Мы летим над чертовым Атлантическим океаном с одним двигателем!
«И сейчас мы возвращаемся обратно в аэропорт Кеннеди».
Если уж двигатель у нас всего один, почему мы не спускаемся и не летим в пяти метрах над уровнем моря вместо семнадцати тысяч?
Через десять минут мы вновь услышали голос капитана: «Мы летим с дозвуковой скоростью, поэтому у нас уходит больше топлива, чем мы рассчитывали. Так что до Нью-Йорка нам не долететь».
Ой, как нехорошо.
«Поэтому мы взяли курс на Новую Шотландию». (пс. провинция Канады)
Мне все это вообще не нравится. Почему, черт побери, мы летим так высоко?
Прошло еще совсем немного времени, и уже знакомый нам спокойный голос объявил: «До Новой Шотландии долететь тоже не получится».
И куда же мы, в таком случае, летим?
«Мы собираемся приземлиться в аэропорту Гандер, на острове Ньюфаундленд - нам нужна длинная взлетно-посадочная полоса».
Мы долетели до Гандера и приземлились. Всех пассажиров отвезли в местный мотель и расселили по двое в номере. Я сказал, что свой номер не собираюсь делить ни с кем.
На следующий день в аэропорту совершил незапланированную посадку лайнер «ДС-10», который принял нас на борт. Нас разместили отдельно от других пассажиров. В итоге, полет, который должен был занять три с половиной часа, растянулся на целых семнадцать. Но в Лондоне, кстати, мне в этот раз понравилось. Несколько месяцев спустя, когда группа под названием «New England», только-только подписавшая контракт с новым звукозаписывающим лейблом, попросила меня стать продюсером их нового альбома, я ответил, что соглашусь, только если микшировать его буду в Лондоне.
Наши сольные альбомы вышли в конце 1978 года. Воспринимать их успех можно было как с оптимизмом, так и с пессимизмом. Было продано по 50 000 копий каждого из них – что довольно немало, ведь в сумме число проданных пластинок составляло два миллиона. Но ведь Нил выпустил каждый альбом миллионным тиражом, и что ему было делать с оставшимися двумя миллионами копий? Его амбициозные планы обернулись для «Casablanca» настоящей финансовой катастрофой.
Из-за сольных альбомов Питер и Эйс передумали уходить из группы. Но с таким же успехом можно было налепить пластырь на зияющую рану и ожидать, что она затянется. Этот проект просто на некоторое время отсрочил то, что было неизбежно.
34.
Среди тех, с кем я работал над своим сольным альбомом, была группа «Desmond Child and Rouge», состоящая из трех девушек и парня, которые исполняли бэк-вокал в песне «Move On». Я нашел их случайно. В то время в Нью-Йорке было очень модно печатать (свои) флаеры, и я обратил внимание на один из них, с фотографией трех красивых девушек и парня. У них было несколько выступлений по всему городу. Я посетил одно из них, в полуподвальном помещении клуба вместимостью в несколько сотен человек – если честно, пошел я туда потому, что мне понравились девушки, даже в своих дешевых нарядах они казались настоящими красавицами.
Группа оказалась очень талантливой. Звучали они потрясающе, очень гармонично, девчонки выкладывались на полную. Голоса у них были очень сексуальными и выразительными. В их стиле было немного от бродвейского шоу, немного от «Brill Building», что-то от «Drifters», плюс романтичные этнические нотки, напоминавшие такие композиции, как «Spanish Harlem». Некоторые их песни – как и те, что Десмонд написал позднее, например, «Livin' on a Prayer», созданная в соавторстве с Бон Джови – повествовали о жизни рабочего класса, и в них чувствовались настоящие, искренние эмоции. И они, и я были в восторге от поэтессы и автора песен (можно еще написать автора песен, певицы и композитора, это все тоже о ней) Лоры Ниро. Мне нравилась энергетика и эмоциональность этих ребят. По моему мнению, на тот момент их выступления были лучшим, что происходило в Нью-Йорке. И я подружился с ними.
Когда я познакомился с Десмондом в 1978 году, он жил с Марией, одной из бэк-вокалисток. На то время она была его девушкой. У него были кудрявые волосы, типа как у Питера Фрэмптона. Но и он, и девушки были мне не совсем понятны в том плане, что я не мог определить их сексуальную ориентацию. Помню, как-то все четверо оказались у меня в гостях, и я подумал: «Все это очень странно – я не уверен, кто есть кто в этой комнате (= или я не уверен, кто из них на самом деле парень, а кто - девушка». Десмонд и две из трех девушек ушли; одна осталась - мое любопытство было частично удовлетворено. Мне очень нравилась одна из девушек, которые тогда ушли, и через несколько месяцев я с огромной радостью узнал, что моя симпатия взаимна. Картина еще более прояснилась, когда я понял, что Десмонд - гей. Это было в 1979 году, когда вышел их второй альбом. В этом альбоме отразились все чувства и переживания Десмонда по поводу собственной ориентации. Примерно в это время я снова пошел на их концерт в клуб «Bottom Line», и тогда мне стало ясно, что дни группы сочтены. Они чуть не дрались (друг с другом) за место на сцене. Их менеджер вообще был турагентом по профессии, и я помню, как спрашивал ребят: «Если вам нужен доктор, разве вы звоните сантехнику?»
Но было уже слишком поздно. У них не было человека, способного указать им правильный путь, в группе начались трения, и то волшебство, которое так поразило меня сначала, исчезло.
Вскоре после нашего знакомства мы с Десмондом начали писать песни вместе. Я приезжал к нему с гитарой, а он подпевал мне или играл на синтезаторе. Нашей первой совместной работой стала композиция «The Fight», которая в 1978 году вошла в их дебютный альбом. В начале 1979 года мы начали работу над еще одной песней. Эта история началась после моего посещения знаменитого нью-йорского ночного клуба под названием «Студия 54». Я послушал песни в ритме 126 ударов в минуту, вслушался в слова и подумал: «Хм, а ведь я так тоже могу». Приехав домой, я настроил драм-машину на 126 ударов в минуту и начал работать над композицией «I Was Made For Lovin` You». Забавно, что многие наши фанаты считают, что в этой песне есть облагороженный оттенок диско, ведь она была написана в музыкальном борделе.
Клуб «Студия 54» был настоящим злачным местом, довольно отталкивающим и мрачным, мне было так некомфортно. Там царил разврат – все занимались друг с другом сексом, употребляли наркотики. Это было выше моего понимания. Но мне нравилось ходить туда потанцевать. Там никто не носил белые костюмы и не танцевал, как Джон Траволта. Я мог спокойно туда пойти в джинсах и футболке. Иногда я приходил в субботу вечером, и уходил только в воскресенье утром. Я покупал воскресный номер «Нью-Йорк Таймс», и читал его в постели, после того, как занялся сексом с женщиной, которую пригласил к себе.
Песни, звучавшие в этом клубе, призывали наслаждаться жизнью и жить сегодняшним днем. Поэтому моя песня начиналась с таких слов: «Сегодня вечером я дам тебе все…». Десмонд помогал мне с куплетами, и, когда мы наконец-то снова вернулись в студию для записи нового альбома, «Dynasty», продюсер этого альбома, Вини Пончия, помог мне написать припев.
Билл Окойн привел Вини, который был продюсером сольного альбома Питера, чтобы его (Питера) успокоить. К тому времени мы уже устали от подвешенного состояния, в котором оказались из-за Эйса и Питера. Они с нами или нет? Можем ли мы продолжать работать дальше? В то же время отношения Билла и Шона Дилейни начали сходить на нет. Билл отправил Шона поработать с несколькими новыми проектами, и после этого он пропал. Мы больше не видели Шона с тех пор, как они с Биллом расстались. Так что Биллу нужен был новый миротворец, и на эту роль он выбрал Вини.
Позже мы узнали, что все, кого на тот момент нанимали для работы с нами, проходили инструктаж у Билла, на котором он объяснял, что можно говорить каждому из нас, а что нельзя. Он хотел поместить нас в отдельный, искусственный мирок, в котором никто не гладил бы нас против шерсти. Людям говорили, что нам нравилось, что мы хотели слышать, и поэтому было очень сложно отличить фальшь от искренности. Мы как будто находились внутри мыльного пузыря. Люди в буквальном смысле открывали нам двери и пропускали вперед. На студии, кроме открытых дверей, нас ждала еще и заказанная заранее еда. Билл знал нас, как облупленных. Знал, как уважить каждого и сделать так, чтоб все были довольны. Это и есть работа менеджера, особенно, если ему приходится иметь дело с такими непостоянными и вспыльчивыми людьми, как мы. Но все эти люди охотно шли нам навстречу – никто не хотел лишаться «кормушки».
Стоит отдать Вини должное – он не хотел, чтобы Питер участвовал в записи «Dynasty», несмотря на их отношения. Для Питера Вини был приятелем. Но для Вини наша группа была, прежде всего, рабочим проектом, а Питер уже не мог играть так, как это было необходимо. Поэтому Вини привел нового барабанщика, Антона Фига. Ранее Антон играл в группе «Spiders», менеджером которой был Окойн; также он участвовал в записи сольного альбома Эйса. Позже он стал выступать на шоу Дэвида Леттермана. Мы заключили сделку – Антону платили хорошо, но за работу, а не за молчание. Пошли слухи, что Питер не участвовал в записи альбома. Но мы не подтверждали их, так как не собирались выгонять Питера из группы – по крайней мере, на тот момент. Пока что мы планировали оставаться четверкой – как всегда.
Став у руля, Вини сделал наш проект не совсем рок-альбомом. Но, с другой стороны, мы больше не были рок-группой. Мы были кучкой богатых парней, которым не хватало того духа, драйва, который был у нас изначально. Да, мы уже не чувствовали, что должны играть по чужим правилам – музыкальные горизонты, приемлемые для нас, со временем расширились. Некоторые люди вполне нормально воспринимали то, что мы делали всё по-своему... пока мы не отказывались делать так, как и они. Это уже считалось предательством.
Когда я услышал «I Was Made For Lovin` You» после записи в студии, я был на седьмом небе. Да, эта песня не была похожа на «Love Gun» или «Detroit Rock City», но, тем не менее, она была великолепна. Когда она звучала, в студию вошла другая группа, которая тоже была от нее в восторге. Эта песня была универсальна – когда вы ее слышали, она западала вам в душу.
Была ли эта песня создана намеренно? Да. С расчетом на успех? Несомненно. Но разве это было плохо? Я начал работать над ней, бросив себе вызов – хотел понять, смогу ли я написать что-то в подобном стиле, вместо классического рок-н-ролла. Это было похоже на ситуацию с «Hard Luck Woman». Единственная разница была в стиле. И я не собираюсь извиняться за хит, который до сих пор хотят слушать и петь люди во всем мире.
Шоу, которое мы создали в поддержку «Dynasty», было уже не в стиле хард-рок. Оно больше напоминало «Маппет-шоу». (пс. шоу, которое в оригинале, у нас неизвестно, Маппет-шоу самое близкое к нему) Возможно, именно к этому мы и шли. Со временем наша аудитория расширялась, и в плане возраста в том числе, но все же изменения в нашем «живом» выступлении были ошибкой, одной из многих, совершенных нами в то время. На гастролях с альбомом «Dynasty» мы были одеты по-дурацки, этот стиль больше подходил Лас-Вегасу или персонажам из мультфильмов Диснея. Я не считал нашу обычную концертную одежду сценическими костюмами, но во время этих гастролей я по- другому ее назвать не мог. К примеру, на мне был многоуровневый топ цвета лаванды. Видимо, мы посчитали наш обычный серебристо-черный образ слишком резким, и решили, что каждый участник группы должен носить свой цвет – соответственно цвету нимба на обложке его сольного альбома. Это было ужасно.
Я разработал концепцию сцены – шестиугольной, с подъемниками, которые должны были поднимать нас на уровень сцены. Мы заплатили целое состояние за лазерный занавес, который должен был охватывать всю сцену. Тогда лазерные технологии только-только входили в обиход. Лазеры были огромными, опасными, с водяным охлаждением. И никогда не работали, как надо. Мы годами судились, пытаясь вернуть деньги, потраченные на этот лазерный занавес. Также у нас были две полноценные сцены, созданные на случай, если придется выступать в других городах. Мы могли давать дополнительные концерты в одном городе, в то время как наша команда воздвигала вторую сцену в нашем следующем пункте назначения. Это позволяло нам выступить перед всеми зрителями, купившими билеты, и затем дать концерт в другом месте, не тратя лишний день на то, чтобы собрать и разобрать сцену.
Поскольку Шона уже не было с нами, Билл привел хореографа по имени Кенни Ортега, чтобы он поработал над нашим шоу. Кенни занимался постановкой сценических шоу Майкла Джексона и Шер, участвовал в работе над фильмами «Грязные танцы», «Выходной день Ферриса Бьюллера» и «Классный Мюзикл», а также над клипом, из-за которого, как многие считают, карьера Билли Свайера пошла под откос – «Rock Me Tonite». Также Билл привел парня по имени Джо Гэннон, ему предстояло стать режиссером нашего шоу и ставить его, как бродвейский мюзикл.
Возможно, вас не особо удивит тот факт, что проблемы с этим туром начались буквально сразу. Наш первый концерт был отменен – это был недобрый знак. Мы думали, что в большинстве мест будем давать по несколько концертов, но этого не произошло. Во время наших последних гастролей в 1977 году нам доводилось выступать в одном месте по два-три вечера подряд, так что же нас могло ждать в этот раз? Наверное, еще больше концертов. А вот и нет, наоборот, меньше. У нас как будто выбили землю из-под ног. Мы были шокированы и испуганы, видя, что наша популярность снижается, вместо того, чтобы расти, и что люди начинают задумываться, стоит ли идти на наш концерт.
Почему они не приходят?
Мы «облагородили» наше шоу, но тем самым погасили огонь, который изначально привел нас к славе. В Лос-Анджелесе мы остановились в отеле напротив «Форума», где должны были выступать. Я выглянул в окно и меня прошиб холодный пот: я увидел в очереди много родителей с детьми. Все наши «усовершенствования» привели не к тому результату, которого мы добивались – к нам выстроилась очередь, которая с таким же успехом могла собраться и перед цирком. Однако, были в этой ситуации и плюсы – я видел много одиноких мамочек с детьми, которые пришли на концерт. Я мог сказать кому-то: «Блондинистая мамаша в третьем ряду», и после выступления ее вместе с чадом приводили ко мне за кулисы, а потом уводили мелкого на экскурсию по сцене. Но, тем не менее, это всё было неправильно.
Питер стал полностью неуправляемым. Все, что мы делали, было не так. Если мы позволяли ему подольше поспать в выходной день, он злился и говорил, что он хотел куда-нибудь съездить. Если в выходной мы куда-то ехали, он жаловался, что хочет спать. Когда он говорил, что за кулисами слишком жарко, мы включали кондиционер, и тогда он начинал ныть, что замерзает. Однажды он ударил кулаком в зеркало и сильно порезал руку, так, что потребовалась операция и наложение швов.
Если Джин или я оказывались перед его поднимающейся платформой, он начинал кидаться в нас барабанными палочками, и ему было совершенно все равно, он вместе с платформой находился над сценой - то есть, мы с Джином никак не могли закрывать его от зрителей.
Хочешь быть на переднем плане, научись, наконец, играть на гитаре, черт возьми.
Однажды, ближе к концу гастрольного тура, в декабре 1979 года, перед концертом Питер «закинулся» наркотиками, и его игра была особенно хаотичной. Когда, во время исполнения одной из песен, я обернулся к нему и сделал замечание по поводу бешеного темпа, он специально начал играть то медленнее, то быстрее. Это стало последней каплей. Одно дело – саботировать рабочий процесс, находясь за кулисами, что, видит Бог, он делал очень часто. Но делать это перед нашими фанатами, которые заплатили, чтобы увидеть нас – это было уже совсем другое дело.
Сразу же после концерта мы с Джином и Эйсом обсудили ситуацию. Все мы были поражены подлостью Питера. У нас было негласное правило – все дерьмо (= весь негатив?) оставлять в гримерке; что бы ни случилось, на сцене мы были единым коллективом. Сцена была священным местом. И эта намеренная попытка сорвать концерт была настоящим предательством.
Мы решили, что Питер должен уйти.
Сейчас Эйс может говорить, что хочет, но тогда он проголосовал за то, чтобы уволить Питера, без малейшего принуждения с нашей стороны. Спасибо ему за это. Что касается моего голоса «за» - я не считал этот шаг проявлением жестокости или расчетливости. Это было необходимо для выживания группы. Собирался ли я позволить его проблемам тянуть вниз всю группу, включая меня? Ни за что. И Джин считал так же.
Мы позвонили Биллу и сказали ему, что решили избавиться от Питера, а еще – отменить остальные концерты и уехать домой. Мы не могли продолжать гастроли в неполном составе. Билл уговорил нас отложить увольнение Питера и продолжить турне. У нас оставалось всего несколько выступлений. Питер даже не предполагал, что его ожидает – в принципе, это было неудивительно.
Сразу же после окончания турне, в середине декабря 1979 года, Питер женился второй раз – на модели «Плейбой» Дебре Дженсен. Ситуация складывалась довольно странная. Мне было интересно - согласилась бы она стать его женой, если бы знала, что он - уже бывший барабанщика «KISS»?
В начале 1980 года Билл должен был сообщить Питеру, что он должен покинуть группу. Но вместо этого он начал уговаривать нас дать ему (Питеру) еще один шанс. Поэтому мы подумали, и через несколько месяцев, после того, как записали «Unmasked» (ударником снова был Антон Фиг, а продюсером – Вини), согласились снова принять Питера в группу. Билл, в свою очередь, организовал для него уроки игры на ударных у Джима Чепина, знаменитого джазового барабанщика.
Питер, Дебби и я. Официальное мероприятие в Нью-Йорке.
В день прослушивания (или репетиции, называйте, как хотите) Питер принес с собой пюпитр и сборник нот. Первое, что он сказал, было: «Я теперь могу читать ноты, поэтому я принес ноты всех ваших песен».
Я шепотом спросил у Джина: «Нас что, снимает «Скрытая Камера?»
Питер сел, поставил перед собой пюпитр с нотами, и какое-то время изучал их. Чтоб вы понимали, это была репетиция старых композиций, а не новых, созданных и записанных нами для «Unmasked». Мы хотели проверить, сможет ли он играть уже знакомый ему материал. Но репетиция прошла неудачно. Это был конец.
Я всегда придерживался такого принципа - если человек тонет, вы должны броситься ему на помощь. Но, если он начинает тянуть вас вниз, стоит отпустить его. То же самое происходило и сейчас. Все разговоры, советы, попытки ему помочь – всё это было бесполезно.
Мы записали клип на песню «Shandi» после того, как окончательно утвердились в решении уволить Питера и сообщили об этом ему. Он пришел на съемки клипа, зная, что это будет последний раз, когда он появится в составе «KISS». В конце дня он забрал свой чемоданчик с гримом и ушел. Мы особо не расстроились, но, все же, это был важный момент. Питер ушел. Мы уволили его, и это был последний раз, когда мы видели его среди нас.
Как ни странно, ему, казалось, было наплевать. Он был в наркотическом тумане, и ему казалось, что теперь перед ним открываются большие возможности. Он считал, что именно он написал нашу лучшую песню, поэтому, уйдя из группы, он, наконец, обрел свободу и был на пути к обретению заслуженной славы.
Ничего себе. Питер ушел.
Это конец.. чего то. Но чего?
Было очень странно представлять нашу группу не в виде привычной четверки. Несмотря на все наши странности, мы были четырьмя мушкетерами. Это было нечто неоспоримое, незыблемое. Но что, если кто-то из нас захочет уйти? Что, если кто-то перестанет справляться? Мы не задумывались об этом – какие бы ни были между нами разногласия, мы оставались группой. И вдруг один из нас перестал быть ее частью. Это стало для нас потрясением. Что нам теперь делать? Распускать всю группу?
Правила изменились. Группа «KISS» больше не могла быть такой, как прежде.
35.
Ситуация с Питером была не единственным испытанием, которое нам пришлось пережить в начале 1980 года. Также возникла проблема с нашим звукозаписывающим лейблом. «Casablanca» была поглощена компанией «PolyGram», и юристы новой компании почему-то недостаточно внимательно проверили все контракты. В «PolyGram» считали, что вместе с лейблом они покупали «KISS» и Донну Саммер, однако в нашем контракте было «положение о ключевом сотруднике», а, значит, основным условием сделки было присутствие Нила Богарта. И, насколько нам стало известно, с Донной была то же самое.
Если судить по гастрольному туру, можно было сказать, что после «Dynasty» дела наши шли не очень хорошо, учитывая, что нам приходилось отменять концерты и что возраст нашей аудитории существенно изменился. Но в «PolyGram» считали этот альбом настоящим хитом, а композиция «I Was Made For Lovin` You» держалась на вершине чартов не только дома, но и в Европе, Австралии и Новой Зеландии – она была признана наиболее успешным синглом вне Соединенных Штатов. Отпустив нас, руководители компании рисковали выставить себя полными идиотами. А мы имели твердое намерение уйти, после того, как они уволили Нила. Ситуация для нас складывалась самым выгодным образом. Чтобы сохранить лицо, «PolyGram» предложили нам новую и очень соблазнительную сделку. Они находились не в лучшем положении, и все преимущества были на нашей стороне.
По правде говоря, на тот момент мы заработали не так уже и много денег – особенно если сравнить сумму общего дохода с той, что получали мы. Позже нам стало известно, что группа «KISS» за три года принесла компании 100 миллионов долларов с коммерческих продаж, из которых члены группы получили меньше трех миллионов. Приличные суммы были потрачены Биллом на накладные расходы, и это било по нашему карману. Но, опять-таки, на тот момент мы знали о бизнесе недостаточно для того, чтобы это понять.
У нас были кредитные карты, но мы никогда не видели реальных денег. Все же, иметь золотую кредитку казалось престижным. У моих родителей никогда не было кредитных карт. И, поскольку все счета отправлялись в компанию «Гликмен-Маркс», которая занималась их оплатой, карты придавали некий налет нереальности самому акту покупки чего-либо. У меня был маленький волшебный кусочек пластмассы, который позволял мне брать вещи в магазинах.
Теперь, когда после нового контракта с лейблом у нас неожиданно появились приличные деньги, я решил, что хочу купить квартиру, а не жить на съемной. Снимая квартиру, я только зря тратил деньги, вместо того, чтобы создавать свой капитал, имея собственное жилье.
Сначала я хотел посмотреть квартиры на Пятой Авеню, с видом на Центральный парк. Когда я сказал об этом агенту по недвижимости, она ответила мне: «Я могу отвести вас туда, куда вы хотите, а могу туда – куда вас пустят».
«О чем это вы?», - не понял я.
Она начала говорить о нуворишах и о том, что я был артистом. Потом замолчала ненадолго, и снова заговорила – о том, что здания, расположенные вдоль парка, принадлежали людям с «голубой кровью и старыми деньгами». С таким же успехом она могла бы сказать: «Вы – еврей» - что, как я позже узнал, было негласной причиной для того, чтобы мне отказали в праве жить в одном из домов, которые меня интересовали. Моя агент уже через это проходила, и хорошо разбиралась в ситуации.
«Вы хотите сказать, что я не могу жить там, где захочу?»
Она объяснила мне принцип кооператива. В Нью-Йорке большинство домов находились в общем владении всех проживающих, и кооперативное общество, созданное этими владельцами, должно было одобрить кандидатуры всех новых покупателей. Тут дело обстояло не так, как с кондоминиумами – там ты просто покупал квартиру у предыдущего владельца. А члены кооператива запросто могли отказать в праве на покупку жилья людям, которых они не хотели видеть в своем доме. Часто такими людьми оказывались евреи и чернокожие.
В конечном итоге я остановился на квартире на углу 80 улицы и Мэдисон Авеню, всего в квартале от Центрального парка и музея искусств «Метрополитен». Наконец-то у меня появился собственный дом – моя крепость, мой приют, мое убежище. Совершенно другие чувства, чем когда снимаешь жилье.
Квартира, купленная мной, была дуплексом с двумя террасами. У меня была отдельная «музыкальная комната». На одной из стен я повесил застекленные шкафчики с подсветкой, куда поместил свою коллекцию гитар. Вышло что-то среднее между музейной инсталляцией и пещерой Бэтмена.
Ванна размерами и глубиной больше напоминала небольшой бассейн. Однажды, листая журнал «Пентхауз», я обратил внимание на девушку с обложки. Я позвонил секретарю Билла Окойна и сказал: «Найди её». Через несколько дней она оказалась в моей огромной ванне вместе со мной. И, естественно, не обошлось без бутылочки «Дом Периньон». Вскоре после этого, моя мама спросила меня, встречаюсь ли я с кем-нибудь. Я улыбнулся и сказал, что эту девушку она может увидеть в последнем номере «Пентхауза». Когда она увидела некоторые особенно откровенные фото, у нее просто пропал дар речи. Должен признаться, я наслаждался ее реакцией на тот путь разврата, на который я вступил уже давно. Однако, со временем мама привыкла к особенностям моего образа жизни, и воспринимала его даже с некоторой долей юмора.
Спальня у меня была не менее шикарной, чем ванная. Войдя туда, вы видели черный лакированный комод, а за ним – витражное стекло с гравировкой из веток и птиц, и подсвеченное снизу, которое доходило до потолка и разделяло комнату на две части. За стеклом находилась моя кровать. А над ней, на потолке - огромное зеркало, которое казалось продолжением витража. Я часто лежал на кровати, смотрел на себя в это зеркало и размышлял о том, как прекрасна жизнь. Когда я видел себя лежащим рядом с красивой женщиной, я думал: «Эй, это же я! Это я – в постели с роскошной красоткой!»
Однажды я лежал в постели с девушкой из «Пентхауза», и мы смотрели документальный фильм о событиях в Кент-Стейт – расстреле безоружных студентов, которые протестовали против войны во Вьетнаме. Девушка начала игриво ко мне приставать, но я ее оттолкнул. «Подожди», сказал я.
«Что такое?», -спросила она.
«Это важно», - ответил я.
«Это что – на самом деле было?», - удивилась она.
Поскольку основным критерием, которым я руководствовался при выборе женщин, была их внешность, я понимал, что характеры и поведение у них могут быть совершенно разными.. Но внешние данные должны были быть безупречными. И то мимолетное чувство удовлетворения, которое я испытывал, глядя в зеркало на потолке, помогало мне избавиться от тоски по гастролям. По крайней мере, на какое-то время.
У меня всегда было много женщин. Как-то я встречался одновременно с двумя девушками-хористками, которые выступали в бродвейском мюзикле «Sugar Babies» с Микки Руни в главной роли. Однажды я взял с собой отца, и после шоу мы отправились за кулисы, где я познакомил его с одной из девушек. Это была высокая красавица с экзотической внешностью. Когда мы вышли из театра, я спросил отца: «Горячая штучка, правда?»
«По-моему, хорошая девушка», - сказал он.
«Она – не «хорошая девушка», - ответил я. – «Она – горячая штучка».
В его понимании, сексуальность и сексапильность следовало подавлять и нейтрализовать. Моя точка зрения была иной, и я хотел объяснить ему, что с удовольствием поддавался основному инстинкту. Я давно понял, что иногда ничего большего и не требовалось. Она просто была горячей штучкой. Этого было более чем достаточно.
Однажды мне позвонила девушка, мы проговорили несколько минут и я сказал: «Вчера была прекрасная ночь».
А она ответила: «Да.. А ты вообще узнал, кто звонит?»
Ой.
В другой раз я отправился в гости к бывшей модели «Плейбоя», которая недавно переехала на новую квартиру. Когда я позвонил в дверь, мне открыла еще одна девушка, с которой я на тот момент встречался. Оказалось, что они сняли вместе квартиру, и решили не говорить об этом мне. Им казалось, это было очень смешно. Поверьте, если бы вы увидели этих девчонок, вы бы поняли, почему я был просто счастлив оказаться предметом для их шуток.
Как я уже говорил, я встречался с несколькими женщинами одновременно, и у меня даже был период, когда я посылал цветы одной женщине, если спал с другой. Я не могу сказать, что был с ними неискренен, ведь я не клялся в верности ни одной из них. Я хотел их всех.
Во мне как будто жили три человека. Первый – Звездное Дитя. Второй – я без грима, такой, каким меня хотели видеть. И, наконец, настоящий я, который, несмотря на славу и известность, до сих пор был не уверен в себе. У меня была причина для того, чтобы проводить большую часть времени в своей квартире, иногда в одиночестве, иногда с женщинами. Некоторые считали меня высокомерным снобом, но правда было в том, что я до сих пор оставался тем же робким и закомплексованным парнишкой. Я не то, чтобы не хотел общаться с людьми и заводить друзей, я просто не мог этого сделать.
Второе ухо у меня не выросло, и глухота никуда не делась. Я так же старался избегать незнакомых компаний и шумных сборищ. Я не знал, что будет дальше с моей группой, которая до сих пор была моей единственной поддержкой и опорой.
И что мне было делать?
Район, где я поселился, изобиловал магазинами и галереями, которые специализировались на произведениях искусства в стиле «модерн». Еще с детства мне очень нравились цветные стеклянные люстры «Тиффани». Мои родители часто покупали старую мебель и предметы интерьера в лавке старьевщика, и сами приводили их в нормальный вид. Что-то оставляли себе, а что-то продавали. И над нашим обеденным столом висела стеклянная люстра. Это была обычная люстра из кафе-мороженого, но в то время люди называли все цветные стеклянные люстры «люстрами «Тиффани». Переехав в квартиру недалеко от музея «Метрополитен», я часто ходил туда и любовался коллекцией настоящего стекла от «Тиффани».