— Сначала камень, — сказала Гермиона. В её голосе прорезались жёсткие, грубоватые нотки, будто он принадлежал кому-то другому. — Потом Снейп.
Глазам было больно от коварного дневного света. Какой-то краткий миг она только и думать могла о том, как сладко сейчас было бы уснуть, соскользнуть в ничто, обо всем забыть. Склянку Сна-без-сновидений, а потом ещё одну, и ещё одну…
Лес будто сам шагал к ним навстречу — Гермиона едва чувствовала, как двигаются её ноги. Солнце скрылось за деревьями. Гарри безропотно вёл друзей за собой.
— Кажется, здесь. — Он пристально смотрел из-под полуприкрытых век на подстилку леса, попинывая ногой камни и листья. — Где-то здесь.
— А если призвать? — предложил Рон.
Гарри взмахнул палочкой с пером феникса и прошептал:
— Акцио камень.
В руку ему влетел плоский серый камешек.
— Воскрешающий камень, — по-суфлёрски подсказал Рон.
Гарри попробовал ещё. Безрезультатно.
— Тебе идти было необязательно, — сказал Гарри Рону, явно усталый и раздосадованный. Гермиона оцепенело наблюдала, стоя поодаль.
— Да всё нормально, — ответил Рон, коротко и ясно давая понять, что один возвращаться назад не хочет.
— Попробуй Старшей Палочкой, Гарри, — сказала Гермиона.
Гарри сунул свою палочку за пояс («Задницу себе отколдуешь », — так и слышала Гермиона голос Хмури — мёртвого Хмури) и поднял Старшую Палочку.
— Акцио Воскрешающий камень.
В мгновение ока откуда-то с запада, посверкивая в редких солнечных лучах, подскочил и повис перед ними в воздухе, просясь в руку, маленький чёрный камешек.
Гарри даже не потянулся к нему. Камень взяла и крепко сжала в ладони Гермиона.
— Вот потому-то, — сказала она, — нельзя оставлять такие штуки валяться в лесу.
Они пробирались через деревья к Визжащей Хижине. Всё, кроме тёплого воздуха, напоминало о долгих месяцах, проведённых ими вместе в похожем лесу. Гермиона никогда не видела эти деревья при свете дня, и после прошлой ночи они должны были казаться менее грозными, более… просто деревьями. Но мысли её витали где-то далеко, и полог леса был всё так же плотен. Они шли молча, и Гермиона чувствовала, как вокруг, скользя по кустам, движутся тени.
Она сжимала камень так крепко, что пальцы начинали неметь.
У неё вдруг возникло странное настойчивое желание. Сделать с камнем что-то, оправить его во что-то, как он некогда был оправлен в кольцо, но Гермиона предпочла бы, пожалуй, подвеску, кулон, чтобы носить близко к сердцу — как она носила свой Хроноворот. Камень не был Хроноворотом, но ощущался таким странным в её руке: гладкий на ощупь, несмотря на трещину посередине, и тёплый, гудящий, почти живой. Такой же подъём она чувствовала, садясь напротив Дамблдора в его кабинете в первый учебный день на третьем курсе. МакГонагалл тогда оставила её наедине с директором и стопкой документов, а сама побежала за Пивзом, громившим женский туалет.
Когда дверь Дамблдорова кабинета закрылась за ней, Гермиона выпрямила спину, зажав в кулачках мантию на коленках, и стала терпеливо ждать, прекрасно зная, что теперь, в отсутствие декана, Дамблдор расскажет ей гораздо больше.
— Не стану вас пугать, — сказал Дамблдор, в точности как она и ожидала. Она казалась себе такой маленькой, такой наивной, утопая в огромном кресле. Директор покачал перед ней песочными часиками, как какой-нибудь безделушкой. В стекле часиков поблёскивало пламя свечей. — Полагаю, об этом уже позаботилась профессор МакГонагалл. В отличие от других средств, Хроноворот слишком мал, а вы слишком умны, чтобы он вызвал в ваших руках много нежелательных последствий. — Гермиона зарделась от комплимента. — Вы мгновенно узнаете саму себя и будете знать причину, однако ваши друзья, как и Министерство, могут не проявить подобного понимания.
— Я знаю, — согласилась Гермиона. — я им не скажу, не попадусь им на глаза и вообще буду очень осторожна.
— Я в этом уверен. — Дамблдор, слегка нахмурившись, взглянул на Хроноворот поверх сползающих с длинного носа очков-половинок.
— Профессор?
Директор поднял на неё глаза, сжав губы в выжидающей улыбке.
— Вы сказали «другие средства». Значит ли это, что в нашей власти повернуть время вспять… то есть, больше чем на несколько часов назад?
— О да, — ответил Дамблдор. — По крайней мере, это было возможно раньше. Однако, при нынешних законах… некоторые методы, — он повертел стеклянные часики в тонких пальцах, — подверглись серьёзным ограничениям.
— Каким ещё способом это возможно? — спросила Гермиона. Её собственные пальцы мяли ткань мантии, беспокойные, алчущие знаний и слов, её разум жаждал информации.
— Полагаю, это должно быть мощное волшебство, — туманно ответил Дамблдор, будто не знал, какое именно.
— То, что могло бы действительно изменить мир или направление, в котором он движется? Навсегда?
— Это очень сложный, бесконечно разветвляющийся путь мысли для такой юной особы, как вы, — ответил Дамблдор.
— Но такой увлекательный, — отозвалась Гермиона, не отрывая взгляда от мерцающего стекла. Бледные морщинистые пальцы Дамблдора вели цепочку между костяшек, осторожно, чтобы не повернуть часы в ладони. — Хотя прошлое изменить невозможно, правда? Иначе никогда не произойдут события, побудившие нас изменить их… — Она не поспевала за собственным разумом, который несся вперёд, возбужденно гудя. Её пальцы барабанили по ноге всё быстрее. — Разве что, конечно, параллельные вселенные действительно существуют, и тогда мы только создаем ещё больше развилок на тропе событий…
— Я думаю, что, — мягко перебил её Дамблдор, — пожалуй, будет лучше, если мы этого никогда не узнаем.
— Пожалуй, — уступила Гермиона и добавила, не в силах сдержаться, — а может быть, где-то… в другом мире… есть Гермиона Грейнджер — маггл.
— И Альбус Дамблдор, который продает носки, — мечтательно подхватил Дамблдор. — Но в том-то и сложность существования такого мира. Магия, она как любовь. Она отчаянно стремится быть найденной.
— Значит, даже Гермиона, не получившая письма из Хогвартса, знала бы, что что-то не так. — Гермиону замутило от одной мысли о такой вероятности.
— Вне всякого сомнения, — ответил Дамблдор. — Ах, — продолжил он, — как ни приятно мне ваше поистине живительное общество, мисс Грейнджер, в будущем у нас будет много часов для постулирования и теоретизирования. Сейчас же, полагаю, вас в девять часов ждут три урока, а перед тем — завтрак. — Хроноворот, тихо звякнув, опустился на стол, цепочка свернулась вокруг волшебного прибора широкими кольцами, так и просясь обвиться вокруг её пальцев. — Вам лучше двинуться в путь.
У них так и не нашлось времени на упомянутые постулирование и теоретизирование — следующие четыре года до смерти старого волшебника заполнили другие заботы, оставив мало места для бесед. И, сдавая Хроноворот обратно МакГонагалл по завершении третьего курса, Гермиона очень жалела, что не воспользовалась им напоследок ещё один раз, чтобы ещё однажды посидеть вместе с Дамблдором в его кабинете, под звон золотых инструментов, с Фоуксом, распушающим перья в углу, и довести наконец до конца нить этих размышлений.
Разумеется, она была права насчет воздействия времени — она это знала и знала, что знал это и Дамблдор. Ему было прекрасно известно, что произошло в ту ночь, когда они спасли Сириуса Блэка. Им было суждено вернуться назад во времени — к тому моменту, как часики повернулись на три оборота, они уже совершили то, что должны были совершить. Сириусу не суждено было потерять душу в ту ночь, а Клювокрылу — лишиться головы под топором Макнейра.
(Гермиона невольно думала: что если? Тогда, два года спустя после той знаменательной ночи… Что если бы мы не спасли Сириуса, а только отогнали бы Дементоров и отправили обратно в Азкабан, и он был бы в тюрьме, но живой? Потом она прислушалась к совету Дамблдора и затолкала эти мысли в дальний уголок разума, извлекая их на свет снова и снова в те бесконечные часы в палатке, когда она пыталась отгородиться от храпа Гарри).
Теперь её снова снедали сомнения. Те же сомнения грызли её, когда она переселяла родителей в Австралию, когда говорила по телефону со своей кузиной-магглой: Порша рассказывала ей о мальчике, с которым встречается, о хоккейном матче, который выиграла их команда, и погода в последнее время просто ужасная, да? И ничего кроме — никаких забот, никакого ужаса. Вся прелесть неведения. Простая жизнь.
Пока те, другие, лежали мёртвые.
Камень перекатывался в её ладони, назад, вперёд, вперёд, вперёд, вперёд. Гермиона вдохнула — и воздух был ледяной, горький, режущий, хотя ночь стояла тёплая, а утро выдалось таким безжалостно ярким, светлым, что казалось фальшивым, пустым, словно пространство освобождалось, готовясь засосать её в ничто, в небытие.
Свет переменился, и Гермиона побледнела.
С ними рядом брели призраки. Призраки стояли между ней и Роном, ещё один шёл следом за Гарри. Её друзья не обращали на них внимания — просто не видели их — но они были тут, серые, непрозрачные, и земля тихо проседала под их шагами.
— Гермиона, — сказал один из призраков. Фред. Он почесал ухо, впервые в жизни — в смерти — смущаясь. — Передай Джорджу, что я должен ему пять галлеонов, ага? Пусть возьмёт из моей доли в магазине. Неудачное получилось пари. А Кэти Белл скажи…
Но к его голосу присоединилось множество других, из лесной тени выступили ещё фигуры и тоже пошли с ними. Гермиона не могла выпустить камень из пальцев, не могла перестать вращать его. Теперь рядом с ней хромал Хмури, подбрасывая стеклянный глаз в руке. Серая радужка вокруг зрачка крутилась, вращалась, расплываясь по краям. «Постоянная бдительность, Грейнджер, — прорычал Хмури. — Сколько ни повторяй, будет мало. И раз уж ты тут, не могла бы ты…»
Люпин не улыбался. «Я знаю, что Гарри присмотрит за Тедди. А ты присмотришь за Гарри?»
Ещё и ещё. Бесконечная череда серых фигур, движущихся с ними, следующих за ними по лесу. Колин Криви с дымящейся в руке камерой: «Скажи моему папе, ладно? По-моему, маглорожденным нужно…» Даже Крэбб был тут. Плелся тяжело, уставившись на собственные ноги, еле слышно бормоча что-то, похожее на: «Я не хотел…»
Деревья поредели. Стена, отделяющая Запретный лес от Хогсмида, была разнесена, составлявшие её камни разбросаны по улице. Зато на холме высилась Визжащая Хижина, невредимая — только доски, закрывавшие её окна, были отодраны, а дверь висела нараспашку.
Рядом с Гермионой появилась ещё одна фигура, и она не знала, кто это, пока не повернулась, чтобы рассмотреть призрака получше — оттопыренные уши, огромные глаза, которые больше не были пустыми. Он уже не пытался её убить: «Мне ужасно жаль, что так получилось, я не понимал, что творю. Пожалуй, всё к лучшему. Не плачь, виновата была Беллатрикс…»
У Гермионы колотилось сердце, она запыхалась от подъёма на холм, глаза жгло. Нужно было выпустить камень из руки, но она не могла, не могла себя заставить. Фигуры следовали за ними — Рон и Гарри теперь тихо переговаривались вдвоём, игнорируя её, но даже если бы они говорили с ней, Гермиона не смогла бы их услышать. Она слышала только какофонию голосов, оплакивающих свои судьбы, просивших исполнить последние желания, желавших, чтобы о них узнали люди, которых они любили…
Снейпа среди них не было. Снейп по-прежнему лежал там, внутри, в луже собственной крови.
Рон вошёл первым, за ним Гарри и сразу за Гарри — Гермиона, закрыв за собой дверь. Призраки остались снаружи, не желая или не умея пройти сквозь дверь. Но она всё так же слышала их. Их голоса, их рыдания, их горькие за что? …
Рон и Гарри остановились, уставившись в одну и ту же точку на полу. У Гермионы пересохло в горле. Она не могла принудить себя шагнуть вперёд, не решаясь разрушить единственную крошечную крупицу надежды — убедиться наверняка, что там снаружи, среди призраков, скребущихся в окно, чтобы высказать свою последнюю волю, сейчас должен быть ещё один человек…
— Чертовски несправедливо, правда? — сказал Рон, и Гермиона подняла на него глаза, удивляясь, как точно он угадал её мысли. — После всего, что он… то есть, он, конечно, был тот ещё гад, но в конечном счёте вроде бы оказался не так уж плох.
Гарри промолчал. Гермиона стояла в двух шагах позади него, видя только глянцевый край лужи крови из-за ящиков.
— Я где-то надеялся… — Рон громко прочистил горло, — что из всех, кто… уж он-то может выжить, понимаете?
Сердце колотилось где-то в глотке.
— Думаете, можно что-то сделать? Ну, то есть, я понимаю, уже слишком поздно, но хоть что-то — есть же Дары. Может быть…
— Он умер, Рон, — сказал Гарри.
«Гермиона, пожалуйста…» — шептали голоса снаружи.
— Мы кое-что можем. — Гермиона облизнула губы. Голос её был хриплым и тихим. — Сколько людей умерло за тебя прошлой ночью, Гарри?
Парни наконец повернулись к ней. Их лица искажены были недоумением, горем, усталостью.
— Я не знаю, — ответил Гарри.
— Ты и сам умер. Но ты вернулся.
— Гермиона? — нахмурился Рон.
— Зачем нам это? — Гермиона подняла руку с зажатым в ней камнем. — Зачем это кому-либо вообще? Не в первый раз за магию ведутся войны, Гарри. Этим можно уничтожить миры. — Она подбросила камень в руке, и он на секунду оторвался от поверхности её кожи. Голоса вернулись в тот же момент, как камень лег обратно в ладонь. — Люди не должны обладать такой властью.
— Я же сказал, что избавлюсь от них… — начал Гарри.
— Не в них дело, Гарри, — раздражённо, устало сказала Гермиона. На глаза наворачивались слёзы. Она сделала шаг вперёд и, заметив чёрные гладкие волосы на полу, шагнула назад к стене, тяжело дыша. Серые фигуры двигались за заколоченными окнами, скользя сквозь солнечный свет, жемчужно-дымчатые, непрозрачные и слишком плотные, чтобы быть нереальными.
— Все эти люди, — выдавила она, задыхаясь.
Что-то в хижине менялось. Стало невыносимо жарко и мертвенно тихо. Солнце накрыла тень. Рон положил ладонь на свою палочку, и он и Гарри отступили от мёртвого Снейпа, молча глядя вниз, будто что-то в теле изменилось.
— И так будет снова и снова. Будут ещё Люпины, ещё Фреды. Чьи-то братья, мужья, жены, дети.
— Гермиона… — снова начал Рон.
— Что делает история, Гарри? Правильно: повторяется. Опять будут умирать люди, и всё из-за магии.
Она опять подняла камень, который, казалось, потемнел, вобрав в себя и уничтожив весь свет. Гермиона знала, что Хроноворот не может вернуть умершего к жизни, она знала, что не умеет этого на самом деле и Воскрешающий камень. Но как там сказал Дамблдор? Другие средства. И если надёжные средства вообще существует, это должны быть этот камень, плащ-невидимка и палочка, которую держит сейчас в руке Гарри Поттер.
Ей было почти весело и хотелось рассмеяться: она вспомнила о том, что сказал Дамблдор, о том, как мечтательно прозвучал тогда его голос… «И Альбус Дамблдор, который продает носки ». Нарисовавшаяся картина была такой чистой, такой мирной. Такой правильной.
Камень раскалился и осязался… чужеродным в её руке. Гарри выглядел глупо с такой большой палочкой. Плащ, свисавший из кармана Рона, делал его бедро наполовину невидимым. Трое детей, владеющих самыми могущественными предметами во всём волшебном мире — ещё совсем недавно они сражались в очередной из множества нескончаемых битв за власть. За такую власть, которой никогда и ни за что не должен обладать ни один человек. Потому что человеку свойственно ошибаться.
Она так долго задавала не те вопросы. Не за то боролась. Волдеморт был далеко не первым, кто отнял столько жизней во имя магии, и Гермиона знала, что он не будет последним.
Она так обстоятельно изучила легенду о трех братьях — простые слова на бумаге рассказали ей об их слабостях, уязвимостях, недостатках, их гневе и отчаянии. Какое совпадение, что они трое — Гарри, Гермиона и Рон, которые были близки, как братья и сестра, находились сейчас здесь, в этой комнате, с палочкой, камнем и плащом. Но она упустила смысл истории в целом, урок, который Дамблдор стремился преподать ей этой легендой. Встреча лицом к лицу со смертью — просто побочный эффект, уже не существенный теперь, когда все уже мертвы. Война выиграна, но какой ценой и во имя какого будущего? Лучшее будущее — надолго ли оно?
До сих пор она неправильно понимала смысл Даров.
Они не должны были попасть ни в чьи руки.
Никому и никогда — с самого их появления на свете.
— Гарри, — тихо произнесла она, — можно мне взять плащ?
— Э, конечно, — сказал Гарри. Он ухватился за кончик плаща-невидимки, торчавшего из кармана Рона, выдернул и бросил плащ ей.
Гермиона поймала плащ на лету, набросила на себя и направила палочку на Гарри:
— Экспеллиармус!
Задумайся Гермиона тогда на секунду — воспользуйся она собственным советом, который так часто давала Гарри и Рону — она не стала бы этого делать. Да и в тот самый момент она признавала правоту тихого голоса, подозрительно похожего на Сортировочную Шляпу, прозвучавшего где-то в подсознании: «Глупая, иррациональная, нетерпеливая… »
Но в тот момент камень был её. Плащ был её. Палочка была её.
Смерть была её.
Она повелевала Смертью.
И снова Смерть показала, что не терпит над собою власти.
____________________________
Другая тропа
Январь 2005 года
Гермиона Грейнджер безжалостно теребила камень в утро, когда они со Снейпом ворвались в Визжащую Хижину. Тогда она даже не осознавала это глубокое, почти подсознательное желание сорвать камень с шеи и перекатывать взад-вперёд по ладони. Она и не замечала, что замочек расстегнулся, пока шнурок не повис свободно, и камень не скатился в ладонь.
Снейп всё ещё что-то говорил, отодвигаясь от двери, через которую они вошли, но Гермиона стояла неподвижно, как вкопанная.
Они были тут не одни.
— Северус? — попыталась сказать Гермиона, но ни звука не вырвалось из её рта. Если Снейп и был ещё рядом, она его не видела, потому что не могла заставить себя повернуть голову. Всё, что она видела, не моргая, не говоря и не сдвигаясь ни на дюйм с места, были три серые фигуры на другом конце комнаты, все три ужасно знакомые и родные.
Два парня стояли впереди, всего в футе от неё, смотря на что-то невидимое на земле. А за ними, в тени — она. Гермиона сначала не узнала себя. Одежда, волосы, раскрытый серый рот, демонстрирующий передние зубы вполне обычного, среднего размера. И лет на семь младше её здешней. Но это несомненно была Гермиона Грейнджер, с ввалившимися глазами и такая же перепуганная, какой была эта Гермиона Грейнджер на противоположном конце комнаты.
Она не слышала их, но знала, что именно они говорят: она читала по губам, слыша в голове каждый голос. Она знала в точности, какой звук издаст сейчас младшая Гермиона: «Экспеллиармус! » — и волшебная палочка одного из парней (а это была волшебная палочка, она знала, что это будет волшебная палочка) прыгнет из его руки в её. Знала, какое чувство испытает та Гермиона, когда её пальцы сомкнутся на полированном дереве, пройдутся по всей длине палочки от ягод бузины до самого кончика. Как покалывать будет при этом под пальцами.
Серые фигуры исчезли. Камень выпал из руки на пол. Мир очнулся, оттаял, и тогда Гермиона упала тоже, назад, споткнувшись о деревянный ящик, который раскололся под ней, рассыпав по полу множество заплесневелых сумок из змеиной кожи.
Она расхохоталась. Иначе невозможно было снова прозреть, невозможно было понять, как избавиться от нарастающей в голове боли. Разглядеть Снейпа, который сидел, скорчившись, у стены в пяти футах от неё, подтянув колени к груди, сомкнув руки на лодыжках, с лицом бледным и искажённым ужасом. Он смотрел на неё, пока она смеялась, катаясь в змеиной коже, и ждал, чтобы она прекратила.
Когда она отсмеялась, у неё болели ребра. Боль сверлила голову насквозь: Гермиона боялась, что череп треснет. Такое чувство было, что она исходит светом, что свет течёт из её тела как кровь, расползаясь по полу, захватывая дюйм за дюймом, фут за футом, миля за милей, озаряя развалины замка, отстраивая его камень за камнем, пока он не встанет, дымящийся и потрёпанный, но целый. Пока кровь и тела не сложатся в поле боя, пока она не узнает имя каждого выжившего, каждого погибшего, каждого…
— Снейп?
Он не ответил.
Гермиона схватилась за бока. Подышала глубоко.
— Я вспомнила.
Снейп подтянул колени выше.
— Я, к сожалению, тоже, — ответил он. — Какая жалость, не правда ли? Мир магии — это мир, в котором я мёртв.
____________________________
Опять темно. Всегда темно. Но в «Краю света» горел свет, владелец был на месте и не сильно удивился их появлению.
— Да вы живые, как я погляжу, — сказал он. Гермиона и Снейп, вошедшие бок о бок, тряслись от холода.
Снейп фыркнул. Гермиона ответила: «Самую малость», и хозяин вернул им ключ от номера.
— Ваша мама опять звонила, — окликнул он уже поднимавшуюся наверх Гермиону.
— Я ей перезвоню, — бросила Гермиона через плечо, и они со Снейпом буквально пробежали остаток пути.
Немедленно был поставлен чайник. Снаружи опять поднимался ветер, и Гермиона молилась, чтобы электричество продержалось хотя бы так долго, чтобы вода успела закипеть.
— Вы их не видели, — уточнила она, вручая Снейпу кружку с чаем. Кровать оставалась незаправленной, и Снейп залез на матрас, накрыв ноги покрывалом.
— Я видел только одно, Гермиона. — Снейп поставил кружку на тумбочку со своей стороны кровати. — Нагини, перед тем, как она выдрала мне горло.
— Так вы всё помните, — выдохнула Гермиона.
— Помню.
Казалось бы, такое простое, незначительное слово: помнить. Да, Гермиона помнила, кусочками, но как могла она знать всё сразу? Всё равно что пытаться вспомнить целую книгу, которую читал много лет назад, сразу всю книгу целиком. У неё всё ещё болела голова, и каждые несколько минут она лезла рукой в карман, пощупать камень, убедиться, что он на месте.
— И это всё по-настоящему? — сказала Гермиона. — Должно быть по-настоящему.
— Это всё по-настоящему.
Снейп поднял руку и помассировал шею. На шее у него был шрам, длинный, бледно-жемчужного цвета. Ни следов двойного прокола — отметины, оставленной парой скверных ядовитых клыков.
— Ничего реальнее этого ужаса не видел.
Гермиона затихла, накладывая ложечкой сахар себе в чай.
— Но ведь ничего из этого не было. Мы ведь здесь. Мы больше не в том мире.
— Что же это тогда? — спросил Снейп, спросил горько, мрачно. — Какое-то чистилище? Я никогда не верил в загробную жизнь, а теперь…
— Кажется, это я виновата. — Гермиона уселась на краю кровати, и её вдруг замутило от их близости. Она отодвинулась на несколько дюймов. — Кажется, это я сделала.
— Да что такого вы могли сделать?
Она провела пальцами по ручке. Выцветший рисунок поросячьей головы уставился на неё с изогнутой стенки кружки.
— У меня были Дары Смерти.
Снейп нахмурился в чай.
— Я была не совсем в здравом уме, — оправдывалась она. — Я видела столько смертей — одного человека убила я сама, и мы пришли в хижину забрать ваше тело…
Снейп шумно сглотнул.
— Думаю, мы всё слишком усложняем, — торопливо добавила Гермиона. — А всё довольно просто, не правда ли? Всё всегда, в любом случае, упиралось только в одно: в том мире магия есть, а в этом нет, по крайней мере, её нет больше для нас. Магии либо никогда не существовало, либо её уничтожили прежде, чем она до нас добралась. — Она вынула камень из кармана и подняла его к свету. — И камень наводит меня на мысль, что это второй вариант.
— «Сама Смерть принесла чуму, — пробормотал Снейп, и Гермиона вспомнила, как он рассказывал ей историю, которую услышал от гида в Лощине Тьмы, — через лес в деревню и приветствовала каждого жителя поцелуем…»
— Я пожелала мир без магии, — пробормотала Гермиона, — чтобы спасти людей. И мое желание просто… исказилось неким уродливым образом, как в кривом зеркале.
Повисло долгое молчание. Оба едва дышали.
— Магии нет, — сказала она. Она сделала глоток обжигающе горячего чая и пососала обожжённый язык, обтерев рот тыльной стороной ладони. — Все умерли прежде, чем родились, а мы — просто артефакты.
— Наверное, — отозвался Снейп. — Просто ещё одно звено в длинной цепочке совпадений.
— И Дементоры. Это должны были быть они, да? Единственное, что осталось. — Она криво усмехнулась. — Сволочные приятели Смерти.
— Несомненно, — сухо произнёс Снейп.
— Но всё остальное… Дамблдор сказал мне однажды… — Гермиона подтянула ноги под себя, едва не опрокинувшись навзничь на кровать, — магия стремится быть найденной. Всё вело меня сюда. Вы вели меня сюда. Вопреки всему.
Будь у неё в голове больше места для приличий, для тревожных мыслей, она бы подумала о кровати, на которой сидит, о том, как близко находится к Снейпу. О том, что они в комнате одни. О том, как она касалась его, оглаживая руками его кожу. Как прижималась губами к его губам и просила у него позволения лечь в его постель.
О том, что он был её учителем, а она его ученицей.
— Профессор, — прошептала Гермиона, — по-моему, Дин в каком-то смысле прав.
Ещё одна картинка в её сознании приобрела резкость, отодвигая, размывая другие: Хогвартс, замок и гигантская фигура. Хагрид, укладывающий на землю распростёртое тело Гарри Поттера.
— Чтобы вернуться туда, — продолжила она, — к тому, каким мир должен быть на самом деле… — Она сунула руку в карман, поворачивая камень в ладони. Тени сгустились, шёпот голосов зашелестел в ушах. — Думаю, я должна умереть.
____________________________
— Двойные порции, пожалуйста, — попросил Снейп бармена, потому что так хотела Гермиона, хотя самого его несколько мутило от самой мысли о еде и от запаха еды. Но сейчас она была в их номере, обнажённая в душе, и от этой мысли его снова замутило. Его ученица …
— И виски.
— Двойной?
— Да, пожалуйста.
Он ждал заказанную еду в баре, барабаня пальцами по деревянной стойке, не отрывая взгляда от какого-то спортивного матча — он не понимал даже, что это за спорт — на экране телевизора, мыслями блуждая где-то в другом месте: вокруг Гермионы Грейнджер. Девушки, Которая Выжила.
На её неуверенное «думаю, я должна умереть» он отреагировал примерно так же, как и тогда, когда те же слова произнёс Дин Томас. Только на сей раз ему не с кем было переглянуться, не с кем было поделиться опасениями. Некому было сказать, какое это безумие с его стороны — думать, что она может быть права.
У Дамблдора (Господи, Дамблдор? Как давно он не произносил мысленно это имя?) от него было мало секретов: Снейп знал судьбу Гарри, знал, что должно произойти. Гермиона рассказала ему о том, что случилось после его смерти — и её рассказ казался ему сейчас причудливым сном. О том, как мальчишка погиб от руки Волдеморта. Как воскрес. Снейп пытался наскрести немного смысла из услышанного, пытался опровергнуть её доводы:
— Но если вы хотите умереть, Грейнджер, вам ведь понадобятся все три…
— Иметь их при себе необязательно, — ответила Гермиона. — Гарри уронил камень в лесу. Палочка была у Волдеморта. И Гарри всё равно ожил.
— Вы же понимаете, что это нелепо, — не удержался Снейп.
Она провела рукой по краю мобильника — телефон был по-прежнему выключен, но заряжался.
— Как нелепа и эта жизнь, — прошептала она в ответ.
«Это эгоистично с моей стороны», — думал он. В том мире он мертв, а здесь… по крайней мере, ещё существует. Так странно было оглядываться на свою маггловскую жизнь сейчас, когда можно было представить себе жизнь параллельную, даже если это жизнь, которой он не проживал. Гермиона не задала вопрос, не поставила его перед выбором, и тем не менее, сейчас у него было такое чувство, словно она заставляет его принять решение.
— Это несправедливо, — сказала она, роняя слёзы. — Что здесь вы есть. А там вас нет… — она провела большим пальцем по щеке. — Что с вами станет, если я уйду из этой жизни?
— Ничего, полагаю, — ответил он.
— Небытие, полагаю, — парировала она. — Сев… Профессор, я не могу…
Способы они не обсуждали.
Принесли его виски. Снейп опрокинул стакан залпом и попросил ещё.
Он поднимался по лестнице нетвёрдым шагом, неся в номер поднос с едой, но слух его был настороже. Нельзя было оставлять Гермиону одну. Она была не совсем… как она сказала?.. в здравом уме.
Вот она, загвоздка, не так ли? Не в том, что она безумна. А в том, что она права. Пожелай она сейчас быть практичной, она могла бы взять лист бумаги, дать отдельный лист ему и заставить записать в подробностях всё, что они помнят из военных лет, проверить, что совпадёт. Но в том не было необходимости. Оба знали, что говорят на одном языке, оба знали, что застряли вдвоём в этом мире.
И Снейп знал, что выход только один. Только одним способом можно сделать так, чтобы этот мир исчез, перестал существовать — повернуть время вспять и вернуть их на верный путь. Вернуть её на верный путь. Истинный Властитель Смерти — тот, кто встретит Смерть с готовностью, тот, кто без колебаний пожертвовал собой, чтобы спасти друзей…
«Быть может, я попытаюсь несколько упростить вам выбор». Она взглянула на него осоловело, не понимая. «Мисс Грейнджер. Гермиона, вы не должны учитывать в своём выборе меня. В любой другой ситуации я сказал бы нет, определённо не смейте делать ничего подобного. Но это не одна из таких ситуаций. Я не стану вам препятствовать».
Поднос затрясся в его руке. Он постучал в дверь спальни. Она не отозвалась. Снейп толкнул дверь и с пересохшим горлом обнаружил, что Гермиона, с мокрыми волосами, свисающими с плеч кольцами, сидит на кровати, не сводя глаз с мобильного телефона.