Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 19 глава

Сейчас мы с Лайзой сидим и ждем Анну. Ребенка Анна оставит со своей матерью – когда мы встреча­лись в прошлый раз, ей показалось, будто малыш не­одобрительно смотрит на то, как она потягивает вино.

– Ну, а как тебе понравились новые рисовые кек­сы с ароматом ананаса и сыра? – спрашивает меня Лайза.

 

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут дверь в ре­сторан распахивается, и с улицы влетает Анна.

– Наконец-то, – бормочу я себе под нос.

Анна до сих пор не пришла в форму. Она значитель­но полнее, чем была до беременности и родов, хотя с прошлой нашей встречи ей все-таки удалось сбросить несколько килограммов. У нее уже не такое круглое лицо, и живот выпирает гораздо меньше. Я поднима­юсь, чтобы поприветствовать подругу дружеским по­целуем.

– Привет, Анна. Отлично выглядишь.

– Спасибо, дорогая, – отвечает Анна с ослепитель­ной улыбкой, и я понимаю, что сегодня она очень до­вольна тем, как выглядит.

Лайза тоже поднимается с места и целует Анну в обе щеки.

– Вы не представляете, как я работаю над своей новой диетой! Точнее сказать, в последние дни я почти вообще ничего не ем. Чувствую себя просто великолеп­но!

– Анна, это все просто замечательно, но нельзя совсем ничего не есть! Имей в виду, у тебя резко за­медлится обмен веществ, и организм решит, что ты со­бираешься голодать очень долго. В результате он нач­нет откладывать про запас все, что только можно, в осо­бенности жиры.

Я говорю озабоченно, но в то же время чувствую себя как последняя зануда. Мне и самой приходилось выслушивать подобные сентенции. Я слышала их сот­ни раз в самых разных вариациях и могу воспроизвес­ти наизусть, даже если меня разбудить глубокой ночью.

– Ну конечно, – отвечает Анна. – Можно поду­мать, ты сама ешь много.

Она говорит с улыбкой, однако в ее голосе звучит едва заметная враждебность.

– Я, между прочим, не голодаю. – Я даже не пыта­юсь скрыть обиду. – Я перешла на здоровую пищу, только и всего.

– И как тебе соломинка, которую ты сейчас гры­зешь? Очень питательная?

Анна с довольной улыбкой открывает меню, кото­рое она прихватила по пути к нашему столику. Продол­жая бросать на меня быстрые взгляды, она делает вид, будто читает меню. К нам подходит официант.

– Мне, пожалуйста, зеленый салат и порцию оли­вок, – говорит ему Анна и захлопывает меню.

– А мне принесите суп из курицы, – заказывает Лайза. – Только без гренок, пожалуйста.

– А мне салат «Никосия». Без хлеба и без заправ­ки, – говорю я последней и с улыбкой отдаю офици­анту меню.

– Итак!

Лайза подается вперед и смотрит на меня с много­значительной улыбкой. Меня внезапно охватывает та­кое чувство, будто я перенеслась в восьмидесятые, ког­да мы были подростками. Похоже, мне предстоит эк­замен, а я ничего не знала и не приготовилась.

– Расскажи нам про своего парня, – просит Лайза как бы ненароком.

– Его зовут Эдриан, – отвечаю я без всякого энту­зиазма.

– Эдриан, – повторяет Анна с выражением и под­нимает глаза, словно оценивая услышанное. – Ну так расскажи нам о нем. Все равно сплетни поползут, ни­куда не деться.

– Он помолвлен, – признаюсь я.

Над нашим столиком повисает напряженное мол­чание.

– Он уже попросил тебя выйти за него замуж? – спрашивает Анна после паузы.

Ей самой понадобилось четыре года, чтобы испод­тишка заставить Мартина оформить их отношения. Причем три года из этих четырех она делала намеки практически в открытую, не скрывая своих намерений.

– Нет, он помолвлен не со мной, – говорю я, по­жав плечами и всем видом показывая, что, дескать, жизнь – штука поганая и ничего тут не поделаешь.

Анна пораженно открывает рот, но Лайза реагиру­ет мгновенно:

– Ох, бедная Санни! Мне ужасно жаль, что все так получилось. Я знаю, Эдриан тебе очень нравился.

Она сочувственно пожимает мне руку.

– Он и сейчас мне нравится, – отвечаю я, выти­рая внезапно набежавшую слезинку.

Не знаю, с какой стати я вдруг решила расплакать­ся перед своими подругами. Честно говоря, я даже не понимаю, из-за кого плачу. Во всяком случае, не из-за Эдриана. В этом я уверена на все сто.

– Тебе, наверное, ужасно трудно, – замечает Анна и пожимает мне руку точно так же, как Лайза.

Прикосновение и даже сила, с которой Анна стис­нула мои пальцы, кажутся в точности скопированны­ми с сочувственного пожатия Лайзы и от этого стано­вятся похожими скорее на издевку, чем на проявление искренней заботы.

– Он ведь первый парень, который понравился тебе по-настоящему, верно? – продолжает Анна. – Я имею в виду, первый из тех, кто ответил тебе взаимно­стью. Наверное, трудно было его бросить...

Анна показывает официанту пустой стакан и одни­ми губами произносит: «Повторите, пожалуйста». По­благодарив официанта, она вытирает помаду в уголках губ и поправляет прическу, даже не подозревая, на­сколько злорадно звучат ее слова.

– Я этого пока не сделала, – говорю я самым не­принужденным тоном, на какой способна.

– Чего ты пока не сделала? – рассеянно переспра­шивает Анна.

Ее внимание уже сосредоточено на другом объек­те. Она рассматривает компанию из нескольких женщин, сидящих за соседним столиком. Оценивает их прически, макияж, обувь, одежду – все, что видно не­вооруженным взглядом.

– Я пока не бросила Эдриана.

– Прости...

Анне требуется несколько секунд, чтобы перева­рить полученную информацию, после чего ее вни­мание обращается на меня с тяжестью бетонной плиты.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Я его не бросила.

– Ну и когда ты собираешься это сделать? – спра­шивает Анна с преувеличенным изумлением на лице, как будто она желала знать, сколько будет один плюс один, а я не смогла ответить.

– Может, вообще никогда...

Лица Анны и Лайзы искажаются какой-то непонят­ной яростью.

– Чего ты ждешь? Ты с ним всего неделю! – вос­клицает Лайза, всем своим видом показывая, что я веду себя, как ребенок. – Я бы поняла, если бы вы были женаты, но ты только-только начала с ним встречаться!

– Я знаю Эдриана пять лет, это тебе не неделю на­зад познакомились на улице. Кроме того, ты ведь по­нятия не имеешь, как я отношусь к нему, Лайза. Мо­жет, я его люблю? Что ты вообще знаешь?

Я стараюсь говорить как можно спокойнее. Снача­ла я хотела добавить: «Хотя, конечно, Эдриан мне без­различен», но в последнюю секунду передумала. Мне показалось, что в таком случае наш спор потеряет вся­кий смысл.

Тут к столику подходит официант и расставляет перед нами заказанные блюда. Расставил он их непра­вильно, и мы трое, не поднимая друг на друга глаза, обмениваемся тарелками.

– Должна признаться, Санни, я не понимаю, как ты можешь поступать таким образом. Вот уж не дума­ла, что ты относишься к подобному типу женщин.

Анна подхватывает на вилку немного салата и от­правляет его в рот. Затем берет из другой тарелки олив­ку и отправляет ее вслед за салатом. Затем, немного подумав, высыпает оставшиеся оливки в тарелку с са­латом, чтобы придать ему хоть немного остроты.

– Ну и что это за женщины такие? – спрашиваю я, глядя на Анну. – К какому типу ты меня отнесла?

Для пущего эффекта я откладываю в сторону вил­ку, которую взяла было в руки, демонстративно вы­прямляю спину и жду ответа – естественно, растерян­ного и немного смущенного.

Однако Анна ничуть не смущена и не растеряна. В ситуациях такого рода она чувствует себя очень даже комфортно – как рыба в воде. Или как свинья в глубо­кой луже.

– Я имею в виду тех женщин, которые отбивают чужих мужчин, потому что не способны найти себе собственных.

Она насмешливо фыркает, а на ее лице написа­но: «Ну давай, шлюха, попробуй доказать, что я не права».

– Не говори глупостей, Анна. Ты сама прекрасно знаешь, что на самом деле все совсем не так. Нам не по восемнадцать лет, пора смотреть на жизнь трезво. Люди не принадлежат друг другу. Они сами решают, что им делать.

– Ничего не скажешь, удобная позиция! – воскли­цает Анна и дополняет свой аргумент коротким фаль­шивым смешком.

– Никакая это не позиция, – отвечаю я, устало потирая глаза.

Лайза сидит тихо, стараясь не привлекать к себе нашего с Анной внимания. Она тайком цепляет на вилку зелень с кусочками курицы и жует, надеясь, что мы не заметим, насколько ей безразличен наш спор.

– Знаешь, Санни, – говорит Анна, – я бы поняла, если бы это случилось год назад. Поняла и не стала бы осуждать. Но с тех пор очень многое изменилось. Ты сама изменилась. Почему бы тебе не найти свободно­го парня, вместо того чтобы уводить чужого? Ему ведь надо от тебя только одного. Он получит то, чего хочет, а потом все равно уйдет.

Я срываю салфетку со своих колен, бросаю ее на стол и, подавшись вперед, смотрю Анне прямо в глаза.

– Даже не верится, что ты всерьез, Анна. Точнее, не верится, что ты специально говоришь это с такой злобой.

– А если бы на месте той несчастной оказалась я? Ты увела бы у меня мужа? – спрашивает Анна, хитро прищурившись. Она явно предвкушает скорую победу.

– А разве у Мартина собственной головы на пле­чах нет? Разве он не должен сам думать о том, что делает?

– Санни, ответь на мой вопрос, пожалуйста. Если бы этим мужчиной оказался Мартин, ты отнеслась бы к интрижке с ним так же легкомысленно?

– Ответить на твой вопрос? Ты мне не мать, Анна, чтобы требовать ответов. И я совсем не легко­мысленна!

Я повышаю голос. Сидящая за соседним столиком компания поворачивается в нашу сторону, чтобы по­смотреть, из-за чего сыр-бор. Анна, которая на протя­жении всего разговора бросала на них неодобритель­ные взгляды, отвечает злобной гримасой.

– Пойми, Анна, если такое случится, то обманщи­ком будет Мартин, а не женщина, с которой он тебе изменяет.

– Ладно, Санни. Если тебе так необходимо цеп­ляться к словам, пускай будет по-твоему. Главное, от­веть, смогла бы ты подложить мне такую свинью или нет?

Я смотрю на поджатые губы Анны, на огромные мешки под ее глазами, которые она пытается замаски­ровать специальными средствами, отчего они становят­ся еще заметнее и тяжелее. Анна выглядит усталой, выбившейся из сил. Наверное, это голодание так пло­хо действует на ее внешность. Наверное, она нагово­рила мне столько гадостей из-за усталости и оттого, что совсем недавно родила ребенка и не успела восстано­вить силы и подлечить нервы. Однако сегодня я не со­бираюсь быть снисходительной. Не собираюсь прогла­тывать обиду ради того, чтобы не ссориться.

– Думаю, если бы Мартин решил тебе изменить, – заявляю я, вызывающе приподняв брови, – то не без причины.

Анна несколько раз подряд стискивает зубы. Эта привычка появилась у нее много лет назад. Она делает так всякий раз, когда нервничает или сердится. Я понимаю, что мне удалось-таки проделать трещину в ее броне. Что касается моей брони, то она давно разбита вдребезги. Годы постоянных насмешек и унижений даром не проходят.

– Я хотела сказать, Санни, что следует проявлять больше самоуважения. Теперь тебе не приходится бе­гать за первым попавшимся парнем. Тем более что он наверняка использует тебя только для секса – ради всяких грязных штучек, которые отказывается делать его невеста. Маленькая интрижка.

Последние слова Анна чуть ли не выплевывает мне в лицо, как что-то постыдное.

– Ты ничего не знаешь ни об Эдриане, ни о наших с ним отношениях, – говорю я спокойно, стараясь не поддаться на провокацию.

Я беру вилкой несколько кусочков тунца и подно­шу их ко рту.

– Ну что ж. – Анна смотрит на Лайзу до тех пор, пока та не поднимает голову от тарелки. – Именно поэтому мы с Лайзой и хотели с тобой поговорить, Сан­ни. Твое поведение отлично иллюстрирует то, как ты в последнее время изменилась.

– Изменилась? Что ты имеешь в виду?

Я замираю с поднятой над тарелкой рукой, и тунец падает с вилки в салат. Лайза смотрит на меня винова­то, а Анна прямо-таки светится от торжества и осозна­ния собственной правоты.

– Мы с Лайзой за тебя беспокоимся, – говорит она тоном, в котором лично я не улавливаю ни грамма бес­покойства.

– Значит, беспокоитесь? – переспрашиваю я, при­щурившись.

Я не собираюсь принимать ее слова всерьез.

– Совершенно верно. Я не буду морочить тебе го­лову. Скажу все, как есть. Мы знаем друг друга очень давно, и ты всегда могла рассчитывать на мою чест­ность. Если я хотела что-то сказать, я всегда говорила тебе прямо в лицо.

Анна будто ждет аплодисментов. Даже не верится, что она может быть настолько самонадеянной! Неуже­ли она и правда считает, что кого-то, кроме Мартина, волнует ее мнение? Впрочем, вряд ли и Мартина вол­нует ее мнение. Скорее всего он просто затыкает уши, когда Анна разражается своими сентенциями. Я тем более не собираюсь обращать на них внимание.

– Ты сейчас в гораздо лучшей форме, чем была прежде, – продолжает Анна с едва скрываемой зави­стью.

– И что?

– А то, что в последнее время ты стала какой-то по­верхностной, Санни, – объявляет Анна достаточно громко, чтобы услышал весь ресторан. – Я бы даже сказала, очень поверхностной.

Она откидывается на спинку стула и смотрит на меня с возмущенным и одновременно торжествующим видом, готовая к схватке, которую сама же старатель­но провоцирует.

– Ив чем же это заключается? – спрашиваю я с неподдельным любопытством и подпираю подбородок рукой.

– Ну, хотя бы в том, – отвечает Анна с таким ви­дом, словно готовится выдать самый тщательно охра­няемый секрет на свете, – что за последние два меся­ца ты ни разу не предложила мне помощь с ребенком.

Она многозначительно распахивает глаза, словно говоря: «Подумай только, какое безобразие! Подумай и признай, что была сто раз не права!»

– Ладно, – соглашаюсь я покорно, – будем счи­тать, что тут я виновата. Преступление действительно тяжелое. Практически геноцид. Что еще?

Анна смотрит на меня с подозрением, но продол­жает:

– Еще ты совсем перестала спрашивать, как у нас дела. Ты говоришь только о себе, никто другой тебя не интересует. Наверное, считаешь, что раз теперь ты влазишь в брюки двенадцатого размера и пользуешься каким-никаким успехом у мужчин, то стала лучше нас.

Анна говорит уверенно, однако моего взгляда не вы­держивает. В поисках поддержки она поворачивается к Лайзе, которая вообще немногословна. Я не сомне­ваюсь, что они обговорили все заранее и Лайза согла­силась с Анной, пусть и по принуждению. И туту меня в голове как будто загорается лампочка. Они ведь не всегда были такими. Личная жизнь Анны протекала гораздо интереснее, чем моя собственная. Я впитыва­ла смачные подробности ее приключений, как губка, потому в моей жизни романтики не хватало. Раньше я заполняла эту пустоту, разговаривая с Анной. Навер­ное, теперь она очень скучает по временам, когда я бе­зоговорочно ею восхищалась.

– А по-моему, – говорю я после паузы, – дело об­стоит с точностью до наоборот. Это не я считаю, что стала лучше вас. Это ты так считаешь, Анна. Следова­тельно, раньше ты считала, что я хуже вас.

– Неправда. – Анна качает головой, но больше из ее идеально очерченного рта не вырывается ни звука.

Я продолжаю:

– Меня волнует только моя собственная внеш­ность, Анна, и больше ничья. Я не разглядываю твои туфли, волосы или складки жира. Ты моя подруга, и этого достаточно. Мне безразлично, как ты выглядишь. Почему же тебя так волнует моя новая внешность? Почему ты не можешь принимать меня такой, какая я есть? Наконец-то у меня появилась возможность по­лучить от жизни хоть немного удовольствия. Ты счита­ешь, я его не заслужила?

Однако Анна слышит только то, что хочет услышать. Она цепляется к одной-единственной фразе, чтобы бросить мне очередное обвинение:

– Вот видишь! Ты сама сказала, что тебя интере­сует только собственная внешность! На нас тебе пле­вать!

– Я имела в виду, что вы мои подруги, поэтому мне не важно, как вы выглядите. Я не хочу сравнивать себя с вами и радоваться, если выигрываю от этого сравне­ния. И я не хочу иметь друзей, которым нужно только одно – выглядеть хорошо на моем фоне...

За нашим столом воцаряется молчание. Я, будто оч­нувшись, замечаю, что в зале полно других людей, ко­торые болтают и смеются, довольные жизнью, собой и своими спутниками. Похоже, они очень неплохо про­водят время. Я поднимаюсь из-за стола, беру со спин­ки стула жакет и сумку.

– У меня пропал аппетит.

И это чистая правда.

Отодвинув стул, я спокойно направляюсь к выходу.

– Вот видишь, Лайза, – говорит за моей спиной Анна. – Все именно так, как я предполагала.

Я выхожу на улицу и, пройдя шагов двадцать, оста­навливаюсь. Главное, не заплакать. Хочется кричать во весь голос, но я сдерживаюсь. Сдерживаюсь не ради людей, которые идут мимо, а ради самой себя.

Вернувшись домой, проверяю, все ли в порядке с сайтом. Меня до сих пор не оставляет раздражение. В корзине для входящих документов накопились письма за целую неделю, никак не могу их разобрать. Я еще никогда не бывала такой рассеянной и не отвлекалась от работы так часто. Все эти романтические приклю­чения и дружеские перепалки здорово сбивают с тол­ку. Хорошо бы пойти в тренажерный зал и, усердно за­нимаясь, выбросить из головы свои неприятности – проблемы с Эдрианом, желанием снять телефонную трубку и наорать на подруг, Кэгни...

Кто-то звонит во входную дверь. Я ковыляю в ко­ридор прямо в носках, снимаю трубку домофона и спрашиваю:

– Кто там?

– Ты со мной разговариваешь? – спрашивает Эд­риан несчастным голосом.

– Разговариваю.

– Может, впустишь? Нам надо поговорить.

Голос у Эдриана очень серьезный.

–Только больше никаких признаний, пожалуйста!

Я нажимаю кнопку, чтобы открыть входную дверь. Вряд ли у Эдриана припасен для меня еще один сюр­приз, если только он не явился сюда с ребенком, кото­рый будет трогательно держать его за руку и спросит, увидев меня: «Папа, а что это за тетя?».

Я бросаю взгляд в зеркало и поправляю причес­ку. На мне та же самая одежда, в которой я ходила в ресторан с Анной и Лайзой, я успела снять только бо­тинки на высоких каблуках, надев вместо них уют­ные кашемировые носки. Короче говоря, просто ку­колка, а не сонная тетеря, которая только что выбра­лась из кровати – заспанная, с полосками от подушки на щеке. Хотя в полосках тоже нет ничего страшного.

Эдриан появляется на площадке моего этажа. Я от­крываю ему дверь и сразу же иду в комнату, чтобы из­бежать поцелуя. Эдриан успевает схватить меня за ло­коть, поворачивает к себе и прижимает к стене рядом с фотографией моих родителей в Австрии – они езди­ли туда в прошлом году в отпуск.

– Неужели ты меня не поцелуешь? – спрашивает он грустно.

– Не знаю. Может быть...

Поцеловать Эдриана гораздо проще и удобнее, чем оттолкнуть. Если я отвернусь, он обидится, и мне придется долго и нудно объяснять причину своей хо­лодности. Кроме того, какая-то частичка Санни Уэстон хочет этого поцелуя. Я хочу почувствовать руки Эдриана на своих бедрах и груди, хочу ощутить его язык на своей шее. Хочу, чтобы он прижал меня к себе...

Правда, это только физиологическое желание, к самому Эдриану оно не имеет прямого отношения. Он всего-навсего оказался в нужном месте в нужный час. Я позволяю ему прижаться ко мне всем телом и губа­ми. Эдриан, целуя, засовывает язык мне в рот. Хочется оттолкнуть его и как следует откашляться, однако я терплю до тех пор, пока Эдриану самому не надоедает целоваться.

– Я весь день мечтал поцеловать тебя, Санни. Эта мысль помогла мне продержаться до вечера.

Такому признанию поверить нелегко. Я не пред­ставляю, чтобы мысль обо мне помогла кому-то продер­жаться хотя бы до обеда, а уж весь день... Маловероят­но. В то же самое время в голову приходит другая не­приятная мысль. Он думал обо мне только сегодня, хотя мы не виделись целую неделю!

– Хочешь чаю? – спрашиваю я вслух.

Я прохожу на кухню и ставлю чайник на огонь. Эдриан останавливается в дверном проеме между кухней и коридором и, навалившись плечом на ко­сяк, смотрит себе под ноги. Через пятнадцать секунд я обнаруживаю, что все еще жду ответа на свой воп­рос.

– Эдриан? – повторяю я. – Чаю хочешь?

Эдриан поднимает голову и со вздохом заявляет:

– Я порвал с Джейн.

У него на лице появляется такое серьезное выра­жение, что мне хочется расхохотаться в голос.

– Зачем?

– Я подумал, так будет правильно.

Скажите пожалуйста! Эдриан, оказывается, счита­ет, что стать порядочным лучше поздно, чем никогда.

– Ты уверен?

Я неторопливо кладу Эдриану в кружку чайный пакетик.

– Кажется, да. – Он кивает мне со слабой улыб­кой.

– Ты вроде бы не очень переживаешь, а?

Я стою на своей стороне кухни и пока не тороплюсь подойти к Эдриану поближе.

– Нуда... То есть я расстроен, конечно, но, по-мое­му, так будет лучше для всех... Хотя я не собираюсь об этом говорить. Я просто хотел, чтобы ты знала...

– Ну ладно. Спасибо за информацию. Правда, не понимаю, чего ты от меня хочешь...

– Можно я приду к тебе в субботу вечером?

Я наливаю Эдриану в кружку кипятку и добавляю немного сливок.

– Пожалуй... Кстати, а почему именно в субботу? Где ты сейчас живешь?

Эдриан некоторое время смотрит на меня молча, затем тихо отвечает:

– У Марка в Брентфорде. Он выделил мне диван.

Эдриан отпивает из кружки глоток чаю и, глядя на меня, что-то неразборчиво бормочет.

– Что? – переспрашиваю я, добавив себе в кофе немного холодной воды, чтобы не обжечься.

– Ты сегодня отлично выглядишь, – повторяет Эдриан.

Я не соглашаюсь, не отрицаю и не говорю спасибо. Эдриану надоедает ждать, когда я наконец-то подойду к нему, поэтому он решает взять инициативу в свои руки – медленно приближается и берет меня за запя­стья. Наши пальцы переплетаются, как будто мы соби­раемся переломать их друг другу.

– Теперь мы сможем видеться гораздо чаще, – шепчет Эдриан, целуя мне шею.

– Почему бы и нет, – отвечаю я, чувствуя стран­ное оцепенение.

Я понимаю, что еще немного и инициатива совсем выскользнет у меня из рук.

– В субботу вечером я на вечеринке, – говорю я, в то время как Эдриан облизывает мне правое ухо.

– Я пойду с тобой, – шепчет Эдриан и проводит пальцами по моей левой груди. – Я не имею в виду, что мы теперь постоянно будем вместе. Мне надо время – подумать, что делать, как жить дальше... но в субботу вечером я обязательно приду. Хочу видеть тебя как можно чаще, Санни...

– Ладно, – отвечаю я, позволяя себя целовать.

Я не сопротивляюсь напору Эдриана, хотя никаких особых чувств от его близости не испытываю. У меня нет желания взобраться на него верхом или просто проверить, возбудился ли он. Эдриан тем временем опускает руку и расстегивает пуговицу на своих джин­сах.

Я делаю вид, что ничего не замечаю.

– Ты такая сексуальная, – бормочет он мне в ухо.

Я делаю вид, что ничего не слышу.

– У меня сегодня выдался трудный день, – жалу­ется Эдриан с мальчишеской улыбкой.

– Не у тебя одного, – отвечаю я, высвободив руку из его пальцев.

– Постоянно думал о тебе. Представлял, как ты от­сасываешь у меня...

– Очень мило, – прерываю я, сделав шаг назад. – Просто очаровательно, Эдриан. У меня нет слов.

– Санни, послушай... Я не имел в виду ничего пло­хого. Мне нравится такой способ, только и всего...

– Я понимаю, что ты имел в виду. Эдриану сей­час плохо, и он хочет, чтобы Санни сделала ему хо­рошо. Только ты не имеешь права заявляться ко мне в дом и требовать, чтобы я организовала тебе минет. Я не шлюха.

– Эй! Никто не называл тебя шлюхой! – возму­щенно восклицает Эдриан.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Эдриан успевает схватить меня за руку и разворачивает.

– Я не имел в виду ничего подобного.

– Знаю, знаю. У меня сейчас неважное настроение. Я ходила в ресторан с Лайзой и Анной и разругалась с ними в пух и прах. Вот и сорвала раздражение на тебе. Извини.

Я легонько провожу пальцами по его щеке и вино­вато улыбаюсь.

– Не надо извиняться, – отвечает Эдриан.

На его лице ненадолго появляется виноватое выра­жение.

– Пойдем в спальню, – добавляет он через се­кунду.

Не думаю, что мне следует соглашаться. Это за­путает наши отношения еще сильнее. Я смотрю на часы – половина второго. Вряд ли стоит ложиться в постель с мужчиной во втором часу дня.

–Что, опаздываешь на автобус? – с улыбкой спра­шивает Эдриан и притягивает меня к себе.

По-моему, сейчас не время для шуток. Почему он не сказал что-нибудь серьезное? Почему не сказал то, что не оставило бы меня равнодушной? Что-нибудь настоящее, а не фальшивое и легкомысленное. Что- нибудь, касающееся чувств, а не только секса...

Однако Эдриан снова повторяет:

– Пойдем, солнышко. Пойдем в спальню.

Я иду за ним, хотя понимаю, что делать этого не стоит. И дело не в том, что я не могу отказать Эдриа­ну. Наверное, мне самой интересно будет заняться лю­бовью посреди белого дня. Я никогда прежде не дела­ла ничего подобного. Мы займемся сексом не ради са­мого секса, не потому, что сейчас ночь и все лежат в своих постелях. Это будет проявление настоящей страсти. В то время как остальные люди работают, ходят по магазинам или печатают что-то на клавиату­рах своих компьютеров, мы с Эдрианом... При мысли об этом я чувствую себя совсем большой девочкой, однако ребенок, который еще живет во мне, все-таки немного смущен. То, что мы с Эдрианом собираемся сделать, кажется мне дурным. И поэтому возбуждает меня.

Получилось хорошо и одновременно плоха

Хорошо, потому что я забралась на Эдриана верхом, обхватив его ногами и уткнувшись лицом в шею, а он держал меня за бедра. Я испытала быстрый и слабый, но все-таки оргазм. Плохо было, потому что во время секса я думала не об Эдриане.

Мы лежим на кровати, я смотрю на Эдриана и мол­чу. Вокруг нас – мешанина из одеяла, подушек и ниж­него белья. Все вместе это похоже на белого слона, ко­торый непонятным образом забрался ко мне в постель. Пусть я не имею большого опыта в общении с мужчи­нами, однако даже мне известно – нехорошо думать об одном мужчине, когда встречаешься с другим. Ужас­но то, что именно этим я и занимаюсь – думаю о Кэг­ни, едва начав встречаться с Эдрианом.

Черт побери! Ведь Эдриан бросил свою невесту!.. У меня появляется такое чувство, будто я успела заснуть и теперь отчаянно пытаюсь вырваться в реальность из кошмара, где стою на самом краю пропасти и держу в руках веревку. К другому концу веревки привязана корзина, в которой находятся наши судьбы, и стоит мне проявить нерешительность, как она полетит вниз, в пропасть.

Я поворачиваюсь к Эдриану, замотавшись в просты­ню по самую грудь.

– Значит, в субботу у нас будет первое настоящее свидание? – спрашиваю я.

– Что значит первое? У нас уже были свидания.

Глаза у Эдриана закрыты, но я замечаю, что одна бровь у него удивленно изогнулась.

– Раньше, Эдриан, все было не по-настоящему! Теперь мы...

Эдриан прерывает меня негромким храпом.

В два часа десять минут Эдриан машет мне на про­щание рукой и удаляется вниз по улице. Я задергиваю шторы и, отвернувшись от окна, смотрю на беспоря­док, который остался после его ухода. Удивительно, как быстро я меняюсь сама и меняю свое отношение к происходящему. То, что всего несколько минут на­зад казалось отличным, теперь выглядит ужасной глу­постью.

Я трижды оборачиваюсь вокруг собственной оси и провожу руками по волосам. Пальцы застревают в спу­танных прядях. Когда мы с Эдрианом занимались лю­бовью, я терлась головой о подушку, поэтому в воло­сах появились колтуны. Я расчесываю их пальцами, тяжело вздыхая. Мне удается сдержать сначала слезы, а потом смех. Заканчивается тем, что я шепчу себе под нос:

– Не знаю, что мне делать дальше... Не знаю, что мне делать дальше... Не знаю, что мне делать дальше...

Я больше не могу оставаться в спальне. Не могу си­деть в четырех стенах. Я разворачиваюсь и прижима­юсь носом к стеклу. Надо поскорее выбраться куда- нибудь из квартиры.

Я врываюсь в «Королеву экрана» и с порога кричу:

– Кристиан, помоги мне! Я совсем запуталась!

Кристиан обслуживает посетителя, заполняя кар­точку клиента, и поворачивается ко мне только тогда, когда я подхожу к прилавку. Прижав палец к губам, он шепчет:

– Тсс...

Посетитель одет в белую футболку и джинсы, из заднего кармана которых небрежно свисает носовой платок. Наверняка это какой-то знак, понятный только гомосексуалистам. Я незаметно показываю на платок и, подняв вопросительно брови, смотрю на Кристиана. Тот вместо ответа бросает на меня преувеличенно разгне­ванный взгляд и снова обращает все внимание на кли­ента.

– Назовите ваше имя, пожалуйста, – просит Кристиан очаровательным тоном истинного профес­сионала.

– Даллас, – отвечает молодой человек.

Мы с Кристианон недоуменно поднимаем на него глаза. Я неловко ставлю на полку видеокассету, которую только что вертела в руках. Фильм называется «Основной инстинкт».

– Фамилия? – спрашивает Кристиан.

Его голос от удивления стал чуть ли не на октаву выше.

– Кол, – отвечает молодой человек.

Шариковая ручка зависаете нескольких миллимет­рах от бумаги.

– Род занятий? – спрашивает Кристиан, не под­нимая глаз.

– Заклинатель псов.

– Как, простите?

Кристиан поднимает голову и смотрит на клиента. В его широко распахнутых глазах плещется плохо скрываемое веселье.

– Заклинатель псов, – повторяет молодой чело­век. – Я укрощаю злых собак. Подсмотрел эту идею в одном фильме.