Жизнь в качестве самого младшего монаха в Таиланде казалась такой несправедливой. Старшие монахи получали лучшую пищу, сидели на самых мягких подушках, им никогда не приходилось толкать тележку. Тогда как моя единственная за весь день пища была отвратительной; во время церемоний мне приходилось сидеть по многу часов на жёстком бетонном полу (который ко всему прочему был весь в буграх, потому что в бетонировании крестьяне совершенно безнадёжны); и порой мне приходилось выполнять очень тяжёлую работу. Бедный я, счастливые они.
Я потратил долгие, неприятные часы, доказывая правомерность своих жалоб самому себе. Возможно, старшие монахи настолько просветлены, что вкусная еда попусту растрачивается на них, поэтому лучшую еду следует отдавать мне. Старшие монахи годами сидели в позе со скрещёнными ногами на жёстком полу и привыкли к этому, поэтому большие мягкие подушки должны быть у меня. Более того, старшие монахи из-за потребления лучшей пищи так или иначе были толстыми, поэтому ниже спины у них и так были «естественные подушки» для комфортного сидения. Старшие монахи только приказывали нам, младшим монахам, выполнять работу, при этом сами никогда не трудились. Как же могли они понять, насколько жарко и утомительно толкать тележку? Так или иначе все проекты являлись их идеями, поэтому работать должны они! Бедный я, счастливые они.
Став старшим монахом, я ел лучшую пищу, сидел на мягкой подушке и выполнял мало физических работ. Однако я поймал себя на том, что завидую младшим монахам. Им не приходится всё время выступать с публичными речами, весь день выслушивать проблемы людей и часами заниматься административными вопросами. На них не лежит ответственность, и у них так иного времени для самих себя. Я услышал собственный голос «Бедный я, счастливые они!»
Вскоре я понял, в чём дело. У младших монахов существуют «страдания младших монахов» У старших монахов есть свои «страдания старших монахов». Став старшим монахом, я просто поменял одну форму страданий на другую.
Абсолютно то же самое происходит с одинокими людьми, которые завидуют женатым, и с людьми, состоящими в браке, которые завидуют одиноким. Теперь всем нам должно быть ясно, что, когда мы женимся, мы всего лишь обмениваем «страдания одинокого человека» на «страдания женатого человека». Потом, когда разводимся, мы только меняем «страдания женатого человека» на «страдания одинокого человека». Бедный я, счастливые они.
Будучи бедными, мы завидуем богатым. Однако многие из тех, кто богат, завидуют подлинной дружбе и свободе от ответственности, которые есть у бедных людей. Разбогатеть — значит всего лишь поменять «страдания бедного человека» на «страдания богатого человека». Увольнение и снижение уровня доходов — всего лишь смена «страданий богатого человека» «страданиями бедного человека». И так далее. Бедный я, счастливые они.
Думать, что вы будете счастливы, став кем-то другим, — это заблуждение. Став кем-то другим, мы только меняем одну разновидность страдания на другую. Но, когда вы довольны тем, кто вы есть сейчас, младший или старший, женатый или разведённый, богатый или бедный, тогда вы свободны от страдания. Счастливый я, бедные они.
Совет на случай болезни
Во второй год моего монашества в Северо-Восточном Таиланде я заразился цуцугамуши (японской речной лихорадкой, разновидностью тифа). Лихорадка была такой сильной, что меня отправили в больничную палату для монахов регионального госпиталя в Убоне. Тогда, в середине семидесятых годов, Убон являлся отдалённым захолустным городком очень бедной страны. Чувствуя себя слабым и больным, лёжа под капельницей, я заметил, что медбрат оставил своё рабочее место в 6.00 вечера. Спустя полчаса всё ещё никто не пришёл ему на смену, поэтому я спросил у монаха, лежащего на соседней койке, не следует ли нам предупредить кого-то из руководства, что ночная сиделка не пришла. Мне быстро разъяснили, что в палате для монахов не бывает ночных сиделок. Если ночью ваше самочувствие ухудшится, значит, у вас просто неблагая карма. Мне было достаточно плохо от того, что я серьёзно болен, а теперь, ко всему прочему, я был просто в ужасе!
На протяжении четырёх недель каждое утро и во второй половине дня медбрат, телосложением похожий на азиатского буйвола, колол мне в ягодицы антибиотики. Это была бедная государственная больница в неразвитом районе одной из стран третьего мира, поэтому одни и те же иглы использовали по многу раз, гораздо больше, чем это позволялось даже в Бангкоке. Чтобы ввести иглу в тело, медбрату с крепкими руками приходилось в буквальном смысле слова вонзать её с недюжинной силой. Считается, что монахи - сильные люди, но это не касается моих ягодиц: они стали очень сильно болеть. В тот момент я ненавидел этого медбрата.
Я испытывал боль, был очень слаб - никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным. Однажды после полудня в палату для монахов вошёл Аджан Ча; он пришёл, чтобы навестить меня. Навестить меня! Я был так польщён и впечатлён. Я ощутил духовный подъём. Мне было так хорошо - ровно до тех пор, пока Аджан Ча не открыл рот. То, что сказал мне Аджан Ча, как я выяснил позже, он говорил многим другим больным монахам, которых посещал в больнице.
Он сказал мне: «Ты либо поправишься, либо умрёшь».
Затем он ушёл.
Мой энтузиазм был разбит вдребезги. Моя радость от его визита исчезла. Хуже всего было то, что Аджана Ча ни в чём нельзя было обвинить. Сказанное им являлось абсолютной истиной. Либо я выздоровею, либо я умру. Так или иначе, но все недомогания, которые доставляет болезнь, не будут длиться вечно. Удивительно, но это очень обнадёживало. Случилось так, что, вместо того чтобы умереть, я выздоровел. Каким великим учителем был Аджан Ча!