— Отлично, — он постарался лечь поудобнее. — Надо будет подкорректировать некоторые данные в тех компьютерах, куда можно залезть. Ну, скажем, о том, что «Авангард» пускает с молотка отдел, занимающийся разработкой ультрапрочных материалов, приобретает акции компаний, известных своими проземлянскими настроениями, закрывает несколько фабрик, сворачивает благотворительную деятельность, запускает лапу в пенсионный фонд…
— Закалве! Нас ведь считают славными ребятами!
— Знаю. Но если я смогу заставить наших друзей из Правления думать, что это я захватил «Авангард», то… Дизиэт, почему я должен все разжёвывать?
— Ты думаешь, они устроят тебе встречу с Бейчеем, чтобы ты убедил его в безупречности «Авангарда»?
— Именно.
Он поправил стянутые в хвост волосы и сцепил руки на затылке. В этом номере в потолок было вделано зеркало, таким образом у него появилась возможность внимательно рассмотреть себя.
— Твоя затея кажется мне сомнительной.
— Думаю, мы должны попробовать.
— И разрушить репутацию, которая создавалась десятилетие?
— Это важнее, чем остановить войну, Дизиэт?
— Конечно, нет, но… Ах… Конечно, нет, но где гарантия, что это сработает?
— Это сработает вернее, чем предложение университету приобрести таблички.
— Тебе никогда не нравился этот план, не правда ли? — раздражённо произнесла Сма.
— Этот лучше, поверь. И сделайте все как можно скорее — чтобы на маскараде ко мне уже обратились бы с просьбой.
— Ладно, но таблички…
— Сма, я договорился о новой встрече с ректором на послезавтра. Могу упомянуть и про таблички, идёт?
— Полагаю, что… Так… так… о, ух ты! Закалве, мы уже начали… У тебя все?
— Да, — сказал он.
— О… о… великолепно… замечательно. Закалве, пока!
Он сорвал бусину с мочки и швырнул через всю комнату.
— Похотливая тварь! — затем взглянул на потолок и взял трубку телефона. — Да, могу я поговорить с… Трейбо. Да, пожалуйста. Портье Трейбо? Друг мой, мне иногда нравится побыть в компании, понимаете? В самом деле… Разумеется, большие чаевые, если… Совершенно верно… и если она явится со спрятанным где-то пресс-пропуском, то вы — покойник.
Скафандр был уязвим для тактического оружия. Он несколько раз подпрыгнул, проверяя его вес, за это время капсула зарылась в песок пустыни, потом сел в машину и поехал чуть быстрее, чем обычно — надо было прибыть в отель до того момента, как за ним прибудет лимузин.
После полудня по его распоряжению двор отеля очистили от журналистов. Подъехал и плавно остановился огромный тёмный автомобиль — гораздо внушительнее того, в котором он едва не погиб сегодня утром. Поздоровавшись с шофёром, который вежливо поклонился ему, он нырнул в полумрак обтянутого блестящей кожей салона и развалился на широком сиденье, которое больше напоминало постель.
Мимо окон автомобиля струились вечернего огни города. Он обнаружил на сиденье-постели бумажный свёрток, аккуратно перевязанный разноцветной лентой. Г-н Стабериндо — сообщала надпись, сделанная от руки. Развернув бумагу, он достал костюм, затем нажал на подлокотнике кнопку, позволявшую ему говорить с шофёром.
— Насколько я понял, это мой костюм. Кого он собственно изображает?
Седоволосый водитель посмотрел через плечо и достал что-то из кармана куртки.
— Здравствуйте, — произнёс искусственный голос, — меня зовут Моллен. Я не могу говорить, поэтому пользуюсь этим прибором. — Шофёр взглянул на дорогу, затем снова на свой прибор. — Что вы хотите знать?
Почему-то желание общаться с ним исчезло, тем более, что этот парень отводил взгляд от дороги, когда говорил.
— Неважно, — буркнул он.
Машина въехала во двор большого тёмного дома неподалёку от реки.
— Пожалуйста, следуйте за мной, господин Стабериндо, — предложил через свой аппарат Моллен.
Взяв с собой свёрток с костюмом, он проследовал за шофёром в просторный холл, со стен которого злобно скалились звериные головы. Моллен проводил его к лифту, который затем опустился на два этажа. Шум вечеринки и запах наркотиков достигли его ушей и носа ещё до того, как двери лифта распахнулись.
Свёрток он отдал шофёру, оставив себе лишь тонкий плащ.
— Остальное мне не понадобится.
В сопровождении Моллена он прошёл через шумную, ярко и пёстро одетую толпу. Завидев его, мужчины и женщины умолкали и почтительно расступались. Разговоры продолжали бурлить за его спиной, он несколько раз услышал слово «Стабериндо».
За этой комнатой оказался небольшой коридор, заканчивавшийся массивной дверью. Шофёр, распахнул её, и они спустились по металлической лестнице, покрытой мягким ковром, в комнату, одна из стен которой была стеклянной. За стеклом на тёмной воде пруда покачивались лодки. Здесь тоже бурлила вечеринка, только ещё более экстравагантная. Он снял тёмные очки, но то, что происходило здесь, не было какой-то ошибкой зрения. Как и этажом выше, люди разгуливали с бокалами или с дымящиммися курильницами, но все они были либо тяжело травмированными, либо изувеченными. У некоторых — сломаны, вывихнуты руки, причём кости торчали наружу. Тела мужчин и женщин пересекали разной величины порезы, у иных были ампутированы груди и руки, причём эти части тела болтались привязанными к одежде.
К нему медленно приближалась, судя по всему, хозяйка приёма — та таинственная особа, которую он видел на своём празднике; над её сверкающей юбкой свисал кусок кожи шириной примерно с ладонь, оторванный с живота, обнажённые мускулы на этом участке подрагивали, словно тускло-красные шнуры.
— Господин Стабериндо, вы явились в костюме астронавта. — Почему-то её голос вызвал у него мгновенное раздражение.
— Я пошёл на компромисс, — он взмахнул плащом.
— Так или иначе, добро пожаловать.
— Благодарю.
Когда он целовал её руку, то был почти уверен, что сенсорные поля скафандра уловят на её тонкой коже наличие смертельного яда, но сигнализация не активизировалась. Усмешку скрыть не удалось.
— Что вас так развеселило?
— Вот это! — Он кивнул на окружающих.
— Мы надеялись, что наша вечеринка позабавит вас. Позвольте мне представить вам нашего доброго старого друга, благодаря которому эти чудеса стали возможны.
У высокого тускло-серого аппарата сидел на табурете коротышка, он беспрестанно улыбался и вытирал нос большим носовым платком, который то и дело засовывал в нагрудный карман своего безукоризненного костюма.
— Доктор, это господин Стабериндо, тот самый человек, о котором мы говорили.
— Искренне рад, добро пожаловать на нашу вечеринку изувеченных. — Он взмахом руки указал на толпу. — Не хотите ли получить травму? Процесс быстрый, совершенно безболезненный, восстановление происходит быстро и — никаких шрамов. Как насчёт рваной раны? Или перелома с осложнениями? А может быть, желаете множественную трепанацию? Такого ни у кого здесь нет.
— Благодарю, что-то не хочется. Коротышка, похоже, удивился.
— Зря отказываетесь, вы будете чувствовать себя неловко среди приобщённых к этой захватывающей процедуре. Я проводил эти операции во всей цивилизованной Вселенной, и никаких жалоб, Правда, некоторые очень привыкали к своим травмам и не хотели от них избавляться. Вряд ли вам ещё когда-нибудь представится подобная возможность, мы, — он погладил аппарат по металлическому боку, — завтра улетаем, и у меня все расписано на два стандартных года вперёд. Так не хотите?
— Нет.
— Оставьте господина Стабериндо в покое, раз он не хочет, то мы должны уважать желания нашего гостя. Не так ли?
Хозяйка приёма взяла его под руку. Её груди были усыпаны драгоценными слезообразными камнями.
— Да, конечно.
— Будьте любезны, подождите минутку. Разделите со мной этот напиток. — Протянув ему бокал, женщина наклонилась к доктору, дав ему тем самым возможность получше рассмотреть окружающих его людей. Свисавшие с очаровательных женских лиц полосы кожи, болтающиеся на загорелых спинах пересаженные груди, торчащие осколки костей, блестевшие при ярком свете, лившемся с потолка, вены, артерии, мускулы.
Пришлось поднять бокал повыше — так, чтобы пары неизвестного напитка зафиксировал скафандр. Сигнализация сработала. Он улыбнулся, пронёс бокал через активированное поле, вернул его содержимое к норме и сделал глоток.
— О-о, вы допили.
Хозяйка приёма вернулась и знаком предложила пройти в другое помещение. За неприметной дверью оказалась заброшенная мастерская: слой пыли покрывал всевозможные станки и приспособления. Под свисавшей с потолка лампочкой без абажура стояли три кресла и небольшой шкафчик. Женщина закрыла дверь и указала на одно из кресел. Он сел, поставив шлем скафандра на пол рядом с собой.
— Почему вы не надели костюм, который вам прислали? — Она улыбнулась, поправив сверкающий жилет, который теперь скрывал её обнажённую, украшенную бриллиантами грудь и живот.
— Не мой размер.
— А этот? — Женщина села, скрестив ноги, и указала на скафандр. Затем постучала по шкафчику, который мгновенно раскрылся, демонстрируя содержимое: наполненные бокалы и дымящиеся курильницы.
— В нём я чувствую себя увереннее.
Она подала ему бокал с искрящейся жидкостью, а сама, откинувшись в кресле, осторожно держала в ладонях курильницу. Сладковатый дым наркотика проникал в вырез и проймы жилета, медленно закручиваясь около её лица. Женщина глубоко вздохнула.
— Во что бы вы ни облачились, мы рады вашему визиту. Полагаете, «Эксцельсиор» отвечает вашим требованиям?
Он напряжённо кивнул.
— Да, разумеется.
Дверь распахнулась, и в комнату сопровождаемый Молленом вошёл тот самый мужчина, который был с ней на празднике. Шофёр остался у двери, а мужчина опустился в кресло.
— О чём вы беседовали? — Он отмахнулся от протянутого женщиной бокала.
— Наш гость хочет нам рассказать, кто он такой, — и они оба пристально посмотрели на него. — Не так ли, господин… Стабериндо?
— Нет, не хочу. Вы мне скажете, с кем я имею дело.
— Полагаю, это вам известно, — ответил мужчина, — больше того, ещё несколько часов назад нам казалось, что мы тоже все знали о вас. Сейчас такой уверенности нет.
— Что касается меня, то я — просто турист.
Он пригубил напиток, где в прозрачной глубине плавали крупинки золота, и теперь глядел на своих собеседников поверх края бокала.
— Для туриста вы купили страшно много сувениров, которые невозможно взять с собой. — Женщина улыбнулась. — Улицы, железные дороги, мосты, туннели, жилые дома, магазины… и это только в Солотоле.
— Я увлёкся.
— Вы хотели, чтобы на вас обратили внимание?
— Полагаю, это так.
— Нам стало известно, что ваше утро началось с неприятностей, господин Стабериндо, — она уселась в кресле поудобнее, притянув колени к груди. — Я имею в виду происшествие, связанное с ливневым водостоком.
— Совершенно верно. Мой автомобиль упал туда, причём с самого верха.
— Вы не пострадали? — Голос её казался сонным.
— Серьёзно — нет, я оставался…
— Пожалуйста, не надо, — Она остановила его вялым взмахом руки. — Я не воспринимаю подробностей.
— Полагаю, вашему шофёру не так повезло, — заметил мужчина.
— Парень погиб. — Он наклонился к своему собеседнику, заглядывая ему в глаза. — Думаю, все это организовали вы.
— Да. — Голос женщины плыл, словно наркотический дым, — И в самом деле, мы.
— Подобная откровенность достойна восхищения, не правда ли? — Мужчина бросил нежный взгляд в её сторону. — Конечно, моя приятельница шутит. Мы никогда не совершили бы столь ужасного поступка. Но… готовы оказать помощь в поисках настоящих преступников.
— Неужели?
Мужчина кивнул, улыбаясь.
— Кто вы собственно такой, господин Стабериндо?
— Я же сказал, турист. — Он взял в руки курильницу и поводил носом. — Мне давно хотелось побывать в Солотоле, а тут ещё привалило немного деньжат… Люблю, знаете ли, пошиковать, когда представляется такая возможность.
— Как вы получили контроль над «Авангардом»?
— Прямые вопросы невежливы, не так ли?
— Это так. — Мужчина улыбнулся. — Прошу прощения. Хотите, я угадаю, чем вы занимались до того, как стали… э-э… светским человеком?
Он пожал плечами.
— Если хотите…
— Компьютеры.
— Без комментариев, — ответил он, стараясь не встречаться взглядом с собеседником.
— Итак, — заключил мужчина, — у «Авангарда» теперь новое руководство?
— Чертовски верно. Лучшее прежнего.
— Да, мне что-то подобное говорили… Мужчина подался вперёд и потёр руки.
— Господин Стабериндо, не хочу совать нос в ваши коммерческие операции и выпытывать дальнейшие планы, но хотелось бы иметь общее представление о том, что будет с «Авангардом» — так, из любопытства…
— На этот вопрос легко ответить. Новая концепция маркетинга! «Авангард» представлял собой некое благотворительное общество, рассчитывающее исключительно на новые технологические штуковины, которые помогут ему восстановить status quo каждый раз, когда он окажется в хвосте. Но отныне и впредь он будет драться, как другие серьёзные парни, и поддерживать победителей.
Мужчина ободряюще кивнул.
— … Вот что бывает, когда предоставляешь управление машине. Теперь машины делают только то, что я им велю!
Он рассмеялся, но не слишком резко — чтобы не переиграть.
Мужчина широко улыбнулся.
— Машине — своё место, так?
— Да, — энергично кивнул он.
— Хм. Господин Стабериндо, вам знакомо имя — Цолдрин Бейчей?
— Разумеется. О нём ведь всем известно, так? Мужчина поднял бровь.
— И, на ваш взгляд…
— Полагаю, он мог бы быть великим политиком.
— Большинство утверждает, что он был великим политиком, — подала реплику женщина из глубины кресла.
Он покачал головой, внимательно изучая курильницу.
— Бейчей сражался не на той стороне, что достойно сожаления… Великий человек должен быть в стане победителей — отчасти в этом и состоит величие: знать, где находиться. Он не знал. Впрочем, как и мой старик…
— Ваш отец, господин Стабериндо?
— Да, они с Бейчеем… ну, это длинная история.
— У нас есть время для неё, — небрежно обронил мужчина.
— Нет. — Покачав головой, он решительно поднялся с кресла, поставил на шкафчик бокал и курильницу и поднял с пола шлем. — Спасибо за приглашение, но мне хотелось бы вернуться в отель. Устал — меня слегка помяло в том автомобиле, понимаете?
— Да. — Мужчина тоже встал. — Искренне сочувствуем вам.
— Спасибо.
— Наверное, мы можем предложить нечто вроде компенсации…
— Например?
— Не хотите ли встретиться с Бейчеем? Он спокойно посмотрел на собеседника.
— Даже не знаю, следует ли мне… Он здесь? — и указал на дверь, откуда доносился неясный шум вечеринки.
Женщина хихикнула, её приятель улыбнулся.
— Его здесь нет. Но он в городе. Знаете, крайне интересный малый, и больше не выступает «не на той» стороне. Занимается наукой.
Он пожал плечами.
— Может быть… Подумаю. Знаете, после утреннего происшествия у меня возникло желание вообще уехать из Солотола.
— Не решайте столь скоропалительно, господин Стабериндо. Вы можете сделать много хорошего для всех нас, если поговорите с Бейчеем. Кто знает, не станет ли он великим благодаря вам. Да… Позвольте проводить вас?
Они направились к двери. Моллен посторонился.
— Это Моллен. Поздоровайся. Седоволосый мужчина коснулся коробочки у себя на боку.
— Здравствуйте, — донеслось оттуда.
— Он не может говорить?
— Да, — подтвердила женщина, — но мы прочистили ему горло и вернули язык. — Она хихикнула.
— Мы встречались сегодня.
Вечеринка продолжалась. Он едва не сбил с ног женщину, глаза которой кокетливо улыбнулись ему с затылка. Гости придумали новое развлечение — обмениваться конечностями — и теперь разгуливали на трёх, а то и четырёх ногах, жестикулируя несколькими руками. Изрядно накачавшаяся девица то и дело поднимала юбку, демонстрируя полный набор мужских гениталий. Интересно, как они потом разберутся, что кому принадлежит?
Обратно его отвёз уже другой шофёр. Откинувшись на сиденье, он предался воспоминаниям. Почему-то эпизоды недавней вечеринки чередовались с картинами военных действий. Дым наркотиков, плывущий над толпой, — и пороховой дым над окопами. Нарядно одетые люди — и облепленные грязью солдаты, понуро бредущие под проливным дождём. Груди на ягодицах — и лицо юноши, которому снаряд только что оторвал ногу… Надо же, он всё ещё обладал способностью презирать! Машина тихо двигалась по пустым улицам.
Глава VI
Однажды — это было между тем эпизодом в его жизни, когда он провёл Избранного через Бленды, и окончанием операции, в результате которой оказался в затопленной кальдере, ползая на брюхе в грязи и вырисовывая таким образом знаки — так вот однажды у него возникло желание взять отпуск. Какое-то время он даже подумывал вообще заняться чем-нибудь другим и не работать больше на Культуру. Ему всегда казалось, что идеальный человек должен быть либо солдатом, либо поэтом; большую часть своей жизни посвятив искусству убивать, он твёрдо решил остаток дней отдать поэзии.
Он жил в маленькой деревне, в маленькой сельской стране на маленькой неразвитой и поэтому неторопливой планете, выбрав в качестве жилья хижину в лесу у подножия гор.
Стояло лето, на обочинах троп и по берегам рек росли в изобилии не имевшие названий яркие цветы; высокие деревья гнулись под порывами тёплого летнего ветра, их листья трепетали словно флажки. Вода стекала с вересковых пустошей, холмов, извилистыми ручьями сбегала по грудам камней, такая Же чистая и прозрачная, как воздух в горах.
Он вставал рано утром и уходил на долгие прогулки, забирался на скалы, бегал, восторженно вопя и смеясь без причины, — просто от ощущения простора и свободы — под короткими тенями проносившихся в вышине облаков. И всегда брал с собой записную книжку, где отмечал всё, что представляло для него интерес: прикосновение травинок к его коже, то, как вели себя звери и птицы, постоянно менявшийся цвет неба и гор.
У него были две тетради, в одной из них он вёл дневник; каждый вечер, возвращаясь в одну из комнат хижины, принадлежавшей пожилой паре, — словно составлял докладную для какой-то высшей власти. Другая тетрадь предназначалась для записей, которые он делал более тщательно, вычёркивая некоторые слова, пока не получалось, с его точки зрения, нечто похожее на стихотворение. Именно так, ему казалось, и должна создаваться поэзия.
Он привёз с собой несколько поэтических сборников, и когда выдавалась сырая погода, что случалось крайне редко, оставался в хижине и читал их. Обычно это нагоняло на него сон. У него были также книги о поэтах и поэзии, но они приводили его в ещё большее замешательство. Перечитывая абзац за абзацем, он старался удержать в памяти каждое слово, и в конце концов признавался себе, что ничего не понимает.
Раз в неделю он ходил в деревенскую таверну и там играл с местными жителями, фермерами и пастухами в кегли или кости. В такие дни его тетради оставались нетронутыми. Стараясь поддержать хорошую форму, залезал на деревья; заставлял себя ходить, балансируя, по жердям через глубокие овраги; перебирался через реки, прыгая с камня на камень. Одним из любимых занятий было гонятся за зверями по вересковым пустошам, зная, что никогда не сможет их догнать.
Он избегал общения с людьми, да и встречались они ему во время прогулок крайне редко — за исключением одного мужчины, который запускал воздушных змеев. Если он видел издали шедшую по той же дороге знакомую сухощавую фигуру или замечал в небе над тем холмом, куда он направлялся, красный прямоугольник, трепетавший на ветру, сразу же менял маршрут. Это стало своего рода традицией. Однажды он сидел на холме и увидел рабыню, бегущую через поле. Надсмотрщик догнал её у самой реки. Сверху было хорошо видно, как поднимается и опускается кнут над её спиной, но криков он не слышал — ветер дул в другую сторону. Затем надсмотрщик слез с лошади и склонился над бесчувственным телом… что-то сверкнуло. Он ускакал, а позже пришли стреноженные рабы и унесли женщину.
Вечером, после ужина, когда хозяйка пошла спать, а они с хозяином остались одни, он рассказал старику об увиденном. Тот медленно кивнул, жуя какой-то корень, и сплюнул сок в огонь, потом сказал, что этот надсмотрщик известен своей жестокостью: отрезает языки у рабов, которые пытаются убежать, а затем вешает их вялиться над входом в загон. Они выпили по кружке какого-то пьянящего местного напитка, затем старик рассказал ему сказку.
Шёл однажды человек по дикому лесу и увидел на поляне прекрасные цветы. Он приблизился к ним, привлечённый необычно-сладким ароматом, и увидел среди них спящую девушку. Он присел рядом с красавицей, и та проснулась. Их беседа продолжалась недолго; пьянящий аромат, нежный напевный голос, невинный взгляд околдовали его, последовал страстный поцелуй, другой, третий — а потом они отдались друг другу. А потом случилось вот что. С первого мгновения мужчина заметил, что если смотреть на девушку правым глазом, то она выглядит молодой и красивой. Левый же глаз увидел не столь юную красавицу, причём каждый раз, когда человек закрывал и открывал его, он замечал, что она становится все старше и старше. Мгновения экстаза следовали один за другим почти без перерыва, и мужчина не переставал разглядывать женщину то одним, то другим глазом — это его крайне забавляло. Наконец, он попробовал закрыть и открыть сразу оба глаза. В его объятиях оказался полуистлевший труп, а аромат цветов мгновенно сменился запахом разложения. Дух леса схватил его жизнь и утащил в мир теней.
Он поблагодарил старика за интересную историю и в свою очередь рассказал ему несколько сказок, которые помнил из своего детства. Несколько дней спустя его увлекло преследование забавного маленького зверька; тот поскользнулся на мокрой от росы траве и упал, раскинув лапы. Издав победный крик, он бросился вниз по склону и прыгнул, стараясь приземлиться рядом с тем местом, где лежал зверёк. Напрасно! Собравшись с силами, зверёк пустился прочь и исчез в норе. Что-то шевельнулось у него под ногами, и он сделал шаг в сторону. Гнездо! Разбитая пёстрая скорлупа, из которой вытекала густая жидкость, заливая его сапоги, прутья и мох. Он почувствовал странную боль в сердце. Из травы показалась чёрная головка на извивающейся шее, на него смотрел чёрный глаз, яркий, как камешек на дне ручья. Птица уходила от него, волоча сломанное крыло. Внезапно она замерла на месте, чуть склонила голову, будто рассматривала его, и издала негромкий плачущий звук. Он зашагал прочь, затем остановился, выругался и пошёл следом за птицей. Поймав её, он свернул ей шею и бросил обмякшее тельце на траву.
В тот вечер он не открыл свой дневник и никогда больше не вёл его. А ещё через несколько дней он взял в руки тетрадь со стихами и бросил её в огонь, сказав себе, что никогда не будет поэтом. Он уехал, и о нём никогда больше не слышали в тех краях. Правда, шериф разослал извещение во все города страны о том, что этот чужак подозревается в убийстве, случившемся в ночь после его отъезда. Надсмотрщика нашли в постели связанным, с выражением крайнего ужаса на лице. Его рот и горло были забиты высушенными человеческими языками.
Глава 9
Он спал без сновидений и когда проснулся, уже давно рассвело. Он решил прогуляться и вышел через служебный туннель, надев вычищенный старый плащ, тёплые перчатки и обмотав шею шарфом. Было так скользко, что приходилось идти, по-стариковски согнувшись, семеня и смешно растопырив руки. Это раздражало его, но перспектива прокатиться на спине тоже не привлекала. Он осторожно спускался по обледенелой лестнице, что вела к широкому висячему мосту над железной дорогой, навстречу поднималась компания молодых людей — юноши и девушки. Их звонкие голоса внезапно заставили его вспомнить свой возраст. Двое юношей, громко разговаривая, изо всех сил старались произвести впечатление на подружек, у одной из которых были роскошные тёмные волосы. Не сводя с неё глаз, он невольно выпрямился и — как раз перед тем, как ноги его поехали вперёд — почувствовал, что его походка снова становится лёгкой и непринуждённой.
Он грохнулся на последнюю ступеньку и посидел на ней всего секунду-другую, а затем натянуто улыбнулся и встал как раз перед тем, когда четверо молодых людей поравнялись с ним. Один из юношей хохотал, прикрывая рот рукой в перчатке. Смахнув снег с фалд плаща, он запустил снежком в спину этого юнца. Он уже наполовину прошёл мост, стараясь не сосредоточивать внимание на боли в ушибленном копчике, как вдруг услышал оклик и обернулся — снежок угодил ему прямо в лицо. Хохоча они убежали вверх по лестнице. В прежние времена его сильно смутил бы этот пустяковый инцидент — особенно то, что и падение, и снежок и произошли на глазах понравившейся ему девушки. Разумеется, не составило бы труда догнать наглеца и устроить им взбучку, но не теперь. Он грустно улыбнулся и вытер платком лицо. Что ещё ему оставалось?..
Небольшой киоск, в котором торговали горячими напитками, привлёк его внимание. Он заказал бульон, присел на скамью и, стянув перчатку с руки, почувствовал тепло чашки, он пил мелкими глотками горячую жидкость и улыбался. Так тебе и надо, сказал он самому себе. В гостинице его ждало сообщение. Господин Бей-чей хотел бы встретиться с ним. Автомобиль пришлют после обеда, если он не возражает.
— Это замечательная новость, Шераданин!
— Думаю, так оно и есть.
— Откуда этот пессимизм?
— Особенно не надейтесь. — Он предавался любимому занятию — лежал на постели, внимательно изучал расписной потолок. — Возможно, я встречусь с ним и обнаружу, что старик в глубоком маразме. Тогда быстренько вытаскивайте меня отсюда. Идёт?
— Вытащим, не беспокойся.
— Вы по-прежнему хотите, чтобы я под ручку с Бейчеем отправился на космостанцию «Импрен»?
— Да, придётся воспользоваться модулем, мы не можем рисковать и привести сюда «Ксенофоб». Если ты умыкнёшь Бейчея, здесь будут предельно бдительны… Улететь и прилететь незамеченными вряд ли получится. Тогда против нас выступит все Скопление.
— А сколько на модуле до «Импрена»?
— Два дня. Он вдохнул.
— Ладно, справимся.
— А если тебе удастся что-то сделать уже сегодня?
— Капсула зарыта в пустыне и активирована, модуль находится в ближайшем газовом гиганте, ждёт сигнала… Если у меня отберут приёмопередатчик, то как мне связаться с вами?
— Очень хочется сказать: «говорила я тебе…», но заменить тебя дроном или управляемым ножом мы не в состоянии — системы наблюдения могут засечь их. Выпустим на орбиту микроспутник, который будет следить за тобой. Если он определит, что ты в беде, мы дадим сигнал капсуле и модулю. Альтернативный вариант: воспользуйся телефоном. У тебя есть незарегистрированные номера «Авангарда»?.. Закалве?
— Хм-мм?
— У тебя есть эти номера?
— Да.
— Мы также подключены к аварийным службам Солотола. Просто набери три единицы и крикни: «Закалве!» — мы услышим.
— Я преисполнился уверенности, — вздохнул он, качая головой.
— Не беспокойся, Шераданин.
— И не думаю.
Автомобиль прибыл — не тот, что вчера; он увидел его из окна. Хотелось снова надеть скафандр» но он сомневался, что ему позволят войти в нём туда, где были приняты повышенные меры безопасности — и поэтому ограничился старым плащом и тёмными очками.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Моллен.
— Хороший денёк.
— Да.
— Куда едем?
— Не знаю.
— Но машину ведёшь ты!
— Да.
— Значит, в курсе, куда мы направляемся?
— Будьте любезны, повторите.
— Ты должен знать, куда едешь, если сидишь за рулём.
— Сожалею.
Он стоял у открытой дверцы, глядя на Моллена.
— Ну, по крайней мере, скажи мне, как далеко мы едем, мне надо сообщить, что я не скоро вернусь.
Шофёр нахмурился, лицо, иссечённое шрамами, собралось в причудливые складки. Моллен явно колебался, не зная, что ответить, и даже облизнул пересохшие губы. Так, языка его в буквальном смысле не лишили. Очевидно, проблема с голосовыми связками… но почему бы не снабдить его искусственными или регенерированными? Судя по всему, его начальство предпочитает иметь подчинённого с ограниченным набором ответов. Такому будет трудно отозваться о тебе не должным образом…
— Да.
— Да — далеко?
— Нет.
— Выбери что-нибудь одно.
— Сожалею.
— Бедноват у тебя словарь! Это в пределах города?
Моллен пожевал губами и с виноватым выражением на лице нажал на кнопку.
— Да.
— В пределах города?
— Наверное.
— Спасибо.
— Да.
Моллен сел в отдельную кабину и тщательно пристегнулся, затем нажал на педаль управления.
Сначала он решил, что это водитель поднимает сильно тонированные стёкла, но потом увидел пузырьки: пространство между двойными стёклами заполнялось чёрной жидкостью.
— Эй!
Он нащупал кнопку на подлокотнике. Чёрная жидкость также поднималась по перегородке между ним и водителем.
— Да? — откликнулся Моллен.
— Что это такое?
Моллен нажал на кнопку синтезатора голоса, а жидкость тем временем скрыла вид спереди.
— Не беспокойтесь, господин Стабериндо. Это всего лишь мера предосторожности с целью гарантировать безопасность частной жизни господина Бейчея, — произнёс он явно заготовленную фразу.