ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ 5 глава




Дух Святой теперь не перестанет действовать, пока вы не начнёте искать Его и, в конце концов, с восторженным ликованием не броситесь в Его объятия. Он примет вас в Своё сердце и сделает вас счастливым чадом Божьим. И поэтому у меня есть основание занести этот час в мой дневник; ибо когда вы достигнете этого счастья, вы сами всю жизнь будете вспоминать этот воскресный вечер, когда вместе с золотой вечерней зарёй первый Луч Света озарил ваше сердце.

— Вы считаете, что до сего дня во мне всё было темно? — спросил юноша, нахмурившись. — Ведь вы меня до болезни совсем не знали. Слабый Николай Коримский не даёт вам представления о его прежнем характере.

— Это верно, пан Коримский, но свет бывает двоякий: один — заблуждающий свет, который не может просветить ночь и облака; другой — истинный свет, светит в темноте, но мы ему не доверяемся. Я тоже годами ходил за ложным светом. Но когда мне пришлось ступить в глубокие воды страданий, он исчез. Тогда мою душу осветил истинный свет, и несмотря на то, что обстоятельства мои не изменились и, может быть, никогда не изменятся, во мне свет и тепло, и я счастлив.

— По вашим словам, — прервал его юноша, — ваша скорбь ещё не прошла? В чём она? Может быть, вы понесли невосполнимую утрату?

— Да, пан Коримский, я всё потерял на этом свете... Однако не будем об этом говорить.

— Но мне вас жаль и я хотел бы вам помочь, если бы мог.

Может быть, утрата ваша лишь кажущаяся, или её покрывает могила?

— Да, она похоронена.

— И вы всё же счастливы? — юноша взял руку молодого провизора в свои руки.

— Я счастлив, пан Коримский, ибо ночь во мне прошла и меня озаряет вечный свет. Когда этот свет озарит и ваше сердце, тогда и вы не будете больше чувствовать себя несчастным.

УСЛЫШЬ мольбу и вздох души моей,

Хочу Тебя, мой Бог, любить сильней.

Хочу любить огнём мольбы святой

Всем сердцем и умом, и всей душой.

Напрасно в тьме сует я мир искал;

Лишь Твой завет любви мне счастье дал.

Увижу ль иногда грозу скорбей,

Хочу я и тогда любить сильней.

Прервётся ль жизнь моя для вечных дней,

Хочу и в небе я любить сильней.

И знаю, буду там, где нет теней,

Где вечный Бога храм, любить сильней.

— Какие хорошие слова, пан Урзин! А мотив этой песни вы знаете?

— Да, пан Коримский. Хотите, я вам её спою?

— О, прошу вас!

Молодой провизор снова прислонился к печи. Зазвучал его нежный, чистый голос. На небе угасла последняя полоска света, и между снежными облаками засияли две звезды.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Эти две звезды засияли над Подградом в воскресный вечер и, как казалось, именно в тот момент, когда в красивом доме среди ельника воцарилось счастье. Маргита, наконец, была вместе со своим отцом.

Скованность и некоторая растерянность первой встречи после семнадцатилетней разлуки вскоре исчезли. Теперь отец и дочь сидели в маленьком салоне на диване, сердечно беседуя. Одна рука Маргиты покоилась в руках отца, другой она обнимала его.

Прислонившись головой к его плечу, она рассказывала ему о своих планах на будущее.

Лицо Коримского, в котором и следа не осталось от гордости, светилось счастьем и радостью. Он не отводил взгляда от дочери, словно эти часы ему должны были возместить всё, что он потерял за прошедшие годы.

Маргита поведала ему, что учится словацкому языку уже неделю и что при помощи учителя Галя намеревается продолжать учёбу, и как ей сейчас пригодилось знание чешского языка. Потом они говорили о доме, который отец хотел бы приобрести для Николая, чтобы он мог жить там летом. Оказалось, что это был как раз тот самый брошенный домик вблизи водопада, который недавно привлёк внимание девушки:

Ей, правда, очень хотелось, чтобы Никуша жил у неё: но она должна была с ним согласиться, это выглядело бы так, будто он с ней помирился только из-за своей выгоды. Однако она упросила дозволить ей заняться обстановкой дома для своего брата и доктора Лермонтова. А про себя Маргита думала: «Лишь бы они въехали в этот дом, тогда они всё равно станут бывать чаще у меня, чем там. Дедушка тоже обещал переселиться сюда на лето. И отец будет приезжать к Николаю — о, какая чудная жизнь у нас начнётся!».

Тихий звон колокольчика прервал их разговор. Маргита вскочила.

— Позволь, отец, на минуту оставить тебя, — и, не дождавшись ответа, убежала.

Он смотрел ей вслед, своей девочке, и только когда она исчезла, он вспомнил, что дочь его замужняя женщина...

Уже более четырёх часов он находился в Горке. Они с дочерью вместе побывали в том домике, говорили всё о настоящем, ибо о прошлом говорить было невозможно. Об Адаме она за всё это время не сказала ни слова, зато уж о дедушке очень много и с большой любовью.

Тень озабоченности омрачила лицо пана Коримского. Но тут нежная рука дочери обняла его шею.

— Родной мой, почему ты так печален?

— Ах, ты уже пришла, Маргита! — и он с любовью привлёк её к себе.

— Я пришла звать тебя ужинать.

— Но мы только что пили кофе.

— Это было давно, и ты почти ничего не ел. Зато теперь ты окажешь честь своей хозяйке, не правда ли?

— Я постараюсь, чтобы ты осталась довольна.

Она взяла его под руку и повела по коридору в ярко освещённую, украшенную цветами столовую.

— Ты спрашивала, о чём я так задумался, — сказал пан Коримский после ужина, когда Маргита готовила чай. — Я думал о том, кого моя Маргита ещё не вспомнила ни единым словом. Что бы он сказал о нашем примирении?

Словно инеем внезапно покрылось озарённое счастьем лицо молодой женщины.

— Ты говоришь об Адаме Орловском? — спросила она холодно. — Какое ему дело до нашего примирения?

Коримский с ужасом посмотрел на свою дочь.

— Маргита! Ведь он твой муж и самый близкий тебе человек на земле!

Она покачала головой.

— Ты ошибаешься, отец. Перед миром он действительно мой муж, но лично для меня он никто и никогда никем не будет. Дедушка желал нашего союза, и мы не могли ему под старость лет отказать. Мы увидели друг друга лишь за час до венчания, а после него договорились, что, дабы не уронить фамильной чести, внешне вести себя как супруги, а на самом деле он будет жить для науки, а я — для дедушки.

— Кто это придумал, Маргита? — ошеломлённо спросил пан Коримский, взяв руку дочери в свою.

— Я, отец.

— И Адам согласился?

— Разумеется! Не удивляйся, это совсем неплохо.

— Нет, это нехорошо, дитя моё! Ты меня не удивляешь, но он, в его возрасте!.. Ведь жизнь такая долгая, а вы оба так молоды... Потом сердце человеческое не может оставаться без любви.

— Я знаю, отец. Но моё сердце не останется без любви: у меня есть ты и дедушка, и Николай меня любит, а я — вас всех!

— Положим, что тебе этого достаточно, ну а Адаму?

— У Адама — наука.

— О, Маргита, такое горячее сердце, как у Адама, не может заполнить наука!

— Это меня не касается, отец. Когда он просил моей руки, он мне ясно дал понять, что не желает ничего другого, кроме верности, и я буду ему верна.

Лицо Коримского помрачнело. Он понял, какую дочери причинили обиду. Больше он не удивлялся и не говорил ничего в защиту зятя.

Маргита повернула разговор в другое русло, и он был рад этому. Она повела его обратно в салон и показала ему, насколько она уже овладела словацким языком.

Речь зашла о том, что она сможет сделать для местной школы.

Когда он заметил, что школа евангелическая, она с удивлением посмотрела на него:

— Но ведь я тоже евангелической веры...

— Ты, Маргита? — спросил он в недоумении.

— Ты удивляешься? У меня та же вера, что и у моих родителей!

— Мать твоя не всегда была евангелической веры, — произнёс пан Коримский мрачно. — А девочки из смешанных браков принимают вероисповедание матери. Поэтому ты крещена в католической церкви, и она считает тебя своей.

— Это невозможно! Ведь я даже не знаю католического учения! — воскликнула Маргита возбуждённо. — Мои воспитательницы были евангелической веры, в А. я числюсь лютеранкой. Там я обучалась религии. Только при конфирмации пастор мне сказал, что он не может конфирмировать меня из-за определённых помех, наверное, имея в виду именно это. Значит, католическая церковь имеет на меня права?

Девушка задумчиво опустила голову.

— В восемнадцать лет ты сама смогла бы вступить в нашу церковь, если бы не Орловские. Однако дедушку это, наверное, очень оскорбило бы.

— Извини, отец, мою личную свободу я пожертвовала дедушке, но свободой совести я не поступлюсь. В пансионе я однажды прочитала ужасную книгу «Испанские братья».

Никогда я не смогла бы принадлежать римской церкви, и мне очень жаль, что дедушка к ней относится.

— Маргита, того, что было в средневековье, сегодня уже нет. В настоящее время разница между религиями едва заметна, тем более в высших кругах.

— Может быть, отец. Но протестантов раньше притесняли, а меня всегда тянет занять сторону тех, кто терпит несправедливость. Кроме того, нас учат, что церковь — наша мать. Какая она мне мать — католическая церковь, если она до сих пор мне ничего не дала, кроме крещения, и не заботилась обо мне? Нет, не хочу! Пока что мне нужно достать книги, чтобы узнать разницу», потом, когда придёт время, я скажу дедушке о моём решении. Он меня не станет удерживать, вот посмотришь. А теперь поговорим о другом, потому что всё это тебя, кажется, опечалило, отец!

До глубокой ночи они беседовали. Когда Коримский на другой день оставил Горку, он стал богаче несколькими часами неожиданного счастья, однако унёс с собой две удручающие мысли: о вынужденном браке его дочери и её решении никогда не принадлежать католической церкви.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В имении инженера Райнера был устроен блестящий торжественный вечер. Изысканное общество праздновало день рождения хозяйки дома — пани Райнер. Второй причиной торжества явилось получение паном Райнером титула барона и причисление его к дворянству. Нельзя не понять счастья человека, имеющего заслуги перед обществом в деле развития путей сообщения, который после четырнадцати лет примерного брака наконец может показаться в свете наравне с женой в звании дворянина.

Залы светились множеством огней. Воздух был наполнен тонким ароматом духов и живых цветов. Здесь было немало молодых красавиц и по моде одетых прекрасных дам, однако хозяйку дома ни одна из них не превзошла. Она и здесь считалась

«польской розой», как её когда-то называли дома.

Бледносиреневый шёлк богатыми складками ниспадал по её стройному стану; золотистые волосы были сколоты шпильками с жемчужинами. Её чёрные глаза завораживали. Ни одного из гостей она не обошла своим вниманием. Когда же взгляд её падал на мужа, она вся словно вспыхивала. Ни один из гостей — потомственных дворян — внешне не соответствовал этому званию так, как он.

Общество развлекалось. Среди веселья, незадолго до ужина, пани Райнер, или как слуги её теперь называли — пани баронесса, — была отозвана, чтобы сделать ещё какое-то распоряжение относительно сервировки стола для закуски в полночь. Затем баронесса отправилась в свой будуар, чтобы омыть свои нежные пальцы розовой водой, поправить причёску и кружева вокруг шеи.

Заглянув в зеркало, она испугалась своего вида — слишком явно была выражена усталость на её лице.

«Отдохну только одну минуту», — сказала Наталия про себя и села в кресло. Она взяла флакон духов, надушила платочек. И вдруг заметила на столике нераспечатанное письмо, которое в спешке сама бросила сюда, когда стали собираться гости.

«Наверное, ещё одно скучное поздравление», — подумала она Давнодушно, раскрыла конверт и начала читать. Лицо её побледнело ещё больше.

Выражение скуки и недовольства на нём вменилось отчаянием и болью. Она читала:

«Дорогая Наталия! Зная, что никто не сообщит Вам о том, что случилось у нас, я, Ваша старая подруга, считаю своим долгом, написать Вам. Мать всегда остаётся матерью, как бы не складывались обстоятельства жизни. Когда я неделю назад приехала к своей дочери в Подград, то от доктора Раушера я услышала печальное известие о том, что около четырёх недель тому назад Ваш сын Николай Коримский отравился. Какой ужас! Он, конечно, не преднамеренно отравился. Это был несчастный случай в лаборатории.

Благодаря скорой врачебной помощи, он был спасён от смерти, но он много страдал и сейчас ещё болен. Говорят, одна лишь тень осталась от прежнего Николая. На днях его увезут на юг, может быть, с тем, чтобы он там умер. Бедный Никуша! Я помню, как Вы однажды были с ним у нас, какой это был милый златокудрый мальчик. Раушер говорит, что и до несчастья он был похож на цветок.

Каримскому это поделом, он другого и не заслуживает, но этот бедный молодой человек!

И надо же было такому случиться именно теперь, когда он сдал уже все экзамены и готовился стать профессором химии! Он домой-то приехал только в гости со своим другом, неким доктором Лермонтовым, а потом они должны были отправиться в путешествие. Ну вот, он и отправится...

Я долго думала, написать Вам или нет, так как Вы посетить его всё равно не можете. Но у меня не было покоя. Каждый жалеет его, только одна мать родная не знает, что случилось с её любимцем. Если Вы ничего не можете делать для него, то хотя бы молигесь за него Матери Божией.

Простите, что я Вас опечалила этим известием. Преданная Вам Клара Хорст».

Прочитав это ужасное письмо, Наталия Райнер долго ещё сидела окаменев, словно статуя. «Он отравился! Он уже несколько недель страдает и болен до сих пор! Они повезут его на юг, чтобы он там умер?! А я до сегодняшнего дня ничего об этом не знала и не узнала бы, если бы эта женщина, которую я когда-то презирала, не написала мне. Она, конечно, писала с намерением ранить меня... Мой мальчик, мой дорогой сын умирает!»

Дама взглянула в зеркало и сделала такое движение, будто хотела сорвать с себя украшения и платье. Тут же вскочила и, ломая руки, стала ходить по комнате. Слёз на глазах не было, нет!

Ей нельзя было плакать! Как она потом с заплаканными глазами предстанет перед гостями? А выйти к ним необходимо — она хозяйка дома, это её праздник. А в это время её сын, может быть, умирает в мучениях!

Она не может к нему пойти, и узнать она ничего о нём больше не может, но как ей жить дальше в такой неопределённости?! Это ужасно!

Она снова упала в кресло, положив сложенные руки на стол исклонив на них голову. Она не услышала шагов, стука в дверь и не заметила вошедшего к ней мужа.

* * *

Барон Райнер от удивления застыл на месте. С того дня, когда Наталия Орловская стала его женой, он пожертвовал всем и, приложил все свои способности и усилия, чтобы получить дворянский титул. А теперь, после стольких лет самоотверженного труда, найти её в таком состоянии!

В следующий момент он уже склонился над женой, которая была для него всем на этой земле.

— Наталия, родная, что случилось? Что с тобой?

Он увидел её искажённое горем лицо, но и она увидела его, и этого было достаточно, чтобы собрать все свои силы и улыбнуться.

— Извини, Роберт, мне было нехорошо; но теперь мне уже лучше. Будь добр, извинись за меня перед гостями. Через некоторое время я оправлюсь и смогу выйти к ним.

— А что случилось? — спросил он снова и, привлекши её к себе, почувствовал, как она дрожит. — Ведь ты была здорова? Что с тобой?

— Я не знаю, — солгала Наталия, — Я только хотела помыть руки и поправить платье, и вдруг мне стало плохо...

— Может быть, от этих духов, что ты разлила на столике?

— Может быть, я не знаю. Пожалуйста, уйдём отсюда, — попросила она, ломая руки.

Он вынес её в спальню и уложил на диване.

— Я пойду, извинюсь перед гостями, и если ты не сможешь Выйти, приведу доктора Г., — сказал он, поцеловал её холодный влажный лоб и вышел.

Она хватала воздух ртом, как умирающий от удушья.

Сколько лет она старалась убедить мужа в том, что прошлого для неё больше не существует. Она знала, кем была для этого человека, и не хотела давать ему повода для недоверия. Если бы он знал, какое известие так на неё подействовало!

Когда четырнадцать лет назад пред алтарём она отдала ему свою руку, то сделала это потому, что хотела быть любимой. Без любви она не могла жить. Она хотела, чтобы в объятиях любви её несли по жизни. Райнера она не любила, но уважала за его честный, безупречный характер. Своим вступлением в брак с ним она раз и навсегда хотела прекратить сплетни и показать миру, что её просто так нельзя бросить. Она преданно и добросовестно старалась любить мужа, который вырвал её из того незавидного положения, в котором она как разведённая женщина находилась. Но все её старания оставались бесплодными. Бедное её сердце никогда не могло согреться у сердца Райнера, потому что образ недостойного оставленного мужа, первой её любви, не исчезал из памяти.

Есть сердца, которые любят только раз. Таким было и сердце баронессы. Как часто бессонными ночами она укоряла себя за то, что тогда не простила ему всё и ушла из дома под старой крепостью. И уйдя от него, ничего нельзя было поделать с чувством..

Он до сего дня жил один, а она уж никогда не сможет вернуться к нему. Ослеплённая гневом и страстной болью, она во время судебного процесса не думала о том, что ей придётся расстаться и с сыном. С разводом она потеряла его навсегда, как и любимого мужа.

Дочь — живую память о потерянном счастье, она не могла любить так искренне, как бы ей хотелось, чтобы меньше напоминать Райнеру о своём прошлом и о том, что у него самого нет детей.

Как они оба обрадовались, когда поступило неожиданное предложение из Орлова! Маргита не будет больше изо дня в день напоминать ей о невозвратном. Пусть она там будет счастлива пусть она заменит дедушке её — потерянную дочь. Ибо для Наталии Райнер не было пути в Подградскую долину...

Четырнадцать долгих лет жила Наталия, обманывая себя и любящего, но нелюбимого мужа, и тоска от разлуки со всем дорогим её сердцу не убывала. Удивительно ли, что силы её сегодня оставили. Она почувствовала почти непреодолимое желание умереть. О, если бы этим она могла спасти своего сына!

Вскоре пришёл барон Райнер вместе с врачом. Осмотрев её и назначив баронессе полный покой, он за дверью объяснил:

«Нервное перенапряжение...».

Хозяйку в тот вечер никто из гостей больше не видел. Хорошо ещё, что недомогание её наступило после ужина. Давая множество добрых советов и выражая сочувствие, гости оставили дом Райнера.

Стало пусто и тихо.

«Не может быть, чтобы это случилось без особой причины, — подумал барон, склонившись над беспокойно спящей женой, — что-то её сильно взволновало; но что?»

Позже он нашёл в платяном шкафу измятое письмо и, прочтя его, всё понял.

«Бедная Наталия, — думал Райнер, — она не смогла вынести этот удар. Кровь — не водица. Он — её первенец; она его любила и любит. И вот, после стольких лет, первое известие, и такое ужасное! Теперь, когда ушла Маргита, я думал, что она будет принадлежать только мне, а получается иначе».

Барон, с огорчением порвав письмо, бросил его в огонь и оставил комнату в твёрдом намерении поскорее добыть для жены более подробные сведения о состоянии её сына.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Под раскрытым окном в шикарной каюте корабля на мягких коврах лежала девушка, положив белые руки под голову. Белое платье с дорогими кружевами облегало стройную фигуру. Иссиня-чёрные косы обрамляли её белый лоб. Белизну лица подчёркивали и длинные густые ресницы, и изогнутые брови. Всё в этой девушке было прекрасно, и в то же время в её лице было что-то странное.

Через открытое окно доносились звуки песни о погибшем в бурном море юноше. Она слушала пение, и лицо её словно вуалью покрывалось. Она не услышала, ни как отворилась дверь, ни быстрых приближающихся к ней шагов и очнулась только тогда, когда рядом с собой услышала голос:

— Тамара, цветок мой, что с тобой?

Длинные её ресницы поднялись, и пара голубых печальных глаз посмотрели в лицо склонившегося над ней человека.

— Что с тобой? — заботливо спросил он ещё раз.

Горькие складки легли у маленького рта.

— Это ты, отец? Ничего, у меня всё в порядке.

— Дитя моё, ты знаешь, что я сделаю всё, чего бы ты ни пожелала. Может быть, у тебя есть неисполненное желание? Ты мне только скажи!

Она покачала головой.

— Ты печальна? Почему нет Орфы и Аси? Почему они не развлекают тебя чтением или музыкой? — спросил он насупившись.

— Я их сама отослала, я не хотела слушать их.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я тебе почитал?

— Нет, зачем? — произнесла она тоскливо. — Я слушаю пение.

Там кто-то пел о погибшем корабле и о несчастном матросе. Я бы тоже хотела вместе с ним покоиться там, в мире кораллов и жемчуга, где я, хотя и ничего не видела бы, но и ни о чём не жалела бы.

— Тамара! — раздался крик измученной души. — Тамара, цветок мой, о чём ты думаешь? Ты же знаешь, что всё будет хорошо. Как только мы приедем домой и я приведу свои дела в порядок, мы немедленно переселимся в западную Европу: там мягкий климат, и ты сразу и навсегда поправишься.

Она энергично покачала головой.

— Я Египет никогда не покину.

— Дорогая моя, ведь это только на короткое время, не навсегда.

— Даже на короткое время я не поеду в Европу. Я к ней никогда не привыкну, и я не хотела бы там умереть. Оставь меня дома, я дома хочу умереть.

Растерявшись, мужчина обеими руками закрыл лицо. Грудь его взволнованно дышала. Видно было, чего стоило ему сохранить самообладание.

— Я пришёл за тобой, Тамара, — сказал он немного погодя. — Может быть, мы пойдём ненадолго на палубу? Я хотел бы представить тебя одному археологу, который совершает путешествие в Египет. Он большой почитатель нашей родины.

Лицо молодой дамы выразило мгновенный интерес.

— Ты можешь мне его представить, отец, но приведи его сюда, я сейчас не хочу выходить, — сказала она.

— Хорошо, милая. Но прежде я пошлю к тебе Орфу, ты, наверное, захочешь переодеться. Через полчаса мы придём.

— Хорошо, папа, — девушка обвила его шею руками.

Отец нежно прижал её к себе:

— Ну, что, сокровище моё?

— Не сердись, мне было так грустно, поверь мне.

— Когда я сердился, родная?

— Никогда, потому что ты такой добрый, а я такая скверная.

— О, ты моё чудное золотое дитятко, любимица моя, ты всегда добра.

Вскоре после этого в каюту Адама Орловского постучали, и нельзя было сказать, что молодому учёному это вторжение было приятно. Но когда постучавший вошёл, Адам был изумлён, ибо маркиза Орано он никак не ожидал увидеть.

— Извините, если я вам помешал, — сказал гость вежливо, когда хозяин усадил его в кресло.

— Ничего! Я всё равно отвлёкся от работы, слушая пение с палубы.

— Это пение, собственно, и является причиной моего прихода к вам.

— Вот как? Каким образом?

— Оно донеслось в нашу каюту и привело мою дочь в очень печальное настроение.

Адам удивлённо взглянул на своего гостя. Он уже несколько раз встречался с маркизом, но никогда ничего не слышал о его дочери — и вдруг такие слова.

— Может быть, маркиза не любит пение? — заметил Адам в некотором замешательстве.

— О нет, но песня была слишком грустной. И так как я не знал, чем развлечь мою дочь, я схитрил и пообещал представить ей вас, пан Орловский.

Адам невольно бросил на маркиза короткий, но выразительный взгляд и хотел было возразить, что не привык развлекать дам и что вообще он не для того здесь, чтобы разгонять у женщин скуку.

Но маркиз, словно предугадав такое возражение, грустным голосом продолжил:

— У меня лишь одно дитя, пан Орловский, и оно несчастно. Со всем моим богатством, которым меня судьба одарила, и всей порученной мне властью я не в состоянии заставить мой цветок улыбнуться в часы грусти, особенно здесь, на корабле.

— И чего недостаёт маркизе? — непроизвольно сорвалось у Адама с языка.

— Несколько лет назад у неё ослабло зрение. Врачи говорят, что это от перенапряжения нервов, от длительной учёбы. Бывают дни, когда она и далеко довольно хорошо видит; потом зрение постепенно слабеет, и иногда любимицу мою окутывает полный мрак. Мы едем из Парижа. Врачи меня не окончательно лишили надежды, однако велели ещё до наступления лета оставить Египет и переселиться в Западную Европу года на два-три. Они надеются, что за это время нервы дочери укрепятся и зрение её поправится. Поэтому я вас прошу, посвятите сегодня немного своего времени моей дочери. Может быть, я слишком навязчив?

— О нет!

Адам взял руку несчастного маркиза в свои руки. Он больше не удивлялся, что тот так озабочен своей дочерью.

— Но о чём мне с маркизой говорить?

— Может быть, о ваших исследованиях в области археологии? Она очень любит Египет. Ваш интерес к её родине обрадует мою дочь. И потом, я хотел бы вас попросить в беседе рассказать о красоте вашей родины — Венгрии, если вам угодно. Я очень боюсь, что она не согласится оставить Египет. А увезти её насильно я не смог бы. Если же вам удастся заинтересовать её, всё пойдёт легче. Помогите мне, пожалуйста!

— С удовольствием. Я сделаю всё, на что только способен учёный сухарь.

Про себя же он подумал: «Какую миссию я взял на себя? Развлекать несчастную женщину!».

Когда через четверть часа Адам с маркизом сидели в богато обставленной женской каюте, к ним вышла девушка лет семнадцати. Чтобы скрыть волнение, он низко поклонился.

Представив их друг другу, маркиз сразу же завёл разговор об археологической экспедиции. Заинтересовавшись, маркиза задала несколько вопросов, и вскоре завязался непринуждённый разговор, чему способствовало ещё и то, что отец и дочь Орано хорошо говорили по-немецки, и Адаму не пришлось мучиться с французским.

Каждое слово юной египтянки свидетельствовало о её большой любви к родине. Она показывала Адаму один альбом с фотографиями за другим.

— На чужбине мне хотелось иметь при себе хотя бы снимки.

— Как вы это произносите: «на чужбине», дорогая маркиза, — весело возразил Адам. — У каждого из нас, европейцев, там своя родина и место рождения, которое мы любим так же, как вы свой Египет.

— А где ваша родина? — допытывалась она по-детски.

— Родины своей я ещё не видел, я знаю только страну моего рождения. Если вы позволите, я вам её немного опишу.

— О да, пожалуйста! Но сначала объясните мне, как это так, что вы ещё не видели своей родины?

— Я сын переселенца.

Подбадриваемый интересом слушательницы, Адам рассказал о судьбе семьи Орловских. Сочными красками он описал ей красоту Венгрии, особенно высоких Татр, горных долин. Он рассказал, как там сейчас всё покрыто снегом и как чудесно там можно прокатиться на санях. Он даже немного преувеличивал, но кто бы его за это осудил? Меньше всего маркиз, сидевший рядом, подперев голову рукой.

— Как хорошо, должно быть, — сказала девушка задумчиво, — когда есть семья, братья, сёстры, дедушка... У нас никого нет, все у нас умерли.

— Уважаемая маркиза, ведь и у меня, кроме дедушки, больше никого нет.

— И родителей нет?

— Мать умерла сразу после моего рождения, и отец — вскоре, а братьев или сестёр у меня не было.

— Значит, ваш дедушка теперь совсем один? Может быть, ему тоже грустно, — заметила она печально.

На мгновение лицо Адама покраснело. Невольно девушка уличила его в том, что он забыл упомянуть Маргиту. Но зачем об этом говорить? Какое дело им до того, женат он или нет? Однако глаза маркизы требовали ответа, и он сказал:

— У дедушки живёт теперь его внучка, моя кузина, с ней он скучать не будет.

— А ваша кузина тоже сирота, как вы?

— Да, но я её мало знаю. Она приехала за день до моего отъезда, мы виделись всего несколько часов. Однако по письмам дедушка ею очень доволен.

«Так, — подумал Адам, — с-этим я справился. По крайней мере мне больше никто не напомнит о том, что у меня дома есть жена, которая, собственно, и не является моей женой».

Однако в сердце своём он чувствовал укор совести, как это бывает всегда, когда мы пытаемся что-то скрыть.

Цель визита была достигнута. Адам хорошо выполнил свою задачу. Он подбодрил, развлёк и развеселил несчастную девушку настолько, что она даже поднялась на палубу, где он представил её своим друзьям.

Вечером всех четырёх господ и капитана корабля маркиз пригласил на чай. Там они познакомились со свитой маркиза и с компаньонками маркизы, высокообразованными дамами. Маркиза была в хорошем настроении. Лишь иногда вдруг подпирала голову руками, словно задумавшись о чём-то.

Оставшись после ухода гостей наедине с отцом, она сказала ему:

— Отец, мне бы очень хотелось увидеть родину пана Орловского.

— Польшу? — Маркиз привлёк свою дочь к себе и побледнел.

— Нет, Венгрию, вернее то место, где живёт его дед. Он говорил, там высокие Татры и много озёр. Ведь ты сказал, что нам нужно ехать в Европу, так поедем же!

Маркиз спрятал своё лицо в волосах дочери.

— Дитя моё, во всей Венгрии я навряд ли смогу найти достойное тебя место.

— Но если я хочу туда!

— Мы можем побывать там, всё посмотреть, а пожить где-нибудь в чудесных швейцарских Альпах...

— Нет, туда я не хочу! И вообще нам никуда не надо...

— Не унывай, дитя моё, всё будет, как ты хочешь.

На другой день маркиз сначала долго говорил с Адамом, а затем — со своим управляющим.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-06-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: