Правительственная деревня 3 глава




– Я продал, – поник головой министр торговли.

– Вот, Илья Захарович, теперь ловите их, – указал на лес Перес. – Армия дезертировала, черт знает что! Республика в опасности. Поймать и привести живыми или мертвыми! Лучше мертвыми, – добавил он со свойственной ему прямотой. – Все ступайте! А ты будешь ими командовать, раз армию не уберег, – обратился он к Федору.

– Туземцы… Дикий религиозный народ… – оправдывался министр обороны.

– Учтите, если интерполовцы попадут в народную деревню – нам всем хана. Завтра же здесь будет десант парашютистов. Кончится ваша синекура. Так что в ваших же интересах…

Министры, повесив на плечи карабины, понуро поплелись к лесу. Федор шагал впереди с пистолетом в руке.

Алексей тоже поднялся.

– Ты со мной останешься, могильщик херов, – распорядился Перес. – За Христа поговорим, раз ты такой культурный. А сейчас пошли Бранко расстреливать.


 

Глава 15

Переворот

Старый партизан нервно разгуливал по камере, размышляя о непонятном коварстве Переса.

Прошло уже несколько часов с момента покушения, но никто не собирался освобождать его, прятать и тем более благодарить за правильно выполненное убийство.

Неужто все раскрылось? Бранко очень надеялся на удачливость Ивана и Вадима. В крайнем случае, если обнаружится, что они живы, Бранко не виноват. Ему не дали времени произвести контрольный выстрел в затылок.

Он поглядел в окошко, подергал прутья решетки. Решетка была крепка. Тогда Бранко взял в руки табуретку и, спрятавшись за дверью, постучал в дверной глазок.

Глазок приоткрылся, часовой заглянул в камеру и, не увидев Бранко, вновь закрыл глазок.

Бранко постучал снова.

Часовой снова заглянул, но на этот раз решил разобраться, в чем дело, и открыл дверь. Едва он ступил в камеру, как Бранко сзади оглушил его табуреткой.

Метис повалился на пол. Бранко, сделав извиняющийся жест, склонился над ним и начал расстегивать мундир.

Через несколько минут Бранко, облаченный в солдатскую форму, с карабином на плече, бодро шагал по направлению к лесу. Он тоже решил уйти в партизаны.

Судя по всему, в Касальянке назревала серьезная партизанская война.

Не успел он дойти до опушки сельвы, как навстречу ему показались Алексей Заблудский и Перес на костылях.

Увидев друг друга, они остановились.

– Вот так встреча! – воскликнул Перес. – А мы тебя расстреливать идем, Бранко, – сообщил он бывшему взрывнику.

– Не надо, господин. – Бранко снял с плеча винтовку.

Но Перес, опередив его, выхватил из кармана пистолет и навел его на Бранко.

– Жаль терять такого сообразительного помощника, – сказал он, – но ничего не поделаешь. Нет ли у тебя за пазухой клюквы в сахаре, Бранко? Сейчас она бы тебе очень пригодилась! – Перес захохотал.

И тут Алексей неожиданно выбил ногою из-под него костыль. Перес повалился в пыль, успев нажать курок, но не попал.

Алексей и подоспевший Бранко обезоружили диктатора.

– Вы низложены! – храбро заявил Заблудский.

– Я?! Низложен?! – изумился тот. – Ладно, на сей раз ваша взяла. Пошли обедать.

Алексей помог ему встать. Перес, опираясь на костыли, поковылял к своей резиденции. Бранко шел следом с винтовкой наперевес.

– И не стыдно тебе? – корил его Перес. – Цирк устроил, ей-богу! Нет чтобы по-настоящему убить! Клюкву придумал. Тебе в ТЮЗе работать, а не серьезным террором заниматься…

В сельве забухали выстрелы.

– Слышите? Наши ввязались в перестрелку. Сейчас приволокут голубчиков, – кивнул в сторону леса Перес.

– Вы не знаете Ивана и Вадима. Они будут отстреливаться до последнего патрона, – сказал Алексей.

– Да знаю я их. Остолопы, – сказал Перес.

Они пришли во дворец, где их встретила прислуга Переса – негритянка-повариха и стюард-испанец.

– Я арестован, – сообщил им Перес. – Временно. Накрыть обед на троих.

– Я не буду, – сказал Бранко. – Спасибо.

– Была бы честь предложена. На двоих, – сказал Перес.

Через несколько минут Перес и Алексей, как лучшие друзья, сидели рядом за столом за бутылкой виски, а стюард подносил блюда. Бранко, глотая слюну, с винтовкой наперевес стоял за креслом Переса. Тот не обращал на старика ни малейшего внимания.

– Я предприимчивый человек, понимаешь? – растолковывал он Алексею.

Заблудский с готовностью кивнул.

– Да ничего ты не понимаешь! Я всю жизнь занимался чем-то невероятным. Ювелиром был, физиком-термоядерщиком, на масспектрометре работал, в экспедиции ездил. Однажды попал на Тунгуску, где метеорит упал. Слышал про это?

Заблудский кивнул и нетвердой рукой потянулся за бутылкой.

– К этому времени я еще и экстрасенсом стал, парапсихологией увлекся. И почувствовал я в тех краях нелады с энергетическим полем, которое мы из космоса черпаем… Бранко, ты бы поел, ей-богу! – обернулся он к старику.

– Да, поел! А вы убежите! – сказал Бранко капризно.

– Куда же я убегу? Мне бежать некуда. На костылях. У меня никакого Сантьяго де Куба нету, – съязвил Перес.

Но Бранко остался стоять.

– Так вот… Почувствовал я там физически, – продолжал Перес, обгладывая баранью кость, – что энергия из меня выкачивается, уходит… Со страшной силой! Физическая, умственная…

– А половая? – поинтересовался Заблудский.

– И половая, естественно. Правда, там женщин не было. Ну, я измерения провел, сделал кое-какие выкладки. И что оказалось? Ты не представляешь!

– Не представляю, – кивнул Алексей.

– Я понял, почему у нас в России бардак уже восемьдесят пять лет!

– Семьдесят пять, – поправил Заблудский.

– Ты от Октября считаешь, как и все. Это ошибка. Я считаю от Тунгусского метеорита, который свалился на нас в одна тысяча девятьсот восьмом году. Метеорит имел отрицательный гравитационный полюс. Этого ты не поймешь. Но факт тот, что он пробил в биосфере огромную дырку над Россией, куда стала улетучиваться наша энергия. Русские кем были в девятнадцатом веке? Духовной нацией! А кем стали в двадцатом? Нацией испуганных идиотов. А все из-за Тунгусского метеорита.

– А я думал – из-за Коммунистической партии, – простодушно признался Заблудский.

– Ты мне эти диссидентские штучки брось! Ни одна компартия не смогла бы так оболванить народ. Вся духовная энергия усвистала в ту дырку. И китайской энергии много улетело. Китай там рядом. Про ненцев и якутов я уже не говорю. И посмотри, что получается? В этом регионе Земли, как теперь модно выражаться, – полнейшая деградация. А на другой половине – процветание. Что это значит?

– А что это значит? – спросил вдруг Бранко, который следил за объяснениями Переса с тревожным вниманием.

– Закон сохранения энергии! – поднял баранью кость вверх Перес. – Если в одном месте что-то убавится, то в другом прибавится. Вот оно здесь и прибавлялось. Я рассчитал точку на Земле, куда наша энергия возвращалась и растекалась отсюда по западному полушарию. Эта точка здесь, в Касальянке!

Перес торжествующе бросил кость в тарелку и обернулся к Бранко.

– А ты в меня целишься! Ты себе лучше пулю в лоб пусти. У тебя метеорит последние мозги вышиб! – напустился он на Бранко.

Партизан обиженно засопел.

– Не верю, – пробормотал он.

– Ну что с него взять? Сталинист, – вздохнул Перес. – Сталинисту если что втемяшилось, ему хоть кол на голове теши.

– Ну а что дальше? С энергией? – спросил протрезвевший от информации Заблудский.

– А дальше я уехал из страны, приехал сюда, убедился, что я полностью прав… Энергия здесь прет обалденная…

– Вот и я чувствую: что-то такое идет… входит… – воодушевился Заблудский.

– Виски в тебя входит, – пробурчал Перес. – Основали русскую колонию, стали выращивать чай… Собственно, русские здесь были, – нехотя продолжил Перес. – Один мудадайло по имени Петр Молочаев сюда наших социалистов приволок еще в начале века. Эсеры разные, меньшевики… Они севернее селились. Я их потомков сюда перетянул. На свою голову, – вздохнул Перес.

– Почему? – спросил Алексей.

– Потому что социалисты мудаки! И дети их мудаки, и внуки! – взорвался Перес.

Бранко потемнел, лязгнул затвором.

– Да-да! – повысил голос Перес. – Собственно, достает меня один мудак, внук Петра Молочаева, Платон. Толстовец наизнанку, мать его ети! Диссидентствует, сил нет. Критикует мою программу.

– А какая… программа? – осторожно спросил Заблудский.

– Ты еще не понял? То, что в России улетучивается, мы здесь принимаем. Духовная энергия нации накапливается в нашем продукте – в чае! Отсюда пойдет возрождение России! Здесь будут воспитаны новые русские!

– У нас уже есть новые русские, – возразил Заблудский.

– Ваши новые русские – тунгусы, метеоритом высосанные! У них вместо мозгов – мышцы. Представляешь, башка, набитая мышцами! И все напряжены. Такая мускульная, коротко постриженная башка. Типичные тунгусы! – рассвирепел Перес. – Александр Сергеич надеялся, что они его читать будут наравне с друзьями степей, калмыками, с Илюмжиновым. Шиш! Он метеорит не мог предвидеть. Тунгус был дикий, диким и остался. И еще новые тунгусы эти, в «мерседесах»…

– Вы же сами в «мерседесе», – возразил Заблудский.

– «Мерседес» «мерседесу» рознь. У меня будут самые новые русские. Они уже есть. Потому, что пьют чай, а не водку. Кроткие, умные, душевные, нежные люди. Ин-тел-ли-гент-ней-шие! – по складам выговорил Перес. – Ты не представляешь, как я их люблю. Я живу ради этого – вернуться в Россию не самолично, а новой духовной энергией! – Перес даже прослезился.

– Перес – вы гений! – прошептал Алексей. – Я преклоняюсь перед вами!

Бранко отступил на шаг, достал из-за пояса пистолет. Винтовку он навел на Переса, а пистолет – на Алексея.

– Теперь слушайте меня, – сказал он. – Вы оба – ренегаты. И ревизионисты. Это все противоречит историческому материализму. Историю не повернуть вспять!

– Бранко, прекрати говорить лозунгами, – повернулся к нему Перес.

– Ложись! – заорал Бранко. – Оба – на пол! Лицом в пол! Руки за голову!

Перес и Алексей повалились на пол, сцепив руки на затылке. Костыли Переса, прислоненные к стулу, упали тоже с диким грохотом.

– Вы знаете – я шутить не люблю! – орал партизан.

– Да уж знаем… – промычал, уткнувшись носом в пол, бывший диктатор и гений.

Бранко оглянулся. В окне была видна дорога, уходящая в сельву. По ней медленно брел ослик, катящий за собой пустую повозку.


 

Глава 16

Погоня

Ополчение из членов кабинета оказалось на редкость небоеспособным. Не пройдя и километра, министры сделали привал. Усевшись на камне и поваленных деревьях, они принялись беспорядочно палить в воздух, имитируя боевую активность. Именно эту пальбу и принял Перес за перестрелку.

– Хватит! – наконец скомандовал министр обороны. – Надо экономить патроны. Неизвестно, сколько мы их будем ловить. Вперед!

Министры не спеша двинулись дальше.

Внезапно министр финансов Витя Бакс вскинул винтовку и выстрелил. Федор тут же подскочил к нему.

– Ты что?

– Мелькнуло что-то.

– Я тебе покажу – мелькнуло! Я из-за вас в мокрое дело ввязываться не намерен. Стрелять только в воздух!.. Кто сидел по мокрому делу? – оглянулся он на министров.

Те молчали.

– Видите, никто не сидел. И не советую. Вы же расхитители, воры, в крайнем случае, насильники совершеннолетних. Люди сугубо мирных профессий. Зачем брать грех на душу?

– Я совершенно с вами согласен, – начал Илья Захарович. – Но Перес просил мертвыми.

– Это его заботы. Мы ему живых приведем, а дальше его дело.

Федор поднял винтовку и выстрелил в небо.

– Ива-ан! – закричал он что есть силы.

– Ого-го-го! – донесся откуда-то слабый ответ.

– За мной! – указал Федор направление и ринулся прямиком через бурелом сельвы.

Министры двинулись за ним, изредка постреливая в воздух.

 

А те, кого они так упорно догоняли, устроились на возвышении всего метрах в пятистах, откуда прекрасно было видно опушку сельвы. Впряженный в повозку ослик пасся на лужайке, а Иван и Вадим спешно строили укрепление из камней и лиан. Сразу за укреплением возвышалась скалистая гора. Можно сказать, интерполовцы были прижаты к стене.

Но не сдавались. Не умели сдаваться.

Иван разложил карабины на бруствере. Они с Вадимом закурили.

– Ну что, Ваня, примем последний бой… – сказал Вадим.

– Погоди, не хорони раньше времени.

Иван вгляделся вдаль. Из леса гурьбой выходили министры.

– А солдат-то нет. Одни министры, – сказал Иван.

– Какие они министры? Уголовники. Ухлопают за милую душу, – возразил Вадим.

– Я своих уголовников не боюсь, мы к ним привычные, – добродушно улыбнулся Иван.

Вадим прицелился, но Иван положил ладонь на ствол винтовки.

– Бей поверх голов.

– Почему? – дернулся Вадим.

– Испугаются они, уйдут. На кой черт им здесь жизни класть?

– А нам? – задумался Вадим.

– И нам ни к чему.

– Постой, постой! За что же мы воюем? – рассердился Вадим.

– За идею! – Иван поднял вверх указательный палец, на котором сидела крупная тропическая кузумла.

Иван в ужасе стряхнул кузумлу, грязно выругавшись. Она не спеша поползла в сельву.

– Бей поверх голов! – твердо приказал Иван.

Вадим прищурился, опустил вниз ствол винтовки.

– А почему, собственно, вы командуете? – вспомнил он давнюю тяжбу о приоритете.

– Советую, Вадя, советую…

Вадим выстрелил. Видимо, давно не стрелял из винтовки – отдача приклада отбросила его назад и больно ударила о скалу. Вадим завертелся на месте, воя от боли.

– Экий ты невезучий… – покачал головой Иван и тоже выпалил в воздух.

Министры залегли на опушке, с их стороны зазвучали выстрелы.

Ослик послушал этот шум и, махнув хвостом, удалился в сельву по направлению к правительственной деревне.

– Слышь, Вадим, а они тоже поверх голов бьют. Или стрелять совсем не умеют, – сказал Иван.

– А вам не нравится? Вам бы хотелось прямо себе в лоб? – сарказм Вадима был сильно подогрет болью в плече.

– Скорее тоже сообразили, что помирать неохота, – продолжал свои умозаключения Иван. – Тогда пора садиться за переговоры.

И, словно услышав эту мудрую сентенцию, министры на опушке выкинули белый флаг.

– Сдаются! – радостно воскликнул Вадим.

– Чего им сдаваться? – резонно возразил Иван. – Поговорить хотят.

На опушке выросла фигура Федора, размахивающая белым полотенцем.

– Давай сюда! Оружие брось! – крикнул ему Иван.

Федор отбросил пистолет и не спеша зашагал к укреплению агентов Интерпола.

Он подошел к брустверу и воткнул палку с привязанным к ней полотенцем между камней.

– Привет, – сказал Федор.

– Привет, – кивнули интерполовцы.

– Мужики, давайте не осложнять международную обстановку, – с ходу начал Федор. – Вы далеко не убежите, да и нам бегать за вами неохота. Приказано доставить вас к Пересу. А мне, между прочим, пора домой. Поэтому у меня компромиссное предложение: мы вас Пересу не сдаем, а забираем на родину. Но вы о Касальянке – ни гугу. Понятно? Кто здесь живет, что выращивают…

– Значит, чай все-таки наркотик? – в упор спросил Вадим.

– Хуетик! – с ходу образовал неологизм Федор. – Тебе что за дело?

– А то, что мы с наркотиками боремся, – сказал Иван.

– Ну и боритесь сколько угодно! Вам мало анаши?! Чего вы на чай набросились? Езжайте в Чечню и боритесь! – закричал Федор.

– Федор, вы нам предлагаете сделку с совестью. Мы ее не принимаем, – сказал Вадим.

– Чего же вы хотите?

– Чтобы по-честному, – сказал Иван.

Федор плохо понимал, что значит по-честному в данной обстановке.

– Если вы нас догоните – сдавайте Пересу. А не догоните… Сдадим вас Интерполу, – развел руками Иван.

С этими словами Иван забросил на каждое плечо по винтовке и зашагал прочь. Вадим последовал его примеру.

– Тьфу ты! Идиоты… – сплюнул Федор.

Он встал на бруствер и принялся размахивать белым флагом, привлекая внимание министров.

Министры загорали на опушке, не обращая внимания на призывы начальника.

– И эти кретины… – безнадежно пробормотал он и, спрыгнув с бруствера, зашагал к своему войску.


 

Глава 17

Чаепитие

Вечером в народной деревне была устроена официальная церемония чаепития в честь прибывших гостей.

Торжество происходило в избе-читальне, поразившей Бикова обилием и качеством книг. Брокгауз и Ефрон в старом издании, полная библиотека Сойкина, прижизненные публикации Пушкина и Толстого, не говоря о современных книгах. Наиболее полно была представлена русская философия – от протопопа Аввакума и Чаадаева до Николая Федорова и Лосева.

Сама изба-читальня являла собой вполне современную постройку, в которой черты русского стиля использовались лишь в качестве декора: петушок на коньке крыши да резные ставенки на окнах.

Внутри находились три зала – читальный, конференц-зал и компьютерный.

Увидев новенькие «Макинтоши», оснащенные принтерами и сканерами, Биков заплакал.

– Ну просто спасу нет! – растроганно выругался он. – Мы у себя в редакции два года просим… Я в «Лексиконе» работаю! – вдруг агрессивно и малопонятно воскликнул он, и тут же к нему подскочил официант с подносом, на котором стояли дымящиеся чашечки чая.

Биков выпил и присмирел.

Объяснения новоприбывшим, которые на этот раз были в полном составе, включая министра по особым поручениям, давал староста народной деревни Олег Григорьевич Брусилов – как позже выяснилось, заслуженный артист республики, бывший баритон Мариинки и по совместительству известный целитель-травник. А также внук знаменитого генерала, героя первой мировой.

Он был комплекции канцлера Коля – такой же осанистый, источающий мощь и доброжелательность.

– «Маки» нам поставила фирма «Эппл» по просьбе Якова Вениаминовича, – объяснял он плохо понимавшим женщинам. – Теперь мы в Интернете, смотрим Россию он-лайн.

Ольга и Исидора кивали с глубокомысленным выражением на лицах. Биков же так часто поминал Спасителя, что просто-таки удивлял своею набожностью.

Максим задержался в читальном зале и со страстью бывшего литературоведа перелистывал антикварные издания.

Зал между тем наполнялся местной интеллигенцией, хотя это слово вряд ли было уместно в деревне, где все были интеллигентами. Публика была одета по моде начала века: стоячие воротнички у мужчин, широкие длинные платья у женщин. Официанты разносили на подносиках чай, как бы аперитив к предстоящему генеральному чаепитию. Как потом объяснили, градус просветленности был у него пониже, чем у основного напитка, который уже готовили к подаче за огромным овальной формы столом, стоявшим посреди конференц-зала.

Наконец канцлер, то есть староста, пригласил всех к столу. Сам сел во главе на резном стуле, отдаленно напоминавшем трон; по правую руку от него уселся отец Василий в рясе, а по левую – субтильный господин с усиками, смокинг на котором странно топорщился, будто был с чужого плеча. Это был Антон Муравчик, временный представитель Президента в народной деревне, министр по чрезвычайным ситуациям.

Все представители Президента в деревне были временными и назначались на месяц, пока действовал срок антиалкогольной кодировки.

Больше чем на месяц ни одного министра закодировать не удалось – проверено практикой, – а то, что ситуация действительно была чрезвычайной, не более чем совпадение.

Гостей рассадили порознь, между хозяев. Биков сам выбрал соседку – роскошную молодую женщину с распущенными по спине волосами, незамужнюю художницу-анималистку, как он предварительно выяснил. Ее открытые плечи и полуоткрытая грудь чрезвычайно взволновали Бикова. Она так увлеченно рассказывала ему в паузах о кошечках и гамадрилах, которых она рисует, что Биков тут же влюбился, причем, благодаря чаю, влюбился возвышенно и крепко.

Пенкина устроилась с диктофоном неподалеку от начальства, за нею ухаживал офицер в морской форме – списанный из подводного флота за увлечение уфологией капитан-лейтенант. Исидору окружали двое лиц кавказской национальности из Кабардино-Балкарии, бывшие танцоры кабардинки и балкарки, ныне лучшие чаеводы Касальянки.

Внесли дымящиеся самовары и водрузили на стол вместе с заварными фарфоровыми чайничками. Разнесшийся по залу аромат, подобно фимиаму, настроил всех на ностальгическую ноту.

– Начнем, господа, – объявил Брусилов, поднимая чашку с чаем. – Я хотел бы выпить эту чашечку «фигни» за наших гостей из России. Фиг с ними и фиг с нами!

– Фиг с ними и фиг с нами! – повторил отец Василий, тоже поднимая чашку.

– Ни фига себе… – пробормотал удивленный этим тостом Биков.

Все чинно выпили.

– По просьбе гостей я расскажу немного о нашей колонии, – продолжал бывший баритон, увидев, что Пенкина настроила свой диктофон. – Нас пока немного, меньше тысячи выходцев из России, но я смею утверждать, что здесь собрались лучшие, духовные ее представители. Мы верим, что отсюда начнется ее возрождение…

И далее он рассказал об основах государственности Касальянки, введенных Пересом в качестве модели для будущей России. Эта государственность покоилась на отделении власти от народа. Контакты между ними были сведены к минимуму. Многокилометровые заросли сельвы отделяли народную деревню от правительственной. Политика в народе была объявлена вне закона. Никто никого не избирал и не мог быть избранным. Член общества, под любым предлогом пожелавший власти – даже ради высоких целей – тут же изгонялся из деревни.

– Правда, пока нашелся только один такой, – сказал Брусилов. – Некто Платон Молочаев, двойной диссидент.

– Почему двойной? – спросила Ольга.

– Потому что он враждует и с правительством, и с народом.

Между народом и правительством существовали простые товарные отношения. Каждый член колонии выращивал «фигню», занимался на свой вкус селекцией и сдавал продукт на приемный пункт представителю Президента, за что получал нужные ему товары – от строительных материалов, мебели и одежды до продуктов питания.

Курс «фигни» по отношению к бабкам, имеющим хождение в правительственной деревне, регулировался Президентом. В настоящее время за сто граммов «фигни» можно было получить товара на пятьсот семьдесят бабок.

В свободное от возделывания плантаций время жители Касальянки занимались исключительно трудами духовными: писали стихи и симфонии, изучали небесные объекты, в том числе и неопознанные, издавали малыми тиражами газеты и журналы, ставили спектакли, снимали фильмы, но более всего изучали историю России и философию.

Никто из них не знал, сколько и каких министерств существует в республике, каким образом меняется правительство и что вообще происходит в коридорах власти. Они имели самое смутное представление об этих коридорах.

– Вы не представляете, насколько это экономит духовную энергию народа! – сказал Брусилов.

К этому моменту уже было выпито по три чашки «фигни», поэтому даже политизированный Биков согласился.

– Но зачем же в таком случае государство? – подал голос молчавший дотоле Максим.

– Связь с внешним миром, торговля, международные отношения. Точнее, внешняя политика, потому что по культуре мы контактируем сами…

– Я что-то не понимаю… – упорствовал Максим.

Он, как и положено министру, чая не пил, грыз сухари с корицей, запивая их минералкой. Потому проявлял неуступчивость.

– Не понимаете? – Брусилов сделал знак, и официант включил телевизор, укрепленный высоко на кронштейне.

Экран вспыхнул, и присутствовавшие увидели, что идет программа «Сегодня».

Татьяна Миткова с присущим ей обаянием перечисляла случившиеся за день ужасы. Показывали разрушенные кварталы Грозного, трупы солдат, плачущих беженцев. Потом перешли на криминальную хронику. День выдался обычный: убили управляющего банком в Новгороде и взорвали аэровокзал в Махачкале. Потом долго показывали, как в Питере на Дворцовой два митинга мутузят друг друга с обоюдными выкриками «Фашисты!», а ОМОН их растаскивает.

– Таким выдался сегодняшний день. Я желаю вам всего хорошего, – объявила дикторша и исчезла.

Минуту за столом царило подавленное молчание. Его наконец прервал Брусилов.

– Если бы в России, да и везде, власть была бы отделена от народа, то господа политики делали бы все это сами. Бомбили, убивали, взрывали друг друга. Но они предпочитают делать это руками народа.

– Так что же – народ глуп? – спросил Максим.

– Нет. Народ доверчив и взволнован. Он принимает все близко к сердцу – призывы, лозунги, обвинения, угрозы, которые обрушивают на него политики. А надо, чтобы все было по фигу.

– Так это же пофигизм! – воскликнул Биков. – Социальная апатия.

Все за столом заулыбались, кивая.

– Вот именно, мой дорогой! Пофигизм – это молодость мира! Таков наш неофициальный лозунг, – улыбнулся Брусилов. – И чем скорее наша «фигня» дойдет до России, тем будет лучше для страны.

Исидора слушала диалог с напряженным вниманием, стараясь ухватить суть дела. И хотя выпила много чаю, заметно волновалась. Кабардино-балкарцы, впрочем, принимали это на свой счет.

– Я понимаю, «фигния» есть дойти до Россия сейчас? – с трудом подбирая слова, спросила донья.

– Точно так, мадемуазель, – ответил Брусилов.

Донья задумалась, что-то прикидывая в уме.

Начальник генерального штаба обеспокоенно посмотрел на нее. Вероятно, донья что-то замышляет. Но что? После «Большого каскада» он относился к донье с опаской. Подозревал в коварстве, и не зря.

Официальная часть церемонии кончилась тем, что отец Василий представил Бикова в качестве автора нового канонического русского мата и роздал присутствующим ксерокопии. Интеллигенты поаплодировали. Биков раскланялся.

Вообще аборигены были настроены благодушно. Напившись «фигни», они принялись читать стихи, петь и танцевать. Все были довольны друг другом, далеким правительством и общественным строем. Это выгодно отличало местную интеллигенцию от собратьев на всех континентах.

Анималистка, которую, как выяснил Биков, звали Римма, продемонстрировала маленькую выставку картин. Это были, с одной стороны, симпатичные сусальные кошечки, повязанные разноцветными бантами, с другой – омерзительные клыкастые гамадрилы, сиявшие потертыми красными задницами. Выставка почему-то называлась «Инь и Янь». Биков призадумался.

Наконец культурная часть была окончена, и собравшиеся вновь окружили стол.

Официанты внесли на подносах крохотные чашечки с особой, чрезвычайно сильной и дорогой «фигней», источавшей необыкновенный, пряный запах.

– Господа, финальный тост! – провозгласил Брусилов. – За любовь, господа, во всех ее проявлениях!

Все дружно выпили, прикрыв глаза, и воспарили настолько, что, кажется, оторвались от пола и секунду-другую повисели над паркетом, как марионетки в кукольном театре.

Ольга вдруг почувствовала непосредственную телепатическую связь с возлюбленным. Она увидела мысленным взором, что Иван сидит в какой-то пещере и пьет из стакана темно-коричневую жидкость, похожую на «фигню». Но при этом морщится.

Исидора, вероятно, тоже увидела бы Вадима, если бы не кабардино-балкарцы, которые, воспарив, с двух сторон подлетели к ней, как небесные ангелы с усиками, и принялись что-то жарко шептать – один по-кабардински, другой по-балкарски. Исидора обоих отлично понимала, но сделать для них ничего не могла. У нее уже были другие планы.

Не воспарил один Максим. Он понуро стоял у стола, сняв генеральскую фуражку и вытирая беретом пот со лба. «Не промок бы чек…» – с тоской подумал он, глядя на влажный берет. Чек мог скоро понадобиться, ибо после объяснений Брусилова у Максима созрел собственный план действий.

А собравшиеся, допив эликсир любви, взялись за руки, окружив стол живым кольцом, и Брусилов затянул красивым баритоном:

Пока земля еще вертится,

Пока еще ярок свет,

Господи, дай же ты каждому,

Чего у него нет.

 

Все дружно и с готовностью подхватили ритуальный гимн народной деревни:

Умному дай голову,

Трусливому дай коня,

Дай счастливому денег

И не забудь про меня!

 

«Голову – Пересу, Вадиму – коня, – переводила про себя донья, – Ивану – денег, но не все… – ведь и про меня нужно не забыть!»


 

Глава 18

Двойной диссидент

Оставив опешившего министра обороны у бруствера, интерполовцы устремились в сельву, на которую уже опускались стремительные тропические сумерки. Они обогнули скалу и углубились в непроходимую чащу, которая с каждым метром становилась все влажнее. Под ногами зачавкало. Почва колебалась.

– Болото, что ли? – догадался Иван.

Вадим выстрелил в воздух для острастки. Где-то вдали послышались крики и улюлюканье правительства.

– Догоняют, – сказал Вадим и выпалил снова.

– Вперед! – скомандовал Иван.

Но не успел он сделать трех шагов, как почва разверзлась под ним, и Иван по пояс провалился в трясину.

– Вадим, помоги! – крикнул он, держа винтовку над головой.

Вадим бросился к нему и тоже провалился в двух метрах от товарища. Они торчали из болота, как два грибка-подберезовика, и не могли ничего поделать. Трясина медленно засасывала их.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-07 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: