Джеймс Рэтбоу (Ratbow, 2004, 2006), исследуя процесс адаптации людей с ограниченными возможностями здоровья, выделяет в нем несколько стадий:
1 Дезадаптацию (или псевдоадаптацию), когда человек не принимает свой недостаток, надеясь на его исправление или создание обществом таких специфических условий, в которых он сможет реализоваться (у псевдоадаптантов встречаются неосуществимые мечты, связанные с будущей профессией, к примеру, слепой хочет стать водителем или космонавтом). Чаще всего псевдоадаптанты обладают низкой личностной тревожностью: оторванность от реальности (иллюзорные мечты) ограждают их от беспокойства и напряжения.
2 Стадию частичной адаптации, на которой наблюдается постепенное повышение личностной тревожности, связанное с осознанием необратимости своего физического недостатка, с невозможностью его исправить или не обращать на него внимания. Эта стадия переживается человеком особенно тяжело в связи с тем, что, во-первых, он еще не научился ситуативно справляться с тревожностью, во-вторых, осознание необратимости своего физического недостатка вызывает отчаяние, в-третьих, осознание – не значит принятие, человек не может принять то, что осознал. Зачастую на этой стадии меняется позиция относительно недостатка: если раньше самым заветным желанием человека было исправление физического недостатка, то теперь он начинает убеждать себя и других в том, что его здоровья вполне достаточно, чтобы включиться в полноценную жизнь общества. Например, слабовидящий говорит, что видеть лучше, чем он, вовсе не обязательно, что его зрение является необходимым и достаточным для полноценной жизни. 3 Стадию полной адаптации личности к своему социальному окружению. Личностная тревожность остается умеренной, но чаще – высокой. Человек полностью осознает и принимает свой физический недостаток, смиряется с тем, что некоторые действия и профессии ему не под силу, находит те, которые он способен выполнять не хуже физически полноценных людей. Высокая личностная тревожность, сопровождая человека с ограниченными возможностями здоровья, выполняет защитную функцию, повышенная осторожность снижает уровень опасности окружающего мира, а стремление к высокой осведомленности о возможных трудностях позволяет безболезненно преодолевать их. Как правило, люди с врожденными дефектами полностью адаптируются к своему социальному окружению в конце подросткового или в начале юношеского возраста (в старших классах школы).
Согласно взглядам Рэтбоу, у людей с ограниченными возможностями здоровья тревожность играет существенную роль и в адаптации личности и в компенсации физического недостатка. Результаты нашего исследования также указывают на это: у людей с нарушениями зрения отмечается сочетание высокого уровня тревожности с высокой адаптацией личности к своему социальному окружению, которая реализуется в типичном повышении экстрапунитивных стратегий, реализуемых в многообразии типов реакции на фрустрацию, прежде всего в ориентации на удовлетворение потребности. Всего для 9 % этой выборки характерен низкий уровень ситуативной и личностной тревожности, что, по-видимому, соответствует первой стадии процесса адаптации, т. е., по существу, дезадаптации.
У людей без нарушений зрения уровень тревожности не достигает верхней границы средних значений. Именно поэтому для них не типичны экстра– и интропунитивные реакции, но характерны высокие показатели по импунитивности в сочетании с различными типами реакций на фрустрацию. Преимущественная роль отводится продуктивным способам совладания с трудностями, т. е. их разрешению. Тревожность как черта личности формируется у физически здоровых людей вследствие систематического неудовлетворения основных (значимых на данном этапе развития) потребностей, возможно, из-за предъявления к себе неадекватно высоких требований и отсутствия жизненного опыта. Постоянная фрустрация значимых потребностей осложняет процесс адаптации к социальному окружению, приводит к игнорированию степени трудности конкретной ситуации при нарастании общего высокого уровня личностной тревожности. Это рассогласование может стать основой для закрепления негативных реакций на трудные ситуации, поскольку, как показало наше исследование, проявляется в виде фиксации на препятствии, застревании на проблеме, ее эмоционально негативной оценке без должной когнитивной проработки и последующего разрешения. Ситуативное преодоление тревожности (ее снижение и/или оптимизация) происходит по механизму нахождения в объекте удовлетворения потребности черт безопасности и аттрактивности. Большое значение в этом процессе имеет реальная необходимость удовлетворения потребности в индивидуальном опыте. По данным нашего исследования, умение правильно оценить свои возможности при реализации всего многообразия стратегий совладания с трудностями позволяет уменьшить неэффективные способы решения проблем, избежать неоптимально высокого уровня напряжения и реализовать свой личностный и профессиональный потенциал.
Выводы
1 Физический недостаток, в частности нарушение зрения, создает ряд ограничений, вызывающих ощущение трудности жизненных ситуаций. Степень трудности ситуации проявляется в высоком уровне тревожности, который выполняет защитную функцию, способствует успешной ориентировке в мире, адекватной оценке своих недостатков и их интеграции.
2 Типичное сочетание уровней ситуативной и личностной тревожности может нарушаться и обнаруживаться в виде значительно более высокого уровня личностной и низкого уровня ситуативной тревожности вследствие недостатка реального опыта решения проблем.
3 Высокому уровню тревожности соответствуют типичные по своей направленности реакции на трудную ситуацию, проявляющиеся в экстрапунитивности, т. е. в действиях, направленных вовне; обратная связь между тревожностью и импунитивностью характеризует снижение степени трудности ситуации путем ослабления ее фрустрирующей силы. 4 Отсутствие опыта в решении задач либо принятие на себя непосильных обязательств актуализирует экстрапунитивные стратегии с тенденцией застревания на препятствии; накопление опыта или снижение уровня притязаний ослабляет реакции с экстрапунитивной направленностью и усиливает импунитивные стратегии, реализуемые в сочетании с разными типами реакций на фрустрацию.
Литература
Анцыферова Л. И. Личность в трудных жизненных ситуациях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психологический журнал. 1994. Т. 15. № 1. С. 3–19.
Анцыферова Л. И. Развитие личности и проблемы геронтопсихологии. М.: Изд-во ИП РАН, 2006.
Крюкова Т. Л. Возрастные и кросскультурные различия в стратегиях совладающего поведения // Психологический журнал. 2005. Т. 26. № 2. С. 5–15.
Крюкова Т. Л. Психология совладающего поведения. Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова; РЦОИ «Эксперт – ЕГЭ», 2004.
Нартова-Бочавер С. К. «Coping behavior» в системе понятий психологии личности // Психологический журнал. 1997. Т. 18. № 5. С. 20–31.
Нартова-Бочавер С. К. Дифференциальная психология. М.: Флинта. Московский психолого-социальный институт, 2003.
Нартова-Бочавер С. К. Психологическое пространство личности. М.: Прометей, 2005.
Сергиенко Е. А. Раннее когнитивное развитие: Новый взгляд. М.: Изд-во ИП РАН, 2006.
Фридмэн Д. А. Врожденные дефекты. Влияние конгенитальной и перинатальной утраты органов чувств на развитие личности // Энциклопедия глубинной психологии. Т. II. М.: Когито-Центр, МГМ, 2001.
Amirkhan J. H. Seeking person-related predictors of coping: Exploratory analyses // Eur. J. Pers. 1994. V. 4. № 1. P. 13–30.
Ratbow J. The stages of adaptation of soldiers into their socialenvironment // Oklahoma Psychology. Oklahoma City. 2004. V. 3. Р. 113.
Ratbow J. The role of personal anxiety in adaptation of soldiers // Oklahoma Psychology. Oklahoma City. 2006. V. 1. Р. 64.
Vamatuto A., Takana E. A level of anxiety of sportsmen (Biathlon) // Ski sports in Japan. Sapporo. 2005. V. 2. Р. 27.
Стратегии контроля поведения как предшественники копинг-стратегий у детей-близнецов раннего возраста [10]
Г. А. Виленская
Целью работы было изучение контроля поведения как регулятивной функции субъекта в конкретных ситуациях на ранних стадиях его развития. Объектом исследования были моно– и дизиготные близнецы, прослеженные лонгитюдно в возрастах 4, 8, 12, 18, 24, 30, 36 и 42 мес. Стратегии их контроля поведения в проблемной ситуации (ситуация психологического тестирования) анализировались по разработанной схеме. Предполагалось, что ситуативная реализация контроля поведения и использование стратегий будет зависеть от особенностей организации индивидуальности детей, предшествующей субъектности, в частности, от уровня развития отдельных компонентов контроля поведения.
Наблюдается гетерохрония развития ситуативного контроля поведения в группах моно– и дизиготных близнецов, связанная с количеством и спецификой поддержки взрослого, а также различный характер связей между обобщенными и ситуативными оценками контроля поведения и между ситуативным контролем поведения и успешностью в группах детей с разным профилем контроля поведения. Полученные результаты показывают, что контроль поведения является индивидуально-своеобразным способом организации психологических ресурсов, а ситуативные стратегии контроля поведения на ранних этапах онтогенеза могут являться предшественниками стратегий совладающего поведения.
Ключевые слова: субъект, контроль поведения, эмоциональный контроль, когнитивный контроль, психомоторика, темперамент, стратегии совладания, близнецы.
Развитие человека как субъекта невозможно без активного упорядочения им картины мира и собственной активности. Уже на самых ранних этапах становления субъектности человек обладает целостностью, избирательностью, индивидуальностью (Сергиенко, 2006). В полной мере все эти качества проявляются при решении человеком проблемы соотнесения своего поведения, своих желаний и намерений с условиями и требованиями окружения или, иначе говоря, при решении проблемы саморегуляции. Психологический уровень регуляции и саморегуляции обозначается нами как контроль поведения (Виленская, Сергиенко, 2001; Сергиенко, 2005) и рассматривается как один из важнейших факторов адаптации человека. Он является базовой интегративной характеристикой субъекта деятельности, основой для развития саморегуляции, волевой регуляции поведения и деятельности и может рассматриваться как стержень личностной организации. Контроль поведения определяет способ и степень эффективности реализации человеком своих психологических ресурсов. Он основан на ресурсах индивидуальности, создавая индивидуальный паттерн саморегуляции (Сергиенко, 2007).
Проблема источников, факторов и механизмов регуляции поведения интенсивно исследуется в самых разных областях психологии. Сравнительно новым и активно развивающимся направлением является исследование совладающего поведения или копинг-поведения.
Первоначально термин «копинг» использовался в исследованиях способов преодоления детьми требований, выдвигаемых кризисами развития или проблемой, и обозначал активные усилия личности, стремление индивида решить определенную проблему. В настоящее время совладающее поведение рассматривается с точки зрения личностного развития, благополучия, ресурсов адаптации и относится к явлениям регуляции и саморегуляции поведения. Одни исследователи считают, что механизмы совладания используются сознательно и целенаправленно (Крюкова, 2007), другие предполагают, что копинг-поведение включает и осознанные стратегии совладания, и неосознанные психологические защиты (автоматизмы), причем бессознательные до некоторой степени предопределяют выбор сознательных стратегий копинга (Никольская, Грановская, 2001; Никольская, 2007).
Результатом совладающего поведения является изменение ситуации или приспособление к ней. Критерии его развития включают расширение репертуара поведения, гибкость в применении более совершенных способов совладания, увеличение продуктивных способов совладания (Крюкова, 2007).
Можно видеть, что понятия совладания и контроля поведения достаточно близки. Копинг-поведение может включаться в контроль поведения как самый высший его уровень – целенаправленное сознательное преодоление трудной жизненной ситуации. Субъектность человека развивается постепенно на всем протяжении его жизни и может быть представлена как уровни развития субъектности в зависимости от стоящих перед субъектом задач развития и степени объединения внутренних ресурсов. Уровень и особенности субъектной организации будут определять возможности использования тех или иных защит, копинг-стратегий, предпочитаемых способов контроля поведения (Сергиенко, 2007). Однако должны существовать предшественники копинга. Контроль поведения развивается постепенно, от ранних форм младенческого возраста ко всем более сложным паттернам организации ресурсов индивидуальности взрослого человека.
В нашей работе, которая является частью лонгитюдного исследования раннего психического развития детей, уже несколько лет ведущегося в лаборатории психологии развития ИП РАН под руководством Е. А. Сергиенко, мы рассматриваем ранние этапы развития контроля поведения. На данном этапе нашего исследования большое внимание уделялось индивидуальным особенностям детей, в частности, анализу стратегий регуляции поведения детей раннего возраста в конкретных ситуациях.
В работе изучается как роль индивидуально-психологических характеристик ребенка в контроле поведения, так и его средовые ресурсы, поскольку субъектный подход к человеку предполагает рассмотрение его как центра координации всех имеющихся у него ресурсов: и внутренних, и внешних (Брушлинский, 2002). Ресурсные возможности субъекта определяют реализацию контроля поведения на каждом этапе развития субъектности (Сергиенко, 2006). Совладание также представляет собой индивидуальный способ взаимодействия с ситуацией. Совладающее поведение может проявляться на поведенческом, эмоциональном и познавательном уровнях функционирования личности (Лунева, Манторова, 2007), что можно сопоставить с тремя компонентами контроля поведения: контролем действий, эмоциональным контролем и когнитивным контролем.
Исследуя ранние формы контроля поведения, мы попытались перейти от глобальных оценок уровня развития контроля поведения (отдельных его компонентов) к конкретным формам его проявления в сложных ситуациях. В данной работе будет представлены результаты изучения стратегий контроля поведения у детей в проблемной ситуации (решение интеллектуальных задач).
Ранее нами были получены результаты, свидетельствующие о различиях в стилях регуляции и степени адаптации разных типов близнецов и одиночно рожденных детей, о гетерохронности в развитии компонентов контроля поведения у близнецов первых 3 лет жизни, причем характер этой гетерохронности различен у МЗ и ДЗ близнецов.
Мы предположили, что способы и эффективность регуляции поведения в конкретных ситуациях будут различаться у МЗ и ДЗ близнецов в соответствии с особенностями развития у них контроля поведения в целом. Выбор ребенком стратегий регуляции, эффективность их может являться показателем сформированности контроля поведения, эффективности использования субъектом имеющихся ресурсов. Такие стратегии могут быть ранними предшественниками стратегий совладания.
Целью работы было изучение конкретных поведенческих проявлений контроля поведения на ранних стадиях его развития, что позволит приблизиться к пониманию становления субъектности и развития регуляции и саморегуляции человека.
Задачи исследования:
1 сравнить выраженность различных стратегий контроля поведения в зависимости от зиготности и уровня развития отдельных его компонентов у детей-близнецов;
2 оценить их возрастную динамику;
3 проанализировать взаимосвязи между компонентами контроля поведения;
4 рассмотреть роль средовых факторов развития контроля поведения в раннем возрасте.
Объектом исследования были дети-близнецы первых лет жизни (4–42 мес.), а предметом исследования – стратегии их контроля поведения в проблемной ситуации.
Мы предполагали, что МЗ и ДЗ близнецы будут различаться по выраженности тех или иных стратегий, по характеристикам контроля поведения, оцененного в конкретной ситуации, а также, что будут наблюдаться возрастные изменения в использовании тех или иных стратегий и в характеристиках ситуативного контроля поведения. Мы предполагали также, что дети с разным уровнем развития отдельных компонентов контроля поведения будут использовать различные стратегии в проблемной ситуации, и особенности ситуативного контроля поведения у них будут различаться.
Методика
Основной используемый метод – структурированное наблюдение по разработанной схеме. Анализировались видеозаписи поведения близнецов в ситуации тестирования их интеллектуального и психомоторного развития. Сбор данных продолжается. На настоящий момент просмотрено 122 видеозаписи МЗ и 128 видеозаписей ДЗ близнецов в возрасте от 4 до 42 мес. Исследование лонгитюдное, т. е. одни и те же пары тестировались в возрасте 4, 8, 12, 18, 24, 30, 36 и 42 мес. Участвовали 10 пар МЗ и 10 пар ДЗ близнецов, к сожалению, не все пары удалось проследить во всех срезах. Характеристики веса и гестационного возраста детей представлены в таблице 1.
Таблица 1
Вес при рождении и гестационный возраст близнецов
Тестирование проводилось дома, что, с одной стороны, позволяет наблюдать поведение детей практически в естественных условиях, с другой стороны, сама ситуация психологического тестирования является для детей стрессовой в силу новизны и специфики предъявляемых заданий. Использовался тест «Шкалы развития младенцев Бейли» (Bayley Scales of Infant Development, 1993; Сергиенко и др., 1996), Как правило, при тестировании присутствовала мать ребенка и/или иной близкий взрослый. Данная ситуация позволяет проследить как общую реакцию ребенка на ситуацию психологического тестирования, степень его ориентации на взрослого, в том числе реакцию на незнакомого взрослого (экспериментатора), так и динамику эмоционального состояния на протяжении тестирования (в зависимости от возраста ребенка оно может занимать от 10 до 40 мин.), а также его реакцию на конкретные ситуации (задания), вызывающие у него сложности по тем или иным причинам (усталость, помехи, объективная сложность задания). Эти и подобные ситуации являются классическими для выявления стратегий эмоциональной регуляции ребенка. Наблюдение за поведением ребенка и за его взаимодействием с родителем в подобных ситуациях широко применяется в современных исследованиях развития эмоциональной регуляции.
Для каждого возраста нами были отобраны тестовые задания, требующие контроля поведения (необходимость действовать по образцу, по плану, преодолевать препятствия, задания, сложные для данного возраста и т. д.), и определялись типы стратегий, используемых ребенком (количество типов стратегий в каждом задании), количество успешно выполненных заданий, изменения эмоционального состояния, происходящие в процессе тестирования, и их знак. Также оценивались нарушения концентрации внимания во время выполнения задания, наличие помех, наличие выраженных фрустраций, наличие поддержки, оказанной ребенку взрослым (матерью или самим экспериментатором). Эти переменные оценивались дихотомически.
Для общей оценки контроля поведения использовался тест Бейли (когнитивный контроль – шкала ментального развития, MDI – индекс ментального развития, контроль действий – шкала психомоторного развития, PDI – индекс психомоторного развития). Для оценки эмоционального контроля использовался тест Ж. Баллеги «День ребенка». Он оценивает темперамент ребенка, его отношения с окружающими, а также тип семейного воспитания. Автор теста определяет темперамент как эмоциональный стиль, представляющий собой индивидуальный способ регуляции процессов эраузала и предпочитаемые каналы разрядки внутреннего напряжения. В тесте выделено 4 типа темперамента: трудный, стеничный, легкий, пассивный. Трудный и пассивный темперамент рассматриваются как крайние варианты нормы, которые могут быть основой для последующей дезадаптации ребенка. Легкий или стеничный характер предполагают более зрелые формы регуляции состояния и способы разрядки. Поэтому мы рассматривали их как более благополучный вариант, с точки зрения формирования эмоционального контроля, чем трудный и пассивный характеры (Balleyguier, 1989; Виленская, 2003).
Для математической обработки результатов использовался пакет программ Statistica 6.0, вычислялся коэффициент корреляции r Спирмена, для определения достоверности различий использовался критерий U Манна – Уитни.
Результаты
Результаты изучения стратегий контроля поведения у близнецов раннего возраста представлены в таблицах 2а и 2б. В таблицах даны средние значения долей каждой стратегии среди общего количества использованных стратегий, в скобках – стандартное отклонение.
При исследовании выборки в целом обнаружилось, что среди используемых близнецами стратегий при решении задачи наиболее частой является сосредоточение на задаче, т. е. попытка (успешная или нет) решить ее. За ним идет поиск поддержки, а также с 8 мес. до 18 мес. – исследование стимульного материала и/или окружения, с 24 мес. до 36 мес. – вокализация/речь, одинаково часто используемые МЗ и ДЗ близнецами. Это совпадает с литературными данными о наиболее часто используемых детьми стратегиях (Gilliom et al., 2002). Однако такие стратегии, как поиск комфорта или пассивное ожидание, оказались среди близнецов непопулярны (пассивное ожидание имеет существенный вес только у 4-месячных МЗ). Поиск комфорта может пересекаться с поиском поддержки, так как нами к поиску поддержки относились и коммуникация по поводу правильности действий ребенка, и прямые обращения за помощью или за обеспечением комфорта. Стратегию исследования стимульного материала или окружения, выделенную в нашей работе, можно считать одним из вариантов переключения внимания или сбора информации, так как ребенок в этом случае не решает задачу, а изучает предмет, находящийся у него в руках, или действует с ним иным способом, а не предписанным экспериментатором.
Таблица 2а
Стратегии контроля поведения, используемые МЗ близнецами при решении задач
Таблица 2б
Стратегии контроля поведения, используемые ДЗ близнецами при решении задач
Значимые различия (по критерию Манна – Уитни, p < 0,05) между группами близнецов обнаруживаются только в частоте пассивного ожидания в 4 мес., МЗ используют его значимо чаще. Также наблюдаются различия между МЗ и ДЗ близнецами в использовании таких стратегий, как отвержение в 12 мес., сосредоточение на объекте в 18 мес., пассивность в 36 мес. и вокализации в 42 мес.
Возрастной динамики также практически не обнаруживается, частота употребления тех или иных видов стратегий преимущественно стабильна во времени. Наибольшие различия заметны в раннем возрасте (при переходе от 4 мес. к 8 мес. и от 8 мес. к 12 мес.) у МЗ и ДЗ по таким стратегиям, как поиск поддержки, пассивность, беспокойство, самостимуляция и отказ. При этом частота использования поиска поддержки увеличивается, а пассивности и двигательного беспокойства уменьшается. У самостимуляции наблюдается пик в 8 мес., затем она используется редко. Количество отказов также несколько увеличивается с возрастом. На уровне тенденции заметно уменьшение частоты отвлечения с возрастом (у МЗ значимые различия) и увеличения использования вокализаций/речи, причем переломной точкой является возраст 24 мес.
В таблице 3 представлены данные, касающиеся эмоционального и когнитивного компонента контроля поведения (динамика эмоциональных состояний и концентрация внимания соответственно), а также внешней поддержки детей взрослыми, родителями или экспериментатором. Представлены средние значения долей проб, в которых каждый параметр наблюдался, от общего числа проб, в скобках – стандартное отклонение.
Значимые различия (по критерию Манна – Уитни, р < 0,05), наблюдаются между МЗ и ДЗ близнецами по поддержке матери – в 4 и 18 мес., по частоте фрустраций в 30 мес., по степени концентрации внимания и частоте ухудшения настроения в 42 мес. Следует отметить также, что взятые в целом выборки МЗ и ДЗ близнецов различаются по частоте поиска поддержки у взрослого и поддержке, оказываемой матерью. МЗ близнецы чаще ищут поддержку и чаще ее получают у матери. Поддержка матери у МЗ значимо увеличивается от 8 к 12 мес. и значимо уменьшается в период с 24 до 30 мес. Экспериментаторы тоже несколько чаще поддерживают МЗ близнецов, но здесь различия не значимы.
Количество успешно выполненных заданий в обеих группах несколько больше 50 %. У МЗ близнецов количество помех и нарушения внимания отрицательно связано с успешностью (–0,23) и (–0,28). Поддержка матери связана с количеством фрустраций (0,23), частотой ухудшения настроения (0,19) и поддержкой экспериментатора (0,23). Поддержка экспериментатора также связана с количеством фрустраций (0,20) и ухудшением настроения (0,19). В свою очередь, фрустрации связаны с ухудшением настроения (0,52), а также с улучшением настроения (0,32) (корреляции r Спирмена, значимость p < 0,05).
Таблица 3
Возрастная динамика ситуативного контроля поведения детей-близнецов
У ДЗ положительно связаны количество помех с нарушениями внимания (0,18). Так же, как и у МЗ близнецов, у них наблюдается положительная связь между частотами изменения настроения в положительную и отрицательную стороны (0,42) и количеством фрустраций (0,49), т. е. легче фрустрируются более эмоционально лабильные дети. Поддержка экспериментатора значимого влияния на успешность ситуативного контроля поведения не оказывает, а поддержка матери связана с нарушениями внимания (0,23), частотой фрустраций (0,21) и частотой улучшения настроения (0,30). У ДЗ есть связь между успешностью и частотой ухудшения настроения (–0,24), т. е. эмоциональным компонентом (корреляции r Спирмена, значимость p < 0,05).
Чтобы прояснить связи между компонентами контроля поведения, мы сопоставили результаты исследования ситуативного контроля поведения и его стратегий с более общими оценками, а именно с показателями когнитивного контроля и контроля действий [индексов ментального (MDI) и психомоторного развития (PDI) соответственно теста Бейли]. Были выделены 3 группы для каждого показателя – низкий (индекс < 85), средний (85 < индекс < 115) и высокий (индекс > 115). Результаты представлены в таблицах 4.1 и 4.2. Приведены средние значения долей проб, в которых каждый параметр наблюдался от общего числа проб, в скобках – стандартное отклонение.
Определялась значимость различий по критерию U Манна – Уитни, p < 0,05. Среди МЗ близнецов выявились значимые различия только между низкой и средней группой по когнитивному контролю – по количеству фрустраций и успешности. Фрустраций в низкой группе значимо больше, а успешность значимо ниже, чем в средней группе.
У ДЗ при делении по уровню когнитивного контроля были обнаружены значимые различия между всеми тремя группами по успешности (она повышается от низкой к высокой группе) и между средней и высокой группой – по нарушениям концентрации внимания (их больше в средней группе). При делении ДЗ близнецов по уровню развития контроля действий низкая группа отличается от средней по количеству нарушений концентрации внимания (их меньше в средней группе), средняя от высокой – по количеству помех (меньше в высокой группе), низкая от высокой – по количеству ухудшений настроения (больше в низкой группе) и успешности (больше в высокой группе).
При анализе использования стратегий в низкой группе МЗ по когнитивному контролю значимо реже, чем в средней, использовалась стратегия концентрации на задаче и значимо чаще, чем в средней, использовались стратегии отказа, плача (дистресса) и агрессии, а в средней группе в отличие от высокой значимо реже использовалась стратегия концентрации на задаче и беспокойство, и значимо чаще – концентрация на объекте.
При делении по уровню контроля действий выявилось значимо более частое использование стратегии самостимуляции в средней группе по сравнению с низкой и более частое использование отвлечения в средней группе по сравнению с высокой.
Таблица 4.1
Ситуативный контроль поведения в зависимости от уровня развития когнитивного контроля
Таблица 4.2
Ситуативный контроль поведения в зависимости от уровня развития контроля действий
При делении ДЗ близнецов по уровню когнитивного контроля обнаружились значимые различия по использованию стратегии самостимуляции (частота ее использования возрастает от низкой группы к высокой). По использованию стратегий концентрации на задаче и отвлечения высокая группа значимо отличается от низкой и средней (концентрация на задаче в ней значимо выше, а отвлечение значимо ниже). Стратегия двигательного беспокойства значимо чаще используется средней группой, чем низкой.
ДЗ близнецы с различным уровнем контроля действий значимо отличаются по частоте концентрации на задаче (она значимо увеличивается от низкой группы к высокой) и по частоте использования отвлечения (низкая группа значимо чаще его использует по сравнению со средней и высокой).
Чтобы выявить специфику ситуативного контроля поведения мы разделили детей на три группы в соответствии с типом темперамента, поскольку темперамент можно рассматривать как проявление индивидуального способа адаптации (Сергиенко, 2002; Сергиенко, Виленская, 2004). Также мы рассматривали его как показатель эмоционального контроля поведения. Среди МЗ близнецов было по 33 % легких и трудных детей, 7 % пассивных, 17 % стеничных и 10 % детей со смешанным типом темперамента, результаты которых не рассматривались. Среди ДЗ близнецов было 42 % легких детей, 31 % трудных, 25 % пассивных и 2 % стеничных детей.
Различия в эмоциональной регуляции детей в проблемной ситуации в зависимости от их темперамента представлены в таблице 5. Представлены средние значения долей проб, в которых каждый параметр наблюдался от общего числа проб, в скобках – стандартное отклонение.
При сопоставлении результатов между МЗ и ДЗ близнецами почти не обнаруживается существенных различий. Количество успешно выполненных заданий в обеих группах несколько больше 50 %. Примерно в трети случаев в процессе выполнения задания эмоциональное состояние детей меняется, причем приблизительно с одинаковой частотой с «+» на «—» и с «—» на «+». Единственный параметр, по которому есть значимые различия, – поддержка матери. Матери МЗ близнецов значительно чаще поддерживают своих детей (поощряют их, направляют их действия, привлекают внимание к задаче), чем матери ДЗ близнецов (критерий U Манна – Уитни, p < 0,05). Экспериментаторы тоже несколько чаще поддерживают МЗ близнецов, но здесь различия не значимы.
Таблица 5
Ситуативный контроль поведения у близнецов с разным темпераментом (разный уровень эмоционального контроля)
Трудные и пассивные МЗ и ДЗ значимо различаются по частоте ухудшения настроения и поддержке матери. Трудные ДЗ значимо отличаются от пассивных частотой ухудшения настроения. Трудные ДЗ близнецы испытывают меньше всего фрустраций и наименее эмоционально лабильны. В то же время наиболее лабильны и чаще всего фрустрируются пассивные ДЗ (различия значимы по критерию U Манна – Уитни, p < 0,05). Нарушения концентрации внимания встречаются чаще всего у трудных МЗ и пассивных ДЗ. В свою очередь при тестировании пассивных ДЗ наблюдалось больше всего помех (значимо больше, чем у легких ДЗ), что, возможно, и объясняет их плохую концентрацию.
Матери меньше всего поддерживают трудных и легких ДЗ, а больше всего – МЗ близнецов (в случае трудного темперамента – значимо чаще, чем ДЗ). Экспериментаторы чаще поддерживают пассивных ДЗ (что не сказывается на их результативности) и реже всего легких МЗ и ДЗ. Матери меньше поддерживают детей, чем экспериментатор, что связано с условиями тестирования.
При анализе сравнительной частоты использования стратегий детьми с различным темпераментом обнаружилось, что трудные МЗ значимо чаще, чем легкие, используют отвлечение, отказ и агрессию и значимо реже, чем пассивные, – улыбку. Легкие значимо реже, чем пассивные, используют улыбку и стратегию пассивности. Трудные ДЗ значимо чаще, чем легкие, бывают беспокойны, а легкие значимо чаще, чем пассивные, используют сосредоточение на задаче и вокализации/речь и значимо реже – беспокойство и агрессию. Все различия значимы по критерию U Манна – Уитни, p < 0.05. Значимых различий между трудными и пассивными ДЗ близнецами в использовании стратегий выявлено не было.
Обсуждение результатов
Полученные результаты свидетельствуют об ожидаемой возрастной динамике развития саморегуляции, когда уменьшается количество неадаптивных, недифференцированных реакций на новую ситуацию и возрастают возможности управления своим состоянием с помощью как внутренних, так и внешних ресурсов.
На уровне тенденции заметно уменьшение частоты отвлечения с возрастом (у МЗ значимые различия) и увеличения использования вокализаций/речи, причем переломной точкой является возраст 24 мес. Это можно интерпретировать как возможность примерно с этого момента лучше управлять своим вниманием и использовать речь как регулятор своего поведения. Эти факты согласуются с предыдущими нашими данными и с предположением о критическом характере данного возраста для формирования контроля поведения (Виленская, Сергиенко, 2004).
В зависимости от уровня развития компонентов контроля поведения, дети предпочитают различные стратегии. Дети с высоким уровнем развития отдельных компонентов контроля поведения значимо чаще используют стратегии концентрации на задаче, а дети с низким уровнем развития, особенно когнитивного и эмоционального компонента чаще используют отказ, отвлечение, агрессию, плач. Это совпадает с выделенными в совладающем поведении группами стратегий конструктивных (направленных на решение проблемы) и менее конструктивных (эмоционально-ориентированных) и неконструктивных (избегание) (Крюкова, 2004). Существуют и стратегии, специфичные для той или иной группы или уровня развития определенного компонента. Особенно это характерно для ДЗ как вынужденных больше рассчитывать на собственные регуляторные возможности. ДЗ используют самостимуляцию в качестве средства регуляции своего состояния тем чаще, чем выше у них когнитивный контроль. С той же целью, видимо, ими используется стратегия двигательного беспокойства, но только при переходе от низкого уровня когнитивного контроля к среднему. Высокий уровень эмоционального контроля связан у них с более частым использованием вокализаций/речи, но не поиска поддержки.
В литературе выделяются чаще всего три вида стратегий совладающего поведения: проблемно-ориентированный копинг, эмоционально-ориентированный копинг и стратегии, связанные с избеганием, уходом из ситуации (Крюкова, 2004). Выделенные в нашей работе стратегии контроля поведения в раннем возрасте также можно сопоставить с этими видами совладающего поведения. Так, к проблемно-ориентированному копингу можно отнести стратегии концентрации на задаче, концентрации на объекте, отчасти вокализации. К эмоциональному способу совладан