Христианская проповедь, или
О Слове Божьем и слове человеческом
«Если протестантизм когда-либо умрет от полученного в спину удара кинжалом, этим кинжалом будет протестантская проповедь» — такими смелыми словами начинается книга Дональда Миллера «Путь к библейской проповеди». Удачно выбранная метафора известного проповедника как нельзя лучше показывает, источником какого большого риска для жизни церкви может стать произносимая в ее стенах проповедь. Почему это так? Поиску ответа на данный вопрос посвящена статья, которую я адресую своим собратьям и коллегам.
К истории вопроса
Как известно, путь к духовному и богословскому самоопределению протестантизма лежал не только через жесткую критику всякого рода злоупотреблений господствующей церкви, но и через создание своей, во многом отличной и по сути альтернативной философии христианской веры и церкви. В основе этой философии можно увидеть новый по форме, но не по существу принцип, лаконично сформулированный во время Реформации как Sola Scriptura. Так обозначился разрыв новых, нарождающихся форм и канонов богослужебной жизни с традиционными.
Подобные радикальные перемены быстро привели к тому, что на смену католической мессе пришла проповедь. Другими словами, таинство евхаристии (метафизическое причастие Христу через освящаемые церковью хлеб и вино), действенность которого вовсе не была обусловлена верой, было заменено другим таинством, таинством Слова. Действенность уже этого таинства, точнее, то, насколько глубоко через него человек мог приобщиться Христу, напрямую зависела от веры приобщающегося. Если в первом случае приобщение Христу происходило благодаря власти церкви, которая через институт священства распоряжалась, как считалось, вверенной ей свыше благодатью, то во втором — благодаря власти Слова, усвояемого верой. Что имеется в виду во втором утверждении?
Дело в том, что именно проповедь, проповедь изъяснительная была общей характеристикой деятельности всех ведущих реформаторов. (Кстати, и экзегеза библейского текста, как методология его толкования, берет начало тогда же.) Отныне для всех протестантов становилось аксиоматичным то, что Бог открывает Себя не через церковные институты, но в Слове, что Его волю можно узнать не из постановлений соборов, а из Слова, что приобщаться Ему нужно не через многосложную систему таинств, но через Слово же. Однако сказанное совсем не означает того, что реформаторы отрицательно относились к таинствам и не считали необходимым принятие их верующими. Другое дело, что было сокращено их число (из семи признаваемых Католической церковью протестанты сохранили два — крещение и евхаристию), но никак не отвергнута их важность. И все-таки первым и основным критерием того, что есть истинная церковь, по крайней мере для Лютера и Кальвина, было то, проповедуется ли в ней Слово Божье. Поэтому даже в праздновании Вечери Господней святость происходящего обусловливалась прежде всего Словом Христа, а не природой евхаристических хлеба и вина.
Этот краткий экскурс в историю понадобился нам для того, чтобы мы понимали всю ответственность, которую взяли на себя протестанты, когда, провозгласив принцип Sola Scriptura, сместили акценты в богосознании и богослужении церкви от таинства мессы к таинству Слова. Таким решительным шагом протестанты не только начали борьбу за очищение христианской веры от спекулятивных измышлений людей, но и поставили себя в очень уязвимое положение. Почему?
Во-первых, ни о каком былом единстве христиан не могло быть и речи, поскольку каждый настаивал на своей собственной интерпретации Священного Писания.
Во-вторых, всякий, кто погружался в стихию толкования Слова Божьего, не мог до конца преодолеть ни своих предрассудков, ни ставшей естественной после грехопадения ограниченности своих умственных сил, ни избавиться от свойственной каждому смертному предвзятости. Все это не могло (и не может сегодня!) не оказывать своего негативного влияния на конечный результат толкования священного текста. Тем не менее мы не были бы протестантами, если б не считали, что для несовершенного ума все же предпочтительней остаться наедине с совершенным Словом, чем с пронизанным суеверием таинством.
Очевидно, что ответственность людей, претендующих на роль глашатаев Божьих, просто громадна, и от того, насколько это понимается нами, во многом зависит благочестие и богомыслие как отдельных верующих, которые внимают нашим проповедям, так и всей Церкви в целом. Итак, что же такое христианская проповедь?
О важности понимания того, что есть проповедь
От ответа на поставленный вопрос зависит больше, чем может показаться на первый взгляд. Речь идет не о каких-то частностях, личных предпочтениях или терминологических тонкостях. Нет, все гораздо серьезней. Непонимание того, что есть христианская проповедь, какова ее природа, с одной стороны, и каково ее место в богослужении — с другой, привело к плачевной картине: едва успев порадоваться своему быстрому росту, протестанская Церковь вынуждена прощаться (хочется верить, не навсегда) с милыми нашему сердцу людьми, для которых она перестала быть желанным местом. Не вдаваясь в подробный и исчерпывающий анализ причин такого явления, все же хотелось бы указать на одну — качество наших проповедей, мои дорогие собратья.
Более того, необходимость четкого понимания того, что есть проповедь, продиктована и тем, что именно проповедь идентифицирует Церковь. Видимо, по-другому и быть не может, если «вера от слышания, а слышание от слова Божьего» (Рим. 10:17). Духовное качество проповеди позволяет определить то, насколько живым и глубоким является опыт богопознания Церкви. Церковь с богатым духовным опытом вынуждена будет просто отторгать те проповеди, которые не только неактуальны, но и достаточно поверхностны с точки зрения толкования библейского текста. И на это вовсе не следует обижаться, напротив, это — сигнал, сигнал к тому, чтобы радикально пересмотреть приоритеты своего пасторского служения.
Увы, но еще достаточно распространенным является заблуждение, что, мол, подготовиться к проповеди не составляет проблем, что это не задача первостепенной важности: главное-де, благовестие, евангелизация. Естественно, что если все основное время пастора будет отдаваться посещению членов церкви и благовестию, понимаемому в таком смысле, на подготовку проповеди и себя к ней просто не остается времени. При таких приоритетах суждение о том, что проповедь — это не самое важное, а значит, отдавать ей много сил и времени (да еще еженедельно!) не стоит, просто неизбежен. Более того, если к этому добавить еще одно заблуждение, что, дескать, «Святой Дух мне поможет на кафедре в субботу, ведь Он знает, сколько у меня было других дел на неделе», тогда вышеназванная позиция укрепится еще больше. Извольте, но это, мягко говоря, не так. Вот два примера из Евангелия.
Вы когда-нибудь задумывались о том, сколько времени Иоанн Креститель готовился к своей первой проповеди «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное»? Одинокий отшельник, Духом ведомый в пустыню, «день и ночь» проводил в изучении пророчеств о Мессии. И так не один год. А сколько времени понадобилось Иисусу для того, чтобы приготовиться произнести Нагорную проповедь? «Иисус, начиная [Свое служение], был лет тридцати » (Лк.3:23). Да, мы должны испытывать по крайней мере неловкость, позволяя себе произносить в слух братьев и наших сослужителей слова о том, что проповедь — это не самое важное в деле созидания Церкви.
И, пожалуй, самое главное. От качества наших проповедей зависит не только то, останутся ли в Церкви новообращенные, не только то, углубится ли опыт богопознания наших братьев и сестер, но и гораздо большее — спасение грешников. Для Мартина Лютера проповедь была еженедельной эсхатологической битвой с дьяволом, битвой за освобождение из его пасти людей, оказавшихся там по стихиям мира сего. Если мы действительно считаем себя наследниками великих идей и духа Реформации, вряд ли нам удастся отстоять тезис о том, что приготовить проповедь и самому приготовиться к ней — это не самое важное в пасторском служении.