В комнате одного из третьесортных парижских гостевых домов около окна за маленьким столом, на котором была батарея винных бутылок и два стакана, напротив своего старинного приятеля сидел Фланден1, который совсем недавно вернулся из Ирана. В кафе внизу звучала музыка, погода была пасмурная и мрачная, накрапывал дождь. Фланден обхватил голову руками, потом поднял бокал вина и повернулся к приятелю:
- Нет, ты знаешь? Было время, когда я сам себя считал пропавшим среди этих развалин, холмов и пустынь. Сам себе говорил я: возможно ли это? Однажды вернуться на родину? Возможно ли снова услышать эту самую музыку? Я стремился в один прекрасный день вернуться, я мечтал, что наступит час, когда я буду говорить с тобою по душам наедине в этой комнате. Но сейчас я скажу тебе кое-что новенькое, знаю, что не поверишь: теперь, когда я вернулся, я жалею. Знаешь, душа моя стремится в Иран, как будто я что-то потерял.
Приятель его, у которого лицо покраснело, а глаза смотрели с безразличием, услышав эти слова, в шутку стукнул рукою по столу и со смехом сказал:
- Эжен, не шути, я знаю, что ты живописец, но не знал, что ты еще и поэт. Мы тебе тут еще не надоели? Послушай-ка, не появилась ли у тебя часом там привязанность сердечная? Я слышал, что восточные женщины красавицы?
- Я ничуть не шучу.
- По правде говоря, однажды я был у твоего брата. Он заговорил о тебе, показал нам несколько новых картин, что ты прислал из Ирана. Насколько я помню, на всех картинах были развалины. На одной из них был Храм Огня, так разве там поклоняются огню? О стране, где ты побывал, я знаю только, что у них хорошие ковры! Больше ничего не знаю, так ты бы теперь нам рассказал, что видел. Знаешь же, все это в новинку для нас, парижан.
Фланден немного помолчал, а потом сказал:
- Вспомнилась мне одна вещь, произошел как-то странный случай со мной в Иране. До сих пор никому не рассказывал, даже моему приятелю Косту, что был со мной: боялся, что он будет смеяться надо мной. Ты же знаешь, что я ни во что не верю, но единственный раз в жизни, искренне и без притворства, я уверовал в Бога, и было это в Иране, у того самого Храма Огня, что ты видел на картине. Однажды, когда я был на юге Ирана на раскопках Персеполя, приятель мой Кост почувствовал себя нехорошо, и я в одиночку пошел в Накш-е Ростам, в том месте в скалах выдолблены захоронения древних иранских правителей, по-моему, ты видел на картинах? Одна из гробниц в виде креста, и над нею – изображение царя, который стоит у Храма Огня и вытягивает правую руку к огню. Над Храмом Огня - изображение Ахура-Мазды, божества древних. Ниже в камне высечена колоннада, а над дахме - площадкой для мертвых – вход в гробницу. Напротив гробниц находится большой Храм Огня, который называют Кубом Заратустры.
То происшествие я хорошо помню. Время приближалось к закату, я занимался обмером святилища. Я страдал от усталости и жаркого солнца. Вдруг в поле моего зрения показались два человека в одежде, необычной для Ирана. Они направлялись в мою сторону. Когда они приблизились, я увидел, что это были два старца, но два живых и крепких старца с просветленными глазами, и что-то особенное было у них в лицах. Я их спросил: оказалось, что это были торговцы из Йезда, они шли с севера Ирана. Вера их была такая же, как и у большинства населения Йезда – зороастризм, то есть, они, так же, как и древние цари иранские, были огнепоклонниками. Они специально отклонились от пути и пришли сюда, чтобы помолиться у древнего храма. Как только наш разговор закончился, стали собирать они в круг сухой хворост и листья, наконец, сложили всё в кучу и устроили небольшой очаг. Я, тем временем, смотрел на них с изумлением. Они подожгли хворост и стали нараспев бормотать молитвы на каком-то особенном языке, который я до тех пор никогда не слышал. Скорее всего, это был язык Заратустры и Авесты, язык клинописи, высеченной на этих камнях!
Тем временем, пока эти два огнепоклонника бормотали молитвы перед огнем, я поднял голову и увидел на каменной стене над площадкой-дахме напротив меня изображение сцены, в точности повторявшей ту, перед которой я стоял, и которую я видел вживую перед своими глазами. Я так и застыл на месте: как будто каменные изображения людей над гробницей Дария ожили, явились предо мной через несколько тысяч лет и просили милости у олицетворения их Господа! Я был удивлен, как после всех попыток мусульман истребить эту веру, ее последователи тайно, и в то же время со свободным духом, простирались в пыли перед огнем!
Два гебра-зороастрийца ушли и исчезли из виду, я остался один, но маленький костерок еще горел. Не знаю как, но я сам почувствовал какой-то толчок и испытал чувство религиозного трепета. Здесь царило тяжелое безмолвие. Круглая луна, будто набравшись серы от огня, взошла в стороне от гор, и под этим бледным светом развалины Храма Огня как будто светились. Я почувствовал, как будто перенесся на две-три тысячи лет назад. Я забыл, кто я, где я. Я взглянул на пепел кострища, перед которым простирались ниц эти два загадочных старика, который они почитали и восхваляли. Из него неторопливо столбом поднимался синий дым и колыхался в воздухе, отбрасывая тень на скалы. В небе над головой до горизонта светились и мерцали звезды в безмолвии и великолепии долины, среди этих таинственных развалин и древнего храма. Я чувствовал, как будто вокруг собирались души предков, и сила их мысли летела, отражаясь на скалах. Она будила меня, и было мне откровение, которого до тех пор никогда не было. Я, который ни во что не верил, невольно встал напротив кострища, из которого шел синеватый дым, и опустился перед ним на колени! Не знаю, что я говорил, но потребности бормотать молитвы не было. Должно быть, и минуты не прошло, как я снова пришел в себя, - я молился изображению Ахура-Мазды, так же, как это, наверное, делали древние иранские цари. В эту самую минуту я был огнепоклонником. Теперь думай обо мне, что хочешь. Должно быть, это просто человеческая слабость и безволие!
Тегеран, 6 августа 1930 г.
(1) Фланден и Кост – два ираниста, которые девяносто лет назад провели важные исследования древнего Ирана. В рассказе использованы заметки Фландена (примечание автора).
(с) перевод с персидского яз. В.Ю.Сковородников, 2015
(с) иллюстрации Эжен Фланден, 1841