Отметим еще и недавно открытое интересное свойство чая – он светится в темноте. Это свечение выявляет в заваренном чае очень чувствительный прибор, преобразующий свет в электроток, который усиливается до нужной величины. В зависимости от качества чая в его свете преобладает определенная цветовая группа, что отражается на показаниях прибора, поэтому такой прибор, вероятно, будет полезен нашим ученым-чаеводам и титестерам. Кстати сказать, у нас изобретен и такой прибор, который позволяет по кривой осциллографа определять силу запахов, что также поможет специалистам лучше оценивать чай.
Родина чайного растения – Юго-Восточная Азия, а точнее – тот регион, где расположен современный Вьетнам. Отсюда чай распространился в другие страны – в Китай, Бирму, Индию и т. д. Родиной чая-напитка издавна считается Юго-Западный Китай, провинция Юньнань. Здесь чай известен с незапамятных времен. В китайских письменных источниках он упоминается за 2700 лет до нашей эры. Как рассказывается в китайской легенде, удивительные свойства чая открыли в глубокой древности пастухи, которые заметили, что стоит овцам или козам поесть листья какого-то вечнозеленого деревца – и они становятся резвыми, бойкими, легко взбираются на гору. Пастухи решили попробовать действие этих листьев на себе. Они высушили их, заварили в кипятке, как поступали с другими лекарственными, травами, и стали пить ароматный настой. Так был открыт чай – «божественная трава». В III—IV веках нашей эры чайное дерево в Китае стали возделывать на плантациях, формированием кроны превратив его в невысокий куст, чтобы удобнее было собирать урожай листьев. Сперва чай был лекарством, причем его употребляли не только как питье, укрепляющее силы и волю, «радующее дух», снимающее головную боль, улучшающее зрение, но и в виде пасты против ревматических болей. Чай высоко ценился, императоры дарили его своим сановникам за услуги. Лишь позднее, в VI веке, он стал обиходным напитком аристократии, а в X веке стал общенародным, национальным напитком.
Центрами китайского чаеводства стали: провинция Ханькоу, где возделывались известные сорта чая «Онфа» и «Янлоудун», провинция Аньхой, прославившаяся очень ароматным чаем «Кимин», провинция Цзянси, производившая чай «Нингчоу». В разных древних сочинениях чай именовали «тоу», «тсе», «кха», «чунг», «минг». В IV—V веках практика показала, что лучший напиток получается из самых молодых листьев, и к первородным
именам чая прибавилось еще одно – «ча», что значит «молодой листок». В зависимости от местного названия того или иного сорта китайцы применяют сейчас множество слов, обозначающих чай, но большинство их содержит частицу «ча». Словом «ча-е»
называется по-китайски чай в листьях, словом «ча-и» – готовый сухой чай и чай-напиток.
Русское слово «чай», которое впервые пришло к нам как монгольское «цай», переняли от нас болгары, сербы, чехи; португальцы говорят «чаа», арабы – «шай», народы Индии, Пакистана и Бангладеш – «чхай» или «джай», калмыки – «ця», народы Средней Азии – «чай» или «чой». Японцы назвали чай «тья» или «тя», и от этого названия произошел латинский ботанический термин «теа», а от него – «ти» у англичан или «тэ» у французов, немцев, испанцев, итальянцев и у ряда других европейских народов. В Польше чай продавался в аптеках как лекарство наряду с лечебными травами и по латинскому слову «герба» (трава) получил название «хербата».
Самые нежные верхние листочки побега, покрытые серебристо-белыми волосками, составляющие особо ценную часть сырья (из которой получаются типсы), стали называться в Китае «бай-хоа» – белая ресничка; китайские купцы часто произносили это слово, подчеркивая высокое качество товара, и в русской терминологии название «байховый» приобрело обобщенный смысл: так мы называем сегодня все рассыпные чаи в отличие от прессованных.
Китайские буддисты создали легенду о божественном происхождении чая и его высоком назначении. Давно, очень давно, говорит эта легенда, на Желтой Земле жил старый монах Даррама, или Та Мо. Увидев однажды во сне Будду, он так возликовал, что дал обет день и ночь проводить в молитве, не смыкая глаз. Он долго противился сну, но наконец, побежденный усталостью, крепко заснул. Проснувшись, Даррама разгневался на себя великим гневом, он отрезал себе веки и бросил их на землю. И вот на месте ужасного подвига вырос дивный куст: листья его дают чудесный напиток, отгоняющий сон, вселяющий бодрость...
Буддисты, чтобы продлить часы благочестивых размышлений, пили много чая. В древнейших китайских манускриптах встречаются такие восхваления чая: «Чай усиливает дух, смягчает сердце, удаляет усталость, пробуждает мысль и не позволяет поселиться лени, облегчает и освежает тело и проясняет восприимчивость... Сладкий покой, который ты обретешь от употребления этого напитка, можно ощущать, но описать его невозможно... Пей медленно этот чудесный напиток, и ты почувствуешь себя в силах бороться с теми заботами, которые обыкновенно удручают нашу жизнь».
Многих своих любителей и почитателей чай приводил в восторг. Ло Тунг, китайский поэт времен династии Танг, писал: «Первая чашка увлажняет мои губы и горло; вторая уничтожает мое одиночество; третья исследует мои сухие внутренности, чтобы найти в них пять тысяч томов странных знаков; четвертая чашка вызывает легкую испарину – все печали жизни уходят через поры; с пятой чашки я чувствую себя очищенным, шестая возносит меня в царство бессмертия, седьмая... ах, но я уже больше не могу... Я чувствую лишь дыхание прохладного ветра, которое поднимается в моих рукавах...».
Искатели эликсира бессмертия считали чай необходимым и важным составным его элементом.
Китайский император Киен Лонг сочинил поэму о чае и приказал писать ее на всех фарфоровых чашках. Знаменитый китайский поэт Лу By, фаворит императора Тайсунга (763—779 гг.), посвятил чайному делу трехтомный труд «Чакинг», то есть «Священное писание о чае». Лу By считался великим мастером приготовления чая, и один мандарин прославился тем, что... не оценил по достоинству произведение его искусства! Китайские купцы почитали Лу By своим божественным покровителем.
Ценность чая была настолько очевидна и бесспорна, что во многих странах Азии и в некоторых странах Африки он служил разменной монетой.
В литературе первое упоминание о чае принадлежит арабскому путешественнику Абу-Зейд эль-Гасану, который отмечает, что после 879 года налоги на соль и чай были главными источниками доходов в Кантоне. В XIII веке о чае писал Марко Поло, в XVI рассказывали о нем Джованни Батиста, Раммузио, Алмейда и другие путешественники.
Первыми из европейцев завезли чай в свою страну в 1517 году португальцы, за ними – в 1610 году – голландцы. Во Франции он появился в 1636 году. С XVII века, когда корабли голландской торговой компании начали завозить чай в Европу, он стал медленно, но верно завоевывать европейские города и села.
Прочней всего чай обосновался в Англии. Здесь история чаепития началась, вероятно, с 1664 года, когда купцы английской Ост-Индской компании преподнесли в дар королю Карлу II два фунта чая, перекупленного у голландцев (есть также сведения, что первое знакомство англичан с чаем произошло еще раньше – в 1650 году). От придворных и знати мода на чай распространялась все шире и шире. На первых порах не все знали, как обращаться с листом китайского растения: некоторые делали из него...салат! Но такие недоразумения со временем рассеялись. В первой половине XVIII столетия кофейни Лондона фактически превратились в чайные. По уровню потребления чая Англия в несколько раз превзошла Китай. Верными поклонниками «напитка бодрости» стали многие выдающиеся англичане. Знаменитый лексиколог, поэт и критик XVIII века Сэмюэль Джонсон, проживший долгую жизнь, рекомендовал себя в качестве «закоренелого и бесстыдного чаепийцы, который в течение двадцати лет запивал свою еду только настоем этого очаровательного растения, который за чаем проводил вечера, чаем утешался в полночь и чаем приветствовал утро». По любви к чаю Англия наших дней оставила далеко позади все другие страны. Англичане пьют настой совершенно непривычной для нас крепости (обычно с молоком) и пьют не только дома, но и буквально всюду – на фабриках и заводах, в учреждениях, учебных заведениях, на вокзалах и автостанциях, в ресторане, кафе, отелях, на всех приемах и встречах...
Чайный куст впервые привез в Европу в 1763 году шведский капитан Эксберг для знаменитого ученого Карла Линнея, который попытался этот куст акклиматизировать.
Европейские мореплаватели, торговцы, переселенцы в разное время познакомили с чаем жителей Африки, Америки, островов Мирового океана. Любопытное описание одного такого случая оставил русский мореплаватель Отто Евстафьевич Коцебу, совершивший три кругосветных путешествия. Высокообразованный, прогрессивный и гуманный исследователь неведомых стран, он с теплым чувством и уважением относился к народам, которых цивилизованный мир прошлого века назвал дикарями. Во время одного из плаваний он угостил чаем на открытом им острове в архипелаге Маршалловых островов вождя местного племени по имени Рарик. Чай, к несчастью, был слишком горяч. Рарик обжегся и от неожиданности выронил чашку, а соотечественники, смотревшие на него во все глаза, так перепугались, что бросились было бежать. Только со второй попытки подружиться с чаем, которую предпринял умный и храбрый вождь, дело пошло на лад.
В Японии чай впервые появился, видимо, в начале VIII века; есть сведения, что в 729 году император Шому в своем дворце угощал чаем сто монахов. Секреты чаеводства эта страна освоила в начале IX века (от китайского чая, семена которого впервые привез монах Саихо в 801 году, появилась здесь морозостойкая мелкелистная разновидность). В народный обиход чай в Японии вошел только в XVII веке.
Почти одновременно с японцами – в начале IX века – стали осваивать чаеводство корейцы. С 1824—1826 годов чай на Яве и Суматре разводят голландцы. Причем стоит заметить, что на Яву японский и китайский чай-куст был впервые завезен еще в 1684 году, а с 1878 года здесь стали широко культивировать индийский чай. В 1824—1825 годах закладываются первые плантации чая во Вьетнаме. С начала XIX столетия начинают быстро культивировать чайный куст Индия (с 1834 года) и Шри Ланка (с 1842 года). К концу века их чай на некоторых рынках теснил даже китайский. Стали развивать эту доходную культуру и другие страны.
По мере распространения чай становился самым любимым напитком мира, в Европе в силу различных исторических причин (обычно в зависимости от характера колониального хозяйства и торговых связей того или иного государства) чай не смог вытеснить более «старый» кофе лишь в сравнительно небольшом числе стран – в Испании, Франции, Австрии, Германии, в Скандинавских странах. Зато в остальных государствах он утвердил свое господство почти безраздельно.
В начале XVIII века вместе с английскими колонистами он обосновался в Северной Америке. Интересно отметить, что высокие английские пошлины на чай и присвоенная англичанами привилегия доставлять его только на своих судах привели к тому, что в 1773 году возмущенные американцы потопили в гавани Бостона три английских чайных клипера. Этот инцидент, на который англичане ответили репрессиями, ускорил войну Америки за независимость.
«Чайной» страной с высоким уровнем потребления этого напитка стала Канада. Из стран Южной Америки, в основном «кофейных», чаи утвердился в Аргентине. К «чайным» относятся страны Юго-Восточной и Центральной Азии, Среднего Востока, Восточной Африки. Титул чайного континента можно вполне присвоить и Австралии.
В то время как Китай и Япония, бывшие его основными поставщиками на мировом рынке в прошлом веке, ныне утратили свою главенствующую роль, появились новые производители.
В свое время англичане начали широко развивать эту культуру в Индии. Затем в 1870 году, когда вредители почти полностью уничтожили кофейные плантации на Цейлоне (Шри Ланка), шотландец Джеймс Тейлор, директор ботанического сада в Канди, подал идею о превращении острова в чайную плантацию. Эта цель была достигнута.
С тех пор эти две страны – Индия и Шри Ланка – не прекращали расширять площади, отводимые под чайные плантации. Они намного опережают другие страны и являются самыми крупными производителями чая в мире.
Сейчас из зарубежных стран больше всего чая производит Индия – она выпускает его 460 тысяч тонн в год. Из них более 100 тысяч тонн идет на экспорт в 48 стран, в том числе значительная часть в социалистические страны. За нею следуют Шри Ланка (210 тыс. т), Япония (97 тыс. т), Индонезия (55 тыс. т), Турция (45 тыс. т), Бангладеш (30 тыс. т), Иран (20 тыс. т). Производят в Азии чай Малайзия, Бирма, Таиланд, Вьетнам, Папуа и Новая Гвинея. В Африке чаеводством занимаются в Кении (49 тыс. т), Малави (24 тыс. т), Уганде (20 тыс. т), Мозамбике (18 тыс.500 т), Танзании (12 тыс. т), и в меньших масштабах в других странах. В Южной Америке чай производят Аргентина (24 тыс. т), Бразилия (6 тыс. т) и в небольшом количестве некоторые другие страны, в Северной Америке – Мексика, в Центральной Америке – Гватемала, Ямайка. Занимаются чаеводством в Австралии и на островах Океании. Основную массу чая производят Азия и Океания – свыше миллиона тонн, они фактически и снабжают им весь мир. Много чая выращивают и в Африке, где основные чаепроизводящие страны вывозят его за границу, и сравнительно мало – в Латинской Америке. При этом названные цифры (в основном округленные ориентировочные показатели 1974 года) несколько меняются в зависимости от погодных условий сезона, государственных закупочных цен и т. д. Но в целом мировое производство чая растет.
В Европе единственной страной, жители которой в основном пьют свой собственный чай, является Советский Союз, хотя опытные посадки чая есть и в некоторых других странах. СССР выпускает из сортового чайного листа свыше 100 тысяч тонн байхового и плиточного чая в год и идет в ряду чаепроизводящих стран на одном из первых мест. Кроме того, из несортового (грубого) листа у нас производят зеленый кирпичный чай—10 100 тонн в год (по данным 1976 года).
Ведущее место в чайной промышленности и торговле занимает черный байховый чай, который большинство из нас считает не только самым «типичным», но и самым лучшим. Однако в зеленом байховом чае, как уже говорилось, гораздо больше полезных веществ, и потому наиболее активными профилактическими и лечебными свойствами обладает именно этот чай. Зеленым его называют из-за оливково-зеленого цвета чаинок (темнее бывает чай низшего сорта, пересушенный или застарелый), сам же напиток золотисто-соломенный или янтарно-желтый, со своеобразным приятным терпким вкусом и тонким, но сильным ароматом – более сильным, чем у черного чая. К этому чаю, между прочим, очень подходит арбузное и ореховое варенье.
Желтый чай близок к зеленому по содержанию катехинов и витаминов, а следовательно, и по ценнейшим биологическим свойствам. Однако он отличается более интенсивным янтарно-желтым цветом, более мягким и лишь слегка терпким вкусом и более утонченным, ни с чем не сравнимым ароматом. Этот чай обладает значительным возбуждающим действием. Он хорошо ароматизируется жасмином. Когда-то желтый чай с его уникальным по мягкости вкуса и тонкости аромата букетом считался «императорским», он был доступен лишь семье императора, высшим сановникам и высшему духовенству, экспортировать его было запрещено. Сейчас желтый чай распространен в Китае больше всех других.
Красный чай, так называемый «улун», или «оолонг», дает ярко-красный настой, он имеет очень приятный оригинальный «пикантный» вкус, великолепный пряный аромат. Знатоки характеризуют его словом «изумительнейший». Красный чай – «чемпион» по содержанию эфирных масел: в нем также гораздо больше катехинов (почти вдвое) и других полезных веществ, чем в черном. Ароматизированный красный чай называется «пушонг».
Эти основные четыре типа чая – черный, зеленый, желтый и красный (получившие свое название не по цвету настоя, а по характерным особенностям окраски чаинок или частиц полуфабриката) – образуют неисчислимое множество товарных сортов, которые группируются по различным видам чая: чай рассыпной, прессованный, растертый в пудру, спрессованный в таблетки с добавлением сахара, молока, лимона, экстрагированный (кристаллический или жидкий). В пределах этих видов существуют и особые разновидности чая, например очень редкий, исключительный по качеству так называемый цветочный чай, состоящий целиком или почти целиком из типсов. Особенно много сортов имеет черный чай, меньше – зеленый, еще меньше – красный и совсем мало – желтый, для которого высокий сорт – признак не только характерный, но и непременный (средних и низших сортов у этого чая нет).
Все четыре типа чая во всем многообразии его видов могут быть изготовлены из листьев одного и того же куста, и это говорит о том, какое большое значение для качества чая имеет способ переработки сырья. Но для самого хорошего чая нужно иметь и самый хороший чайный лист.
Искусство выращивать лучший куст и делать из него лучший чай – старинное, но еще далеко не вполне освоенное, в нем сделано много важнейших открытий, но остается не меньше загадок. В этом искусстве, как и во всяком другом, прекрасному поистине нет предела.
Мудрость королевы камелий
По первому определению Карла Линнея, чай считали китайской камелией – самой прекрасной из камелий, их королевой, но это поэтическое имя увенчало чай не на заре, а уже в зените его славы.
Когда в Европе познакомились с чаем, у него наряду с друзьями нашлись и враги, в первых рядах которых, разумеется, не замедлили выступить владельцы плантаций кофе и какао. Они говорили, что чаепитие, мол, это порочный, даже отвратительный обычай, утверждали, что от чая мужчины теряют стройность и привлекательность, а женщины – красоту. В России некоторые религиозные секты отвергали чай так же, как и табак. Обыватели приписывали ему самые нелепые вредоносные свойства. Однако реальные достоинства чая вскоре пробили ему дорогу сквозь заслон злонамеренного поклепа и невежественного пустословия. Сегодня полезность чая уже не подвергается сомнению, хотя далеко не все из нас ценят чай в полную меру его преимуществ. Чаю посвящена богатая литература, авторы которой славят его не только за товарные качества, но и за достоинства нравственного характера.
Чай входит в наш дом как благородный, надежный друг. Он не потакает вредным наклонностям, не увлекает в бездну наркотического безумия, не разжигает эгоцентрических, агрессивных страстей, не разрушает нашего организма. Нет и нет! Совсем наоборот: он несет нам радость, здоровье, силу ума, бодрость духа, располагает к дружескому взаимопониманию.
Давние любители чая таджики сложили о нем легенду, которую Мухаммед Ауфи в книге «Собрание рассказов и сияние преданий» изложил так: «Имеющий уши – да услышит. В поднебесных горах Хисара жил правитель Хусейн. И было у него семь могучих сыновей, опора его старости. Но злые девы, пришедшие из Герата, поссорили их друг с другом. И поднял меч брат на брата, и почернело солнце, и остыла земля. И явились захватчики Хуттоляна, и полонили таджиков. И тогда отправился старый Хусейн на высокую гору, что указана в священной книге «Авесте». На самой вершине ее восседал могучий волшебник Ахтай. Выслушал он старца и одарил его пучком сухой травы: «Заваришь ее, напоишь сыновей, и воцарится мир в твоем доме, погибнут враги твои». Так и сделал старый правитель. И свершилось, как предрекал волшебник. Помирились сыновья, новые силы наполнили их тела, и выгнали они со своих земель кровавого Хуттоляна. Да будет проклято имя его».
Чай – символ радушного гостеприимства. Он породил поговорку, которую на весь свет возглашала надпись на русском самоваре, представленном на всемирной выставке в Вене в 1873 году: «Самовар кипит, уходить не велит». А помните, что без обиняков потребовал у Владимира Маяковского его лучезарный гость Солнце, вступая на порог?
Ты звал меня?
Чаи гони,
Гони, поэт, варенье!
Поэт Нодар Гурешидзе в стихотворении «Грузинский чай» так описывает свою встречу с семьей рабочего в Германской Демократической Республике:
Над стаканами чая синеет дымок,
Шутит Ганс: «Вот же нравится вам наше пиво,
А жену мою чай ваш грузинский увлек.
Но и то и другое, конечно, не диво».
Так мы пили, и в мирного говора звуки
Звон стаканов вплетался, сиял в небе месяц...
Вспоминал я с любовью и гордостью руки
Очхамурских, лайтурских и прочих кудесниц.
В бельгийском городе Экоссин-Лален власти ежегодно устраивают в ратуше званый чай, на который приглашаются только холостяки и незамужние женщины. Мужчины одеты так, как подобает женихам, женщины – как невесты. Их торжественно, с оркестром, встречают мэр, члены городского совета... Статистика свидетельствует, что половина свадеб в городе происходит после этого праздника.
В нашем отношении к чаю, к этому удивительному напитку, мы лишь продолжатели давних традиций, преемники лучших чувств, которые вызывал он у наших предков и которые мы в своем духовном развитии подняли на новую, высшую ступень.
Основатель и первый президент японской государственной академии изящных искусств в Токио Какудзо Окакура в своей «Книге о чае» отмечает, что в VIII столетии на своей родине – в Китае – чай стал средством утонченного развлечения. В XV веке чаепитие возводится здесь в культ, возникает особое религиозно-философское направление – «тиизм». Объясняя природу «философии чая», Окакура говорит, что ее основа – это поклонение прекрасному среди низости обыденного существования, мечта о добре в несовершенном мире, полном зла, подчинение законам милосердия в отношениях между людьми. Чай – это приятное без излишества, уникально ценное без дороговизны, это естественность и гармония, гостеприимство и миролюбие. Чай – это гигиена, потому что побуждает к чистоте; это бережливость, потому что учит находить комфорт в простом и скромном; это «моральная геометрия», определяющая оптимальную форму сочетания личных интересов с интересами других. Сравнивая чай с другими напитками, Окакура не видит в них его достоинств; он называет вино вызывающим, упрекает кофе в спесивом самодовольстве, порицает какао за жеманность...
В XV веке в Японии сложился целый ритуал чаепития – «тяною», позаимствованный из Китая; в XVI веке его довел до совершенства просветитель Сэнрикю. Окакура считает, что именно в Японии чайный ритуал достиг своей высшей формы. Чай получил особое, возвышенное значение в домашнем обиходе. У каждой японской семьи (конечно, достаточно состоятельной) была, как и у китайцев, особая «чайная комната» (часто отдельный «чайный домик»), где происходила церемония чаепития. Эта небольшая комната обставлялась просто, даже бедно, по принципу «нехватка лучше, чем излишество»; все в ней было выдержано в спокойных тонах, кроме всегда ослепительно-белой скатерти и белого же бамбукового ковша для разливания чая; при этом были нежелательны не только резкие штрихи в обстановке, но и громкие звуки, лишние слова и жесты. Украшением комнаты служили цветы в вазе (иногда один цветок), причем недопустимо было сочетание живых цветов с нарисованными, а тонкий эстет мог, например, над букетом водяных лилий поместить картину с изображением летящих над озером диких уток. Исключалось навязчивое однообразие, повторение красок, изгонялась симметрия, жесткая определенность. Если чайник был круглый, то кувшин для воды – угловатый; если чайница была лакированная, то не допускались чашки с черным рисунком. В классический комплект чайных принадлежностей входило 24 предмета. Особенно ценился синий и белый китайский фарфор. Везде и во всем была идеальная чистота, включая дорожку, которая вела в чайный домик, но эту дорожку могли украшать специально стряхнутые с деревьев золотые и алые осенние листья, а старинные металлические вещи в комнате полагалось чистить слегка, не до блеска... Весь стиль, весь дух чайной комнаты в ее аскетической простоте, естественности и некоторой неопределенности как бы оставлял посетителю возможность дополнить видимое в своем воображении, по своему вкусу. Скромный хозяин не претендовал на совершенство своего душевного мира – он лишь обозначал исходное начало в стремлении к этому совершенству...
Надо заметить, что какой-нибудь богач мог построить чайный домик из очень дорогих пород дерева и других драгоценных материалов, мог вложить в него целое состояние, но при обязательной стилизации под скромность и простоту.
Чайная комната носила название «приют фантазии», и она действительно была тем приютом, где в отрешении от забот и невзгод приятно проводили время в кругу семьи или принимали гостей – обычно не больше пяти. Пить мастерски приготовленный чай за изысканно сервированным столом, наслаждаясь гармонией форм и красок, в обществе родных и друзей, – таков был высший смысл чайной церемонии, выполняемой обычно в честь почетного гостя. Ее специальным содержанием было умение ловко, изящно, безупречно вымыть и подать посуду, приготовить «церемониальный» зеленый чай, измельчив его в. порошок, заварить его, многократно засыпая маленькими порциями и тут же заливая понемножку кипятком и взбивая бамбуковой мутовкой, и, наконец, предложить готовый чай гостю. Каждый предмет следовало вносить в комнату отдельно, а вся церемония должна была содержать 37 различных действий, исполняемых по строгим правилам. Например, подать гостю чашку полагалось с поклоном и обязательно левой рукой. Иногда все это исполняли красиво одетые девушки, сопровождая свою работу изящными, пластичными движениями; их поза, жесты, улыбки, как и другие детали ритуала,— все было подчинено традиционному порядку чередования и принятым формам выражения. Это театрализованное представление шло неторопливо, почти бесшумно; беседовать полагалось тихо, солидно. Сахар в терпкий церемониальный чай не клали – это считалось излишеством и грубостью, оскорбительной для естественной прелести чая. Исполняя церемонию по всем правилам, и притом неторопливо, обстоятельно, празднично-красиво, хозяин услаждал дорогого гостя художественной символикой прелестей жизни и вместе с тем выражал ему свое глубокое уважение. А гостю подобало распробовать чай, оценить, выразить удовольствие и благодарность хозяину.
Доставить другу самое большое наслаждение в пределах скромных возможностей, передать ему свое доброе чувство от всей души, но без самодовольства и навязчивости – вот в чем было высшее искусство чайного ритуала.
Входя в низенькую дверь чайной комнаты, даже вельможа должен был склониться, пробуждая в себе чувство смирения, а самурай оставлял снаружи свой меч, так как чайная комната – это, прежде всего, обитель мира.
Какудзо Окакура – большой патриот своей страны, но его не радует ее слава, купленная ценой крови, мрачная слава войн. Кодекс самураев он называет искусством смерти и противопоставляет ему «философию чая» как одну из существенных основ искусства жизни.
Определением «мастер чая» (в европейской транскрипции «ти-мейстер») в Китае и Японии была выделена особая категория людей; это определение звучало как почетный титул. Оно означало не столько специалиста-кулинара, сколько мудреца-поэта, возвышенного мечтателя, ценителя искусства, мастера изящного и благородного «чайного образа жизни». О таких людях Окакура говорит: «В распорядке нашего домашнего обихода мы чувствуем присутствие тимейстеров. Они изобрели многие наши тонкие блюда, ими же выработаны детали сервировки стола. Они приучили нас одеваться в платье только неярких цветов... Они выявили нашу природную любовь к простоте... Фактически благодаря их наставлениям чай вошел в обиход народа».
Здесь мы должны уточнить: конечно, не красота «чайного стиля» в ее внешнем, поверхностном выражении, не обрядовые таинства жрецов «тиизма» за столами изысканных чайных комнат обеспечили чаю его популярность, хотя и способствовали ей, – ее обеспечила сама основа этой красоты – его реальная ценность, полезность, практичность.
В современной Японии чайная церемония потеряла свое былое значение, но не исчезла. Ей обучаются девушки в школах гейш, существующих при некоторых ресторанах, и даже на специальных курсах. Теперь это уже не столько торжественный ритуал, сколько просто развлечение, чаще всего для иностранцев, но развлечение утонченное, проникнутое поэзией национальных традиций.
В конце своей книги о чае Окакура приводит маленькую картинку из истории XVI века, которую называет «Последний чай Рикьу». Он рассказывает о том, как этот замечательный тимей-стер, человек высокого душевного благородства, дружил с грозным правителем Таико-Хидейоши. Рикьу всей душой стремился передать ему свои лучшие чувства, учил его ценить и беречь прекрасное, ибо все истинно прекрасное на земле редко, а часто и неповторимо... Но Рикьу оклеветали, обвинив его в желании отравить Таико-Хидейоши, и обманутый властелин повелел ему покончить с собой. Рикьу собрал друзей на последний свой чай, он великолепно угостил их, как умел это делать лишь он один, и каждому подарил какую-нибудь принадлежность чайного ритуала. И только свою чашку он разбил, чтобы никто уже больше не пил из сосуда, оскверненного устами несчастья...
Не все, разумеется, приемлемо для нас в старой «чайной философии». Нас не может удовлетворить ее слишком обобщенный, расплывчатый гуманизм. Но, как законные наследники, мы принимаем ее рациональное зерно, взлелеянное в сердце народа, – дружелюбие и миролюбие, мудрость людей, предпочитающих высшую ясность ума, высшую концентрацию творческих сил тлетворному, разрушительному алкогольному безумию, их стремление к совершенству, добру, красоте...