Платон, Митрополит Московский

Восхвалим убо мужи славны и отцы наши в бытимужи славны и отцы наши в бытии

(т. е. отцов нашего рода).

(Прем. Иис. сына Сирах, 44. 1).

«Жизнь великих людей слита с жизнью народа; сохранение их в памяти у древних греков предписывалось законом и освящено было религией»

(И. М. Снегирев).

Великим, славным мужем «нашего рода» бесспорно был Платон, Митрополит Московский. Знаменитый церковный деятель, красноречивейший вития, стяжавший название «Русского Златоуста» был в то же время носителем русского национально патриотического духа, и потому деятельность его имела большое значение в истории для жизни не только Церкви нашей, но и общества и госу­дарства, 11 (24) ноября с. г. (1912–го – прим. А. Р.) исполнилось ровно сто лет со дня кончины знаменитого Святителя-патриота. Эта столетняя годовщина являетсямало сказать, достаточным поводом и случаем, но непременным долгом, Святою обязанностью потомков вспомнить и «восхвалить» «славного отца (их) в бытии». В сознании этого долга мы и изготовили нижеследующие строки, пользуясь обширнейшим капитальным трудом И. М. Снегирева «Жизнь Московского Митрополита Платона». Москва 1891.

Не знаменитость места, не знатность происхождения не предвещали славы и величия Петру; он родился въ1737 году в с. Чашникове, в 4-х верстах от Москвы; отцом его был причетник Георгий Данилов, а восприемником — крестьянин Корольков.

Глубоко чтил Митрополит Платон память родителей своих и с благодарностью говорит (в «Записках» своих) о заботах их по его воспитанию и образованию. Они (и больше мать Татиана, надолго пережившая отца) утешены были при жизни своей началом возвышения сына и его к ним почтительностью. Мать его скончалась 7 лет во время свирепствовавшей в Москве в 1771 году чумы. Особое обстоятельство было причиною смерти отца. Он умер, можно сказать, от радости при внезапной встрече с сыном после долговременной разлуки с ним. Платон был уже Архиепископом Тверским и ехал в Москву; на Лубянке ему попался отец его, который шел и, по обыкновению своему, разговаривал сам с собою. В это время он был уже священником (викарным) при одной из московских церквей. Платон велел кучеру остановиться и стал звать к себе родителя. Старик, выведенный из своей задумчивости, удивился и обрадовался; но тут же почувствовал боль в боку. Пришедши домой, он все твердил о сыне своем Платоне, лег уснуть и более не вставал.

Младенец Петр отличался миловидностью, невольно заставляв­шею любоваться им, и исключительною смышленостью. С 6 лет начали учить его грамоте; на восьмом году он уже читал и пел повседневные церковные стихи и по навыку мог один на клиросе справить всю Литургию. Голос у него был свежий, гибкий и приятный.

Школьное образование Платон, как и брат его Александр (впоследствии протопоп Московского Успенского со­бора), получил сначала в Коломенской семинарии, а потом в Московской Славяно-греко-латинской Академии, где оба они и при­няли фамилию Левшиных. Учась в Москве, братья жили у старшего брата своего Тимофея, пономаря при церкви Святой Софии Пре­мудрости Божией (в Садовниках), а потом у родственника их, диакона при церкви в Спасской. Ходив босиком в учи­лище с грошом на обед, по своей бережливости и скудно­сти родителей, Петр носил в руках свои новые боты, чтобы их не истоптать и надевал их близи Академии.

Читать и писать по латыни Петр Левшин выучился всего лишь в две недели. За изучение греческого языка он поспешил приняться самостоятельно. Так как по бедности не на что было купить учебника, то он, выпросив у товарища грамматику (Лащевского), всю ее тщательно переписал. Не ограничиваясь теоретическим изучением греческого языка, Левшин начал ходить в греческий монастырь к службам, познакомился и стал говорить с греками и мало помалу достиг того, что мог понимать греческих писателей и объясняться на простом греческом языке. Из греческих писателей, он особенно любил Святителя Иоанна Злато­уста и говаривал, «что для одного этого Святителя можно учиться еллинскому языку». Среди богословских наук юного Петра более всего занимали послания Апостола Павла и в особенности послание к римлянам. Прочитав их раз двадцать, он почти все их знал наизусть.

Даровитый и любознательный юноша, пристрастясь к наукам, не ограничивался тем только, что было предметом изучения в школе. Он всеми мерами старался расширить и углубить свое образование. Красноречиво свидетельствует об этом и следую­щее.

Случилось матери его, хотя и безграмотной, но знавшей лю­бовь своего сына к книгам, купить на площади сочинение Цице­рона (106-43 до Р. Х.) «О должностях» и Квинта Курция (I век) «Жизнь Александра Великого». И то и другое сочинение так понравились Петру предме­том и слогом своим, что он выучил их на память.

Службу свою Платон начал в 1757 году 20-ти лет от рождения учителем в пиитическом классе Московской Славяно-греко-латинской Академии с годовым жалованием в 170 р. Почти с самого основания Академии, учители ее привлекались к проповедованию слова Божия. На это поприще вступил и Левшин. Он быстро заслужил на нем всеобщее удивление и любовь и даже успел возбудить восторг в Москве. Его там называли: «то вторым Златоустом, то Московским Апостолом».

Не прошло и одного года службы Левшина в должности учи­теля пиитического класса в Московской Академии, как неожидан­но последовало перемещение его в учителя риторики в Троиц­кую семинарию. Пришлось расстаться сполюбившей его Москвою, и ехать к новому месту службы в Троице-Сергиеву Лавру.

В стенах лавры ожидал его скорый разрыв с миром. 14-го (27) августа накануне Успеньева дня 1758 года последовало пострижение Петра в монашество сименем Платона, а вскоре затем и посвящение в чин иеродиакона.

К 5 (18) сентября того же 1758 года к празднику преподобного Сергия прибыл из Петербурга в Лавру Архимандрит ее, знаменитый Гедеон Криновский (1726-1763), состоявший в то же время в должности придворного проповедника. Увидав и услыхав Платона, Гедеон так его полюбил, что почти не отпускал его от себя, прислу­шивался к его суждениям и столько ему благодетельствовал, что Платон называл его первым по родителях своих. По отъезде своем в Петербург Гедеон неоднократно вызывал к себе туда Платона для доставления ему новых средств к образованию себя в новой столице.

В Петербурге узнали Платона близкие к Государыне вельмо­жи, любители отечественного просвещения граф Алексей Григорьевич Разумовский (1709-1771) и Иван Иванович Шувалов (1727-1797) — меценат Ломоносова и Гедеона, основатель Московского университета так восхищен был дарованиями и сведениями Платона, что хотел его представить Императрице - покрови­тельнице талантов, и отправить его на свой счет в Париж для усовершенствования в науках, коими славились тогда Сорбонна и Королевская Академия, но Гедеон, как бы предчувствуя ско­рую и вечную с ним разлуку, убедил Шувалова оставить Пла­тона в России. Шувалов до самой кончины Платона находился с ним в самых близких и искренних отношениях. Граф Разумовский, как любитель церковного пения, нередко беседовал и певал вместе с иеродиаконом Платоном. В проезде свой через Новгород Платон сблизился с учителем тамошней семинарии Тихоном (впоследствии Святым Епископом Воронежским).

В 1759 году (20 июля) Платон посвящен был в Санкт-Петербургском Троицком подворье во иеромонахи и через два года получил место ректора Троицкой семинарии.

В мае 1763 года (на другой год после своего Коронования 22 сентября (5 октября) 1762 года) Императрица Екатерина II в сопровождении мно­гочисленной свиты приходила на поклонение Святым мощам преподобного Сергия в его обитель. При встрече ее Платон поднес Святую икону, хлеб и соль. На другой день за обеднею в присутствии Госуда­рыни и членов Святейшего Синода Платон сказал проповедь «О пользе благочестия». И проповедь и проповедник так понравились Импе­ратрице, что после она изъявила ему свое благоволение в самых милостивых выражениях, слово его тогда же велела напечатать, а его удостоила пригласить к обыденному своему столу. Из Лавры Императрица путешествовала в Ростов, где в ее присутствии со­стоялось переложение Святых мощей Димитрия Ростовского из старой раки в новую, богатейшую и великолепную. По возвращении из Ростова, Императрица пожаловала Платону кусок бархата на рясу и значительную сумму денег, повелела ему явиться к себе в Москву, куда отправилась с сыном своим наследником престола Великим Князем Павлом Петровичем. Пред поездкою в Москву осво­бодилось место наместника Лавры, на которое и был назначен Платон. В Москве ожидало его назначение на высокий и ответ­ственный пост учителя богословия к наследнику. Платону тогда было только 26лет: он находился в полноте сил душевных и телесных.

Простившись с Лаврою своею, Платон в июле 1763 года напра­вился в Санкт-Петербург на новое поприще, на котором «все его слова должны быть уроками и все поступки примерами». Платон вполне оправдал свое высокое назначение.

Императрицею назначено было преподавать богословие Великому Князю три раза в неделю, а по воскресным и праздничным дням пред Литургией читать ему Евангелие с объяснением. Живой и, как дитя, рассеянный Великий Князь уроки Платона слушал с боль­шою охотою и вниманием. О влиянии, какое имел Платон на на­следника и саму Императрицу, можно судить по следующему факту. Однажды, слушая поучение его в день рождения и причащения Святым Тайнам Великого Князя, Государыня, растрогавшись до слез, высказала: «Отец Платон делает из нас все, что хочет; хочет он, чтобы мы плакали, — мы плачем».

Случай особенно отличиться талантом красноречия и заслужить удивление Двора и народа представили Платону блистательные победы русских, одержанные над турецким флотом. По случаю этого важного события, увенчавшего создания Петра I бессмертными лаврами, Екатерина II повелела в 1772 году положенное в 29 августа поминовение всех воинов совершить в Петропавловском соборе при гробе основателя российского флота. По окончанию заупокойной Литургии и панихиды Императрица подошла со взятым при Митилене флагом турецкого адмирала к гробнице Петра и, преклонив колена, повергла флаг к ее подножию в знак признательности со следующими словами: «Твоя от Твоих Тебе приношу». После этого Платон и произнес во вечную память Петра I свое знаменитое, занесенное на страницы истории слово.

Исчислив труды и победы преобразователя России, проповедник вдруг неожиданно сходит с кафедры, приближается к гробнице Петра и, коснувшись покрова ее, как бы вдохновенный, воскликнул: «Восстань теперь, великий Монарх, Отечества нашего отец! Восстань и воззри на любезное изобретете твое; оно не истлело от времени и слава его не помрачилась. Восстань и насладися плодами трудов твоих! Флот, тобою устроенный, уже не на море Черном, не на океане Северном, но где? Он на Средиземном, в странах Восточных, в Архипелаге, близ стен Константинопольских, в тех, то есть, местах, куда ты нередко свое око обращал и гордую намеревал смирить Порту. О, как бы твое, Великий Петр, возрадовалось сердце, если бы... Но слыши! Мы тебе, как живому, вещаем, слыши: флот твой в Архипе­лаге, близ берегов Азийских, Оттоманский флот до конца истребим! Российские высокопарные орлы, торжествуя, именем твоим весь Восток наполняют и стремятся предстать пред стены Византийские».

Такой внезапный переход речи, «такое смелое и необыкновен­ное ораторское движение поразило слушателей изумлением и даже невольным страхом». Стоявший близ гробницы правнук Петра, наследник Цесаревич Павел испугался, как он сам призна­вался после Платону, что «Прадедушка встанет». Известный же своею «добродушною остротою» граф Кирилл Григорьевич Разумовский (1728-1803), услышав воззвание Платона к Петру I, чистосердечно заметил, но так, что услыхать могли лишь стоявшие вблизи его: «Чего вин его кли­че? Як встане: то всим нам достанется». Замечание это заставило иных невольно улыбнуться в то время, когда почти у всех на глазах видны были слезы.

Государыня восхищена была речью Пла­тона. В переводе на французский язык она отправила ее к Воль­теру, который в ответе своем так отозвался о ней: «Сия речь, обращенная к основателю Петербурга и Ваших флотов, есть, по моему мнению, знаменитейший памятник; я думаю, что никогда и ни один оратор не имел столь счастливого предмета для своего слова, не исключая и греческого Платона».

В 1766 году 16 (29) июля Платон был посвящен во Архимандрита Троицкой Лавры и в этом звании занял Троицкое подворье в Санкт-Петербурге. Двор для Платона был для него новым училищем. Там его окружали разные ученые люди, особенно иностран­ные. Нередко собирались они у законоучителя по особому его приглашению на обеды и на вечера. Подобно тому, как греческий язык, Платон изучил и французский, т. е. почти самоучкою.

Собираясь в 1767 году в Москву, Императрица отпустила нового Архимандрита в Троицкую Лавру. Братия обители приняла его с искреннею радостию, как прежнего собрата и настоящего начальника.

Среди важных и разнообразных занятий своих Платон, как нежный сын, не забыл своей доброй и благочестивой матери, он послал за нею карету в Москву, и когда она приехала в Лавру, встретил ее в монастырских воротах. Пред отъездом же ее в Москву, одарив ее деньгами и шелковыми тканями на платье, Платон спросил: «Довольны ли Вы, матушка, моими подарками»? — «Очень довольна», - отвечала она. «Как же Вы прежде не советовали мне идти в монашество», - заметил он. «Чего мне от Христа? Я ведь не знала еще, что меня будешь так дарить», - простодушно сказала старушка. Это свидание его с матерью было последнее.

По прибытии Двора в древнюю столицу, и Платон явился туда для исполнения обязанностей законоучителя и придворного проповедника. Императрица в этом 1767 году собралась пойти и со всею своею свитою пешком в Троицкую Лавру к празднику преподобного Сергия, 5 (18) июля. Там Платон в четвертый раз встречал и приветствовал ее словом. Довольная оказанным ей приемом и заведенными порядками в семинарии и монастыре, Государыня изъявила распорядительному наместнику свое благоволение, пожаловав значительную сумму денег на окончание огромной и един­ственной в своем роде колокольни, начатой постройкой еще при императрице Анне Иоанновне.

По возвращении своем в Петербург, Платон еще на 30 году жизни сделан был членом Святейшего Синода, в котором тогда за­седали и Архимандриты Троицкой Лавры.

В 1770 году состоялось наречение и рукоположение (12 (25) октября) в присутствии Государыни Платона в чин Архиепископа Тверского и притом к его удовольствию с оставлением Архимандритом так любимой им Троицкой Лавры.

Началось теперь служение Платона Церкви и Отечеству в Святительском чине. Оно продолжалось 42 года с несомненною поль­зою для церковно-государственной жизни и с великою честью для самого иерарха.

Возблагодарив Императрицу речью за ее милости, Платон отправил к Тверской пастве своей печатное пастырское послание для прочтения во всех церквах епархии; потом издал инструкцию для благочинных, сокращенный Катехизис для ставленников, с прибавлением правил из Кормчей книги и Духовного Регламента, и присягу на священнослужительские чины и для детей два кратких Катехизиса в вопросах и ответах.

Вскоре затем Платон и сам отправился в свою епархию. С большою ревностью принялся он там за исполнение дел высокого своего звания. Между прочим, он обратил отеческое попечение на местную Духовную семинарию, увеличил средства ее содержания, умножил число учеников и до 70 из них послал в Троиц­кую семинарию, — устроил консисторию, заново перестроил собор, обширный и величественный памятник древнего благочестия и зод­чества и благолепно украсил. Когда Императрица проездом своим через Тверь в Москву в 1775 году увидала тамошний собор, то сказала Преосвященному: «Вы так украсили собор, что я подобно красивого мало видала».

При самом отъезде своем из Твери в Москву (21 января (3 февраля)) Государыня в доказательство своего благоволения, вручила Платону два Указа, для представления их куда следует, и пожаловала бо­гатую панагию, осыпанную драгоценными камнями. Из Указов Пла­тон узнал, что повелевается перевести его в Московскую епар­хию с удержанием места Архимандрита Троицкой Лавры и, сверх того, выдать ему на подъем и обзаведение 5000 р.— сумму по тог­дашнему времени очень значительную.

Тяжело было Платону расстаться с Тверской епархией, состав­лявшей предмет его забот и попечений; он сокрушался душою и горько плакал. К его скорби об этой разлуке присоединился страх, «весьма естественный человеку — вступить на иераршеский престол, обагренный кровью Архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского) (1708-1771), ко­торый сделался жертвою своей сильной ревности по истине в борьбе с суеверием, предрассудками и злоупотреблениями» (убит был в сентябре І771 года во время мятежа, происшедшего в Москве при появлении в ней чумы). Известно было также расстройство дел епархиальных в столице. Платон решился умолять Импе­ратрицу об увольнении его от Московской епархии. С таким намерением и для присутствования в Святейшем Синоде он и приехал в Москву (в январе 1775 года. Подал Императрице просьбу об увольнении, но последняя была тотчас же возвращена просителю с собственноручною надписью Государыни: «Держусь Моего Указа». После этого Платон должен был объявить врученные ему Указы в Святейшем Синоде, где и провозглашен Архиепископом Московским и Калужским.

Вступив на кафедру Московскую, Платон ревностно принялся за приведение в порядок разных сторон епархиальной жизни. Самое серьезное внимание обратил новый Архипастырь на наличный состав духовенства древней столицы. В 1771 году от моровой язвы большая часть духовенства погибла и замещена была выходцами из других епархий — священнослужителями непросвещенными и не оправдывавшими своего звания поведением и службою. Платон старался таких священнослужителей заменить более достойными, и по образованию, и по жизни. С древних времен в Москве, на Крестце, у Спасских ворот собирались безместные попы и диаконы, запре­щенные, под следствием находившиеся и отрешенные от мест; там они нанимались за малую цену служить обедни при разных церквах, особливо домовых. Такие попы и диаконы назывались «Крестцовскими» и «с Крестца», для отличия от Крестовских, служивших в домовых церквах. «Сборище, известное под названием Крестца и наем священнослужителей делали соблазн народу, бесчестие духовенству и укор начальству». Против него восставал еще первый Патриарх наш Иов, но тщетно, и Крестец просуществовал до Платона, который решился все преодолеть, лишь бы уничтожить такое злоупотребление, как постыдную симонию, — и успел.

Богослужение, точное исполнение устава церковного составляло также предмет особых забот Архипастыря. Он неожиданно и лично посещал монастыри и церкви в часы Литургии, вечерни и Всенощного бдения, никогда не оставляя без замечания достойное похвалы или порицания. Для чтецов и певцов Платон сам бывал примером. Присутствуя при богослужении, он читывал часы, Апостолы и паремии. Случалось, что иногда певал на клиросе вместе с дьячком и за дьячка. В 1775 году он издал «Инструкцию» для благочинных и протоиереев, которые заменили прежних поповских старост и заказчиков; в 1800 году, в видах упорядочения Крестных ходов, прежде совершавшихся по произволу некоторых церквей и монастырей, издал в 1800 году особое «Учреждение о Крестных ходах».

Своими попечениями и заботами о возвышении чина духовного чрез возвышение его умственного и нравственного достоинства, ревностный по вере Архипастырь по справедливости заслужил имя отца Московского духовенства. Сравнивая прежнее состояние его с современным себе, Платон говаривал с некоторым самодовольством: «Я его застал в лаптях и обул в сапоги; из прихожих ввел в залы к господам».

Со всем рвением Архиепископ Московский взялся за внешнее и внутреннее преобразование Московской Духовной Академии. Сравнительно с многолюдством столицы и епархии в ней мало было учеников; она нуждалась в содержании.

В 1785 году Платону представлено было право разрешать печатание книг духовного содержания.

Когда дух нечестия взволновал Францию и, распространяемый агентами тайных обществ, проникал и в другие государства, тогда дальновидная Екатерина II употребила все средства, внушаемые ее политикой, для предупреждения умственной заразы в своем государстве; особенно обращено было ее внимание на учебные заведения, ученые общества, да вольные типографии и книги, кои могли быть проводниками зловредного учения. Высочайшим Указом 1785 года декабря 24 (6 января), присланным Московскому Архиепископу Платону и главнокомандующему в Москве графу Якову Александровичу Брюсу (1732-1791); повелено было рассмотреть напечатанные в типографиях Новикова и в вольных книги сомнительного содержания. По сношению Архиепископа с главнокомандующим касательно этого дела, избраны цензорами и следователями с духовной стороны Архимандрит Серапион (Александровский) (1747-1824) и игумен Моисей; а с гражданской — полицмейстер Годеин. Первым предписано «освидетельствовать книги, выходящие из вольных типографий, где что-либо касается до веры или дел духовных, и наблюдать, чтоб таковые печатаны не были, в коих какие-либо колобродства, нелепы я умствования и раскол скрываются». Подозрительные книги были рассмотрены и продажа их остановлена до окончания следствия; потом собраны были со­держатели вольных типографий и обязаны подписками впредь не печатать никакой книги без цензуры одного из духовных и светскихъ цензоров.

На донесение комиссии последовал Высочайший Указ, коим повелевалось запечатать и запретить, на основании замечаний Архиепископа Московского Платона, следующие книги:

1) «О заблуждениях и истине»;

2) «Апология, или защищение вольных каменщиков»;

3) «Братское увещание»;

4) «Хризомандер», аллегорическая и са­тирическая повесть;

3) «Карманная книжка»;

6) «Парацельса химиче­ская псалтырь» и прочие же книги Новиковские и вольных типогра­фий были дозволены.

По приказанию Императрицы, содержатель ти­пографии и член Дружеского общества Новиков отдан был Платону на испытание в православии потому, что он подозреваем был в сношениях с тайными обществами.

Зная неблагоприятное о Новикове мнение Государыни Платон, по испытании подозреваемого, все-таки, не обинуясь донес о нем в таких словах: «Вследствие Высочайшего Вашего Императорского Величества повеления, последовавшего на имя мое от 28 сего Декабря, поручик Новиков был мною призван и испытуем в догматах православной нашей Греко-Российской Церкви, а представленные им, Новиковым, ко мне книги, напечатанные в ти­пографии его, были мною рассмотрены. Как пред престолом Божиих, так и пред престолом Твоим, Всемилостивейшая Госу­дарыня, я одолжаюсь по совести и чину моему донести Тебе, что молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве Богом и Тобою, Всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане, таковые, как Новиков. Что ж ка­сается до книг, напечатанных в типографии его, Новикова, и мною рассмотренных, я разделяю их на три разряда: в 1-м на­ходятся книги собственно литературные, и как литература наша доселе крайне еще скудна в произведениях, то весьма желательно, чтобы книги в этом роде были еще более и более распростра­няемы и содействовали бы к образованию; во 2-м я полагаю книги мистические, которых не понимаю, а потому не могу судить об них; наконец, в 3-м разряде суть книги самые зловредные, развращающие добрые нравы и ухищряющиеся подкапывать твердыни Святой нашей веры. Сии-то гнусные и юродивые порождения так называемых Энциклопедистов следует исторгать, как пагубные плевела, возрастающие между добрыми семенами». Такое откровен­ное и беспристрастное мнение было уважено Императрицею.

При начале революции французской (1789), общество литераторов в Москве предприняло переводить все сочинения Вольтера, изданные Бомарше в 69 томах. Об этом предприятии доведено было до сведения Императрицы ЕкатериныII; Рескриптом своим на имя Московского главнокомандующего Петра Дмитриевича Еропкина (1724-1805) она повелела управе благочинии и обер-полицмейстеру наблюдать, чтобы «такое издание отнюдь не было печатаемо ни в одной типографии без цензуры и аппробации Преосвященного Митрополита Московского».

Свою ревность по истинной вере и великодушие Платон показал в 1795 году в деле университетского профессора Мельмана, обнаруживавшего в беседе с ним мнения, противные основанию откровенной религии. Напитанный немецкой философией конца XVIII века, этот знаток греческой и латинской словесности, полагал основанием религии философию, а источником нравоучения — языческих писателей. Платон возразил ему, что коренное основание религии есть Священное Писание, и что истинная философия может быть почерп­нута только из Откровения, которое преподает нам чистое и воз­вышенное учение нравственности, и одно может сообщить правилам ее высшую силу обязательности и власть действовать на сердце человеческое. Но, видя упорство ученого немца в своих мнениях, Платон двукратно советовал ему не высказывать, по крайней мере, своих мыслей на лекциях: но когда тот не принял такого условия и объявил, что почитает себя обязанным сообщить слушателям свои убеждения, тогда Митрополит отнесся к куратору Московского университета Михаилу Матвеевичу Хераскову (1733-1807), который, по совещании со старшими профессорами, решил удалить Мельмана из университета. Небла­гонамеренные выдавали ревность Святителя по вере за гонение. Пла­тон в письме своем выразил свое соболезнование об участи молодого ученого, «признавая его достойным снисходительного правления». Мельман же, несмотря на свое разногласие, отозвался в письме своем о Московском Архипастыре: «in eo summa ars et summa ratio», т. е. в нем высочайшее искусство и высочайший разум. Не только против одной лжеименной философии, но и против гнездившихся в пастве расколов должно было ополчаться Архи­пастырю Московскому. Свирепствовавшая в Москве чума 1771 года дала повод раскольникам к основанию моленной и часовни на земле, отведенной им начальством для кладбища за Преображен­ской и Рогожской заставами; та и другая принадлежали разным, несогласным между собою согласиям, но соединенным общею враждой против православной Церкви: одно — поповщина, ко­торая принимала священство, не признавая иерархической власти; другое — отвергало священство, вместе с тем и Таинства Церкви, кроме Крещения и покаяния, совершаемых у них мирянами их согласия под именем отцов. В числе последователей того и другого толка были богатые купцы и фабриканты, которые влиянием своим и зависимостью от себя удерживали в расколе тысячи недостаточных и бедных людей.

Усилившееся общежитие перекрещенцев в Преображенском не могло не обратить на себя заботливого внимания Московского Архипастыря; он донес об этом Святейшему Синоду, который Указом своим 1775 года сентября 29 запретить «держать в Преображен­ском лжеучителей». Но основатель этого согласия беспоповщины, или федосеевщины, Московский купец Илья Кавылин, изворотли­вый и вкрадчивый, снискавший себе благоволение некоторых вель­мож, знакомый с полицией, сумел ослабить меры, принятые духовными властями. В 1790 году, он, с разрешения Московского главнокомандующего Князя Александра Александровича Прозоровского (1732-1809), соорудил вместо вет­хой деревянной часовни новую каменную, и на ней, как бы на церкви православной, поставил главу с Крестом. Митрополит Платон спрашивал губернское правление: «Почему дозволено рас­кольникам это сделать?» — Ему отвечали: «В силу Манифеста 1762 года, правление не в праве это им запретить».

Еще прежде Платон написал увещание раскольникам не столько в духе обличения, или суда, сколько в духе любви, со­болезнующей о закоснелых в заблуждениях; в таком же духе он принимал учительные меры, действуя на отпадших от пра­вославной Церкви и проповедью, и пастырским посланием, и келейною беседою, и благоразумными распоряженьями. Многолетний опыт его убедил, как он сам писал в 1803 году, что «Церкви Христовой пастырю и самому просвещенному весьма затруднитель­но иметь с раскольниками прение и их в заблуждении убедить: ибо в прениях с обеих сторон должно быть единое начало, или основание, на коем основывать все доказательства. Но ежели начало у одной стороны будет иное, а у противной другое: то ни­когда согласиться будет не возможно. Просвещенный христианский богослов, для утверждения всех истин Церкви Христовой, не иное признает начало как едино слово Божие, или писания Ветхого и Нового Завета. А раскольник, кроме сего начала, при­знает еще за равносильные слову Божию начала и всякие правила Соборов, всякие писания церковных учителей и всякие повести, в книгах церковных обретаемые; да еще их и более уважает, нежели слово Божие». Но и такие трудности Бог помогал Пла­тону нередко преодолевать; силою убеждения, духом кротости и снисхождения он успел многих отпадших возвратить в недра православной Церкви.

Боявшийся влияния Платона, по вступлении на престол Алексан­дра I, глава беспоповщинского толка в Москве, Кавылин про­исками своими успел освободить свою общину от зависимости православного духовенства: тогда Архипастырь Московский, тщетно противоборствовавший успехам его толка, поддерживаемого свет­скими властями, выразился так: «Если этот народ исправен в исполнении гражданских обязанностей, то обращение его к пра­вославно надо представить Господу; будет время, когда он изберет достойнейшего на это дело».

В 1800 году поступила к Московскому Митрополиту просьба от 250 человек Московских старообрядцев о дозволении построить им церковь, иметь по согласию прихожан рукоположенных от Архиерея священников и отправлять богослужение по старым книгам. Тогда Митрополит, по совещании с некоторыми из выдаю­щихся духовных лиц, изложив правила об этом нововведении, препроводил просьбу старообрядцев, при своем мнении, в Святейший Синод. Его мнение и правила утверждены были Указом Государя и вследствие сего в 1801 году основана в Московской епархии на Введенском кладбище первая единоверческая, или, так называе­мая, благословенная церковь-памятник благоразумной терпимости. В мнении своем Платон полагал, чтобы присоединенных к православной Церкви не называть более ни раскольниками, ни ста­рообрядцами, а именовать «единоверцами» или «соединенцами» и церковь их «единоверческою». Первая на Москве такая церковь в честь Введения Божией Матери освящена по благословенно Митрополита Платона.

Между тем, английские пытливые богословы чрез полномочного министра при Дворе Великобританском графа Семена Романовича Ворон­цова (1744-1832) отнеслись с вопросами к Митрополиту Московскому о разделении и разности Восточной Церкви от Западной, о Святом Крещении и поклонении Святым иконам. Поводом к тому было сочинение Дютана о православной Греко-российской Церкви, которое доставил Высокопреосвященному при письме гвардии-капитан П. А. Яковлев. Митрополит, сообщив английским богословам замечания свои об этом важном и любопытном предмете (как говорят, писанные под его руководством Мефодием Смирновым (1761-1815)), послал им и свое сочинение о «Христианской Богословии» в латинском пе­реводе, с тою целью, как выразился он в послании своем, «дабы из него лучше могли понять силу того учения, коему следует Греко-российская Церковь, и убедились бы, что люди чрез меру мудрствующие, всегда покушаются смешивать древнее с новым и неизвестное с известным».

Замечания и книга Платона приняты были в Англии с уважением и переведены на английский язык; богословие его употребля­лось при богословских лекциях в Оксфордском и Глазговском университетах. И другие иностранные ученые в Германии, Италии, Швейцарии и Франции, для распространения своих познаний о духовном состоянии России, старались заводить переписку с Платоном, имя которого славилось в Европе: что доказывают их письма и отзывы о нем в сочинениях. — Сколько ни вызывал его на сближение с собою Римский первосвященник, сам и чрез своих агентов, но Платон, не терпевший системы папизма, укло­нился от сношений с ним.

Кроме духовной и учебной части, внимания ревностного Архи­пастыря требовали и административная, тогда запутанная, и хозяй­ственная — расстроенная. Для окончательного решения накопившихся епархиальных дел Платон не щадил ни труда, ни здоровья. Каждый почти день по нескольку часов занимался он рассмотрением дел, поступавших к нему из консистории, духовных правлений и от благочинных. Сам принимал, разбирал прошения и жалобы, выслушивал словесные объяснения.

Не мало времени и труда уделял Митрополит Платон на приведение в порядок экономической стороны своей кафедры. Архиерейский дом в Кремле был разграблен и разорен вовремя народного бунта и убиения преосвященного Амвросия. Получив, без просьбы своей, от монарших щедрот 40 000 рублей на построение нового дома. Платон соорудил грандиозное здание, обращенное потом в Николаевский дворец, где в 1818 году увидел свет Государь Император Александр I; возобновил и украсил Чудовские церкви, возобновил и благоустроил заброшенный дом Митрополита Тимофея (Щербацкого) (1698-1737) в с. Черкизове, любимом летнем приюте Московских Святителей. Хозяйственная деятельность Митрополита Платона проявлена была им в разных других местностях, и при других случаях.

В 1776 году, пребывая в Санкт-Петербурге, исполнял, по приглашению Государыни, должность законоучителя невесты Великого Князя Павла Петровича принцессы Софии Доротеи (1759-1828), которая с именем Марии Феодоровны и в положении Императрицы увековечила себя благодеяниями страждущему человечеству.

Не дожив еще и до 50 лет владыка Платон, утомленный заботами и трудами, почувствовал влечение к любимому им с детских лет уединению. Возможно, что ему наскучила и борьба с обстоя­тельствами и людьми, не всегда к нему расположенными при Дворе и в Синоде. Дождавшись исполнения 12 лет Святительского сво­его служения, он обратился к Государыне с просьбою об увольнении на покой, о чем уведомил и Великого Князя Павла Петровича. Поступком Платона Великий Князь очень опечалился и в ответном письме убеждал духовного своего отца не оставлять кафедры. Го­сударыня же ответила просителю, что «он и без увольнения может быть свободным», и предоставила его воле пребывание в Троицкой Лавре, с дозволением поручить епархиальные дела своему викарию.

Правом пребывать в Лавре Платон пользовался охотно и часто. С 1783 года владыка Платон занялся устроением себе приюта для уединения, для которого он избрал в трех верстах от Лавры, на реке Кончуре, среди рощ, лугов и прудов, красивое место. Там в безмятежной тишине желал он скончать и дни свои. В этом приюте, после названном монастырем, устроено им кладбище для погребения лаврских иноков; по его плану и на его средства сооружена на подобие Фавора, церковь, в которой один престол, на горе во имя Преображения Господня, а под ним вертепный храм Лазарева Воскрешения, напоминающий Палестинскую Вифанию. Здесь в пещере, приготовив себеместо для погребе­ния, храмоздатель впоследствии поставил дубовый гроб, вмещавший в себе Святые мощи преподобного Сергия. Расставив по хорам в Вифанской церкви изображения Святых Отцов, Великих учителей Цер­кви и над ними икону Спасителя, говаривал: «Вот Христова Академия и с Ректором Своим».

В деревянном двухэтажном доме Архиерея сооружена малая Крестовая церковь Сошествия Святого Духа.

Как бы в выражение любви своей к просвещению и благотворению, Платон присоединил к обители семинарию и богадельню.

В 1787 году Платон пожалован был в Митрополиты. Пожалование это состоялось порядком или при обстановке совершенно исключительной. Платону исполнилось полвека жизни. Наступил день его рождения и мирского тезоименитства общего с его Августейшим учеником, Великим Князем Павлом Петровичем. В присутствии Государыни, в праздник Святых Апостолов Петра и Павла,