни был отгорожен, чтобы создать удобный уголок для огромной свиноматки и ее недавно появившегося на свет потомства; Брианна лишь смутно различала их в сумраке пещеры — длинный ряд пухлых телец в соломе, ужасно похожих на сосиски.
Остальная часть внутреннего пространства была разделена на три части. Одно стойло принадлежало рыжей корове по имени Магдалина, — она сейчас лежала на своей подстилке, благодушно пережевывая бесконечную жвачку, а ее месячный теленок спал, прижавшись к массивной материнской груди. Второй отсек был пуст, в нем были насыпаны груды свежей соломы, — туда предстояло поместить роженицу и ее малыша, появления которого на свет и ожидал Джейми. Третье стойло было отведено для кобылы Яна, лоснящиеся бока которой раздулись от груза растущего плода.
— Тут просто самое настоящее родильное отделение, — сказала Брианна, кивая в сторону Магдалины и стряхивая с колен крошки. Джейми улыбнулся и вскинул брови, как он делал всегда, слыша от дочери что-то непонятное.
— Как это?
— Ну, это особое помещение в больнице, куда помещают молодых матерей и их новорожденных, — пояснила Брианна. — Мама иногда брала меня с собой на работу и позволяла заглянуть в детскую палату, пока она занималась своими делами.
Брианна внезапно вспомнила запах госпитальных коридоров, слегка едкий от насыщавших его дезинфицирующих препаратов и мастики для пола, вспомнила младенцев в колыбельках, пухлых, как поросята… и их голубые и розовые одеяльца. Она всегда подолгу бродила вдоль кроваток, пытаясь решить, какого из младенцев она взяла бы с собой, если бы ей позволили выбрать…
Розовое или голубое? Впервые Брианна задумалась о том, в какой, собственно, цвет предстоит одеть того малыша, который растет у нее внутри. До сих пор она вообще не задавалась этим вопросом, и думать об «этом» как о живом существе мужского или женского пола оказалось как-то странно, огорчительно… и Брианна поспешила отогнать неприятную мысль, заговорив с отцом.
— В родильном отделении младенцев держат за стеклянной перегородкой, так что ты можешь на них смотреть, но не можешь дышать на них, не можешь занести к ним какой-нибудь микроб, — сказала она, посмотрев на Магдалину, явно довольную жизнью и пустившую длинную струю зеленой слюны прямо на голову крошечному теленку.
— Микробы, — задумчиво повторил Джейми. — Да, конечно, я слыхал о микробах. Жутко опасные крошечные твари, так ведь?
— Могут быть опасными. — Брианна явственно увидела перед собой мать, проверявшую содержимое своего медицинского ящика перед тем, как отправиться на ферму Лахланс, аккуратно наполнявшую большой стеклянный флакон чистым спиртом из бочонка, стоявшего в кладовой. И тут же возникло другое воспоминание, куда более давнее: ее мать рассказывает о своем путешествии в прошлое Роджеру Уэйкфилду.
— Деторождение было тогда самой большой опасностью, какая только могла угрожать женщине, — говорила Клэр, хмурясь от возникавших перед ней картин давних времен. — Инфекции, разрыв плаценты, неправильное предлежание плода, выкидыши, кровотечения, родильная лихорадка… в большинстве стран выживало лишь около половины рожениц.
Брианна почувствовала, как у нее похолодели пальцы, несмотря на то, что в жаровне с шипением горели сосновые чурки, — и даже ее невероятный аппетит на время поутих. Она положила остаток рулета на солому, с трудом проглотила то, что было у нее во рту, чувствуя себя так, словно мягкий рулет вдруг превратился в камень и застрял у нее в горле.
Широкая ладонь отца коснулась ее колена, теплая, согревающая даже сквозь толстую шерстяную ткань юбки.
— Твоя мама не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — грубовато сказал он. — Ей уже приходилось сражаться с этими самыми микробами; я-то видел, как она это делает. Она не позволила им сожрать меня, и к тебе она их даже близко не подпустит, будь уверена. Она очень упорная женщина, а?
Брианна рассмеялась, и ей сразу стало легче.
— Она говорит, что стоит познакомиться с повадками одного микроба, как ты уже знаешь повадки всех остальных.
— Наверное, она права. — Джейми встал и обошел вокруг коровы, наклонился, заглянул ей под хвост. Потом выпрямился, покачал головой и вернулся на прежнее место. Он уселся поудобнее и взял оставленный Брианной кусок рулета.
— С ней как, все в порядке? — спросила Брианна. Она наклонилась, взяла пучок сена и помахала им перед носом коровы. Корова тяжело вздохнула, припав на колени, и не обратила внимания на предложенное; ее карие глаза, опушенные длинными ресницами, беспокойно вращались в глазницах. Время от времени по раздувшимся бокам коровы пробегала дрожь, и плотная зимняя шкура животного вспыхивала бликами в свете висевшего над ней фонаря.
Джейми слегка нахмурился.
— Да, я думаю, она, пожалуй, справится. Хотя, конечно, это у нее первый теленок, а сама она уж очень маленькая. Ей всего-то чуть больше года, не следовало бы так рано рожать, но… — Джейми пожал плечами и запустил зубы в рулет.
Брианна вытерла об юбку руку, на которую попала капля коровьей слюны. Ее почему-то вдруг охватило беспокойство, она встала и пошла к свиному загону.
Огромное брюхо свиньи вздымалось над соломенной подстилкой, как дирижабль, и сквозь редкую белую щетину просвечивала розовая кожа. Свинья пребывала в полной и абсолютной безмятежности, дыша медленно и глубоко и не обращая ни малейшего внимания на писк и суету голодного потомства, копошащегося под ее боком. Одного поросенка то ли его братец, то ли сестрица толкнули так сильно, что он на секунду-другую потерял сосок; мгновенно по всей пещере разлетелся отчаянный протестующий визг, а из напряженного соска вылетела струя молока, с шипением впитавшегося в солому.
Брианна вдруг почувствовала легкое покалывание в собственных грудях; они как будто стали тяжелее обычного, упав на ее сложенные руки, когда она наклонилась над загородкой свиного загона.
Пожалуй, та картина, которую сейчас наблюдала Брианна, не выглядела эстетическим талоном материнства… определенно это не было похоже на Мадонну с Младенцем… но что-то было бесконечно утешающее в этой огромной безмятежной свинье, безразлично питающей своих отпрысков… какая-то небрежная уверенность, слепое доверие к естественным природным процессам.
Джейми еще раз осмотрел страдающую корову и подошел к Брианне, замершей у загона.
— Вот хорошая правильная малышка, — одобрительно сказал он, кивком указывая на свинью. Словно в ответ на его замечание, свинья шумно выпустила газы и слегка повернулась, подгребая под себя солому с довольным урчанием.
— Ну, по крайней мере она выглядит так, словно отлично знает, что делает, — согласилась Брианна, кусая губы от смеха.
— Верно, знает. У нее жуткий характер, но тем не менее она заботливая мать. Это у нее четвертый помет, и представь, она ни одного поросенка до сих пор не придавила и не отказалась кормить. — Джейми окинул свиноматку довольным взглядом, потом посмотрел на корову-роженицу. — Я только надеюсь, что у этой дело пойдет хотя бы наполовину так же хорошо.
Брианна вздохнула.
— А если нет, тогда что?
Джейми ответил не сразу; он прислонился к загородке, глядя на копошащихся и чавкающих поросят. Потом его плечи слегка приподнялись. — Ну, если ей не удастся самостоятельно родить своего теленка, и я не сумею ей помочь… тогда придется ее прирезать, — спокойно сообщил он. — Но если бы удалось спасти теленка, его, пожалуй, можно было бы пристроить к Магдалине.
Внутри у Брианны все сжалось, недавно съеденная пища вдруг превратилась в кучу камней, раздирающих желудок. Конечно же, она видела кинжал, висевший на поясе отца, но воспринимала его как часть его одежды, не более того, и ни на секунду не задалась вопросом, зачем, собственно, нужен кинжал в этом пасторальном убежище. Маленький круглый груз в ее животе лежал неподвижно, как бомба, ожидающая своего часа…
Джейми снова присел на корточки возле коровы и осторожно пощупал ее вздувшийся бок. Видимо, удовлетворенный пока что результатами осмотра, он почесал корову между ушами, что-то приговаривая на гэльском.
Да как он может болтать всякие ласковые глупости, подумала Брианна, если прекрасно знает, что может и часа не пройти, как ему придется взрезать вот эту живую плоть? Это выглядело просто хладнокровной жестокостью; интересно, мясник тоже говорит своим жертвам: «Хорошая девочка»? Маленькая ледяная капля упала в желудок Брианны, присоединившись к той холодной тяжести, что уже лежала там… как будто целая горсть круглых скользких бусин…
Джейми встал, потянулся, охнув, когда затрещал его позвоночник. Потом размял плечи, уселся на солому, моргнул и улыбнулся Брианне.
— Давай-ка я провожу тебя в дом, а, девочка? Это может начаться еще очень не скоро.
Брианна посмотрела на него, подумала, потом покачала головой.
— Нет, я лучше подожду с тобой еще немного. Если ты не против, конечно.
Сейчас, внезапно решила она. Она должна спросить прямо сейчас. Она уже много дней выжидала подходящего момента, но разве может быть действительно подходящий момент для чего-то вроде этого? Ну, по крайней мере, они сейчас одни, и им наверняка никто не помешает.
— Как хочешь. Я только рад буду твоему обществу.
Ну, это ненадолго, мрачно подумала Брианна, когда Джейми отвернулся, чтобы еще раз заглянуть в принесенную дочерью корзинку. Вообще-то Брианна предпочла бы полную тьму даже самому слабому и неверному свету. В темноте было бы куда легче спросить о том, что ей необходимо было знать, — например, на темной тропинке по пути к дому… Но на самом деле ей недостаточно слов; она хочет видеть его лицо…
Во рту у Брианны пересохло, и она с благодарностью приняла протянутую ей отцом кружку с сидром. Сидр был крепкий и душистый, и он неплохо подействовал на Брианну, как будто бы немного облегчив тяжесть у нее в животе.
Она вернула кружку отцу, но не стала ждать, когда он сам выпьет; она боялась, что согревающий эффект сидра быстро ослабеет, и она уже не сможет набраться храбрости, чтобы произнести эти слова.
— Па…
— Да, девочка? — Он наливал в кружку сидр из кувшина, сосредоточив взгляд на непрозрачной золотистой струе.
— Я должна спросить тебя кое о чем.
— Мм?
Она глубоко вздохнула — и словно бросилась в воду вниз головой.
— Ты убил Джека Рэндалла?
Джейми на мгновение нахмурился, все еще держа кувшин наклоненным над кружкой. Потом осторожно повернул его вертикально и поставил на пол рядом с собой.
— А где ты вообще слышала это имя? — спросил он. Он смотрел прямо на Брианну, и его голос был таким же твердым, как его взгляд. — От твоего отца, может быть? От Фрэнка Рэндалла?
— Нет, мама мне рассказала о нем.
В уголке рта Джейми дернулась маленькая мышца, но это было единственным внешним признаком испытанного им потрясения.
— Она сказала.
Это не было вопросом, но Брианна все равно ответила.
— Она рассказала мне о том, что… что произошло. Что он сде… сделал с тобой. В Вентворте.
Весь небольшой запас ее храбрости уже иссяк, но теперь это не имело значения; она уже слишком глубоко увязла, чтобы отступить. А Джейми просто сидел и смотрел на нее, забыв о наполненной тыквенной кружке в своей руке. Брианне ужасно захотелось забрать у него кружку и самой выпить весь сидр, но она не осмелилась это сделать.
Только теперь, с большим запозданием, ей вдруг пришло в голову, что он может воспринять это как предательство… то, что Клэр вообще хоть кому-то рассказала обо всем этом, пусть даже дочери. И тут же слова хлынули изо рта Брианны бессвязным потоком.
— Это не теперь было… давно… я тебя вообще не знала… она думала, что я никогда не смогу с тобой встретиться. Я хочу сказать… я не предполагала… я знаю, что она вовсе не имела в виду…
Джейми приподнял одну бровь.
— Помолчи, а?
Брианна только рада была закрыть рот. Она не в силах была поднять взгляд на отца, и сидела, уставившись в собственные колени, а ее пальцы нервно мяли красновато-коричневую ткань юбки. Молчание все тянулось и тянулось, нарушаемое лишь приглушенными повизгиваниями и чавканьем поросят, да бурчанием в брюхе Магдалины.
Ну почему она не сделала это как-то иначе, в ужасе думала Брианна, терзаясь от смущения и стыда. И не открой наготы отца твоего… Произнести имя Джека Рэндалла означало вызвать образы содеянного им… а об этом и думать-то было нестерпимо. Ей следовало спросить об этом мать, пусть бы Клэр сама у него узнала… но — нет. На самом деле у нее не было выбора, просто не было. Она должна была узнать это именно от него.
Ее стремительно несущиеся мысли были остановлены наконец; Джейми заговорил, очень спокойно:
— А почему ты об этом спрашиваешь, девочка?