В конце XVIII века Вильгельм Генрих Вакенродер пишет очерк «Видение Рафаэля», в котором содержится легенда о создании самой знаменитой картины художника «Сикстинской Мадонны» (ок.1513). Эта легенда приобретает большую популярность в Германии, а в 1826 году в Москве публикуется книга «Об искусстве и художниках: Размышления отшельника, любителя изящного, изданные Л.Тиком», в которой содержится этот очерк. Вакенродер пишет о некой рукописи, в которой раскрывается секрет работы Рафаэля. Живописцу, мечтавшему написать деву Марию, во сне является Богоматерь: «Однажды ночью, когда он, как бывало уже не раз, во сне молился пресвятой деве, он вдруг пробудился со стесненным сердцем. В ночной тьме его взгляд был привлечен сияньем на стене, как раз насупротив его ложа, и когда он вгляделся, то увидел, что это светится нежнейшим светом его незавершенное изображение мадонны, висящее на стене, и что оно стало совершенно законченной и исполненной жизнью картиной. <...> Она смотрела на него взглядом, неописуемо трогающим душу, и казалось, вот-вот шевельнется; ему почудилось, что она точно шевельнулась. Более всего изумило его, что это был как раз тот самый образ, которого он все время искал, хотя до сих пор имел о нём всего лишь смутное и неясное предчувствие. Рафаэль не помнит, как снова овладел им сон. На следующее утро он проснулся как бы вновь рождённым на свет; видение навеки чётко запечатлелось в его душе, и теперь ему удавалось всегда изображать матерь божию такой, какою она виделась его внутреннему взору, и сам он с тех пор смотрел на собственные картины с благоговением ».
Так Вакенродер заявляет, что вдохновение – это божественный дар; озарение, виде́ние, мгновенно схватываемое художником-творцом во сне. Вакенродер переносит живописную проблематику в литературу и открывает длинную череду литературных текстов о живописи. Благодаря его легенде, «Сикстинская мадонна» Рафаэля становится источником увлечения романтиков идеей о божественной природе вдохновения. Описание картины в письмах и стихотворениях (экфрасис) писателей первой половины XIX века сопровождается постоянными мотивами: мечтания художника об идеале; откровение, дарованное ему в экстазе или сновидении; непосредственная помощь неба.
В апреле 1821 года шесть раз посещает картинную галерею в Дрездене Жуковский. Самое сильное впечатление на него производит «Сикстинская Мадонна» Рафаэля. Он пишет письмо о поездке супруге Николая I княгине Александре Федоровне, пересказывая легенду о Рафаэле, но не упоминая имени Вакенродера: «Однажды он (Рафаэль) заснул с мыслию о Мадонне, и верно какой-нибудь ангел разбудил его. Он вскочил: она здесь! закричал он, указав на полотно, и начертил первый рисунок. И в самом деле, это не картина, а видение…»
Жуковский, созерцающий картину, даёт словесный портрет не Мадонне, но её образу, что по сути заставляет его отказаться от описания полотна. В результате получается негативная репрезентация с включением в экфрасис многочисленных отрицательных и противительных конструкций, придающих тексту значение неопределенности: «Он писал не для глаз, все обнимающих во мгновение и на мгновение, но для души, которая, чем более ищет, тем более находит. В Богоматери, идущей по небесам, неприметно никакого движения; но чем более смотришь на нее, тем более кажется, что она приближается. На лице ее ничто не выражено, то есть, на нем нет выражения понятного, имеющего определенное имя; но в нем находишь, в каком-то таинственном соединении, все: спокойствие, чистоту, величие и даже чувство, но чувство, уже перешедшее за границу земного, следовательно, мирное, постоянное, не могущее уже возмутить ясности душевной. В глазах ее нет блистания <…>; но в них есть какая-то глубокая, чудесная темнота; в них есть какой-то взор, никуда особенно не устремленный, но как будто видящий необъятное ». Из описания картины текст превращается в рассказ о виде́нии и о ви́дении.
Жуковский несколько иначе пересказывает историю создания «Сикстинской мадонны»: в его интерпретации Рафаэль, увидев образ, сразу бросается к картине и рисует её. Кажется, что он действует как иконописец, лишь механически переносящий образ, явленный свыше. Но В.А. Жуковский фиксирует внимание читателя на сотворении с помощью душевных сил: «Здесь душа живописца, без всяких хитростей искусства, но с удивительною простотою и легкостию, передала холстине то чудо, которое во внутренности ее совершилось».
Интересно, что в полемику с Жуковским вступает известный критик и публицист В. Г. Белинский, который был в Дрездене во время поездки за границу в 1847 году и трижды посетил Дрезденскую картинную галерею. Белинский сравнивает свои впечатления с тем описанием, которое даёт Жуковский, и пишет в письме к Боткину, что «мадонна Рафаэля и мадонна, описанная Жуковским под именем Рафаэлевой, – две совершенно различные картины, не имеющие между собою ничего общего, ничего сходного. Мадонна Рафаэля – фигура строго классическая и нисколько не романтическая ». Реакция критика, на наш взгляд, является хорошей иллюстрацией для подтверждения того, что экфрасис не является «копией второй степени», его специфика заключается в том, что он выражает особенное вѝдение, постижение картины.
В любом случае, интерпретация Жуковского оказывается популярной и служит источником для текстов других русских писателей.
В начале 20-х гг. в Дрездене находится не только Жуковский, но и Кюхельбекер, принявший предложение князя А. Л. Нарышкина стать его секретарём в путешествии по Европе и тем самым избежать наказания за вольнолюбивые настроения, проявившиеся и в литературной деятельности поэта. Свои впечатления от поездки Кюхельбекер излагает в книге «Путешествие» (1824-1825), которая представляет собой серию писем, адресованных друзьям. Письма, посвященные дрезденской галерее и её картинам, он публикует в альманахе «Мнемозина», издаваемом совместно с Одоевским. Особое место в них занимает описание картины Рафаэля «Сикстинская мадонна». Кюхельбекер видит в Мадонне олицетворение небесной чистоты, вечности, спокойствия. Исходящая от Мадонны кротость заставляет русского путешественника все дольше смотреть на нее и ощущать божественную, преображающую роль. В «Отрывке из путешествия по Германии» он пишет: «Кротость, чудная кротость на устах матери приковала мои взоры: я не в силах расстаться с сим явлением, если бы и гром небесный готов был истребить меня недостойного! Посмотрите, она все преображает вокруг себя. Мысли и мечты, которые озаряли и грели мою душу, когда глядел на сию единственную богоматерь, я описать ныне уже не в состоянии: но я чувствовал себя лучшим всякий раз, когда возвращался от нее домой ». Кюхельбекер также затрагивает легенду Вакенродера, упоминая о том, что многие живописцы представляли себе Мадонну, но явилась она только Рафаэлю. В приведённом отрывке становится видна идея проникновения святости через видение к художнику, а затем и через картину к зрителю.
По-особенному экфрасис преобразуется в стихотворении Фета «К Сикстинской мадонне» (1864). В заглавии обнаруживается тяготеющее к адресующее молитвенное «К», текст приобретает признаки обращенного слова.
И, преклонясь, с Варварою готовы
Молиться ей мы на коленях сами
Или, как Сикст, блаженными очами
Встречать того, кто рабства сверг оковы.
Как ангелов, младенцев окрыленных,
Узришь и нас, о дева! не смущенных:
Здесь угасает пред тобой тревога.
Такой тебе, Рафаэль, вестник бога,
Тебе и нам явил твой сон чудесный
Царицу жен - царицею небесной.
Здесь представлен важный для восприятия произведений религиозной живописи эффект соучастия, соприсутствия. Теперь уже не только Мадонна направляется из сакрального в мирское, но и зритель из мирского в сакральное. В картине, а затем и в экфрастических текстах, реализуется важная для романтиков идея двоемирия (небо, обрамлённое портьерами, разграничивающими пространство, и сама Мадонна, соединяющая два мира).
Интересно, что в своём стихотворении Фет сказал и о святой Варваре, и о Сиксте, но так и не решился описать её. О Мадонне лишь говорится вскользь, получается невыразимый, священный образ, которого поэт лишь касается «У ног ее земля под облаками, / На воздухе нетленные покровы »…
Молитвенное начало прослеживается у Плещеев а в стихотворении «При посылке Рафаэлевой мадонны» (1853). Молитвенное обращение уже явлено перед стихотворением эпиграфом из «Молитвы» М.Ю. Лермонтова. И оно же его обрамляет, обозначаясь в будущем:
Вы обретете вновь всю силу упованья,
И теплую мольбу произнесут уста,
Когда предстанет вам Рафаэля созданье,
Мадонна чистая, обнявшая Христа!
Не гасла вера в ней и сердце не роптало,
Но к небу мысль всегда была устремлена;
О, будьте же и вы - что б вас ни ожидало -
Исполнены любви и веры, как она!
Да не смущает вас душевная тревога;
Да не утратите средь жизненного зла,
Как не утратила святая матерь бога,
Вы сердца чистоты и ясности чела.
Можно заметить, что рецепция русских романтиков XIX века выражалась не в «просто описании живописного изображения Мадонны». Исходя из специфики предыдущих и последующих текстов, можно сделать вывод о том, что экфрасис в них был неразрывно связан с особым религиозным чувством. Таким образом, экфрасис стремится к расширению границ, воплощая в слове то, что не явлено на картине, но постижимо с помощью погружения религиозного сознания в «плоть» искусства.
| План ответа: 1. Очерк «Видения Рафаэля» Вакенродера. Миф о художнике, творящем по божественному наитию. Литературные тексты о живописи (экфрасис). 2. И.А. Жуковский: письмо Александре Федоровне (1821). Негативная репрезентация: изображение неизобразимого, невыразимо выразимое. Белинский: уникальность описания. 3. Письма Кюхельбекера в альманахе «Мнемозина» (1824-1825): проникновение святости через видения к художнику, а затем и через картину к зрителю. 4. Стихотворение А.А. Фета «К Сикстинской мадонне» (1864): эффект соучастия, идея двоемирия в картине и стихотворении. 5. Плещеев А.Н. «При посылке Рафаэлевой мадонны» (1853): молитвенное обращение (от картины у зрителя, в стихотворении к читателям). 6. Вывод: связь экфрасиса с религиозным чувством, уникальность интерпретаций русских романтиков, расширение границ описания. |
Исследования, критика:
Меднис Н. «Религиозный экфрасис» в русской литературе // Критика и семиотика. Вып. 10. – Новосибирск, 2006.
Михайлов А.В. Вильгельм Генрих Вакенродер и романтический культ Рафаэля // Михайлов А.В. Языки культуры. Учебное пособие по культурологии. – М., 1997.
Морозова Н.Г. Экфрасис в русской прозе. – Новосибирск, 2008.
Токарев Д. Дескриптивный и нарративный аспекты экфрасиса // "Невыразимо выразимое": экфрасис и проблемы репрезентации визуального в художественном тексте: [сб. ст.] / РАН. Институт русской литературы (Пушкинский Дом); сост. Д.В. Токарев; науч. ред. Д.В. Токарев. – М., 2013.