ДЕНЬГИ, ПЛАТНАЯ СЛУЖБА И НАЕМНИЧЕСТВО




 

Деньги – почти обязательный посредник между властью и воинами. По свидетельству самих современников, их роль возрастает с середины XII в. В источниках постоянно упоминаются состоявшие на жалованье (solidarii), наемники (stipendiarii), призывы служить за деньги (summonitiones ad denarios), жалованье (vadia), дары (donativa). Около 1150 г. Петр Достопочтенный, аббат монастыря Клюни, обвинив своего предшественника Понса де Мельгей в растрате монастырской казны на жалованье солдатам, заявил: «Я понял, что все соседи, рыцари, шателены, графы и сам герцог Бургундский подстрекают меня взяться за оружие, словно привлеченные запахом денег»[176]. Ричард Фитц‑Нигел в «Диалоге о необходимом почтении к палате Шахматной доски» (De necessariis observantiis Scaccarii dialogus), написанном между 1176 и 1178 г., отметил: «Деньги необходимы не только во время войны, но и во время мира... Во время войны их расходуют на укрепление замков, жалованье солдатам и по другим поводам, в зависимости от природы людей, получающих плату за защиту королевства»[177]. В начале XIII в. в «Книге об Абаке» (Liber Abaci) знаменитый пизанский математик Леонардо Фибоначчи дал несколько примеров подсчета платы наемникам. С 1140 г. на Запад из мусульманского мира проникает и начинает распространяться приписываемый Аристотелю труд «Секрет секретов» (Secretum secretorum), которому суждено было пользоваться огромной популярностью в правящих кругах: в нем находится рисунок в форме круга, который ясно показывает связь между королем, армией и деньгами. Согласно «Большим французским хроникам», Филипп Август хранил казну в разных местах и жил скромно, считая, что некогда короли Франции потеряли много земель, потому что ничего не могли дать своим рыцарям и сержантам в случае необходимости.

Очевидно, распространение денег напрямую было связано с тем, что назвали «коммерческой революцией»[178]. В военной области она проявилась в развитии денежной экономики (Geldwirtschaft) в ущерб натуральному хозяйству (Naturwirtschaft). Отныне на Западе стало гораздо больше драгоценных металлов, монетное обращение оживилось и захватило почти все слои общества. Однако не следует слишком преувеличивать их значение: даже в предшествующие столетия рыцари пользовались деньгами (а не обменом), чтобы купить боевого коня и вооружение; ведь не все вознаграждали кузнеца, отковавшего им оружие, взяв его на службу, дав ему землю или несколько мешков зерна; и в больших походах воины обеспечивали себя не только грабежом, реквизицией или потреблением продуктов из своих личных сельскохозяйственных запасов. Кроме того, вместе с ростом количества денег короли и князья смогли столь же быстро, если не быстрее, увеличить свои денежные средства тремя основными способами: благодаря постоянно растущим домениальным ресурсам; государственной налоговой системе, ставшей сильной и разнообразной; наконец, благодаря замене воинской службы денежными платежами.

В качестве примеров этой замены можно привести упомянутый выше щитовой налог или случай, когда в 1202‑1203 гг. все города, обязанные службой в войске Филиппа Августа, прислали не сержантов, а деньги. В 1227 г. Фридрих II, готовясь к крестовому походу, приказал, чтобы в Сицилийском королевстве «каждый вассал дал за каждый фьеф восемь унций золота и чтобы от восьми фьефов выставили одного рыцаря»: иначе говоря, от каждых восьми фьефов император‑король хотел получить одного рыцаря и 64 унции золота, что по ценам того времени составляло примерно годовое жалованье[179]. Начиная с 1255 г. некоторые коммуны Папского государства предпочитали платить, а не служить.

Таким образом, собранные и имеющиеся в распоряжении деньги, – если бы не боязнь допустить анахронизм, их можно было бы назвать общественными деньгами, в первую очередь использовались для оплаты различного рода воинских служб, одновременно позволяя консолидировать эти службы, а временные и пространственные ограничения их выполнения – устранить.

В XIII в. в Перудже, как и во Флоренции, коммунальному ополчению платили с первого дня похода: 5 сольди пехотинцу, 10 сольди всаднику с лошадью, 15 сольди всаднику с двумя лошадьми (в Перудже); 3 сольди арбалетчикам, 2 сольди 8 денаро лучникам, 2 сольди 6 денаро павезьерам, 2 сольди простым пехотинцам (во Флоренции). В Англии с 1193 г. 500 пеших сержантов из Виндзора получили жалованье за 40‑дневную службу; со времен Генриха III установилось правило требовать службу от народного ополчения за пределами родного графства только за плату. Во Франции (даже если многие города по‑прежнему должны были бесплатно служить королю) отряды, которые посылали города, оплачивались за их счет.

Тот же феномен проявился в службе ленников: многие из них получали жалованье не только за службу сверх срока, но с некоторых пор с самого начала службы. Например, в 1240 г. Фридрих II приказал судьям Сицилийского королевства выбрать в своих округах отважных рыцарей (milites strenui), которым надлежало прибыть в определенное место; один судья должен был выставить 15, другой – 60, третий – 40 рыцарей. Отобранным таким образом рыцарям было назначено жалованье до 10 унций золота за два месяца. В одном из списков времен Людовика Святого (несомненно, 1242 г.) после перечисления некоторых епископов, крупных сеньоров и рыцарей, вероятно, призванных для выполнения бесплатной военной службы, упоминаются «два призыва на службу за деньги в Альбижуа рыцарей с несколькими всадниками и коммун, чтобы те прислали некоторое количество пехотинцев»[180]. Развитие конной службы при Эдуарде I и Филиппе Красивом стало возможным только при условии выплаты жалованья. Несомненно, это была юридическая уступка со стороны монархов, что не преминул подчеркнуть Пьер Дюбуа в «Возвращении Святой земли» (De recuperatione Terre Sancte), написанном в 1305‑1307 гг.: «Сеньор король Филипп Красивый должен также принуждать каждого из своих вассалов, герцогов, графов, баронов, шателенов, рыцарей и всех тех, кто обязан ему определенными службами, появляться и выполнять их без обмана или послабления; он не должен уступать или отказываться от своих требований, поскольку это в ущерб всем тем, кто должен быть созван только по арьербану. Однако рассказывают, что сеньор король, не приняв в расчет то, что было раньше, и, доверив свою персону и власть советникам, взял за привычку иногда призывать на войну за жалованье графов, баронов, рыцарей и оруженосцев, которые, будучи обязаны воинской службой, должны сражаться за свой счет и расплачиваться этим за свои фьефы»[181]. Вероятно, в действительности советники Филиппа Красивого отлично сознавали, что делают, когда отказывались от прав, которые теоретически у них были: они полагали невозможным в психологическом и материальном отношении держать вместе небольшой отряд вассалов, весьма неохотно выполнявших 40‑дневную службу, и толпу рыцарей и оруженосцев, имевших одинаковый социальный статус и происходящих из одной местности, получавших ежедневное жалованье от казначеев и служащих короля.

Один тип фьефа был, тем не менее, связан гораздо дольше, чем другие, с бесплатной военной службой. Это фьеф‑рента, или денежный, «палатный» фьеф. В самом деле, в этом случае выплата в деньгах своеобразной годовой пенсии (фьеф‑рента предшествовала королевским и княжеским пенсиям, которые приобретут огромное значение с конца XIV в.) конкретному человеку представляет собой подобие аванса в преддверии будущей и вероятной службы, тем более, что вопреки условиям многочисленных хартий, предоставляющих фьеф‑ренту, на практике она не была наследственной или даже пожизненной: чаще всего ее получали несколько лет, а затем, в силу разных причин, договор расторгался.

Случай с Фернандо де Хуаном является примером фьеф‑ренты, предусматривавшей бесплатную службу. По акту 1277 г. этот кастильский рыцарь перешел от короля Кастилии на сторону короля Франции. От своего первого сеньора он получал 300 турских ливров в год; французский король Филипп III пожаловал ту же сумму на угодный ему срок или пожизненно; взамен Фернандо принес тесный оммаж против всех, за исключением племянников Филиппа III, сыновей его сестры Бланки и Фердинанда Кастильского; более того, новый вассал обязался бесплатно служить королю Франции в течение 40 дней ежегодно вместе с 10 рыцарями и появляться со своим отрядом спустя 6 недель после призыва (однако он должен был сражаться только на землях королей Арагона, Кастилии, Португалии, в королевстве Наваррском, в Гаскони и графстве Тулузском). По истечении 40 дней французский король мог использовать Фернандо и его людей за ежедневное жалованье в 7 су 6 турских денье, но не возмещая потери верховых животных[182].

Другие фьеф‑ренты были менее выгодными для власти, как, например, та, которую Филипп Красивый в 1294 г. даровал Гуго Бургундскому, рыцарю Бургундского графства: ежегодно, в день Очищения Пресвятой Девы Марии, тот должен был получать в парижском Тампле 300 турских ливров. За эту сумму, в теории пожизненную и даже наследственную, Гуго принес королю Франции клятву верности и тесный оммаж, обязавшись в случае войны с королем Англии или другими врагами служить ему со своими людьми, замками, крепостями и, по крайней мере, 60 вооруженными всадниками. Пока он находится в своих владениях, он ничего не получает. Филипп Красивый предоставит жалованье и возместит возможные потери лошадей только в том случае, если вызовет Гуго[183]. Несомненно, условия этого соглашения можно объяснить политическими обстоятельствами: Филипп Красивый любой ценой искал союзников, чтобы предотвратить угрозу со стороны Эдуарда I.

Вот другой пример, на этот раз касающийся набора бойцов для крестового похода. Актом 1249 г. Альфонс Пуатевинский объявил, что нанял Гуго Черного, графа Ангулемского, с 11 рыцарями за плату на год для участия в крестовом походе. Но одного этого жалованья Гуго Черному было мало, чтобы согласиться на это предложение, – в самом деле, он добился, чтобы сверх того ему пожаловали в наследственное владение фьеф‑ренту в 600 пуатевинских ливров ежегодно, и даже, под видом ссуды в рассрочку на 4 года, 4000 турских ливров для экипировки его отряда.

Можно только удивляться тому, что в этих условиях власти постоянно заботились о том, чтобы поддерживать, если не укреплять, систему обязательств, так как она все чаще была связана с выплатой жалованья и различных компенсаций. Непонятно, почему они не прямо перешли, по словам П. Шмиттхеннера, от ленной военной системы к свободному найму, сэкономив на доплате ленникам [184]? Многие причины сыграли свою роль, и прежде всего характер жалованья: если знать его сумму, например в Англии с середины XII в. и во Франции с начала XIII в., то получается, что часто оно было не настоящей платой для профессионалов, а скорее своеобразным возмещением убытков в походе, позволяющим временным воинам оплатить дополнительные расходы по участию в военных походах. По этой причине жалованье обычно было ежедневным, что характерно для коротких военных кампаний, продолжительность которых нельзя было рассчитать. Так обстояло дело в Англии и во Франции, где жалованье двух основных категорий: рыцарей и простых пехотинцев – прошло следующую эволюцию (см. табл.).

Сохранившаяся документация не позволяет точно узнать, могла ли сумма жалованья полностью покрыть расходы. Однако с этим можно согласиться, даже если военные платили за все, что потребляли, – а это, естественно, происходило далеко не всегда. В противном случае было бы непонятно, как наемники соглашались служить за такие деньги. Жалованье английского пехотинца около 1300 г. находилось на том же уровне, что и обычная плата поденщика; вероятно, так же обстояло дело во Франции и Флоренции. Косвенное доказательство позволяет предположить, что жалованье рыцарей было недостаточным – речь идет об отрывке из хроники Матвея Парижского, где тот вспоминает о голоде в Гаскони в 1253 г.: «В те дни в войске короля в Гаскони начался голод, так что одну курицу продавали за 6 пенсов, кусок сыра – за 20 шиллингов, сетье вина – за 2 или более шиллингов, и один фунт хлеба – за 2 или 3 пенса, так что один рыцарь с трудом мог нормально прокормить себя, своего оруженосца, слуг и лошадей за 2 серебряных шиллинга». Если учесть, что в это время 2 шиллинга были ежедневным жалованьем рыцаря (на что можно было купить от 8 до 12 фунтов хлеба), то даже в этих критических обстоятельствах его хватало только на то, чтобы не ослабеть; правда, если принять эти цифры, то пехотинец со своими 2 пенсами в день мог купить лишь треть фунта хлеба![185]

Таким образом, система воинских повинностей пережила исчезновение бесплатной службы вовсе не благодаря жалованью и его дневной норме, а благодаря вкладу со стороны воинов. В самом деле, с помощью уловок воинских призывов власти получали в свое распоряжение не только полностью вооруженных конных бойцов, но бойцов, с юности проходивших тренировку и необходимое обучение воинскому ремеслу, ибо, как это утверждает, наряду с другими, Роджер Ховден, «если заранее не научишься воинскому искусству в играх, то его не обретешь тогда, когда дело дойдет до настоящей войны»[186].

Итак, за счет фьефа его владелец и сыновья располагают досугом и доходами, необходимыми для того, чтобы жить на широкую ногу в воинском обществе – с его охотами, военными играми, квинтаной, бугуртом, джострой и особенно турнирами, которые с 1150 по 1350 г. представляли собой почти настоящие сражения, где сталкивались, не без риска, две группы бойцов[187].

Но прежде всего власти ждали от владельцев фьефов или любого, движимого или недвижимого, имущества, чтобы те постоянно имели в своем распоряжении лошадей и рыцарское снаряжение.

Итак, хотя количественные данные до конца XIII в. скудны, ясно, что уже одно снаряжение было очень дорогим: около 1200‑1250 гг. в Генуе шлем (barberia) стоил от 16 до 32 сольди, кольчуга – от 120 до 152 сольди; если к этому прибавить поножи и прочие принадлежности, то выходит приблизительно 200 сольди, равных 10 генуэзским лирам или 800 г серебра[188]. Кроме того, нужно было приобрести оборонительное оружие и более простое воинское снаряжение для оруженосца, а может, и для слуги. Несомненно, что около 1250 г. цену снаряжения рыцаря и его свиты в 1400 г серебра, равную месячному или полуторамесячному жалованью, нельзя считать завышенной[189].

Лошади стоили еще дороже. Если, согласно подсчету, цена лошадей нескольких рыцарей, находившихся в 1242 г. на жалованье у Альфонса Пуатевинского, колеблется от 5 до 60 турских ливров, то 30 ливров – средняя цена за лошадь[190].

В 1269 г. различные боевые лошади, купленные для крестового похода Людовика Святого на ярмарках Шампани и Бри (Бар‑сюр‑Об, Ланьи, Провен), стоили в среднем 85 турских ливров, но это, вероятно, были очень ценные животные, иногда привозимые из Испании и Апулии[191]. Роберт II, граф Артуа, перед походом на Фландрию в 1302 г., во время которого он находился на жалованье у короля с 26 мая по 15 июля, приказал закупить для себя и своей свиты лошадей. Их цена нам известна: 5 «больших коней» (один из Испании) – в среднем 280 парижских ливров, 8 обычных коней – в среднем 115 парижских ливров, 2 парадных коня – в среднем 50 парижских ливров, один скакун – 60 парижских ливров, 14 упряжных лошадей – в среднем 34 парижских ливра и 3 маленьких упряжных лошади – в среднем 12 парижских ливров. Общая стоимость боевого, парадного и упряжного коней для рыцаря составляла 470 турских ливров; правда, объявление о походе на фламандцев должно было взвинтить цены, и в это время счетная монета подверглась полной девальвации, поскольку серебряная марка, равная в 1266 г. 50 турским су и в 1295 г. 61 турскому су, к 23 апреля 1302 г. поднялась до 104 турских су.

Стоимость боевых коней тамплиеров, привезенных с Запада, в Святой земле нередко доходила до 100 безантов.

В 1277 г. Флоренция взяла на службу нескольких провансальских всадников; условия договора предусматривали, что каждый из них должен владеть одной лошадью стоимостью не менее 30 лир, что составляло 133‑дневное жалованье.

Вот почему короли, князья и городские власти иногда приказывали всем, имеющим средства, содержать боевого коня. Так было во Флоренции, Сиене и других итальянских городах, где появились специальные комиссары, предписывающие владеть лошадьми (ad equos imponendos). Например, во Флоренции количество обязательных лошадей в 1260 г. составляло 1400, в 1300 г. – 1000, в 1312 г. – 1300. В 1222 г. Венеция, добивавшаяся усиления армии на Крите, обязала каждого критского рыцаря, владевшего целым фьефом (militia integra), приобрести боевого коня стоимостью не менее 75 венецианских лир, двух лошадей и двух оруженосцев негреческого происхождения. Вассалам, владевшим половинным фьефом (media militia), нужно было иметь одну лошадь ценой по меньшей мере в 50 венецианских лир для себя и одну лошадь для оруженосца[192]. Актом 1279 г. Филипп III Смелый приказал всем рыцарям и «благородным людям» своего королевства, владеющим землей стоимостью 200 турских ливров или более, и всем горожанам, имеющим землю или имущество на сумму 1500 турских ливров или более, растить племенную кобылу; герцогам, графам, баронам, аббатам и «большим людям», имеющим достаточно пастбищ, надлежало завести 4 или 6 племенных кобыл[193]. В акте Эдуарда I от 1282 г. констатируется нехватка больших коней, «пригодных к войне» в Англии, и предписывается всем подданным, владевшим землей доходом по меньшей мере в 30 фунтов стерлингов, отныне иметь для службы «сильного и боеспособного коня с полным вооружением»[194].

Исходя из всего этого разнообразия данных, безусловно фрагментарных и иногда противоречивых, можно заключить, что в XIII в. капитал рыцаря и его свиты, состоявший из наступательного и защитного снаряжения, а также лошадей, в среднем был равен жалованью за 6‑8 месяцев. В Англии около 1250 г. стоимость снаряжения рыцаря, включая коней, оценивается как эквивалентная его годовому доходу, т. е. 20 фунтам стерлингов[195].

Таким образом, власти располагали, хотя и не совсем безвозмездно, значительным капиталом, которым могли распоряжаться по своему усмотрению в течение нескольких дней или недель. Если служба в среднем длилась только несколько дней в году, ясно, что выплаченное жалованье, даже если предположить, что оно было очень щедрым, не соответствовало вкладываемому капиталу и его сохранению; чтобы обеспечить этот капитал, нужны были доходы с фьефов.

Правда, часто выплачивались компенсации: оплата – иногда называемая в Италии «недостача» (mendum), или «возмещение» (restaurum, restauratio) за раненых или убитых в походе боевых коней. В Перудже уплаченные суммы, из которых регулярно вычитали стоимость шкуры в 30 сольди, составляли от 15 до 100 лир. В последние десятилетия XIII в. во Флоренции боевых коней учитывала комиссия под председательством маршала города; оплата производилась автоматически, если о потере заявляли в течение 3 дней. В расходных счетах первого крестового похода Людовика Святого отмечается возмещение за 264 лошади на сумму 6789 турских ливров (в среднем, более 30 ливров за лошадь); возмещения, выплаченные Филиппом III в «походе на Арагон» в 1285 г., достигли 34 691 турского ливра (т. е. более чем за 1100 лошадей).

Если военнообязанных могли созвать на минимальное количество дней, то призыв к добровольцам, напротив, имел больше шансов быть услышанным в том случае, если им гарантировали занятость на протяжении более длительного времени. Поэтому, наряду с упоминаниями о ежедневном жалованье, в источниках XIII в. довольно часто говорится о месячной оплате. Так, во Флоренции, чтобы подготовиться к походу 1260 г., Синьория приглашала, наряду с прочими, миланского сеньора Пьеро де Базакапе с 50 людьми: ему было обещано жалованье за 2 месяца из расчета 8 фунтов маленьких флоринов в месяц на всадника. Тот же город решил завербовать в Модене, в Ломбардии 100 «добрых бойцов» (berrierii), и среди них двух гонфалоньеров и четырех капитанов с тремя лошадьми на каждого, тогда как простые бойцы имели по одной лошади; соглашение было заключено на 3 месяца. Точно так же Карл Анжуйский набрал бойцов за месячное жалованье в 4 унции золота для рыцарей, в 2 унции золота для оруженосцев и конных арбалетчиков, 18 таренов (из расчета 30 таренов в одной унции) для пеших арбалетчиков.

Охрана замков предусматривала заключение контрактов на более длительный срок. В 1280 г. тот же Карл Анжуйский, чтобы защитить полуостровную часть Сицилийского королевства, разместил гарнизоны в 78 замках пяти крупных областей: Абруцце, Принчипато и Терра ди Лаворо, Калабрии, Вальдиграте, Терра ди Журдано, Бари, Отранто, Капитанате, Базиликате; командование над ними было вверено французам – 18 рыцарям и 60 оруженосцам, – из которых только 16 владели землей в Сицилийском королевстве; эти владельцы замков имели в своем распоряжении 1037 сержантов и 15 капелланов, по большей части несомненно местных. Им были оплачены все четыре месяца, и за 1280 г. они должны были получить 8852 унции золота (либо, из расчета 5 флоринов в одной унции, 42 260 флоринов), которые анжуйские казначеи выдавали в основном серебряными монетами «монетами Карла, или серебром Карла» (mailles charloises et charlois d'argent)[196].

На практике гарнизонная служба могла быть бесконечной, в 1247 г. один нормандский рыцарь объявил, что 4 года подряд по приказу короля охранял замок Леон в епархии. Доля за ежедневное жалованье в 6 парижских су, он жаловался ревизорам Людовика Святого, что ничего не получил за это время[197].

Мобилизация за несколько дней не была единственным преимуществом платной службы. Она также облегчала распространение приказов о призыве либо индивидуальными письмами самым могущественным людям, либо при помощи публичных объявлений, обнародованных специальным персоналом, находящимся под контролем бальи, шерифов, прево, судей и других местных администраторов. Так, в мае‑июне 1282 г. Эдуард I реквизировал в английских графствах рабочих (плотников, саперов, каменщиков, лесорубов) для строительства десяти новых крепостей в Уэльсе – всего 3000 человек. Он, несомненно, мог ограничиться призывом к настоящим добровольцам, но посчитал более надежным, использовав привычные административные механизмы, быстро и экономно собрать из каждого графства желаемое количество рабочих.

Кроме того, когда дело касается повинностей, размер оплаты становится исключительно результатом решения властей, а не своеобразного торга между нанятыми и нанимателями в зависимости от спроса и предложения, «добровольцы», сразу найдя в лице «призванных» за плату конкурентов, были вынуждены в какой‑то мере умерять свои требования.

Наконец, жалованье, которое получали прибывшие по призыву или по просьбе, не было достаточно большим, чтобы они превратились в настоящих наемников призванные являлись на место сбора в составе семейных, феодальных, региональных группировок и продолжали сражаться на службе своего «суверена по праву», под непосредственным началом своего родного сеньора, – другими словами, они не выходили за рамки привычных социальных структур.

Вот почему не следует делать вывод о военной несостоятельности класса рыцарей в широком смысле слова, учитывая только упадок традиционной феодальной помощи (auxihum), все чаще второстепенной, даже когда речь шла о небольшой операции. Около 1300 г. во Франции и Англии тяжеловооруженная конница происходила из той же феодальной среды, сохранявшей те же чувства и тот же менталитет, хотя разновидности службы, юридические и моральные основания выполняемых обязанностей довольно сильно изменились.

Таким образом, нельзя называть наемником каждого бойца с того момента, как он получил в той или иной форме жалованье. Лучше придерживаться определения историка античной войны И. Гарлана, применив его к средневековому миру: «Наемник – это профессиональный солдат, который руководствуется в своих действиях не принадлежностью к политическому обществу, а стремлением к наживе»[198]; короче говоря, наемник должен быть профессионалом, человеком без родины и находиться на жалованье.

Если следовать этому определению, нельзя назвать наемниками рыцарей, которые сопровождали Людовика Святого в двух его крестовых походах, когда одни состояли на жалованье у короля; другие получали вознаграждение в силу соглашений или договоров с королевской администрацией, одни имели «стол при дворе» и кормились в «доме короля», другие сами заботились о своем пропитании. Действительно, они дали обет участвовать в крестовом походе в надежде получить полное отпущение грехов; если прочитать Жуанвиля или проштудировать, к примеру, список рыцарей «на пути в Тунис», то станет очевидным, что все, или почти все, они принадлежали к узкому кругу крупных сеньоров и главных вассалов короны.

Рыцари, жившие главным образом в королевских или княжеских домах, несмотря на свое происхождение из разных земель, которые они покинули, чтобы сделать карьеру, также не были настоящими наемниками. Напротив, наемниками были оруженосцы, рыцари и сержанты, которые последовали за Карлом Анжуйским в его великой трансальпийской авантюре, и, естественно, сарацины, нанятые Фридрихом II. Наемниками были также рыцари на флорентийской службе в 1270‑1280 гг., называвшиеся «отряд воинов из области Тосканы»; начиная с 1270 г. это маленькие отряды всадников, предшественников кондотьеров XIV в. В 1277 г. было заключено соглашение между Флоренцией и провансальцем Энгилезом Сен‑Реймским, ранее находившимся на службе в Сиене: его отряд состоял из 100 всадников, которые, включая капитана и двух знаменосцев, получали каждый по 11 флоринов в месяц. В контракте предусматривались количество гужевых лошадей и плата за них, смотр лошадей и оружия, урегулирование споров, взаимные гарантии, компенсация в случае причинения ущерба и разрыва соглашения. Тип настоящего наемника представляет собой Вильгельм Каталонец, который сначала, в 1277‑1285 гг., служил в Сиене, затем, в 1288‑1289 гг., в Болонье и, наконец, в 1290‑1292 гг. во Флоренции. Его людей характеризует происхождение: из 53 всадников, место рождения которых можно установить по имени, 28 пришли из Южной Франции, 8 из Северной Франции (среди них 6 пикардийцев), 2 из Фландрии, 7 из Италии, 7 с Иберийского полуострова (из них только 3 каталонца, что явно мало, если принять во внимание происхождение предводителя), наконец, один англичанин[199].

К услугам различных наемников государства прибегали по разным причинам. Первая носит исключительно военный характер: ценность и известность группы бойцов, равных которым невозможно найти в своих землях среди вассалов, подданных, сограждан. Вспомним о сарацинских лучниках Лучеры, арбалетчиках Пизы, Тортосы, Лигурии или Корсики, гасконских пехотинцах. Одновременно нужно принять во внимание временный или длительный, в силу политических обстоятельств или изменения образа действий, отказ от службы той категории подданных, которым князья по возможности хотели бы отдавать предпочтение; когда Иоанн Безземельный не смог добиться достаточного содействия со стороны своих баронов, то был вынужден искать воинов в другом месте. Если с 1270 г. во Флоренции охотнее нанимали всадников из других областей Италии, Прованса, Франции и Германии, то это происходило отчасти потому, что городской патрициат отказывался выполнять свой воинский долг и предпочитал нанимать за большие деньги наемников. Считалось, что наемные телохранители могли лучше обеспечивать безопасность государей. Но ситуацию следует также рассмотреть с другой стороны: власти могли использовать наемников из‑за существования, по крайней мере потенциального, рынка или предложения, что, в свою очередь, объясняется демографическим развитием, изменениями в экономике или даже отказами от наследственных ремесел. Добавим, что между хозяевами и служащими, нанимателями и наемниками взаимодействие было постоянным: предложение стимулировало спрос, так же как спрос вызывал предложение. Пример мародеров, брабантцев, разбойников времен Ричарда I, Иоанна Безземельного и Филиппа Августа, позднее каталонских отрядов доказывает, что появление наемничества как исторического феномена объясняется как борьбой политических сил, так и экономическими и социальными обстоятельствами.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-15 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: