Ветра не было, падал снег.
Бродяжка в своей коричневой хламиде, стоявший в полный рост на правом плече, подобно воителю перед битвой, сжимал в правой ладони косу, а левую козырьком приложил ко лбу, высматривая неприятеля.
Пара шагов дядьки Устина – и вот она, вражеская цитадель!
С замиранием сердца малыш проследил, как открывалась калитка во двор колдуна. Еще шаг – и они на земле недруга…. Однако ничего «такого» не произошло – не прогрохотал гром, не сотряслась земля, даже никакого шума не последовало. Только хрустит снег под ногами знахаря.
Постройки во дворе оказались скособочившимися, полуразрушенными. Ставни наглухо закрыты, чтобы не проникал дневной свет. На крыльцо было страшно наступать, того и гляди провалится в тартарары. Перила расшатаны. Дядька Устин только вздохнул – он-то совсем недавно заходил сюда, к прежним хозяевам, которые жили здесь до колдуна, и, соответственно, помнил, что все находилось в прекрасном состоянии, пригодном для работы, не то, что сейчас.
Дверь, едва державшаяся на ржавых петлях, оказалась заперта с другой стороны на засов. Знахарь ненавязчиво постучался. Минуты три ничего не было слышно. Можно подумать – деревня вымерла. Наконец, дверь отворилась, на пороге стоял нынешний владелец этого жилища.
При виде колдуна барабашка вздрогнул. Живы в памяти те страшные ночи, наполненные лязгом зубов, скрежетом посиневших ногтей о промерзшие доски, чавканьем разбуженной земли, да непрекращающейся руганью. Но все же больше других чувств, непомерное удивление заставило малыша прижаться к голой шее знахаря.
Болезненный, чахлый вид колдуна, который буквально пару дней назад был свеж и бодр, в придачу с явственно ощущаемым запахом мертвечины заставлял глаза лезть на лоб. Как такое было возможно, чтобы еще вчера человек (а колдун, каким бы он ни был, принадлежал к людскому роду) порхал, слово бабочка, смеялся, получал от жизни удовольствие, а сегодня – стал живым мертвецом? Колдун ныне напоминал упыря, восставшего из могилы, хоть детей пугай.
- Чего тебе надо, Устин? – скрипучим голосом промолвил колдун, сутулясь и пригибаясь к земле.
- Что, совсем злоба твоя тебя сгрызла? – с необъяснимой грустью произнес знахарь после непродолжительного молчания.
- Соболезнуешь?
- Упаси боже.
- Что тогда…?
- Уезжай, - коротко ответил дядька Устин с невозмутимой твердостью в голосе.
- Куда?
- Прочь из деревни, - говорил Устин без злости или язвительности, просто говорил, ставил перед фактом. – У тебя же есть квартира в городе?
- Есть, - злобно буравя глазами, полными мрака, проскрипел колдун.
- Я не дам тебе раздолья в деревне. Хватит. Ты переступил черту, когда подослал шерстнатого. Вполне было достаточно и спиногрыза, чтобы прогнать тебя из деревни, но я в тот раз промедлил. А зря. Теперь буду бить, бить до конца.
- Это твоё последнее слово, Устин?
Знахарь в ответ только кивнул.
Колдун внезапно бухнулся на колени, хватая Устина за ноги, завопил:
- Что же мне было делать? А?! Дух нужен, Устинушка, дух! Человеческий дух! Погибаю! Огонь жжет меня изнутри, пустота пожирает! Что делать мне?
- Упокоиться, - Устин оттолкнул колдуна и отступил на шаг назад.
- Вот ты как! – колдун оскалился так же неожиданно, как только что пытался разжалобить.
Защелкали желтые зубы, невиданная злость, черная насыщенная мгла, блеснула в глазах.
- А ты хочешь жалости? – криво усмехнулся дядька Устин. – Ты живешь во имя смерти, а жаждешь жизни? Ей-богу, смешно, если бы не грустно. Проклинаешь землю, но топчешь её. Ешь хлеб и ненавидишь небо. Видел, небось, вчера удельницу, коли на коленях предо мной не брезгуешь ползать?
Колдун с трудом поднялся на ноги, прислонился к дверному косяку худющей щекой:
- Видел. Баба в белой рубахе до пят… бледнее мела, с черными распущенными густыми волосами… под глазами, мертвыми, недвижимыми, - черные круги, почти, как у меня сейчас…. Вчера я вышел к дороге, на перекресток, а вдалеке, на пустыре, смотрю, маячит одинокая фигура, ну, как я описал. Сразу видно – не человек это. Ну, а кто может на распутье повстречаться вечером, кроме удельницы?
- Много кого можно повстречать. Но в твоем случае, я более чем уверен, была именно удельница.
Колдун, пропустив слова Устина, продолжил:
- Гляжу на нее, а она на меня глаза вытаращила и пальцем указала… сердце в груди зашлось. Удельницы роковой срок предвещают, похищают радость, достаток, успех…
- Жизнь, - завершил список знахарь. – Знать, осталось тебе недолго мучиться.
Застонал колдун, заскрежетал зубами.
- Уезжай! – потряс кулаком дядька Устин. – Сегодня же вечером, на автобусе, уезжай в город!
На сем они расстались.
Дядька Устин вышел со двора, встал на пустынной дороге. Тихо в деревне. Только собаки перебрехиваются, да снежок хрустит под ногами – хрум, хрум, хрум.
- Жестко ты с ним, - заметил бродяжка, нарушив молчание.
- А как иначе? - тихонько сказал Устин, вдыхая морозный воздух и глядя на расплывшееся в небе мутное солнце. – Есть настоящие колдуны, а такие, как вот этот вот, - пакостники. Паразитами я их называю. Паразиты, они же цепляются на все живое и губят его изнутри, пока все соки не вытянут. Так и эти пакостники – людей убивают ради продления собственных дней. Ненавижу таких…
- Что же ты раньше не вмешался?
- Трусил, - честно ответил Устин. – Не хотел нарушать границу. Дорога между нами пролегает, не дает нашим чарам схлестнуться. Он себе живет, я – себе. А теперь уж, если я взялся ему противоборствовать, то надо идти до конца.
- Как думаете, уедет колдун? – спросил маленький барабашка.
- Уедет, - кивнул бродяжка.
Помолчали.
- А ты бездомный, выходит? – обратился к бродяжке дядька Устин.
- Угу. Давненько уже скитаюсь, да вот бабайка приютил на время.
- Хочешь, оставайся со мной…
Барабашки удивились, а потом одновременно расплылись в улыбках.
- Не шутишь ли, дядька Устин?
- Грех таким шутить! Останешься со мной?
- Останусь! – воскликнул бродяжка. – Устал быть неприкаянным. Видать, не зря я бродил, не селился, где попало, а искал своё место. Вот и нашел!
- Воздалось за терпение! – радостно поддакнул малыш. – Повезло тебе – будешь жить со зрячим человеком! О чем еще мечтать можно?
- Ну, полно шуметь, - угомонил знахарь.
- А у тебя раньше не было барабашек? – спросил малыш Устина.
- Нет.
- Почему, интересно?
- Рождение барабашки – это стихийное происшествие, если можно так выразиться, - за дядьку Устина ответил бродяжка. – Барабашка не рождается из какой попало мысли, а лишь из невообразимо шальной, лишенной всякого смысла, что случается редко. Чаще всего барабашка появляется у того человека, у которого уже есть барабашка. Однако наличие у одного представителя рода человеческого более двух барабашек еще большая редкость и великое чудо, нежели, само рождение барабашки.
- Как много слов! – засмеялся малыш. – Такая путаница!
- Ну, ничего, - улыбнулся окрыленный бродяжка. – Чуть-чуть подрастешь – поймешь.
- Спустите меня, пожалуйста, а то барабаш, наверно, переживает! – попросил малыш.
Дядька Устин аккуратно снял его с плеча и опустил на снег, покрытый ледяной коркой, рядом с родным двором. Барабашка помахал друзьям на прощание и поспешил домой. Спустя чуть больше получаса он уже потягивая в подполе горячий чай, рассказывает барабашу, бабайке и мышиному семейству о том, как ходил вместе с дядькой Устином к колдуну и о том, как бродяжка-барабашка, наконец-то, обрел новый дом. «Замечательный подарок в канун Нового Года преподнес Устин бродяжке, не правда ли?».
Утром человек вместе с родителем ходил в магазин, а барабаш и барабашка в это время отсыпались в ушах. Но режущий слух голос колдуна заставил пробудиться и невольно прислушаться.
- Куда же вы? – спрашивал родитель.
- Уезжаю, - проскрипел колдун. – Обратно, в город…
- Ужасно выглядите…
- Да, нездоровится… не выдержал я деревенских условий, совсем разболелся…
- А кому же дом…
- Сыну оставлю, пускай он разбирается теперь с этим имуществом…. Прощайте.
- Прощайте, - неуверенно выговорил родитель человека, у которого жили барабашки.
Колдун пошел к автобусной остановке, и барабашка подумал, что на этот раз земля не хлюпает и не чавкает. Старый дед казался нематериальным, призрачным, он едва касался ногами земли, словно перемещался по воздуху. Барабашка поежился – у него появилось ощущение, что он смотрел не на живого человека, а на приведение. Однако, если человек и его родитель видели колдуна и общались с ним, то старик вполне реален и жив, по крайней мере, пока – жив.
Последующие три дня люди занимались приготовлениями к празднику. Приятная суета, непринужденная занятость общим делом и необъяснимая легкость были основными составляющими того времени. С отъездом колдуна все приходило в норму, а воздух перестал казаться тяжелым и затхлым. Даже фарфоровая статуэтка ангела, красующаяся в гостиной, утратила свой зловещий оттенок.
За эти три дня люди дважды ездили в город, но барабашки неизменно оставались дома. Нахождение в автомобиле им было весьма неприятно. Этому чувству неприязни способствовали различные едкие и резкие запахи топлива и других химических жидкостей. Барабаш сразу предупредил младшего собрата о том, что поездка не вызовет никаких положительных эмоций, мол, не барабашкино это дело – кататься вместе с людьми в их машинах. «Я вот в молодости прокатился в автомобиле, - говорил барабаш, - на всю жизнь хватило. Это человеку привычно травить свой организм и окружающую природу, а нам от всяких машин и механизмов дурно становится. Уж лучше дома делами заняться, нежели потратить время на пустые поездки. Пускай человек расходует заработанные деньги. У нас денег нет, следовательно, магазины нам не нужны. Мы вполне способны сами себя обеспечивать».
Барабашка не до конца понимал – что такого страшного в этих автомобилях? Слишком уж отрицательно отзывался о них его старший товарищ. Но прекословить малыш не собирался – кто, как не барабаш, желает ему добра?
К концу недели, за два дня до наступления Нового Года, дом, в котором жил колдун, посетил незнакомый человек. Он все осмотрел, и во взгляде его читалась брезгливость и нежелание заниматься тем, чем он занимался только что.
Человек, у которого жили барабашки, вместе с родителем чистил снег во дворе.
- Здравствуйте, - поприветствовал родитель человека. – Что это вы тут делаете?
- Привет, - кивнул незнакомец. – Я сын бывшего владельца этого дома, осматриваю, так сказать, наследство.
Последнее слово было произнесено с особым ехидством и язвительностью.
- А-а, - протянул родитель. – Мы с сыном уж было подумали, что грабители лазают, или детвора. Хотели спугнуть…
- Да чего тут грабить? – скривил губы сын колдуна.
- Ну, так… ваш отец, когда уезжал в город, ничего не забрал…
- Забирать-то нечего, рухлядь одна.
- Как знать, может, ваш отец так не считает. Он здоровьем в последнее время был слаб, потому, наверное, ничего с собой не взял.
- Он уже никак не считает!
- То есть? – не понял родитель человека, у которого жили барабашки. – Неужели…?
- Угу. Нет больше отца. Помер.
- Бог ты мой! А какой замечательный человек был!
- Умирал он страшно… брр… аж сейчас мороз по коже. Мучился два дня, всего ломало… ужас, одним словом.
- Ужас! – эхом повторил родитель. – Вы, если что, можете рассчитывать на нашу помощь…
- Спасибо, я сам управлюсь.
- А с домом что решили?
- Да что тут решать? Продавать буду.
- Вот как…
- Ну, а на что он мне? Работа и семья у меня в городе… к тому же деньги в наше время лишними не бывают…
- Ну, да, оно, конечно, правильно…. Я вот тоже все мечтаю с семьей в город перебраться.
- Удачи вам, - махнул на прощание рукой сын колдуна.
Перебаечник и подполяник, только узнав об отъезде колдуна, сразу же возвратились в родной дом. Вслед за ними и дворовой, прогнанный колдуном, вернулся. Вместе они навели порядок, каждый на своей территории. И даже невооруженным глазом можно было заметить улучшение. Родители человека, у которого жили барабашки, все удивлялись тому, что сын колдуна назвал рухлядью вполне приличный деревенский дом и двор с достаточно крепкими, добротными, постройками. «Зажрались городские», - несколько раз повторил родитель.
Оставшиеся дни прошли все в той же необременительной подготовке, которая, стоит признаться, очень нравилась барабашке. Ночью они с барабашем, бабайкой, кошками и домовушей долго любовались украшенной елкой. Да и не только елкой – весь дом стал намного ярче и красивее.
- Чудесно! – усевшись на ковре напротив елки, домовуша поглаживал кошек, свернувшихся рядом в клубочек. – Обожаю новогодние игрушки!
- Есть в них какая-то магия! – подтвердил бабайка, раскручивая пестрый шарик.
Казалось, все эти стеклянные и пластмассовые зверюшки и человечки вот-вот оживут и пустятся в безудержный веселый пляс в свете моргающих огоньков разноцветной гирлянды.
Малыша восхищали все эти радужные ленточки, которыми была украшена елка. Он лазил по ним вверх и вниз, будто по канатам, взбирался на искусственные веточки, спрыгивал и снова залазил.
Когда перевалило за полночь (барабашка привык, что именно в это время случаются всякие неожиданности), с кухни послышался гул. Вся компания аккуратно подобралась к дверному проему и заглянула на кухню, боясь увидеть какую-нибудь нечисть. Что ни говори, а злая сила попортила им кровь в этом году. Может быть, поэтому все ждали с таким нетерпением его завершения?
Их опасения не оправдались. Распевая песни и частушки, на столе и стульях, на полу и газовой плите отплясывали нички. Это были женщины различного возраста в платьях, фартучках и туфлях. Они внешне очень напоминали тетушку кикимору, которая, кстати, тоже участвовала в этом веселии.
- О-го-го, как шумно! – улыбнулся барабашка.
- Нички, - сказал домовой. – Это подружки моей кикиморы, они к ней перед каждым большим праздником заявляются и вот так вот празднуют.
- Поглядите, - указал бабайка, - тут и другие кикиморы, и русалки, и лесавки… кого только нет!
- Нички – одним словом! – усмехнулся домовуша.
- Почему же их именно таким словом называют? – задал вопрос барабашка.
- Не знаю, - пожал плечами домовой. – Наверно, потому, что вся эта разномастная толпа каждый раз перед большим торжеством приходит именно ночью.
- Логично, - согласился барабаш.
Барабашка вместе с друзьями играл возле елки до самого утра, а когда проблеснули первые лучи солнца, все отправились по своим домам. К этому времени нички ушли, вдоволь навеселившись. Причем исчезли они столь же внезапно и тихо, как и появились.
Когда барабашка пробудился, избавившись от чар бабушки Дремы, уже вечерело. Барабаш сидел на подоконнике и, как ни в чем не бывало, плел из волос рубашку, которая должна была послужить сегодняшней ночью подарком то ли для домовушки, то ли для бабайки.
«Как так можно? – мысленно возмутился малыш. – Вот-вот наступит праздник через считанные часы, а он спокоен и нетороплив! Как будто всё, что запланировал в этом году, успел сделать!». Потом барабашка немного поостыл и вспомнил о том, что не стоит пытаться обогнать время. Пускай все идет своим чередом. Однако унять эмоции оказалось не так-то просто, что вполне объяснимо – ведь для малыша этой ночью не только Новый Год наступает, но и еще круглая дата – целых пять месяцев, как он появился на свет! Уже никакой не малыш, на самом деле. Но все друзья привыкли его так величать. «Ну, и пусть!» - подумал барабашка.
- Смотри, малыш, какую я рубаху сплел! – похвастался барабаш. – Нравится?
- Ага! Мастерская работа!
- Не смущай, - засмеялся барабаш. – Волнуешься?
- Нет…
- Да ладно! Я же вижу, что волнуешься! Иди-ка, присядь рядом со мной…
Барабашка спрыгнул с человека, который читал книгу, лежа на кровати, и взобрался на подоконник.
- Ты сегодня вступаешь в новую стадию своей жизни, - сказал барабаш. – Возможно, тебе покажется, что все вокруг становится серым и менее интересным. Случается такое, что барабашка, переходя из одного возраста в другой, начинает разочаровываться в жизни.
Малыш слушал внимательно, и только желтые глазки отражали смятение и удивление, захлестнувшие его. О чем это толкует барабаш? Почему все может разонравиться?
- Ты пойми, что все тяготы, которые выпадают и еще выпадут на твою долю – это всего лишь проверка, - между тем продолжал барабаш, смотря куда-то в сторону. – Какие-то ситуации будут требовать нелегких, неоднозначных решений, и твои решения не всегда будут нравиться тем, кто будет тебя окружать в тот момент. Я ведь… не всегда смогу быть рядом. Время идет – ты взрослеешь, и за все поступки будешь отвечать самостоятельно. Это очень трудно – принять какое-либо решение. Тем более, всегда хочется все сделать правильно, без помарок… увы, это получается очень редко.
- Как же быть? – задал вопрос барабашка.
- Слушать свой внутренний голос…
- А кто там внутри у меня разговаривает?
- Твоё сердце, твоя совесть…
- Что же делать, если они начнут спорить?
- Они никогда не спорят между собой, но зато с ними частенько спорит ум.
- И кого из них мне слушаться?
- Не знаю, - честно сказал барабаш. – И ум, и сердце оказываются по-своему правы. Да и подводить они могут с одинаковой точностью…
- А ты как поступал?
- Я все же чаще слушал внутренний голос, нежели голос разума, - поразмыслив, ответил барабаш.
Наступила тишина. Закончив с рубашкой, барабаш улыбнулся своей добродушной улыбкой, которую барабашка очень любил, и сказал:
- Пойдем, поможем мышкам и бабайке с приготовлениями.
Спустившись на пол, они неспешным шагом отправились к мышиному лазу. Рубашку до поры барабаш припрятал в сумочку.
- Сегодня ночью будет Дед Мороз? Трескуны такие вьюги устраивают для него!
- Будет. Только на самом деле Дед Мороз – это не весельчак-балагур, а суровый старик с ледяным посохом в руке.
- Да? – удивился барабашка.
- Да.
- А подарки он принесет?
- Малыш, Дед Мороз приносит только один подарок, и тот предназначен для матери-Земли.
- Что же он дарит земле?
- Сон. Спокойствие. Она очень устает от всех дел за год, ей нужно хорошенько выспаться. Много сил уходит на то, чтобы взрастить и вскормить не только животный, но и растительный мир…
- Ух! - воскликнул барабашка. – И впрямь – это же надо быть очень сильной, чтоб такое выдюжить… и доброй… и терпеливой…
- Потому и к ней надобно относиться с должным уважением, почетом, любовью и лаской.
- А почему же люди верят, что подарки, которые поутру находят под елкой, им приносит Дед Мороз?
- Не знаю, - пожал плечами барабаш. – Кто этих людей разберет? Превратили Мороза в балагура с красным носом. Сознание у людей извратилось…
- Ох, - тяжело вздохнул барабашка. – А увидеть-то его можно будет?
- Конечно. В полночь Дед Мороз в сопровождении Старого года и Нового года пройдет по белому свету. Они будут как бы на нашей улице, но в это же самое время и в других частях мира…
- Как это? – не понял барабашка.
- Ну… получается, они одновременно будут повсюду…
- Поэтому говорят «прошел старый год, наступил новый»? Они идут не по очереди, а вместе и сразу по всему миру?
- Да, - улыбнулся барабаш. – Полезай первым в нору!
В подполе было шумно, но шум этот не настораживал. Он свидетельствовал о бурной подготовке к предстоящему празднеству. Барабашка запыхался и очень устал, когда помогал друзьям, но зато за час до наступления нового года все угощения были готовы. А большой, подрумяненный пирог, испеченный бабайкой, барабашем и тетушкой мышью был самым настоящим украшением праздничного стола!
Люди тоже суетились и готовились встречать гостей – в подполе был хорошо слышен топот их ног.
- Скоро Новый Год! – пискнул мышонок. – Каких-то десять минут осталось!
- Надо скорее собираться! – засуетилась тетушка мышь.
- Куда? – не понял барабашка.
- К дворовому и коргорушам, - ответил барабаш. – Встретим новый год вместе, как полагается! Бери, малыш, корзинку с пирожками!
В прихожей барабашки, бабайка и мышиное семейство встретились с домовым и кикиморой, которые тоже несли угощение.
- Такой ветер поднялся! Аж страшно! – охала тетушка мышь.
- Да это прямо-таки буря! – воскликнула кикимора, выглянув в приоткрытую дверь.
Все замерли в нерешительности – идти или нет? Традицию нарушать совсем не хотелось, но ужасная погода не вдохновляла на совершение подвигов.
- Люди сейчас закроют входную дверь, - заметил господин мышь. – Идем или нет?
- Идем, - вздохнул домовуша и первым шагнул во двор.
Ветер свирепствовал. Залеплял глаза снегом, перехватывал дыхание, чуть ли не поднимал с земли. «И чего мы мучаемся? – думал барабашка. – То ли дело амбарные мыши – сидят себе в своем логове, пируют!».
Дворовой с коргорушами стоял у забора. Лица у них были недовольные, озадаченные.
- Уф! – домовой отдышался, отряхнул бороду от снега. – Ну и погодка! Что ты там смотришь, дворовуша? Деда Мороза никак выглядываешь? Вот уж трескуны постарались для него!
- Это не трескуны, - мрачно промолвил дворовой. – Они к этой мерзопакостной погоде непричастны.
- А кто же тогда? – изумился господин мышь.
- Сами поглядите – вон туда, в дальний конец улицы, - дворовой приподнял доску, болтающуюся на одном гвозде, чтобы было лучше видно.
Барабашка почувствовал липкий и противный страх впервые за время отсутствия колдуна. С дальнего конца улицы, словно туча, двигалась большая толпа мужичков, одетых в самотканые кафтаны, кушаки и островерхие шапки. Ростом они были с кулачок, но при этом имели конские ноги с копытами. Бешено вращая глазами, мужички что-то кричали, завывали и размахивали крюками, сжатыми в маленьких ладонях.
- Кто это? – пропищал мышонок, прячась за спину отца.
- Шуликуны, - сказал дворовой. – Предчувствуя их приближения, погода испортилась. Природа чует нечистую силу, природу не обманешь.
Шуликуны на своем пути ломали все, что ломалось. Ударят по изгороди: если удалось сломать – хорошо! Не сломалась – еще что-нибудь учудят! Горе человеку, повстречавшемуся у них на пути. При этом двигались они не стихийно, а осознано, как будто видели цель. И почему-то барабашке все сильнее начинало казаться, что целью является дом дядьки Устина, стоящий через дорогу напротив.
- Первый раз вижу, чтобы у них был предводитель! – потер бороду домовой.
- Я тоже, - признался дворовуша.
Черный человек вел за собой эту лавину нечисти. Вглядевшись внимательнее, барабашка с трудом разобрал черты колдуна.
- Тот черный – сильно смахивает на нашего прежнего соседа!
- Это он и есть, - дворовой сделался еще угрюмее. – Вернее, это дух колдуна. Все никак не может попасть в навий мир.
- Зачем же он сюда пришел?
- Колдун умер, но дух его настолько пропитался злобой, что его нигде не принимают. Он желает отомстить Устину за то, что тот прогнал его.
- Как же мы можем помочь? Дядька Устин столько всего хорошего сделал!
- Никак, против эдакой силы мы не выстоим… - произнести эти слова барабашу было нелегко.
- Мы должны спасти дядьку Устина! – настаивал барабашка. – Мы должны ему помочь!
- Ему поможет только чудо! – сжал кулаки домовой.
- Не забывайте, что сейчас уже наступит Новый Год! – усмехнулась кикимора. – А в Новый Год – чудеса случаются!
Кто-то из деревенских запустил в небо первый салют, раскрасивший черное небо, за тем салютом – последовали второй, третий…
- Что это?
- Так люди отмечают Новый Год… - проговорил бабайка.
- Значит, Новый Год наступил? – спросил мышонок.
- По-моему, нет, - отрицательно покачал головой дворовуша, не спуская глаз с шуликунов, ведомых неупокоившемся духом колдуна.
Вдруг по улице прошествовали три высоких суровых бородатых мужчины. Самый старший был одет в красную шапку и красную шубу, а в руках держал ледяной посох. Белоснежная борода спадал до колен.
Все замерли. Барабашка смотрел с открытым ртом, понимая, что перед ним Дед Мороз, на которого он все мечтал поглядеть. Древнюю мощь и силу излучали холодные, как лед, глаза, заставляющие робеть самых отважных смельчаков.
Следом за Дедом Морозом шли двое статных мужчин в старорусских одеждах, кои некогда носили бояре при княжеском дворе. Мужчина, шедший чуть впереди, выглядел старше, второй, шедший на полшага позади, - младше. Не трудно догадаться, кого из них называли Старым годом, а кого – Новым годом. Старый год – уходил, а Новый – поспешал следом.
Дед Мороз хранил царственное молчание, в то время как Новый год получал от своего предшественника ценные знания о том, что тут до него происходило и совершалось. Старый год, как бы отчитывался перед Новым о проделанной работе, передавая во владения все то, чем распоряжался сам до этого часа.
Троица, как будто бы ничего и никого не видела. Но барабашка чувствовал, что эти трое помнят и видят абсолютно всё! Тут ещё вспомнились слова барабаша о том, что Дед Мороз, Старый и Новый год не находятся в одном конкретном месте – они идут сразу всюду, шагают по целому свету, знаменуя наступление нового времени.
- Ой-ой, шуликуны сейчас с Дедом Морозом столкнутся! – прошептал барабашка.
- Не столкнутся, - так же шепотом сказал дворовой.
Дух колдуна, завидев Деда Мороза, испугался, заметался по сторонам – ему ли тягаться с первозданной силой?
Колдун хотел повернуть назад, но беспечные и бесшабашные шуликуны и не думали менять маршрут. Они шли напролом, не боясь даже собственной погибели, и тем самым заставляли дух колдуна двигаться навстречу Деду Морозу.
Колдун завыл, заупрямился, пытаясь протиснуться сквозь толпу им же призванных шуликунов. Но нечистая сила не желала расступаться, а дух, обремененный грехами и злодеяниями, не мог не то что сквозь стены, но даже сквозь толпу просочиться!
Дед Мороз увидел лавину шуликунов, нахмурил косматые брови, сверкнул грозно глазами. Не произнося ни слова, он набрал воздуха в грудь и из легких его вырвался могучий поток ветра, который вмиг сдул всю нечисть разом.
Коргоруши, вместе со всеми наблюдающие за происходящим, победно вскрикнули.
Как только пропали шуликуны вместе с колдуном, погода сразу же наладилась, на небе высыпали звезды, поблескивающие, как драгоценные камни, мягкий снег нежно падал на землю.
Не успели и глазом моргнуть, как исчезли и Дед Мороз, и Старый год, и Новый год.
- Ничего себе! – воскликнул возбужденный барабашка. – Вот это да!
Придя в себя после увиденного зрелища, все обменялись подарками. Барабашке подарили красивое маленькое зеркальце и бусинку, переливающуюся на свету множеством разных цветов. Мыши, всех угостив своей стряпней, отправились к родственникам в амбар продолжать праздновать. А дворовой, коргоруши, барабашки и домовуша с кикиморой до самого утра резвились во дворе, играя в снежки, лепили снеговиков, сооружали снежные крепости. Свой первый Новый Год, а особенно две недели, предшествующие ему, барабашка запомнил надолго…
Конец второй повести
23.03.2011