Аннотация: Космический «дровосек» пытается спилить гигантское тысячелетнее инопланетное дерево, в буквальном смысле составляющее единый живой организм с всей планетой, но останавливается, встретив среди древесной кроны местную дриаду и поняв, что таким образом он совершает убийство.
Биография автора: Писательская карьера Янга охватывает период более 30 лет, он издал более ста рассказов во многих журналах, включая такие известные, как «The Saturday Evening Post» и «The Magazine of Fantasy and Science Fiction». Писатель, которого называли «поэтом от научной фантастики», знаком нашим читателям по повестям и рассказам «В сентябре тридцать дней», «Звезды зовут, мистер Китс», «Срубить дерево», «Механический фиговый листок», «Девушка-одуванчик», «На реке», «Хмельная почва» и другим, которые печатались в газетах, журналах, сборниках и антологиях. Одним из лучших лирическо-приключенческих произведений считается повесть «У начала времен», позднее переработанная в роман «Эридан» (1983).
Роберт Янг написал немного романов и, как считают критики, именно поэтому он не был известен широкому читателю, как того заслуживал. Роман «Последнее дерево Иггдрасиль» мог бы расширить аудиторию писателя, но этого не случилось: роман понравился читателям и заинтересовал студию «Уолт Дисней», за право съемок фильма по оригинальному сюжету был выплачен аванс, но работа над фильмом не состоялась. На русский язык переведен роман Янга «Вторая дочь визиря» написанный в 1985 году в жанре юмористической фэнтези.
Роберт Янг скончался 22 июня 1985 года на семьдесят первом году жизни. Он продолжал писать даже в день своей смерти.
Рецензия: Когда я читала эту повесть впервые – давным-давно, в детстве – я до последнего надеялась, что убийца дерева остановится. Что он пощадит дриаду. Что умирающий мир деревьев еще удастся возродить. Как же можно убивать такую красоту? Это как если бы кто-то вздумал срыть горы, потому что ему, видите ли, нравится ходить по прямой.
Цитата:
Сейчас он поднялся еще выше, и стволу уже пора было уменьшаться в объеме. Но ствол не стал тоньше – во всяком случае этого не было заметно. Он все еще напоминал огромную скалу, и Стронг чувствовал себя скорее альпинистом, чем древорубом. Взглянув вверх, он увидел первую ветвь. Ее можно было сравнить с секвойей, растущей параллельно земле на вертикальном склоне древовидного Эвереста.
Но если Стронг и останавливается, то ненадолго, просто чтобы удостовериться: дриады существуют. И нечистые шуточки, которыми перекидываются между собой древорубы, строящие из себя крутых мачо, неспособны не только испачкать, но даже коснуться души последнего гигантского дерева. А еще он останавливается, чтобы осознать: он – убийца. И вместе с тем – человек, верящий в сказку. Большой ребенок.
Цитата:
Вы убеждали себя, что это не более чем шутка; вам было чертовски хорошо известно, что никогда ни на каком дереве, ни на какой планете не спустится к вам по устланной листьями тропе прекрасная фея. И хотя вы непрестанно повторяли себе, что этому никогда не бывать, в самом дальнем, темном уголке вашего сознания, к которому не отважился приблизиться здравый смысл, постоянно жила мысль о том, что, быть может, это все-таки когда-нибудь произойдет.
Стронга и в самом деле нельзя назвать бездушным убийцей. Он – душевный убийца. Убийца, которому жаль жертву. Убийца, восхищающийся мощью и красотой дерева. Убийца, которому не нравится то, что придет на смену зеленому гиганту, накрывающему тенью от раскидистой кроны целый поселок. Словом, он всего лишь делает свою работу – и ничего личного. Стронг не маньяк, он палач.
Цитата:
Отсюда листва еще больше напоминала зеленое облако – огромное зеленое облако, которое скрывало почти всю деревню. За его кружевными краями были видны только самые дальние домики. А за ними бесшумно катилось к горизонту Великое Пшеничное Море, как он мысленно называл поля.
Хотя более уместным здесь было бы слово «архипелаг». Потому что, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду виднелись острова. Острова сгнивших деревень; одни – увенчанные зловещими серыми маяками мертвых деревьев, другие – заваленные серыми обломками упавших. Острова контейнеров с отбросами из прочной стальной фольги, острова ангаров из того же материала, в которых стояли сеялки-геликоптеры и облегченные комбайны, взятые колонистами в аренду у Департамента Галактических Земель.
Герой не ищет оправданий для себя. Он не прикрывается национальными интересами. Не разглагольствует о жизни колонистов, занявших планету после вымирания аборигенов. Он говорит правду о себе и о своих напарниках. Не трусит, словом. И это поневоле заставляет его уважать.
Цитата:
– Почему земляне убивают деревья?
Он на мгновенье призадумался.
– По очень многим причинам, – сказал он. – Если ты – Блюскиз, ты убиваешь их потому, что это дает тебе возможность проявить одну из тех немногих унаследованных тобою черт, которую белый человек не смог отнять у твоей расы, – презрение к высоте. Но сколько бы ты ни убивал их, твоя душа, душа американского индейца, корчится от ненависти к самому себе, ибо, по сути дела, ты причиняешь другим землянам то же самое, что белый человек причинил своей собственной. Если же ты Сухр, ты убиваешь их потому, что был рожден с душей обезьяны, и, умерщвляя деревья, ты испытываешь такое же удовлетворение, какое художнику приносит живопись, писателю – литературное творчество, композитору – создание музыкального произведения.
– А если ты – это ты?
Он почувствовал, что не сможет солгать.
– Тогда ты убиваешь их потому, что тебе не дано стать взрослым, – произнес он. – Ты убиваешь их потому, что тебе нравится поклонение обывателей, тебе нравится, когда они хлопают по спине и угощают выпивкой. Потому, что тебе приятно, когда на улице хорошенькие девушки оборачиваются и глядят тебе вслед. Ты убиваешь их потому, что хитроумные компании вроде «Убийц деревьев инкорпорейтед» отлично понимают твою незрелость и незрелость сотен других таких, как ты, и они соблазняют тебя красивой зеленой униформой, соблазняют тебя тем, что посылают в школу древорубов и воспитывают там в надуманных традициях; тем, что сохраняют примитивные способы уничтожения деревьев, – ведь благодаря этим примитивным способам ты кажешься почти полубогом тому, кто наблюдает снизу, и почти мужчиной самому себе.
Прикрой убийство красивыми традициями, позволяющими почувствовать себя не винтиком в беспощадной машине уничтожения, а гордым покорителем вершин – и оно все равно останется грязной, кровавой работой. Из обрубков ветвей, из распилов сочится кроваво-красный сок, при виде которого Стронгу становится дурно. Но он не пытается переложить свою страшную задачу на чужие плечи. Дерево все равно погибнет – и Стронг пытается сделать эту смерть быстрой и чистой, как в бою, а не как под пытками в допросной. И все-таки у него не выходит. Не выходит… Стронг постоянно вспоминает слова из «Баллады Рэдингской тюрьмы» Оскара Уайльда:
«Гвардейца красит алый цвет,
Да только не такой.
Он пролил красное вино
И кровь лилась рукой,
Когда любимую свою
Убил своей рукой» (перевод В.Топорова) – и видит, как срубленная ветвь превращается в обрубок женской руки, а раздавленный цветок – в женское лицо. А потом начинает понимать: смерть дерева началась задолго до того, как он, древоруб, поднялся внутрь кроны, увешанный оборудованием.
Ни поселенцам, засевающим опустевшие просторы планеты пшеницей, ни корпорации «Убийцы деревьев» не получить прибыли от содеянного. Стронг и ему подобные не столько добывают древесину (которая гниет сразу после доставки на склад), сколько довершают гибель планеты. Гибель, начавшуюся задолго до прихода чужаков. В те далекие времена, когда жители планеты сочли древние обычаи своей расы глупым суеверием. Из-за этой "прогрессивной идеи" деревья потеряли людей, люди потеряли жизнь, мир потерял будущее. Понемногу поселенцы истощат почву и покинут безжизненный каменный шар, голый и пыльный. Возврата нет. Издержки прогресса!
Цитата:
– Кто знает, может быть я совершил акт милосердия… – сказал Стронг.
– О чем это вы оба толкуете? – спросил Сухр.
– Их было пятьдесят миллионов, – сказал Блюскиз. – Пятьдесят миллионов!
Человеку так хочется почувствовать себя хозяином положения, повелителем стихий, покорителем миров… Но почему он не пытается их понять, прежде чем покорить?
Итог: Повесть заставляет задуматься о жестоком детстве, в котором пребывает человечество. О том, как легко человека с душой ребенка превратить в преступника. О том, чем приходится платить за самонадеянность. Не ждите от Янга утешений. Возврат к прежней гармонии невозможен. Но с пониманием приходит мудрость.
ФИНАЛ
- Неужели вы не понимаете, Райт? Дерево! Деревня! В чем нуждается
дерево этого вида, чтобы вырасти до такого колоссального размера и
существовать дальше когда приостановится его рост? В питании. Во многих
тоннах питания. И в какой почве! В почве, удобренной отбросами и трупами
умерших. Орошаемой с помощью искусственных озер о водохранилищ, то есть оно
нуждается в условиях. Которые могут быть созданы лишь большими поселениями
человеческих существ.
Что же происходит с подобным деревом? Веками, а может, и тысячелетиями
оно постепенно познает, чем можно заманить к себе людей. Чем? Выстроив дома.
Правильно. Выстроив, вернее вырастив дома из своих собственных корней;
домики, настолько очаровательные, что человеческие существа не могли устоять
перед соблазном поселиться в них. Теперь-то вы понимаете. Райт? Дерево
старалось поддержать не только себя, оно пыталось поддержать и существование
деревни. Но это ему уже не удавалось из-за низменной человеческой глупости и
эгоизма.
Райт был потрясен. Стронг взял его за руку, и они вместе вернулись к
бару. Лица колонистов казались вылепленными из серой глины. Мэр по-прежнему
тупо смотрел на вмятину в стойке.
- может вы поднесете еще стаканчик человеку, который спас вашу
обожаемую деревню? -- спросил Стронг.
Мэр не шелохнулся.
- Должно быть, древние знали об экологическом балансе и облекли свои
знания в форму суеверия, - сказал Райт. -- И именно суеверие, а не знание
переходило из поколения в поколение. Возмужав, они поступили точно также,
как все слишком быстро развивающиеся человеческие общества: они полностью
пренебрегли суевериями. Научившись со временем обрабатывать металлы, они
выстроили заводы по обеззараживанию сточных вод, мусоросжигательные печи и
крематории. Они отвергли все системы ликвидации отходов, которыми их
когда-то обеспечивали деревья, и превратили древние кладбища у подножия
деревьев в деревенские площади. Они нарушили экологический баланс.
- Они не ведали, что творят, - сказал Стронг. -- А когда они поняли, к
чему это привело, восстанавливать его было уже слишком поздно. Деревья уже
начали умирать, и когда окончательно погибло первое дерево и начала гнить
первая деревня, их обуял ужас. Быть может, привязанность к своим домам
настолько вошла в их плоть и кровь, что они потеряли голову. И не исключено,
что они просто не смогли вынести, как эти дома умирали у них на глазах.
Поэтому они ушли в северные пустыни. Поэтому они умерли от голода или
замерзли в Пещерах Смерти, а может, все вместе покончили жизнь
самоубийством...
- Их было пятьдесят миллионов, пятьдесят миллионов косматых
величественных животных, обитавших в тех плодородных долинах, где ныне
простирается Великая Северо-Американская пустыня, - сказал Блюскиз. --
Трава, которой они питались, была зеленой -- они возвращали ее земле в своем
помете, и трава, зеленела вновь. Пятьдесят миллионов! А к концу бойни,
устроенной белыми людьми, их осталось пятьсот.
- Как видно, из всех деревень, эта модернизировалась последней, -
сказал Райт. -- И все же дерево начало умирать за много лет до прихода
колонистов. Поэтому-то деревня теперь гниет с такой быстротой.
- Гибель дерева ускорила процесс разложения, - сказал Стронг. -- Вряд
ли хоть один домик простоит больше месяца...Но дерево могло бы прожить еще
лет сто, если бы они так не тряслись за свою проклятую недвижимую
собственность. Деревья таких размеров умирают очень медленно... А цвет сока
-- думаю, что я теперь понял и это. Его окрасила наша совесть... Однако мен
кажется, что в каком-то смысле она... оно хотело умереть.
- И все же несмотря ни на что, колонисты будут возделывать землю, -
сказал Райт. -- Но теперь им придется жить в землянках.
- Кто знает, может быть я совершил акт милосердия... - сказал Стронг.
- О чем это вы оба толкуете? -- спросил Сухр.
- Их было пятьдесят миллионов, - сказал Блюскиз. -- Пятьдесят
миллионов!