Итак, отношения биологического и социального в личности даже при самом поверхностном взгляде выступают как одно из возможных оснований для структурно - диалектического анализа. Правда, при этом возникает необходимость установления противоположности этих сторон, что далеко не всегда очевидно. Вероятно, чтобы показать противоположность биологического и социального начал в человеке, нужно попытаться понять, говоря математическим языком, область определения такой категории, которую мы передаем термином «личность». Другими словами, обсуждение проблемы биологического и социального в личности со структурно-диалектических позиций предполагает анализ «пространства» активности личности. С этой целью важно попытаться установить, есть ли такая область активности человека, причем активности индивидуальной, в которой он отличается и утверждает это свое отличие от других; существует ли линия именно его жизнедеятельности, если так можно сказать, которая приводит к возникновению особого качества, которое иначе, как термином «личность», нельзя определить. И вот уже для этой области рассматривать отношение биологического и социального, пытаясь понять его как отношение противоположностей. Учитывая методологическую установку, важно найти такую единицу жизненного пространства личности, которая и будет содержать в себе свойства целого.
Рассмотрим предельную ситуацию, когда человек оказывается от рождения вне социального окружения. Главное препятствие к становлению личности в подобного рода случаях связано с овладением культурными (или социальными) нормами. В психологии рассмотрены случаи К.Хаузера, Амалы и Камалы и др.[7] Везде обращает на себя внимание в первую очередь скудность в освоении общепринятых норм поведения. Подобные субъекты выделяются не своим поведением среди животных, а поведением среди людей, точнее неумением следовать даже элементарным правилам. Мы могли бы сказать, что они вряд ли выступают для окружающих людей как личности, скорее как животные, а именно как личности они не представляют интереса.
Э.В.Ильенков, отвечая на вопрос «В каком пространстве существует личность?», писал: «Личность... рождается, возникает (а не проявляется!) в пространстве реального взаимодействия по меньшей мере двух индивидов, связанных между собой через вещи и вещественно-телесные действия с этими вещами». [4. С. 404]
Мы подошли к главному тезису нашего анализа личности. Для того чтобы представлять ценность для других людей, выступить для них в качестве личности, человек должен прежде всего адекватно вести себя в социуме. Но это означает, другими словами, что индивид в первую очередь должен выполнять принятые в данном сообществе социальные нормы. Сам же социум (или культура) в этом случае предстает как система нормативных ситуаций, правила поведения в которых индивид должен усвоить, чтобы адекватно взаимодействовать с другими «индивидами и вещами». Таким образом, именно нормативная ситуация выступает в качестве единицы пространства активности личности.
Субъекты, развивавшиеся вне социума, не становились личностями (с которыми необходимо считаться) до тех пор, пока не осваивали социальные нормы и не выступали в качестве адекватных партнеров социального взаимодействия именно в нормативных ситуациях.
Нормативная ситуация
Под нормативной ситуацией мы понимаем стандартную ситуацию социального взаимодействия, в которой достаточно точно определены правила социального поведения.
Однако даже такое, относительно очевидное понимание нормативной ситуации все же требует известного уточнения. Прежде всего необходимо ввести определение ситуации. В гештальтпсихологии использовалось понятие проблемной ситуации. «Проблема возникает, например, тогда, когда у живого существа есть какая-либо цель и он не знает, как эту цель достигнуть»[15. С. 86]. Для дальнейшего изложения важно обратить внимание на тот факт, что гештальтпсихологи включали в понятие проблемной ситуации возникающую у субъекта цель. Отсюда следует, что понятие ситуации, видимо, предполагает, во-первых, самого субъекта и, во-вторых, известную избирательность к тем обстоятельствам, в которых этот субъект оказался. Другими словами, можно сказать, что ситуация есть не только набор различных обстоятельств, но это есть еще и отношение между субъектом и этими обстоятельствами. Именно отношение между субъектом и обстоятельствами, выраженное в виде цели субъекта, придает известную целостность ситуации.
Дело представляется таким образом, что если мы возьмем обстоятельства сами по себе как некоторые объективные свойства какой-либо точки пространства - времени, к которой можно привязать чисто внешним образом понятие ситуации, то сразу обнаружится принципиальная невозможность такого подхода в силу как полной неопределенности самих свойств, так и их числа. Только благодаря введению субъекта и поставленной перед ним цели отмеченная неопределенность снимается, одни свойства и обстоятельства становятся главными, существенными, а другие, наоборот, -второстепенными.
Как нам кажется, эту особенность понимания ситуации заметили представители поведенческой психологии. В частности, Э.Толмен в своей работе «Поведение как молярный феномен» критически относится к позиции Уотсона: «Уотсон в основном, по-видимому, описывает поведение в терминах простой связи «стимул-реакция»... он писал: «Мы используем термин «стимул» в психологии так, как он используется в физиологии. Только в психологии мы должны несколько расширить употребление этого термина. В психологической лаборатории, когда мы имеем дело с относительно простыми факторами, такими как влияние волн эфира различной длины, звуковых волн и т.п., изучая их влияние на приспособление человека, мы говорим о стимуле. С другой стороны, когда факторы, которые приводят к реакциям, являются более сложными, как, например, в социальном мире, мы говорим о ситуациях. Ситуация с помощью анализа распадается на сложную группу стимулов. В качестве примера стимула можно назвать такие раздражители, как пучок света различной длины волны; звуковую волну различной амплитуды и длины, фазы и их комбинации; частицы газа, подаваемые через такие небольшие отверстия, что они оказывают воздействие на оболочку носа; растворы, которые содержат частицы вещества такой величины, что приводят в активность вкусовые точки; твердые объекты, которые воздействуют на кожу и слизистую оболочку; лучистые стимулы, которые могут вызвать ответ на температуру; вредные стимулы, такие как режущие, колющие, ранящие ткань. Наконец, движения мускулов и активность желез сами служат стимулами вследствие того воздействия, которое они оказывают на афферентный нерв, заканчивающийся в мускуле»[17.С. 47-48]. Толмен понимает, что трактовка ситуации, которую предлагает Уотсон, приводит к вычленению бесконечного числа стимулов и принципиальной невозможности понять поведение. Он пишет: «Поведение как таковое, по крайней мере в настоящее время, не может быть выведено из сокращений мускулов, из составляющих его движений, взятых самих.по себе... Акт, рассматриваемый как акт «поведения», имеет собственные отличительные свойства. Они должны быть определены и описаны независимо от каких-либо лежащих в их основе процессов в мышцах, железах или нервах... Соглашаясь, что поведение имеет собственные описательные особенности, мы должны четко уяснить, каковы они.
Первым пунктом в ответе на этот вопрос должен быть установленный факт, что поведение в собственном смысле всегда, по-видимому, характеризуется направленностью на цель или исходит из целевого объекта или целевой ситуации. (Выделено мною. - Н.Е .) Полное определение любого отдельного акта поведения требует отношения к некоторому специфическому объекту - цели или объектам, на которые этот акт направлен, или, может быть, исходит от него, или и то и другое» [17. С. 50-53].
Таким образом, мы можем определить ситуацию как сочетание факторов, условий, обстоятельств и т.п., в которых оказался конкретный субъект и относительно которых он определил цель. Тем самым набор факторов, условий и т.п. теряет свою неопределенность и, наоборот, приобретает целостность, единство, что и характеризует ситуацию как специфическое пространство активности субъекта.
Тогда под нормативной ситуацией мы понимаем сочетание факторов, условий и обстоятельств, относительно которых социум предписывает субъекту определенные действия. Важны здесь два момента. Во-первых, мы видим, что такое определение нормативной ситуации связано с приписыванием нормативно заданных действий не самому субъекту, а объективным условиям, в которые субъект может попасть. Другими словами, нормативная ситуация относительно независима от субъекта. В этом случае система нормативных предписаний может быть отделена от субъекта и выступает как система знаний или культура. Во-вторых, нормативная ситуация, привязывая правила к атрибутам ситуации, все-таки обращает эти правила на субъект, вынуждая его действовать нормированным способом. Мы хотим подчеркнуть, что в нормативной ситуации нельзя быть пассивным. Именно поэтому нормативная ситуация есть пространство активности субъекта.
Тем самым пространство активности личности выступает как типичных ситуаций с набором стандартных, предписанных нормами способов активности, или культура.
Итак, нормативная ситуация и является единицей жизненного пространства личности. При этом если человек не выполняет социальные нормы, то общество применяет аппарат принуждения, функционирующий в различных формах с разной степенью давления: от дружеского совета до прямого насилия.
Структура- нормативной ситуации
Введенное нами понятие нормативной ситуации охватывает весьма широкий класс ситуаций. Они характеризуют взаимодействие людей друг с другом, взаимодействие человека с самим собой и взаимодействие человека с вещами. В соответствии с проделанным анализом всякая нормативная ситуация включает в себя следующие структурные компоненты: материальные свойства (или признаки) ситуации и правила (или предписанные способы действия), т.е. идеальные свойства (в терминологии Э,В. Ильенкова). Материальные и идеальные свойства нормативной ситуации представляют собой фактически ее внешние и внутренние свойства. Эти свойства можно назвать объективными свойствами ситуации.
Отнесение правил к атрибутам ситуации (т.е. к ее объективным сторонам, как, например, к какой-либо вещи, входящей в ситуацию) раскрывает ее одну чрезвычайно важную особенность. Если посмотреть на нормативную ситуацию, идя не от правила, а, наоборот, от вещи, то, для того чтобы быть культурным человеком, нужно уметь видеть не только вещь саму по себе, но и знать те правила, которые предписаны этой вещи в данной культуре. Таким образом, в культуре как системе нормативных ситуаций всякая вещь теряет свою непосредственность: она становится не только вещью (и не столько вещью), но и предметом человеческой культуры.
Рассмотрим любой объект, например стол. Как человек воспринимает стол? Во-первых, у него есть зрительный образ стола, в котором отражаются его особенности: форма, поверхность, цвет и т.д. Можно сказать, что построение зрительного образа стола и есть его восприятие. Но если мы попробуем определить, что такое стол, то сразу же возникнут трудности. В качестве стола может выступить и постеленная на траву газета, и бочка, и т.д. Тогда то. что мы воспринимаем в качестве стола, нельзя определить непосредственно воспринимаемыми свойствами вещи. Стол есть та система правил, которая предписана культурой для данной вещи. Другими словами, стол есть система правил в конкретных, зрительно воспринимаемых обстоятельствах. Следовательно, всякая вещь в культуре обретает два типа свойств: натуральные и культурные. Культурные (или предметные) свойства вещи и есть предписанные способы действия, фактически характеризующие ее функциональные свойства. Естественно, что они не выводятся из природных свойств вещей. Однако это совсем не означает, что природные свойства не могут быть «проинтерпретированы» именно как свойства, привязанные к конкретным культурным свойствам (или правилам). Таким образом, любая ситуация (любая вещь) в человеческой культуре имеет две группы свойств: внешние (натуральные, видимые) и внутренние (культурные, предметные, невидимые).
Встречаясь с любой вещью, человек так или иначе (адекватно или неадекватно) интерпретирует ее культурные свойства и в зависимости от этой интерпретации обращается с вещью. Особенно отчетливо наличие двух сторон при восприятии вещи выступило в исследовании М.К.Поттер[5. С. 136]: «В акте перцептивного узнавания можно выделить две основные фазы: во-первых, это организация поступающих раздражителей с выделением фигуры и фона, определением трехмерности, фактуры и пр.; во-вторых, отнесение организованного восприятия к одной или нескольким категориям...» Как видно из цитируемого отрывка, автор указывает на две составляющие: внешнюю (натуральную) и внутреннюю (культурную), участвующие в построении образа объекта. Значит, мы должны сделать следующий вывод: главная структурная особенность любой нормативной (а точнее сказать, культурной) ситуации состоит в том, что, всякий раз оказываясь в других зрительно воспринимаемых натуральных обстоятельствах, человек обязан интерпретировать их с точки зрения тех правил, которые привязаны к этим обстоятельствам в культуре. Другими словами, в зависимости от наличествующих правил человек как существо культуры должен уметь различать (интерпретировать) сами обстоятельства. Это и означает фактически, что человек должен постоянно давать ответы на вопросы: что и как делать можно в данных внешних обстоятельствах, а что делать нельзя, т.е. он должен постоянно заниматься рефлексией. Рефлексивность есть главное свойство нормативного (культурного) поведения.
Естественным было бы допустить, что одни и те же внешние обстоятельства (например, одна какая-либо конкретная вещь) могут быть проинтерпретированы разными субъектами как несущие различные правила (или функции). В этом заключена одна из структурных особенностей нормативной ситуации. Тем самым мы подчеркиваем, что хотя правила и привязаны к вещным свойствам, связь эта неоднозначна.
Неоднозначность обусловлена тем, что помимо объективных (внешних и внутренних) свойств в структуре нормативной ситуации можно выявить и еще одну группу свойств - субъективные (или смысловые). Эта группа свойств имеет отношение к тому человеку (или группе лиц), которые вводят данную нормативную ситуацию в систему существующих норм. Они несут в себе те цели (смыслы), ради которых нормативная ситуация вводится в культуру. Например, оплата проезда в транспорте вводится с целью рентабельности работы транспорта, т.е. в интересах тех лиц. которые поддерживают работу транспорта.
Смысловая сторона вводимой нормы весьма отчетливо проявляется в рекламе. Рекламируемый товар фактически представляет собой вещь, с которой связаны вполне определенные, культурно заданные правила ее использования, т.е. любой товар представляет собой и конкретную нормативную ситуацию. Очевидно, что рекламирование товара раскрывает в какой-то мере правила, связанные с его использованием. Однако в гораздо большей степени рекламирование товара подчеркивает смысловую сторону нормативной ситуации. Общая идея рекламы сводится к внедрению в сознание человека представления о том, как ему будет хорошо, если он приобретет рекламируемый товар (т.е. примет вводимую нормативную ситуацию). Это как раз и показывает, что в любой нормативной ситуации есть смысловой (или субъективный) слой. Строго говоря, рекламируется не само правило, а переживание его выполнения. Понятно, что переживание правила не является нормируемой стороной нормативной ситуации, но, как видно, оно обязательно ей сопутствует. Остановимся подробнее на этом моменте.
Переживание есть субъективное явление в том смысле, что оно присуще самому человеку, оказавшемуся в нормативной ситуации. Поведение также присуще самому человеку. Однако нормативная ситуация предписывает не то, как надо переживать, а как надо себя вести именно потому, что в поведении есть внешний момент, т.е. момент объективности, что и может быть отслежено, зарегистрировано объективно. Само же переживание есть весьма субъективная, скрытая от наблюдателя сторона. Именно поэтому в одной и той же ситуации люди могут переживать (и переживают) по-разному. Если же пытаться нормировать переживания, т.е. заставлять людей в одной и той же ситуации переживать одинаково, то здесь возникает ситуация несоответствия внешних проявлений и внутренней стороны переживания.
В структуре нормативной ситуации можно выделить еще одну группу свойств, которая связана с различиями между ситуациями. Эти свойства отражают новизну ситуации. Под «новым» мы понимаем такой продукт, который получается в результате преобразования старого. Соответственно всякая нормативная ситуация когда-то выступила в качестве новой, т.е. она была получена преобразованием исходной ситуации. Эта сторона нормативной ситуации также характерна для рекламы. Действительно, когда рекламируется товар (а соответственно и способ его употребления), обычно подчеркивается его новизна. В профессиональных нормах новизна внедряемой нормы является также одним из главных ее достоинств.
Итак, в любой нормативной ситуации мы выделяем следующие стороны: внешнюю, внутреннюю, объективную, субъективную (смысловую), эмоциональную (переживание), рефлексивную, преобразование.
Внутренняя противоречивость социальной нормы
Итак, если социальная норма является искомой единицей жизненного пространства личности, возникает необходимость показать противоположность входящих в нее двух начал: биологического и социального. То, что нормативная ситуация социальна, сомнения не вызывает. Но вот то, что она строится с учетом биологического начала, требует специального пояснения. Очевидно, что социальная норма вводится в целях регулирования поведения членов социума. Но это означает, что нормативная ситуация, для которой предусмотрена социальная норма, есть не только средство регуляции поведения, но и является точкой столкновения интересов индивида и социума. Она ограничивает индивидное поведение в интересах социума.
Следовательно, по своей структуре социальная норма фиксирует такую стандартную ситуацию, которая именно предполагает два возможных способа поведения: во-первых, поведение в интересах отдельного индивида, или поведение непосредственное, натуральное, животное, природное, побуждаемое его природными импульсами и желаниями, поведение эгоцентрическое; и, во-вторых, поведение ограниченное, преобразованное, построенное в интересах социума, или поведение культурное. Такая трактовка социальной нормы вскрывает ее внутреннюю диалектику.
Тем самым подчеркивается ряд моментов.
Во-первых, если природное или биологическое начало в человеке не вступает в противоречие с социумом, т.е. нет необходимости накладывать на него ограничения, то для таких ситуаций не нужны социальные нормы, и, более того, они вообще не являются ситуациями, входящими в пространство личностной активности, т.е. составляющими культуру.
Во-вторых, становится понятно, откуда берется социальная норма: она рождается из столкновения непосредственных, натуральных, биологических, природных побуждений различных субъектов (точнее, из столкновения индивидного поведения и видового). Другими словами, социальная норма исторически есть фиксация такой ситуации, в которой индивидное биологическое преобразуется в видовое биологическое как нормативное, культурное.
Поэтому социальная норма по своему историческому построению несет в себе внутреннюю биологическую напряженность, связанную с подчинением, ограничением индивидного биологического: индивид имеет внутри себя природную тенденцию действовать естественно, но именно этот натуральный способ запрещается. Таким образом, любая нормативная ситуация, несущая в себе культурную норму (будь это правило поведения в общественном месте, математическая формула, музыкальное произведение и т.д.), имеет внутри себя. энергетическую составляющую, выражающую напряженность природного начала в индивиде, которое этой культурной нормой и ограничено. Биологическое (природное) есть не что иное, как именно материал, из которого строится социальная норма. Однако, в силу того что это не просто биологический материал, а материал индивидно-биологический, он содержит в себе указанное энергетическое напряжение, готовое при снятии (группового, социального) ограничения проявить себя, вырваться. Таким образом, культурная норма, или культура, есть напряженная биосоциальная система, в которой природное (натуральное) именно противостоит социальному.
На наш взгляд, такое понимание двойственности социальной нормы находит подтверждение в отечественной психологии. Рассмотрим культурно-историческую теорию Л.С.Выготского.
Действительно, если проанализировать ее ключевую единицу -культурное средство, как его понимает Л.С.Выготский, то можно увидеть что последнее объединяет в себе две стороны: натуральную, т.е. то качество средства, которое выступает в нем как естественное, и культурную - способ его употребления в культуре. Средствами, по Л.С.Выготскому, являются различные знаки, среди которых особая роль в психическом развитии ребенка отводится слову. Анализируя опыты Аха, Л.С.Выготский подчеркивает натуральную сторону слова, которая вышла на первый план в его исследовании: «Однако слова не выступают с самого начала в роли знаков, они принципиально ничем не отличаются от другого ряда стимулов, выступающих в опыте...»[3; Т. 2. С. 127]. Обсуждая проблему развития речи в учении В.Штерна, Л.С.Выготский также отмечает существование натуральной стороны речи - это «грандиозная сигналистика речи», которая «выделяется для ребенка из всей остальной массы сигнальных стимулов, приобретая совершенно особую функцию в поведении - функцию языка»[3; Т. 2. С. 84]. Итак, мы видим, что средство у Л.С.Выготского действительно имеет две стороны. При этом культурная сторона средства (его способ употребления) именно в силу того, что она не выводится из натуральных свойств средства, по смыслу противоположна натуральному свойству в том отношении, что она не открывается непосредственно субъекту, а значит, требует известного напряжения, связанного с подчинением натурального в человеке логике культурного.
Точно так же, по Э.В.Ильенкову, всякое культурное качество вещи составляет ее идеальное свойство: «"Идеальность" - это своеобразная печать, наложенная на вещество природы общественно-человеческой жизнедеятельностью, это форма функционирования физической вещи в процессе общественно-человеческой жизнедеятельности. Поэтому-то все вещи, вовлеченные в социальный процесс, и обретают новую, в физической природе их никак не заключенную и совершенно отличную от последней ''форму существования", "идеальную форму"»[4. С. 256]. В теории деятельности «идеальность» вещи выступила как ее предметность. а.г.асмолов пишет: «Сущность феноменов и принципа предметности особенно ярко проступает в тех фактах, в которых проявляется расхождение и даже конфликт между естественной логикой движения, определяемой чисто физическими свойствами объекта как «вещи», и логикой действия с «предметом», за которьм в процессе общественного труда фиксирован вполне определенный набор операций»[2. С. 96]. Таким образом, следование принципу предметности в теории деятельности (А.Н.Леонтьев, Д.Б.Эльконин, А.В.Запорожец, Л.А.Венгер, В.В.Давыдов и др.) приводит к пониманию внутренней напряженности любой культурной нормы, в том числе и любого (предметного) действия.