Дуаньму Шу из Вэй был потомком Цзы-Гуна. По наследству ему досталось огромное богатство ценою в целых десять тысяч золотых. Поэтому он не заботился о мирских делах, а давал волю своим желаниям и наслаждался жизнью. Он делал все, что хочется делать всем людям, — все, что тешит душу человека. Стены и покои, башни и террасы, сады и угодья, пруды и водоемы, яства и вина, экипажи и одеяния, певцы и музыканты, наложницы и служанки — все это у него было не хуже, чем во дворцах правителей Ци или Чу. Какое бы желание ни возникло в нем, чего бы ни захотели слушать его уши, чего бы ни захотели видеть его глаза, чего бы ни захотели вкусить его уста, он тут же посылал за этим, как будто требуемая вещь находилась за стеной, даже если ее приходилось доставлять из далеких краев или вообще нельзя было найти в китайских землях.
Путешествуя, он шел туда, куда ему заблагорассудится, гуляя среди отвесных скал и бурных рек, шагая по узким скользким тропинкам так непринужденно, как другие ходят по своему саду. Каждый день в его доме толпились сотни гостей, в его кухне никогда не гас огонь под очагами, а в гостиных никогда не умолкали звуки музыки. Остатки еды после пиршеств он отдавал родичам, оставшееся после родичей отдавал соседям, а то, что и те не съедали, раздавал по всему царству.
Прожив так шестьдесят лет, он начал дряхлеть и телом, и душой, отошел от всех дел, раздал все драгоценности из своей казны, все запасы из своих амбаров, все колесницы и одежды, всех наложниц и служанок. За один год он лишился всего, ничего не оставив своим детям и внукам. Когда он заболел, в доме не нашлось даже лекарств и лечебных игл, а когда он умер, не нашлось денег, чтобы его похоронить. Люди со всего царства, пользовавшиеся его милостями, собрали средства, похоронили его и вернули имущество его детям и внукам.
Услышав об этом, Цинь Гули сказал:
— Дуаньму Шу — безумец! Он опозорил своих предков.
А Дуаньгань My, услышав об этом, сказал:
— Дуаньму Шу — мудрый человек, добродетелью превзошедший предков.
Все его поступки, все содеянное им было удивительно для толпы, но тот, кто постиг истину, их одобрит. Знатные мужи Вэй в большинстве своем живут сообразно правилам благопристойности, оттого они и не могли постигнуть сердце этого человека.
Часть VIII Пусть жизнь идет своим чередом
Мэн Суньян спросил Ян Чжу:
— Предположим, есть человек, который ценит жизнь и бережет тело. Может ли он жить вечно?
—По закону природы бессмертия не бывает.
—А может ли он продлить свою жизнь?
—По закону природы нет и долгой жизни. Жизнь нельзя продлить тем, что ценишь ее, здоровье нельзя сберечь тем, что заботишься о нем. Да и какой прок от долгой жизни? Все наши чувства, наши пристрастия и наклонности таковы, какими они были в старину. Опасности и удобства для нашего тела, радости и горести нашей жизни, удачи и неудачи, благоденствие и смута в мире таковы, какими они были и в старину. Все это мы уже видели, слышали, все испытали. Даже и сотни лет достаточно для того, чтобы мы насытились жизнью. Неужто мы сможем и дальше нести бремя этой жизни?
—В таком случае ранняя смерть лучше долгой жизни? — спросил Мэн Суньян. — И, стало быть, чтобы добиться желаемого, нужно ходить по лезвию меча и ступать по остриям пик, бросаться в кипящую воду или огонь?
—Нет. Пока ты жив, откажись от умствования, положись на свои природные влечения и спокойно жди смерти. Пусть смерть свершит дело, ты же отрекись от умствований и положись до конца на свою отрешенность.
Тогда ничто не будет потеряно, ибо ты ни на что не будешь полагаться. К чему торопить или задерживать события?
Часть IX
Ни единого волоска
Ян Чжу сказал:
— Бочэн Цзыгао не помогал никому даже волоском. Он отрекся от престола и пахал землю в глуши. Великий Юй не желал пользы для одного себя; он так трудился, укрощая потоп, что тело его наполовину усохло. Люди в древности не согласились бы лишиться даже одного волоска, чтобы принести пользу Поднебесному миру. А если им преподносили всю Поднебесную, они ее не брали. Если бы никто не жертвовал волоском, если бы никто не старался принести пользу Поднебесному миру, то в Поднебесной воцарился бы мир.
Цинь-цзы спросил Ян Чжу:
—Если бы ты мог помочь миру, отдав один волосок, сделал бы ты это?
—Миру, конечно, одним волоском не помочь, — ответил Ян Чжу.
—Но предположим, это было бы возможно. Тогда отдал бы?
Ян Чжу не ответил.
Цинь-цзы вышел и рассказал об этом разговоре Мэн Суньяну.
—Ты не понял мысли учителя, — сказал Мэн Су-ньян. — Позволь, я объясню тебе. Согласился бы ты поранить себе кожу, чтобы получить десять тысяч золотых?
—Согласился бы.
—А согласился бы ты лишиться сустава, чтобы получить царство?
Цинь-цзы промолчал.
— Волосок, конечно, меньше кожи, — продолжил Мэн Суньян, — а кожа меньше сустава. Однако по волоску собирается кожа, а кожа, собираясь, образует сустав. Разве можно пренебречь даже одним волоском, если он тоже часть собственного тела?
— Мне нечего тебе возразить, — ответил Цинь-цзы, — но, если бы я спросил об этом Лао-цзы и Гуань Инь-цзы, они бы сочли истинными твои слова, а если спросить об этом Великого Юя или Мо-цзы, то они согласились бы со мной.
Тут Мэн Суньян, повернувшись к своим ученикам, заговорил о другом.
Часть X