И попросить тушеной репы на обед,




Луиза Мей Олкотт

Маленькие мужчины

 

 

«Луіза Мей Олкотт МАЛЕНЬКИЕ МУЖЧИНЫ(російською мовою) Друкується із скороченнями»: СПД Євтушенко В.П.; 2006

ISBN 966966450-0

Аннотация

 

Третья из четырёх увлекательных книг Луизы Мей Олкотт — продолжение книг "Маленькие женщины" и "Хорошие жены". В ней рассказывается о Джо Марч, которая открывает школу для детей и воспитывает их с любовью матери, встречаясь с трудностями на пути, но не теряя надежду и любовь к своим воспитанникам, она вместе с мужем и учениками выходит победительницей в этой жизненной борьбе.

 

 

МАЛЕНЬКИЕ МУЖЧИНЫ

Жизнь в Пламфильде с мальчиками Джо

 

Фредди и Джонни, маленьким мужчинам, которым она обязана некоторыми из лучших и счастливейших часов ее жизни, с благодарностью посвящает эту книгу их любящая "тетя Уиди"

 

Глава 1

Нат

 

— Простите, сэр, это Пламфильд? — спросил маленький оборванец, приближаясь к воротам, у которых его оставил омнибус.

— Да, — кивнул открывший ворота мужчина. — Кто тебя прислал?

— Мистер Лоренс. У меня письмо от него к хозяйке.

— Хорошо. Иди прямо в дом и отдай ей письмо. Она позаботится о тебе, паренек.

Мужчина говорил приветливо, и мальчик прошел за ворота, ободренный его словами. Хотя на пробивающуюся из-под земли молодую травку и деревья с набухшими почками лениво моросил весенний дождик, большой дом со старинным крыльцом, широкими ступенями и светом, сиявшим во многих окнах, показался Нату гостеприимным на вид. Ни шторы, ни ставни не скрывали веселых огней, горевших в комнатах, и, чуть помедлив, прежде чем постучать в дверь, Нат увидел множество маленьких теней танцующих на стенах, услышал приятный гул юных голосов, и почувствовал, что весь этот свет, тепло и уют дома, скорее всего, не для таких бездомных "пареньков", как он.

"Надеюсь, что хозяйка все же выйдет ко мне", — подумал он, робко постучав в дверь большим бронзовым дверным молотком с забавным наконечником в виде головы грифона.

Дверь открыла розовощекая служанка, которая, казалось, привыкла встречать незнакомых мальчиков. Она с улыбкой взяла письмо, которое он молча протянул ей, и, приветливо кивнув, указала ему на скамью в передней:

— Посиди-ка здесь, пусть с тебя немного покапает на коврик; а я сейчас отдам это хозяйке.

Скучать в ожидании ответа Нату не пришлось. Он с любопытством разглядывал все вокруг — разглядывал с удовольствием, но радуясь, что может делать это незамеченным, оставаясь в тускло освещенной нише возле самой двери.

Дом, казалось, был полон мальчиков, посвящавших дождливые сумерки всевозможным развлечениям. Мальчики мелькали везде; можно было подумать, что они "и наверху, и внизу, и в спальне хозяйки", так как в открытые двери были видны привлекательные группки больших мальчиков, маленьких мальчиков и среднего размера мальчиков во всех стадиях вечернего отдыха, чтобы не сказать бурной деятельности. Две большие комнаты справа от входа были, очевидно, классными комнатами — там виднелись парты, классные доски, географические карты и разбросанные повсюду книжки. В открытом камине горел огонь, и несколько праздных мальчиков лежали на ковре перед ним, обсуждая новую площадку для крикета[1]с таким оживлением, что их ботинки так и мелькали в воздухе. В углу высокий юноша упражнялся на флейте, не обращая внимания на весь шум и гам вокруг. Двое или трое других прыгали через парты, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух и посмеяться над забавными рисунками маленького проказника, рисовавшего мелом на классной доске карикатуры на всех обитателей дома.

В комнате слева можно было видеть накрытый к ужину стол с большими кувшинами свежего молока, горами черного и белого хлеба и великолепных имбирных пряников, столь дорогих мальчишеским сердцам. В воздухе носился аромат поджаренных хлебцев и печеных яблок, весьма мучительный для носа и живота всякого голодного человека.

Сама передняя, однако, представляла наиболее привлекательное зрелище из всех: на втором этаже шла веселая игра в пятнашки, одна лестничная площадка была отведена игре в шарики, другая в шашки, в то время как саму лестницу занимали мальчик, читавший книжку, девочка, убаюкивавшая куклу, два щенка, котенок и постоянно сменявшие друг друга маленькие мальчики, съезжавшие вниз по перилам, с немалым ущербом для их одежды и большой опасностью для их рук и ног.

Ната так увлекло наблюдение за этой волнующей гонкой, что он отважился выйти из своего угла и подходил все ближе и ближе к лестнице; и когда один очень бойкий мальчуган съехал вниз так быстро, что не смог остановиться и со всего маху слетел на пол, Нат забылся и подбежал к упавшему, ожидая найти его полумертвым — и неудивительно: удар был такой силы, что, несомненно, проломленной оказалась бы любая голова, кроме ставшей почти такой же твердой как пушечное ядро после одиннадцати лет постоянного набивания шишек. Упавший, тем не менее, только стремительно поморгал и, оставшись лежать спокойно, лишь взглянул вверх в незнакомое лицо с удивленным: "Привет!"

— Привет! — ответил Нат, не зная, что еще сказать, и находя эту форму ответа краткой и удобной.

— Ты новенький? — спросил лежащий на спине, не двигаясь с места.

— Еще не знаю.

— Как тебя зовут?

— Нат Блейк.

— Меня — Томми Бэнгз. Пошли наверх, прокатишься. Хочешь? — и Томми вскочил на ноги, как человек, неожиданно вспомнивший о своих обязанностях гостеприимного хозяина.

— Я думаю, не стоит. Ведь я пока еще не знаю, оставят меня здесь или нет, — ответил Нат, чувствуя, что желание остаться растет с каждым мгновением.

— Слышишь, Деми, тут новенький. Иди-ка сюда, займись им, — и бодрый Томас вернулся к занятиям своим спортом с ничуть неохладившейся страстью.

В ответ на его призыв, мальчик, занятый чтением, поднял большие карие глаза и, после короткой паузы, словно немного стесняясь, сунул книжку под мышку и степенно спустился по ступеням, чтобы приветствовать новичка, который нашел что-то очень привлекательное в приятном лице этого стройного незнакомца с мягким взглядом.

— Ты уже был у тети Джо? — спросил мальчик с книжкой, словно посещение тети было чем-то вроде важной церемонии.

— Нет, я еще никого не видел, кроме вас, мальчиков. Мне велели подождать, — отвечал Нат.

— Тебя прислал дядя Лори? — продолжал Деми, вежливо, но серьезно.

— Мистер Лоренс.

— Ну да, это дядя Лори. Он всегда присылает отличных новых мальчиков.

Ната обрадовало это замечание. Он улыбнулся, и выражение его худенького лица стало очень приятным. Он не знал, о чем говорить дальше, так что новые знакомые просто стояли и смотрели друг на друга в приветливом молчании, пока к ним не подошла маленькая девочка, державшая в объятиях куклу. Она была очень похожа на Деми, только не такая высокая, и лицо у нее было покруглее, порозовее, и глаза не карие, а голубые.

— Это моя сестра, Дейзи, — объявил Деми, словно представляя редкое и драгоценное существо.

Дети кивнули друг другу; на щеках девочки появились ямочки удовольствия. Она приветливо произнесла:

— Я надеюсь, ты останешься. Мы тут так хорошо проводим время, правда, Деми?

— Конечно, для этого у тети Джо и есть Пламфильд.

— Да, это, похоже, в самом деле, очень приятное место, — заметил Нат, чувствуя, что он должен ответить своим любезным юным собеседникам.

— Лучшее место на свете, правда, Деми? — сказала Дейзи, которая, очевидно, считала брата непререкаемым авторитетом.

— Нет, я думаю, что Гренландия, где есть айсберги и тюлени, все же интереснее. Но я люблю Пламфильд, и жить здесь очень приятно, — отвечал Деми, который как раз в это время с большим интересом читал книгу о Гренландии. Он уже собирался показать Нату картинки и дать к ним пояснения, когда вернулась служанка и, указав кивком головы на дверь гостиной, сказала:

— Все в порядке; ты остаешься.

— Как я рада! — воскликнула Дейзи. — Теперь пошли к тете Джо. — И она взяла его за руку с очаровательным видом покровительницы, заставившим Ната сразу почувствовать себя как дома.

Деми вернулся к своей любимой книжке, а его сестра повела новичка в заднюю комнату, где какой-то полный господин с двумя маленькими мальчиками предавались веселой возне на большом диване, а худая дама как раз кончала перечитывать какое-то письмо.

— Вот он, тетя! — воскликнула Дейзи.

— Значит, это мой новый мальчик? Рада видеть тебя, дорогой, и надеюсь, ты будешь счастлив здесь, — сказала дама, привлекая его к себе и отводя мягким движением руки волосы с его лба. Ее по-матерински ласковый взгляд заставил одинокое сердце Ната сразу потянуться к ней.

Она не была красива, но у нее было веселое лицо, которое, казалось, так и не забыло прежних детских улыбок и выражений, и такой же веселый голос и манера обращения; и все это, что так трудно описать, но очень легко заметить и почувствовать, делало ее сердечной, приятной особой, с которой легко поладить, и вообще "славной", как выражались мальчики. Она заметила легкую дрожь губ Ната, когда приглаживала его волосы, и выражение ее зорких глаз стало мягче, но она только притянула фигурку в потрепанной курточке ближе и сказала, смеясь:

— Я мама Баэр; это папа Баэр, а это двое маленьких Баэров. Идите сюда, мальчики, и познакомьтесь с Натом.

Три борца мгновенно повиновались. Полный мужчина с пухлым малышом на каждом плече, подошел приветствовать нового мальчика. Роб и Тедди весело улыбнулись ему, а мистер Баэр пожал ему руку и, указывая на низенькое кресло у камина, сказал ласково, от всей души:

— Тут для тебя готово место, сын мой; садись и просуши свои мокрые ноги.

— Мокрые? Ну конечно! Ну-ка, дорогой, снимай сию же минуту туфли, а я живо принесу тебе все сухое, — воскликнула миссис Баэр, берясь за дело так энергично, что Нат не успел и глазом моргнуть, как обнаружил, что сидит в уютном небольшом кресле в сухих носках и теплых домашних тапках. Впрочем, он не стал моргать, а сказал вместо этого: "Спасибо, мэм", — сказал с такой благодарностью, что взгляд миссис Баэр опять стал нежен, и — так уж всегда проявлялась у нее нежность — она заговорила шутливо:

— Это тапки Томми Бэнгза; но он вечно забывает надевать их в доме; так что пусть обходится без них. Они, правда, слишком большие; но тем лучше: ты не сможешь убежать от нас так прытко, как если бы они были как раз.

— Я совсем не хочу убегать, мэм. — И Нат с долгим вздохом удовлетворения протянул иззябшие грязные руки к уютному пламени камина.

— Отлично! Я собираюсь хорошенько прогреть тебя, и мы попытаемся избавиться от этого противного кашля. Давно он у тебя, дорогой? — спросила миссис Баэр, роясь в своей большой рабочей корзинке в поисках куска фланели.

— Всю зиму. Я простудился, и почему-то он не проходит.

— Ничего удивительного, если жить в сыром подвале, не имея почти никакой одежонки! — сказала миссис Баэр вполголоса, обращаясь к мужу, который смотрел на мальчика проницательными глазами, отметившими и худые виски, и запекшиеся губы, и хриплый голос и частые приступы кашля, сотрясавшие сгорбленные плечи под залатанной курточкой.

— Робин, мой мальчик, беги к Нянюшке и скажи ей, чтобы дала тебе микстуру от кашля и мазь, — сказал мистер Баэр, после того как обменялся взглядами-посланиями с женой.

Нат взглянул с некоторой тревогой на эти приготовления, но его опасения быстро сменились сердечным смехом, когда миссис Баэр шепнула ему с веселым взглядом:

— Слышишь? Мой проказник Тедди тоже пытается кашлять! Сироп, который я собираюсь дать тебе, с медом; вот он и хочет тоже получить глоточек.

Маленький Тедди весь раскраснелся от своих усилий к тому времени, когда появилась бутылка, так что ему было позволено облизать ложку, после того как Нат мужественно принял отмеренную ему дозу сиропа и позволил обмотать себе горло куском шерстяной фланели.

Эти первые шаги к излечению едва были завершены, когда зазвонил колокольчик и громкий топот в холле объявил об ужине. Робкий Нат содрогнулся при мысли о встрече с множеством незнакомых мальчиков, но миссис Баэр протянула ему руку, а Роб сказал, покровительственно,

— Не бойся; ты будешь со мной.

Двенадцать мальчиков, по шесть с каждой стороны, стояли у своих стульев, подпрыгивая от нетерпения, в то время как высокий флейтист пытался обуздать их пыл. Но ни один из них не сел за стол, пока миссис Баэр не заняла свое место за чайником, с Тедди по левую руку и Натом по правую.

— Это наш новый мальчик, Нат Блейк. После ужина вы сможете познакомиться поближе. Тише, мальчики, тише.

Пока она говорила, все таращились на Ната, а затем быстро заняли свои стулья, стараясь соблюдать порядок и совершенно не преуспев в этом. Баэры делали все, что могли, чтобы мальчики вели себя хорошо за едой, и обычно это удавалось им довольно неплохо, так как существовавшие в доме правила были немногочисленны и разумны, и мальчики, зная, что мама и папа Баэр хотят, чтобы все чувствовали себя непринужденно и были довольны, старались слушаться. Но бывают времена, когда голодных мальчиков нельзя обуздать без настоящей суровости, и субботний вечер, после весело проведенной половины выходных, был одним из таких моментов.

— Надо давать нашим дорогим хотя бы один день, когда они могли бы вопить и галдеть, и скакать, сколько душе угодно. Выходной не выходной без свободы и веселья; и мои мальчики должны иметь полную свободу раз в неделю, — обычно говорила миссис Баэр, когда какие-нибудь чопорные гости удивлялись, почему под крышей некогда столь пристойного во всех отношениях Пламфильда разрешается съезжать по перилам, драться подушками и играть во всевозможные буйные игры.

Порой казалось, что упомянутой крыше грозит совсем слететь с дома в субботний вечер, но до этого никогда не доходило, так как одно слово папы Баэра могло в любое время обеспечить полную тишину и покой, и мальчики понимали, что свободой не следует злоупотреблять. И так, вопреки многим мрачным предсказаниям, школа процветала, а манеры и моральные принципы прививались исподволь, так что ученики едва ли замечали, как это делается.

Нат нашел, что ему совсем неплохо за высокими кувшинами с Томми Бэнгзом по одну руку и миссис Баэр — чтобы наполнять его тарелку и кружку так быстро, как он мог опустошить их — по другую.

— А кто тот мальчик рядом с девочкой на другом конце? — шепотом спросил Нат у своего юного соседа под прикрытием общего смеха.

— Это Деми Брук. Мистер Баэр — их дядя.

— Деми? Какое странное имя!

— Его настоящее имя Джон, но они зовут его Демиджон[2], потому что его папа тоже Джон. Это шутка, неужели не понимаешь? — сказал Томми, любезно вдаваясь в объяснения. Нат не понимал, но вежливо улыбнулся, и продолжил с интересом:

— Он славный мальчик, правда?

— Еще бы! Знает кучу всего и читает уйму книг.

— А кто тот толстяк рядом с ним?

— О, это Стаффи Коул. Его настоящее имя — Джордж, но мы зовем его Стаффи[3], потому что он ужасно много ест. Тот маленький мальчик рядом с папой Баэром — его сынишка Роб, а следующий, совсем взрослый, — это Франц, его племянник, он тоже ведет уроки и вроде как приглядывает за нами.

— Он играет на флейте, да? — спросил Нат, когда Томми умолк, затолкав в рот целиком большое печеное яблоко.

Томми кивнул и ответил раньше, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах:

— Еще как! Мы иногда танцуем и делаем гимнастику под музыку. Я сам люблю барабанить и собираюсь выучиться как можно скорее.

— Я больше всего люблю скрипку и умею играть, — сказал Нат, пускаясь в откровенности: уж очень привлекательной была для него эта тема.

— Умеешь играть? — Томми уставился на него поверх края своей кружки круглыми, полными интереса глазами. — У мистера Баэра есть старая скрипка, и он позволит тебе поиграть на ней, если ты захочешь.

— Смогу поиграть? О, я очень хотел бы поиграть! Понимаешь, я раньше ходил по разным местам и играл на скрипке вместе с моим отцом и еще одним человеком… пока отец не умер.

— Весело было? — поинтересовался Томми, на которого это сообщение произвело большое впечатление.

— Да нет, ничего хорошего: страшно холодно зимой и ужасно жарко летом. Да еще я уставал, так что они сердились иногда; и никогда не кормили досыта. — Нат сделал паузу, чтобы откусить изрядный кусок имбирного пряника, словно чтобы уверить себя, что тяжелые времена позади, а затем добавил с сожалением: — Но я любил мою маленькую скрипку, и мне ее не хватает. Николо забрал ее, когда отец умер, и больше мне ее не давал, потому что я болел.

— Ты будешь в нашем оркестре, если ты хорошо играешь. Вот увидишь.

— У вас тут есть оркестр? — Глаза Ната зажглись интересом.

— Ну да, отличный оркестр! Все мальчики принимают участие: дают концерты и все такое. Вот увидишь, что будет завтра вечером.

Сделав это приятное волнующее объявление, Томми посвятил все внимание ужину, а Нат погрузился в блаженные мечты над своей полной тарелкой.

Миссис Баэр слышала весь их разговор, хотя, внешне, казалось, была всецело поглощена наполнением кружек и наблюдением за маленьким Тедди, таким сонным, что он совал ложку в глаз, кивал как румяный мак, и наконец крепко уснул, положив щеку на мягкую булочку вместо подушки. Миссис Баэр посадила Ната рядом с Томми, так как этот бойкий мальчуган был искренним и общительным, что делало его очень привлекательным для робких натур. Нат сразу почувствовал расположение к нему и за время ужина сделал несколько маленьких признаний, которые дали миссис Баэр ключ к характеру новичка лучше, чем если бы она сразу взялась побеседовать с ним сама.

В письме, которое прислал с Натом мистер Лоренс, говорилось:

 

"Дорогая Джо, вот именно тот случай, которого твое сердце желало. Этот бедный паренек — сирота, больной и без друзей. Он был уличным музыкантом; я нашел его в подвале, где он горевал об умершем отце и утраченной скрипке. Я думаю, в нем что-то есть, и мне кажется, что вместе мы могли бы успешно вырастить этого маленького мужчину. Ты излечишь его изнуренное тело, Фриц поможет его неразвитому уму, а когда он будет готов, я посмотрю, гений ли он или просто мальчик с талантом, который поможет ему заработать на жизнь. Возьми его на испытание, ради твоего собственного мальчика, Тедди"

 

— Конечно, мы возьмем его! — воскликнула миссис Баэр, прочитав письмо, а, увидев Ната, сразу почувствовала, что — гений или нет — это одинокий, больной мальчик, которому нужно именно то, что она рада дать, — дом и материнская забота. И она сама, и мистер Баэр незаметно наблюдали за новичком, и несмотря на его лохмотья, неловкие манеры и грязное лицо, они заметили в Нате много такого, что понравилось им. Он был худеньким, бледным мальчиком лет двенадцати, с голубыми глазами и высоким лбом под спутанными, неухоженными волосами. Порой выражение его лица становилось встревоженным и испуганным, словно он ожидал жестоких слов или ударов. Его выразительные губы дрожали, когда на на его лице останавливался чей-нибудь ласковый взгляд, а приветливая речь вызывала ответный взгляд, полный благодарности, который было очень приятно видеть.

— Благослови Бог бедняжку! Конечно же, он будет играть на скрипке весь день, если захочет, — сказала себе миссис Баэр, увидев оживленное, счастливое выражение на его лице, когда Томми заговорил об оркестре.

И, после ужина, когда мальчики толпой побежали в классную комнату, чтобы предаться шумному веселью, миссис Джо появилась со скрипкой в руке и, что-то сказав мужу, подошла к Нату, сидевшему в уголке и наблюдавшему за этой сценой с напряженным интересом.

— Ну, мой мальчик, поиграй нам немного. Нам нужна скрипка в нашем оркестре, и я думаю, ты нам очень пригодишься.

Она ожидала, что он будет колебаться, но он схватил старую скрипку сразу и обращался с ней с такой любовной заботливостью, что было ясно: музыка — его страсть.

— Я постараюсь, мэм, — вот все что он сказал, а затем провел смычком по струнам, словно горя нетерпением вновь услышать дорогие его сердцу звуки.

В комнате стоял неимоверный шум, но словно глухой ко всем иным звукам, кроме тех, что лились из-под его смычка, Нат негромко играл для себя, забыв в своем восторге обо всем вокруг. Это была всего лишь простая негритянская мелодия, из тех, что играют обычно уличные музыканты, но она сразу захватила слух всех мальчиков, так что они остановились и внимали нежным звукам с удивлением и удовольствием. Постепенно слушатели подходили все ближе и ближе, и мистер Баэр тоже подошел посмотреть на скрипача, так как теперь, словно попав в родную стихию, Нат играл увлеченно и не обращал внимания ни на кого. Глаза его сияли, щеки рдели, а тонкие пальцы словно летали, когда, обняв старую скрипку, он заставлял ее говорить со всеми сердцами языком, который так любил.

Дружные аплодисменты вознаградили его лучше, чем мог бы вознаградить целый ливень медяков, когда он остановился и обвел взглядом окружающих, словно говоря: "Я сделал, что мог; рад, если вам нравится".

— Слушай, да ты здорово играешь! — воскликнул Томми, рассматривавший Ната в качестве своего протеже[4].

— Ты будешь первой скрипкой в моем оркестре, — добавил Франц с одобрительной улыбкой.

Миссис Баэр шепнула мужу:

— Тедди прав: в этом мальчике что-то есть.

И мистер Баэр выразительно кивнул, когда похлопал Ната по плечу, сказав с сердечностью в голосе:

— Ты хорошо играешь, сын мой. Сыграй нам что-нибудь такое, чтобы мы все могли подпевать.

Это была счастливейшая минута в жизни бедного маленького музыканта, когда его подвели к почетному месту у фортепиано, и мальчики собрались вокруг, не обращая внимания на его залатанную одежду, но глядя на него с уважением и горячо ожидая вновь услышать его игру.

Они выбрали песню, которую он знал, и после того, как раз или два начали не совсем удачно, дружно запели, а скрипка, флейта и фортепьяно вели хор мальчишеских голосов, от которого звенело под высокими сводами гостиной старого дома. Это было уже слишком для Ната, более ослабленного болезнью, чем ему самому казалось, и когда последний звук умолк, его лицо исказилось; он опустил скрипку и. отвернувшись к стене, заплакал как маленький.

— Дорогой, в чем дело? — спросила миссис Баэр, которая увлеченно пела во весь голос и при этом старалась удержать маленького Роба, то и дело порывавшегося затопать в такт музыке.

— Вы все так добры, и это так красиво, что я не могу не плакать, — всхлипнул Нат, кашляя и почти задыхаясь.

— Пойдем со мной, дорогой; тебе надо лечь в постель и отдохнуть. Ты совсем измотан, и к тому же здесь слишком шумно для тебя, — шепнула миссис Баэр и увела его в свою гостиную, где позволила ему тихо выплакаться.

Затем она убедила его поведать ей обо всех выпавших на его долю невзгодах и выслушала короткий рассказ со слезами на глазах, хотя его история и не была нова для нее.

— Мальчик мой, теперь у тебя есть отец и мать, и это твой дом. Не думай больше о прежних бедах. Лучше поправляйся поскорее и радуйся. И не сомневайся, ты больше не будешь страдать. Мы сделаем для тебя все, что в наших силах. Наша школа создана для самых разных мальчиков, чтобы им было здесь хорошо и чтобы они узнали, как помочь самим себе и стать, как я надеюсь, полезными мужчинами. Ты будешь заниматься музыкой, сколько захочешь, только сначала тебе надо окрепнуть. А теперь пойди к Нянюшке и выкупайся, а потом ложись в постель. А завтра мы вместе составим славные новые планы на будущее.

Нат крепко сжал ее руку в своей, но не смог произнести ни слова, так что за него говорил только его благодарный взгляд. Миссис Баэр повела его в большую комнату, где они нашли полную немку с лицом таким круглым и веселым, что он выглядело как солнышко с широкой оборкой чепца вместо лучей.

— Это Нянюшка Хаммель. Она поможет тебе искупаться, подстрижет тебя и сделает тебе "уютно", как говорит Роб. Ванна вон там. По субботам мы обычно сначала отмываем всех малышей и отправляем их в постель, прежде чем старшие кончат петь. Ну вот, Роб, давай, полезай в воду.

С этими словами миссис Баэр раздела Роба и посадила его в длинную ванну в маленькой комнате, дверь в которую открывалась из детской.

Ванн было две, не считая множества ванночек для мытья ног, тазиков, душа и всевозможных приспособлений для поддержания чистоты тела. И вскоре Нат уже с наслаждением вытянулся в другой ванне и, греясь в приятной теплой воде, наблюдал за действиями двух женщин, которые намыливали, оттирали, обливали, одевали в чистые ночные рубашки и укладывали в постель четырех или пять маленьких мальчиков, а те выкидывали, разумеется, самые разные коленца во время этой процедуры и поддерживали всех в состоянии веселья, пока не затихли, наконец, в своих постелях.

К тому времени когда Нат был вымыт и, закутанный в одеяло, сидел у огня, терпеливо ожидая, пока Нянюшка подстрижет его волосы, появился новый отряд мальчиков. Они закрылись в ванне, где производили столько же плеска и шума, сколько производит, должно быть, целый косяк игривых молодых китов.

— Нату лучше лечь спать здесь, чтобы, если кашель будет беспокоить его ночью, вы могли бы дать ему попить отвара из льняного семени, — сказала миссис Баэр, которая носилась вокруг, словно озабоченная курица, надзирающая за большим выводком бойких гусят.

Нянюшка одобрила план и кончила тем, что облачила Ната во фланелевую рубашку, дала ему выпить чего-то теплого и сладкого, а затем уложила в одну из трех детских кроватей, стоявших в комнате. Там он и лежал с видом довольной мумии, чувствуя, что большей роскоши и наслаждения невозможно даже представить. Чистота сама по себе оказалась новым и восхитительным ощущением, фланелевые рубашки были доселе неведомым комфортом в его мире, несколько глотков "горяченького" успокоили его кашель так же хорошо, как добрые слова его одинокое сердце, а чувство, что все заботятся о нем, сделало эту простую комнату чем-то вроде рая для того, кто прежде не знал, что такое родной дом. Происходящее казалось восхитительным сном, и он часто закрывал глаза, чтобы убедиться, что все это не исчезнет, когда он откроет их вновь. Было слишком приятно, чтобы сразу уснуть, да он и не смог бы уснуть, если бы даже попытался, так как через несколько минут один из странных обычаев Пламфильда не явил его удивленному, но благосклонному взору необычную картину.

Недолгое затишье в водных процедурах сменилось неожиданным появлением подушек, расшвыриваемых во всех направлениях белыми гоблинами, которые выскочили вдруг из своих постелей. Битва бушевала в нескольких комнатах, по всему второму этажу, и даже докатывалась с промежутками до детской, когда какой-нибудь преследуемый воин спасался сюда бегством. Никто, казалось, ничуть не возражал против этого буйства, никто ничего не запрещал и даже не удивлялся. Нянюшка вышла развесить на просушку полотенца, а миссис Баэр доставала из шкафов чистое белье, так спокойно, словно в доме царил образцовый порядок. Нет, она даже ринулась в погоню за одним дерзким мальчуганом и сама швырнула ему вслед подушку, которую он коварно бросил в нее.

— С ними не случится ничего плохого? — спросил Нат, который лежал и смеялся от души.

— Конечно нет! Мы всегда разрешаем битву подушками в субботу вечером. Все равно наволочки скоро поменяем, а беготня еще и помогает разогреться после ванны, так что мне самой этот обычай, пожалуй, даже нравится, — сказала миссис Баэр, снова занятая дюжиной пар носков.

— Какая хорошая у вас школа! — заметил Нат в порыве восхищения.

— Странная, наверное, — засмеялась миссис Баэр, — но понимаешь, мы против того, чтобы делать детей несчастными слишком большим количеством правил и слишком напряженной учебой. Я сначала запрещала бегать в ночных рубашках, но это было совершенно бесполезно. Я могла удержать этих мальчишек в постелях не лучше, чем дюжину кроликов в ящике. Так что я заключила с ними соглашение: я разрешаю пятнадцатиминутную битву подушками каждый субботний вечер, а они обещают во время и как следует ложиться в постель все другие дни. Я попробовала, и метод оказался действенным. Если они не держат слова, никаких шалостей, если держат, я просто переворачиваю зеркала к стене, убираю лампы в безопасное место и позволяю им бузить, сколько хотят.

— Замечательная идея, — заметил Нат, чувствуя, что хотел бы присоединиться к сражению, но не отваживаясь предложить это в первый же вечер. Так что он остался лежать, наслаждаясь зрелищем, которое действительно было ярким.

Томми Бэнгз возглавлял атакующую сторону, а Деми защищал свою комнату с упорством и храбростью, собирая подушки у себя за спиной с такой же быстротой, с какой их бросали, пока у осаждающих не иссякли снаряды. Тогда они напали на него сразу всем отрядом и отобрали свое оружие. Несколько маленьких неприятностей и недоразумений имело место, но никто не обижался и наносил и принимал звучные удары совершенно добродушно, и подушки летали как громадные снежки, пока миссис Баэр не посмотрела на часы и не позвала:

— Пора, мальчики! Все в постель как один, или платите штраф!

— Какой штраф? — спросил Нат, садясь в постели и горя желанием узнать, что случиться с негодниками, которые посмеют не подчиниться этой очень странной, но движимой заботой об общих интересах школьной руководительнице.

— Не смогут принять участие в игре в следующий раз, — объяснила миссис Баэр. — Я даю им пять минут, чтобы успокоиться, потом выключаю свет и ожидаю порядка. Они честные ребята и держат слово.

Это было очевидно, ибо битва кончилась так же внезапно, как и началась, — последним залпом или двумя, заключительным "ура", когда Деми швырнул седьмую подушку в убегающего врага, и несколькими вызовами на новую дуэль в следующую субботу, а затем возобладал порядок. И ничто кроме редкого смешка или сдавленного шепота не нарушало тишину, последовавшую за суботними шалостями, когда мама Баэр поцеловала своего нового мальчика и оставила его смотреть счастливые сны о жизни в Пламфильде.

 

Глава 2

Мальчики

 

Пока Нат крепко спит, я расскажу моим юным читателям кое-что о мальчиках, среди которых он окажется, когда проснется.

Начнем с наших старых друзей. Франц к этому времени уже превратился в высокого шестнадцатилетнего юношу, типичного немца, крупного, белокурого, а также очень начитанного, любезного, хозяйственного и музыкального. Дядя Фридрих готовил его к поступлению в колледж, а тетя Джо к счастливой домашней жизни, которой ему предстояло зажить, создав в будущем собственную семью. Она заботливо пестовала в нем мягкие манеры, любовь к детям, уважение к женщинам, старым и молодым, готовность и умение помогать по хозяйству. Стойкий, добрый и терпеливый, он был ее правой рукой во всем и любил свою веселую тетушку как мать, каковой она и старалась быть для него.

Эмиль был несколько другим. Вспыльчивый, беспокойный, предприимчивый, он чувствовал неодолимую тягу к морю — кровь древних викингов бурлила в его жилах, и ее было не укротить. Дядя обещал ему, что он сможет стать моряком, когда ему исполнится шестнадцать, и поощрял его занятия теорией навигации, давал читать истории о славных адмиралах и позволял ему, когда все уроки бывали выучены, вести жизнь настоящей лягушки на реке, пруду и ручье. Его комната выглядела как каюта военного моряка, поскольку каждая вещь в ней имела отношение к морю, сражениям и содержалась в образцовом порядке. Капитан Кид[5]был его кумиром, и его любимым развлечением стало наряжаться в этого джентльмена-пирата и во всю глотку распевать бодрые матросские песни. Он не танцевал ничего, кроме хорнпайпа[6], ходил вразвалочку и был моряком в разговоре и манерах настолько, насколько соглашался позволить ему его дядя. Мальчики называли Эмиля "Коммодор"[7]и очень гордились его флотом, украшавшим своими парусами пруд и терпевшим крушения, которые устрашили бы любого, но только не увлеченного морем мальчика.

Деми был одним из тех детей, которые демонстрируют прекрасные результаты разумной родительской любви и заботы, ибо его тело и душа гармонично развивались вместе. Природная утонченность, которую не может обеспечить ничто, кроме домашнего влияния, дала ему приятные и простые манеры. Его мать лелеяла в нем невинное и любящее сердце, его отец заботился о физическом развитии сына и следил за тем, чтобы маленькое тело оставалось стройным и сильным, поддерживаемое здоровой пищей, упражнениями и сном, в то время как дедушка Марч с кроткой мудростью современного Пифагора[8]развивал юный ум, не обременяя его длинными, трудными уроками и бессмысленной зубрежкой, но помогая ему развернуться так же естественно и красиво, как солнце и роса помогают расцвести розам.

Деми отнюдь не был идеальным ребенком, но его недостатки были, так сказать, лучшего свойства, и так как его рано начали учить умению владеть собой, он не оказался в том положении, в каком оказываются некоторые несчастные маленькие смертные, сначала отданные на милость собственных аппетитов и страстей, а затем наказанные за уступку искушениям, от которых они не защищены никакой моральной броней. Тихим, странным мальчиком был Деми, серьезным, но в то же время веселым, совсем не сознающим, что он необыкновенно сообразителен и красив, однако быстро замечающим и способным по достоинству оценить ум и красоту в других детях. Его горячая любовь к книгам и живая фантазия, питаемая буйным воображением и духовностью натуры, заставляли его родителей стремиться к тому, чтобы уравновесить эту сторону его характера, поощряя приобретение полезных практических знаний и обеспечивая ему здоровое общество, чтобы он не стал одним из тех бледных, развитых не по годам детей, которые порой изумляют и восхищают свои семьи, но увядают словно оранжерейные цветы, ибо юная душа цветет слишком рано, не имея опоры в теле, чтобы укорениться в здоровой почве этого мира.

По этой причине Деми был "пересажен" в Пламфильд и так хорошо приспособился к жизни в школе, что и Мег, и Джон, и дедушка с радостью сознавали, что поступили правильно. Общение с другими мальчиками позволило проявиться его практичности, подняло его дух и помогло удалить ту завораживающую паутину воображения, которую он так любил плести в своем, столь склонном к фантазиям, уме. Конечно, приезжая домой, он порой шокировал свою кроткую маму тем, что хлопал дверьми, говорил с чувством "вот те на" и требовал купить ему высокие сапоги из грубой кожи, "чтобы топали как папины". Но Джон не мог нарадоваться на сына, смеялся над его неожиданными замечаниями, покупал сапоги и говорил удовлетворенно:

— Он молодец, так что пусть топает. Я хочу, чтобы мой сын был мужественным, а то, что он пока грубоват, не повредит ему. Мы сможем отполировать его манеры со временем, да он и сам подхватит все, что нужно, как голуби подхватывают зерна. Так что не торопи его, Мег.

Дейзи оставалась такой же безмятежной и очаровательной как всегда, с пробуждающейся в ней и проявляющейся во всем женственностью, поскольку была очень похожа на свою нежную маму и наслаждалась всем, что относилось к домашней жизни. Она образцово растила свое семейство кукол и не могла обойтись без своей маленькой рабочей корзинки. Ее шитье было таким аккуратным, что Деми часто доставал свой носовой платок просто для того, чтобы похвастаться ее ровными стежками, а крошка Джози с гордостью носила фланелевую нижнюю юбочку, сшитую сестрой Дейзи. Любила она и расставлять в буфете фарфор, и готовить соленья, и ровно раскладывать ложечки на столе, и каждый день проходила по гостиной со своей метелкой, обмахивая пыль со стульев и столов. Деми называл ее "Хозяюшка" и был очень рад, что она держит его вещи в порядке, услуживая ему своими ловкими пальчиками во всевозможной тонкой работе, и помогает учить уроки, так как в учебе они были на одном уровне, и не возникало даже мысли о соперничестве.

Их взаимная любовь была сильн



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-15 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: