https://ficbook.net/readfic/3444156
Направленность: Смешанная
Автор: Katty Bom (https://ficbook.net/authors/48423)
Фэндом: EXO - K/M, Wu Yi Fan, Lu Han, Z.TAO (кроссовер)
Основные персонажи: О Cехун, Бён Бэкхён, До Кёнсу (ДиО), Ким Минсок (Сюмин), Ким Чондэ (Чен), Ким Чонин (Кай), Ким Чунмён (Сухо), Пак Чанёль, Чжан Исин (Лэй), Ву Ифань, LuHan (Лу Хань), Хуан Цзы Тао (Тао)
Пейринг или персонажи: Kris/Chanyeol; Tao/Baekhyun; Joonmyun/fem!Kyungsoo; Luhan/fem!Minseok; fem!Jongin/fem!Sehun; Yixing/Jongdae
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Повседневность, Hurt/comfort, AU, ER (Established Relationship), Учебные заведения
Предупреждения: OOC, Underage, Элементы гета, Элементы слэша, Элементы фемслэша
Размер: Миди, 37 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
это просто такой возраст, когда у человека весь мир болит.
Примечания автора:
написано в рамках Otaku World fest (https://vk.com/be_lonely_misusu)
аниме - крутой учитель онидзука (особенно сильных совпадений с оригинальными характерами персонажей искать не стоит)
я думала, что минимум - свихнусь, максимум - кончусь как личность, пока допишу это
попытка написать что-то подростково-острое
попытка, которая не смогла
сехун = сехи
чонин = чона
минсок = мина (ударение на "а")
кенсу = кённи
девиз этого текста: больше диалогов, меньше описаний.
«Что ты делаешь, ты, безумный!» —
«Нет, я только тебя люблю!
Этот вечер — широкий и шумный,
Будет весело кораблю!»
(с)
Когда за спиной остается шумный суетливый аэропорт, а впереди до самого горизонта тянется не менее шумная и суетливая автомобильная магистраль, высокий юноша потягивается, разминая затекшее тело. Пыльный городской ветер треплет его пшеничного цвета челку, а загазованный воздух до краев заполняет легкие. Юноша выглядит весьма статно, внимательно вглядываясь вдаль; плотные штаны из черной кожи делают его длинные ноги еще стройнее, а белая рубашка выгодно оттеняет чуть смуглую кожу.
— Чем планируешь заниматься, Исин? — обращается он к подошедшему второму юноше чуть ниже его ростом и одетому проще: обычные линялые джинсы и майка-борцовка, не скрывающая упругих мышц, перекатывающихся под гладкой кожей. Он останавливается рядом, усаживаясь на плотно набитый чемодан, и ерошит короткие каштановые волосы на макушке.
— Открою автосервис. Ты же знаешь, мне всегда нравилось копаться в железе, — лицо его озаряет теплая улыбка, а на щеке вырисовывается ямочка; он говорит размеренно и спокойно, — а ты? Чем же может заняться бунтарь и глава китайской преступной группировки, а, Ифань?
Блондин хмыкает, опираясь рукой на плечо друга, игнорируя попытки того ее скинуть.
— У меня есть диплом какого-никакого педагогического колледжа и страна, в которой моя репутация пока чиста. Относительно, конечно, — вкрадчиво говорит он, неопределенно проводя раскрытой ладонью вдоль горизонта, — устроюсь куда-нибудь учителем. Пора остепениться; срубить дерево, купить дом, заделать сына. Или как это там говорится.
— Посадить дерево, построить дом, воспитать сына, — нравоучительно исправляет Исин, все-таки скидывая руку со своего плеча, — и чему ты собрался учить детей? Ифань, они ведь ни в чем не виноваты.
— Я научу их жизни, Син~а. Вот увидишь, я стану самым крутым учителем в этом городе. Да что там в городе, в стране!
Исин смеряет его взглядом полным недоверия и осуждения, он бы отвесил своему другу парочку тяжелых подзатыльников, если бы не усталость после дороги. Ифань, конечно, не плохой, но со своими бесконечными попойками, гонками на байках, драками и беспорядочными половыми связями явно не пример детям.
Но глядя в его полные воодушевления глаза, Исин может только махнуть рукой, мол 'делай, что хочешь, и-д-и-о-т'.
✖
На самом деле, Корея — не такая уж новая для Ифаня страна; у него даже есть однокомнатная клетушка-студия на отшибе города, купленная на случай, если захочется сбежать от прошлого. Переступая ее порог, Ифань вглядывается в пустоту: пыль танцует в солнечных лучах словно мелкая золотая крошка; мебель накрыта пакетами, на которых пальцем блондин рисует смайл — совсем по-детски, но зато от души. Воздух в квартире затхлый и тяжелый, сковывающий стальными тисками горло, и Ифань распахивает окна настеж, впуская уличную свежесть и легкий аромат цветущей внизу вишни. Оперевшись широкими ладонями о пыльный подоконник, он улыбается, вечернее солнце отражается в кофейного цвета глазах; а в голове прочно закрепляется мысль, что именно сейчас он дома.
На первый взгляд, квартира непростительно маленькая, но к концу уборки, Ифаню кажется, что он вычистил пентхаус. Он липкий от пота и пыли, волосы прилипли ко лбу, в носу свербит, а мышцы ноют — проще говоря, он чувствует себя хуже, чем после очередной попойки — усталость и никакого удовольствия. И в этот момент он так некстати вспоминает Исина — педантичного и рассчетливого — у него тоже здесь квартира почти в центре и уборщица, и он сейчас, наверняка, расслабляется в теплой ванне. И ведь не скажешь никогда, что этот мягкий на вид паренек состоял в той же банде, что и Ифань, прожигал с ним годы молодости в алкогольном угаре, пел в рок-группе и разбирал на запчасти угнанные тачки. Когда он успел одуматься и скопить деньжат, для Ифаня до сих пор остается неразрешимой загадкой.
— Исин, одолжи мне денег, — невозмутимо и без прелюдий заявляет он, когда гудки в его почти разряженном телефоне сменяются усталым 'алло'.
На том конце провода что-то шуршит и падает под аккомпанемент тихих ругательств — Исин никогда не отличался расторопностью.
— Ифань, я зарекся никогда больше не одалживать тебе денег. Знаешь, сколько ты мне должен? Миллион, Ифань. И это в долларах. Гребаный миллион. Поэтому даже не проси, отныне я помогаю тебе только добрым, ну или не очень добрым, словом. Лучше найди работу.
— Но Исин, мне не на что даже заказать еды. Или ты хочешь сказать, что поем я, когда получу зарплату?
На самом деле, Ифань лукавит. Деньги у него есть, пусть и совсем не много. Просто он никогда не упускал возможности поживиться за счет друга.
— Ой, не заливай, — служит ему ответом, и Ифань уже готовится что-нибудь возразить, когда телефон жалобно пищит, оповещая о сдохшем аккумуляторе.
Ифань стонет от безысходности. Он настолько устал за сегодняшний день, что тоже не прочь сдохнуть прямо сейчас.
✖
На следующий день, правда, Ифань идет искать работу. Он не совсем представляет, как нужно выглядеть и подавать себя, чтобы получить место. Классического строгого костюма в его гардеробе, конечно, не оказывается, поэтому он надевает все те же кожаные брюки и рубашку — учительский коллектив обычно женский, и смотря на себя в зеркало перед выходом, он ухмыляется, потому что грех не повестись на такого красавчика. Исин всегда говорил, что у него зашкаливает эгоцентризм.
Когда число обойденных школ близится к двадцати, Ифань начинает злиться. Конечно, он мог смириться с отказом, если коллектив полностью укомплектован, но остальные, нелепые, как казалось ему самому, причины выводили из себя. То 'у вас нет опыта работы'; то 'вы совсем не похожи на хорошего педагога'; то 'у вас диплом китайского колледжа и нет сертификата на профпригодность в нашей стране'.
— Что за неоправданный расизм?! — хотелось воскликнуть ему, театрально вскинув руки в воздух. Но вместо этого он лишь кидал злобные взгляды и хлопал директорской дверью так, что она грозилась слететь с петель.
Когда стрелки часов перевалили за полдень, а отчаяние и безысходность почти до краев заполнили Ифаня, удача, наконец, решила ему улыбнуться.
— Фортуна любит отважных, — внушал он себе, стучась в очередной кабинет очередного директора очередной школы, — мистер Ким, перейдем сразу к делу: мне нужна работа, и я не уйду отсюда, пока ее не получу.
Мистер Ким, мужчина средних лет с короткими черными волосами и в узких прямоугольных очках, поднял на него удивленный взгляд — Ифань буквально чувствовал, как его насквозь прожигают рентгеном. По многозначительному хмыку и неопределенному покачиванию головой блондин понял, что его энтузиазм был оценен не очень высоко. Директор даже не предложил ему сесть, продолжая оценивать стоящего в дверях внезапного гостя.
— И чему такой как вы может научить детей? Простите, но у нас нет предмета о том, как стильно одеваться.
Ифань был готов врезать ему прямо сейчас.
— А вы всегда оцениваете книгу по обложке?
— Книгу нет, но в данный момент я вижу перед собой не более, чем рекламную брошюру, — взгляд директора жесткий и холодный, наверняка, он держит в страхе учеников и коллектив в целом. Ифань вдруг вспомнил свои школьные годы, когда попадал на ковер за очередное хулиганство; впрочем, выговоры никогда на него особенно не действовали, — хотя, знаете...
— Ву Ифань.
— Так вот, мистер Ву, пожалуй, я возьму вас на работу. С испытательным сроком, — лицо директора озаряет ехидная ухмылка, — в выпускном классе как раз не хватает преподавателя социологии и классного руководителя по совместительству. Предыдущий, знаете ли, сбежал.
— Каким нужно быть неудачником, чтобы не справиться с подростками?
Директор встает из-за стола, медленно подходя к Ифаню, который едва сдерживает смех и шутки на тему 'маленькие собачки всегда злые'.
— Это не просто подростки. Этот класс — позор нашей школы: дети наркоманов и алкоголиков, доступные девочки, сироты. Так что, мистер Ву, справитесь с этими юными уголовниками?
Ифань умалчивает, что его профиль, вообще-то, математика для младших классов.
— Раз плюнуть, — заявляет он, пожимая пухлую директорскую ладонь. Тот отправляет его на третий этаж в учительскую найти миссис Сон, которая введет его в курс дела.
Школа большая и на первый взгляд неплохо ухоженная. Ифань бродит по широким коридорам, запоминая расположение классов и никуда не торопясь. Повсюду тихо — идут уроки, и это немного успокаивает.
Миссис Сон оказывается приятной на внешность брюнеткой с тяжелым карэ — самая стандартная учительница в юбке-карандаш и белой рубашке с накрахмаленным воротником-стойкой; ее небольшие глаза светятся строгостью, а плотно сжатые губы добавляют еще больше серьезности — Ифань видел множество таких девушек, и интерес в нем не разгорается, напротив, возникает чувство легкой неприязни.
— Я новый учитель социологии в классе... Черт, я так и не спросил у директора, — говорит он, топчась в дверном проеме небольшой учительской. Свободные преподаватели смеряют его недоверчивыми взглядами.
— Я поняла, — отвечает миссис Сон, и лицо его не выражает совершенно никаких эмоций, — пойдемте со мной, я отведу вас в архив.
Глухой стук ее каблуков раздражает.
— А зачем в архив? Разве я не должен сейчас представиться своим ученикам, ну и все такое.
— В архиве вы ознакомитесь с их личными делами, — через плечо кидает учительница, — Главное качество этих детей — любопытность. Завтра у них по расписанию социология, и если своего нового преподавателя они увидят сегодня, то приходить на урок им будет уже неинтересно. Я зайду к ним сейчас и сообщу о вас, и завтра вы получите полный состав.
Ифань откровенно не понимает, что такого в этих детях, что они держат в узде всю школу.
За свою жизнь Ифань посетил не так много архивов, ни одного, если говорить точно. Но он почему-то уверен, что в этой школе архив именно такой, как и все стандартные архивы — темный, пыльный и душный. Все в этой школе такое обычное, правильное, что сводит зубы.
— Развлекайтесь, — ему выделяют скрытую среди шкафов парту, старый стул на колесиках, какую-то древнюю настольную лампу, свет от который желтый как подсолнечное масло и, конечно, пахнущую пылью кипу личных дел в потрепанных картонных папках.
Миссис Сон исчезает настолько быстро, что Ифань даже не понимает, когда она успела — видимо, он в этот момент чихал.
— Ну и что тут у нас? — разминая шею, спрашивает у пустоты Ифань и стягивает верхнюю папку из стопки, — Бен Бэкхен, — с маленькой фотографии в углу на него смотрит мальчишка с иссиня-черными волосами, густо подведенными глазами и пирсингом на левой брови, — 'изрисовал граффити школьный фасад, за что получил выговор и исправительные работы под руководством физрука.' Не оценили да, твоих талантов? — папка отправляется на край стола, — Хуан Цзытао, — юноша с огненно-рыжими волосами и симметричным пирсингом бровей и губ, — 'опоил физрука, и пока тот находился в бессознательном состоянии вытатуировал ему на лбу половой член и сделал интимный пирсинг.' Неужто увлекся бедный физрук руководством над твоим другом?
Факты, приведенные в личных делах, откровенно забавляли Ифаня.
— До Кённи. А ты ничего такая, глаза большие, пухлые губки, длинные волосы. 'Была замечена за занятием проституцией.' Тебе же всего 17... Лу Хань. 'переехал из Китая, нападающий школьной футбольной команды'. И что, все? Не интересно. Ким Чона. 'Танцевала стриптиз в спортзале'. Ай, молодец. О Сехи. 'Лечилась от наркозависимости. Танцевала стриптиз в коридоре перед городской комиссией'. Ким Чондэ. Вау, парень, 15 приводов в полицию за угоны, серьезно? Даже у меня в твоем возрасте было всего 14. Ким Мина. 'Состоит на учете в психиатрической клинике с диагнозом нервная анорексия'. И почему с девочками всегда сложнее? Пак Чанель. Что, просто Пак Чанель и все? И никаких косяков? Положительный что ли?
Когда последняя папка отправляется в неровную стопку на краю стола, Ифань расслабленно откидывается на спинку стула, потягиваясь и заводя руки за голову.
— Шантропа.
✖
Если говорить откровенно, Ифань понятия не имеет, каким образом ему нужно учить подростков социологии, когда все его знания по этому предмету заканчиваются на определении из двух слов. Социология — наука об обществе, и это замечательно, думает Ифань. Когда он рассказывает обо всем Исину, тот смеется в трубку без зазрения совести и говорит, что так ему, учителю-неудачнику, и надо. Ифань обещает отыграться как-нибудь при первом же удобном случае.
В свой первый рабочий день Ифань подкатывает к школе на грозно рычащем байке, небрежно паркуясь прямо напротив центрального входа; на нем линялые джинсы, черная рубашка и пижонские солнцезащитные очки — он наивно полагает, что проблемные подростки расположаться к новому учителю, если он не будет выглядеть как все скучные преподаватели. На самом деле, в его гардеробе просто нет строгих вещей. Идя по школьным коридорам и с улыбкой слушая девчачьи перешептывания, он искренне полагает, что справится со своими подопечными на раз-два.
Переступая порог класса, Ифань понимает, что попал в свой собственный адский котел. Ругань, шум и гам не смолкают, и никто не обращает на нового учителя никакого внимания. Ифань обводит всех присутствующих внимательным взглядом и довольно хмыкает — на местах, действительно, все, как ему и говорила вчера миссис Сон. Он стоит, прислонившись к дверному косяку еще несколько минут, оценивая обстановку. Подростки напоминают ему голодных пираний, готовых сожрать друг друга.
— Эй, шелупонь! — громогласно выкрикивает он, свистнув для пущей эффективности.
И это производит должный эффект. Прямо на него устремляется целая куча злобных взглядов.
— Вот так уже лучше. Теперь вы похожи на стаю пираний, готовых сожрать меня, — на лице его играет ухмылка, когда он вальяжной походкой восходит на помост к своему столу.
— И этот петух ряженый наш новый классный руководитель? — доносится до него насмешливый женский голос.
— Вообще-то, меня зовут Ву Ифань. Но вы можете называть меня хёном. Надеюсь, мы с вами подружимся.
По классу разносится хохот, шипящий, похожий набег соленой морской волны на песчаный берег.
— Нет, вы это слышали? — доносится с последней парты. Отыскивая взглядом источник, Ифань натыкается на ярко-красную макушку, — в друзья он нам набивается. Прижми обратно к макушке свой блондинистый хохолок, какаду.
Ифань на мгновение теряется. Тао смотрит на него пристально и жестко, метая молнии своими кошачьими глазами; его аккуратные губы-бантиком растягиваются в едкой насмешке; острые металлические сережки-шипики в бровях и под нижней губой делают выражение его лица еще более дерзким и отталкивающим. На нем простая майка-борцовка, не скрывающая изрисованных причудливыми узорами рук: на смуглой коже переплетение змей, черепов и шипастых розовых стеблей.
— Я, может, и какаду, но я расколю тебя как грецкий орех одним щелчком своего клюва.
Тао резкий и колючий, но Ифань за свою жизнь и не таких повидал. С уст старшеклассников срывается многозначительный свист, в котором тонет недовольное шипение с последней парты. Ифань давит смешок, когда блондин с соседней парты толкает его локтем, задорно улыбаясь самыми кончиками губ.
— Ну что съел, канарейка?
— Заткнись, Чондэ, иначе я набью тебе что-нибудь на лбу.
Ифань подмечает, что Тао, видимо питает слабость к татуировкам на лице, и ставит себе мысленную галочку быть аккуратнее. Уже сидя за столом, Ифань, наконец, решает приступить к своим непосредственным обязанностям. Просматривая фамилии в чистом как белый день журнале и кидая беглые взгляды в класс, он останавливается на фамилии Бен, обладатель которой за все это время не проронил ни слова, как-то обиженно поджимая губы.
— Бэкхен, расскажи мне, на чем вы остановились по предмету.
Бэкхен, к слову, сидит за одной партой с Тао; у них, кажется, парные сережки над бровями и очень похожие татуировки, не исключено, что тоже парные. На удивление Ифаня, он раздраженно фыркает и складывает руки на груди.
— Что, не скажешь?
— Видите ли, хён, — слышится с третьей парты у окна. Девушка с длинными пастельно-розовыми волосами специально выделяет насмешливой интонацией обращение; у нее усталый, но оттого не менее дерзкий взгляд, и очень бледная кожа, отливающая нездоровой синевой на солнце. Ифань узнает в ней О Сехи, — наш Бэкки совсем недавно проколол язык, чтобы доставить больше удовольствия своему ненаглядному Тао, и сейчас он не говорит.
— Змея, — плюет все тот же Тао ей в спину, на что девушка, не оборачиваясь, показывает ему фак.
Ифань стонет и трет виски.
— Ладно, — говорит он, — тогда ты, Пак Чанель.
Чанель, сосед улыбчивого и, кажется, довольного вообще всем Чондэ, до этого просто лежат, сложив руки на парте. Кажется, он дремал и ему не было совершенно никакого дела до происходящего вокруг хаоса. Ифаню он почему-то виделся самым адекватным из всех присутствующих.
— Прошлый учитель сбежал, не дождавшись даже конца урока, — его спокойный низкий голос ласкает слух и забирается в самую душу. У Чанеля большие искристые глаза и короткие черные волосы — изначально Ифаню он показался кем-то вроде пай-мальчика, образ которого разрушился наливающимся сине-фиолетовым синяком на высокой скуле. Подросток высок и крепко сложен, и Ифань уже рисует картинку каких-то подпольных боев.
Трель звонка разносится по школе, вызывая у Ифаня вздох облегчения. Ученики даже не дожидаются разрешения, просто покидая аудиторию. Ошарашенный Ифань провожает взглядом каждого, как-то отрешенно замечая, что этим детям закон о школьной форме не писан.
'Ничего на сегодняшний вечер не планируй. Мы будем пить'.
Безапелляционно отправляет он Исину, чувствуя, как на душе постепенно легчает. За окном светит яркое весеннее солнце, и Ифань решает пройтись по территории и оценить обстановку во время самого большого перерыва.
— Но, Кённи, — доносится до Ифаня. Узнавая имя одной из своих учениц, он подходит ближе и останавливается у стены, облокачиваясь об нее плечом и наблюдая за разворачивающейся картиной, — Почему ты не хочешь дать мне шанс? — худощавый мальчишка в идеально выглаженной школьной форме спрашивает так жалобно, что даже Ифаню становится не по себе; в руках он сжимает красивый букет полевых цветов.
Кённи усмехается, запрыгивая на байк, какого-то сомнительного громилы, ее и без того неприлично короткая юбка задирается слишком высоко. Байкер довольно хмыкает, когда аккуратные ручки обхватывают его со спины — школьник явно проигрывает ему в комплекции и харизматичности, что делает его объектом насмешек.
— Шанса для чего, Чунмен? Посмотри на себя.
Этот бессмысленный разговор заканчивает байкер, срываясь с места под звонкий и довольный смех Кённи. Чунмен смотрит им вслед, печально опустив красивый букет. Ифаню вдруг становится его нестерпимо жаль — сам бы он вряд ли смог терпеть такие унижения.
— Слушай, Чунмен, — решает вмешаться он, подходя ближе, — ты же Чунмен, да? — школьник кивает, недоверчиво осматривая странного блондина. Ифань отчего-то несказанно воодушевляется, закидывает руку на плечо незадачливому старшекласснику и очень, как ему кажется, к месту говорит — Плюнь ты на нее, парень. Она же тебя ни во что не ставит. И вообще, в этом возрасте девочкам нужен крепкий член, а не цветочки.
Ифань не успевает сообразить, когда ему в скулу прилетает неплохой такой хук левой.
— Что ты вообще можешь знать о ней?! — бесится Чунмен, разворачиваясь на пятках. Злощастный букет он отправляет в ближайщую урну, а сам пулей залетает в помещение.
Ифань ошалело трет скулу, на которой завтра обязательно будет лиловый синяк, смотря на букет в мусорном баке. Он совершенно не понимает, что только что произошло. Его побил старшеклассник? Его побил хлипенький старшеклассник-лузер, который не может разобраться с девчонкой, пусть и наглой? Это уже не в какие ворота, по мнению Ифаня, не лезет.
— А неплохой удар, у хлюпика-то, — бубнит он себе под нос, доставая из заднего кармана телефон.
'Бросай все, мы начинаем пить прямо сейчас'.
✖
На следующий день Ифань не приходит в себя. В состоянии полного беспамятства он висит на плече Исина, пуская тому слюни на рубашку и что-то бормоча. Исин, к слову, еле сам держится на ногах и зарекается больше никогда не пить со своим никудышным другом.
— Эй, парень, — с трудом выговаривает он, цепляясь пальцами за край рубашки какого-то блондина. Тот смотрит на него выжидательно, не подгоняя и давая возможность отдышаться, — мне нужно отнести это тело в кабинет социологии.
Блондин вопросительно изгибает бровь, и на красивом, по оценкам Исина, лице отражается строгая решительность.
— Мы не возьмем на себя убийство нашего классного руководителя, — говорит он, смотря с вызовом и скрещивая руки на груди.
Исин несколько минут молча пытается сообразить, блуждая пьяным взглядом по лицу с аккуратными чертами и высокими скулами, откровенно залипая на губах со смешливо вздернутыми уголками.
— Вот этот вот, — наконец заговаривает он, пихая Ифаня локтем в бок, — переживет моих несуществующих детей. Просто отведи меня в кабинет социологии.
На удивление Исина, школьник кивает, поправляя потертую лямку рюкзака, и закидывает себе на плечо вторую руку своего новоиспеченного и совершенно непутевого классного руководителя — Чондэ всегда был самобытным, и ему все равно на объявленный учителю бойкот, тем более, у него такой хороший и красивый друг.
Дорога до кабинета занимает всего минут пять. Исин молча косится в сторону старшеклассника, не решаясь отчего-то заговорить; да и парнишка явно не настроен на светские беседы, хмурясь и даже не смотря в его сторону. Они просто сваливают Ифаня на стул за его рабочим столом, и Чондэ безмолвно салютует Исину, почти выбегая из класса.
— Знал бы, сам в школу работать пошел, — бубнит он, провожая старшеклассника взглядом и отвешивая спящему другу подзатыльник, добавляет, — балбес.
✖
Ифань находит себя разлегшимся на своем учительском столе; у него мокрая от собственных слюней щека, криво застегнутая измятая рубашка и жуткая головная боль. Поблизости ни воды, ни таблеток, и Ифань трет ладонями лицо, шипя, когда касается лилового синяка на скуле. Во рту по ощущениям пустыня, которая по совместительству и огромный кошачий туалет, и Ифань вспоминает, что на первом этаже есть кулер с водой, поднимаясь на ноги и стараясь удержать равновесие.
Школьные коридоры заполнены мельтешащими туда-сюда детьми и подростками, и Ифаня это жутко раздражает — они путаются под заплетающимися ногами как муравьи, которых очень хочется раздавить.
Осушив с десяток пластиковых стаканчиков, Ифань выходит на улицу, жмурясь от яркого солнца и головной боли. Он осматривает территорию и, заприметив одного из новых знакомых, направляется прямиком к нему.
— Хороший удар у тебя, — говорит он, усаживаясь на траву, рядом со старшеклассником.
Чунмен подозрительно косится в его сторону, но вниманием не удосуживает, лишь презрительно фыркая и морща нос от убойного запаха перегара. Ифань к такому общению не привык, поэтому просто вырывает из его рук какую-то, бесспорно, умную книжку.
— Хочешь еще?! — вскипает школьник, смотря исподлобья, — Кто ты вообще такой?
— Вообще-то я новый классный руководитель твоей ненаглядной Кённи. Ву Ифань. Но мне нравится, что мы уже на 'ты'. И еще, мы можем помочь друг другу.
Чунмен меняется в лице несколько раз. Эмоции сменяют одна другую — удивление, возмущение, любопытство. Последняя нравится Ифаню особенно и он решает продолжить:
— Видишь ли, у нас с классом отношения как-то не заладились, — Чунмен фыркает, мол 'а чего ты хотел, болван?', — поэтому мне нужно, чтобы ты рассказал мне обо всех подводных камнях. Ну там, что нужно сделать, что не нужно; с кем не стоит портить отношения, а с кем эти отношения не так и важны. Ну ты же понимаешь меня, да? Ты же смышленый парень.
— А мне от этого какая польза?
— Я промою твоей Кённи мозги.
Чунмен с совершенно невозмутимым видом протягивает ладонь для рукопожатия, и Ифань почти сияет, сжимая ее с такой силой, что школьник едва заметно хмурится. Ифань настолько воодушевляется своим предстоящим триумфом, что даже головная боль уходит на второй план.
— Первый, с кем не стоит портить отношения — это Тао, — решает не тянуть Чунмен, облокачиваясь спиной о ствол дерева, — он имеет определенное влияние, многие его просто боятся, поэтому житья спокойного он тебе не даст. Драться с ним бесполезно — он владеет ушу и уложит на лопатки на раз-два. Играет на ударных в рок-группе вместе с Бэкхеном, Чондэ и Чанелем — эта троица единственные, к кому он прислушивается, поэтому заручись как-нибудь их поддержкой. Но учти, Бэкхен для Тао — болевая точка; они вместе. У Тао хобби есть — он подрабатывает в тату-салоне, а Бэкхен ему и муза и холст.
— О да, я читал в личном деле Тао, как он с физруком поступил, — усмехается Ифань, проводя ладонью по взъерошенным волосам.
— Тот физрук был той еще сволочью. Бэкхен рисует очень хорошо и мечтает стать каким-нибудь классным дизайнером. Его угнетает все обычное и неприметное, вот он и решил украсить фасад. Получилось, правда, красиво: ярко, замысловато, не какие-то каракули, а настоящий рисунок. Никто его талантов не оценил, конечно же, а физруку поручили наблюдать, как Бэкхен все закрасит. Бэкхен хоть и ершистый, но очень добрый и наивный, он даже сдачи-то дать не может. Они с Тао своих...нестандартных отношений не скрывали никогда, вот физрук и решил свои жизненные эксперименты на нем ставить — видит, что мальчишка явно слабее. Только он Тао не учел — тот, когда узнал, что он там себе удумал, церемониться не стал. Только, конечно, никто не поверил, что весь такой положительный физрук мог домогаться ученика, мальчика, что самое главное.
— В общем, я понял, — прерывает затянувшееся повествование Ифань, — Тао язва на фоне недоверия людям.
— Примерно. А сейчас, извини, мне пора на урок, — говорит Чунмен, вставая с травы и педантично отряхивая форменные брюки.
Ифань осматривает его с ног до головы, еще раз убеждаясь, что школьник абсолютный хиляк: пиджак с гербом школы висит на нем как на вешалке, а ноги даже в брюках похожи на спички. Типичный отличник и примерный мальчик с крепким, однако, внутренним стержнем. Ифаню почему-то думается, что из него вышел бы толк в какой-нибудь бандитской группировке.
— Эй, Чунмен! — окликает он старшеклассника, когда тот уже сходит с газона на асфальтированную дорожку; и, дождавшись, когда тот небрежно посмотрит на него через плечо, спрашивает, — Кённи ведь не всегда была такой, да? Что случилось?
Чунмен кривится в отвращении.
— Неудачная первая любовь.
Школьный двор пустеет, и Ифань уже было собирается вздремнуть, приваливаясь к шершавому стволу и прикрывая налитые похмельным свинцом веки, как чуткий слух улавливает приближающийся монотонный стук каблуков по асфальту. Однако он лишь зевает, надеясь, что это не по его душу.
— Как мило, мистер Ву, что вы занимаетесь своими непосредственными обязанностями.
Этот противный, до отвращения строгий голос Ифань узнает из тысячи. Он лениво приоткрывает один глаз, демонстративно фыркая. Миссис Сон складывает руки на груди и явно не собирается уходить — это действует на нервы, и Ифань, скрипя зубами, поднимается на ноги.
— Ладно-ладно. Что такого экстренного могло случиться за утро?!
— Если бы вы следили за своими учениками, были бы в курсе.
— Я им не нянька!
Миссис Сон кидает на него злобный взгляд.
— Нянька, — выплевывает она, решительно разворачиваясь на каблуках; ее идеально уложенные волосы не решается потревожить даже ветер. Шаги ее маленькие, торопливые, и это забавляет — ее пять помещаются в одном ифаневом, — сначала мы зайдем в медпункт, чтобы вы хотя бы знали, о чем будет идти речь, а потом к директору решать эту проблему.
Всю дорогу до медпункта Ифань гадает, на самом ли деле он влип, или впечатлительные учителя раздули проблему из обычной драки мальчишек. Кабинет школьной медсестры, миловидной девчушки в накрахмаленном белом халате, оказывается маленьким и совмещенным с еще одной комнатой. В помещении пахнет медикаментами и чистотой, и это напрягает.
— Вы, видимо, новый классный руководитель? — обращается она к Ифаню и, дождавшись кивка, продолжает, — очень хорошо. Я привела ее в чувства, но она уснула. Можете поговорить с ее подругой.
Вторая комната оказывается чем-то вроде и процедурной и палаты с двумя узкими койками, на одной из которых укрытая тонким белым одеялом спит одна из его учениц: рыжие волосы выбились из высокого конского хвоста и разметались по подушке, а кожа настолько бледная, что почти сливается с постельным бельем. Ифань вспоминает, что ее зовут Мина, и, кажется, у нее какая-то там анорексия. До этого он никогда не сталкивался с людьми, страдающими чем-то подобным, и это оказывается страшнее, чем просто знать, что такие люди есть.
— Долго будешь пялиться?
Сехи, сидящую на соседней койке, Ифань даже не сразу замечает. Она смотрит на него затравленно и очень злобно; ее пастельно-розовые волосы безжизненными кудрями лежат на узкой спине, а дешевая тушь катышками усыпала бледные щеки. Она не выглядит устрашающе, скорее, ее хочется пожалеть.
— Что...что произошло?
— Тебе ведь все равно нет никакого дела. Так зачем спрашивать?
Ифань вздыхает, усаживаясь рядом с Сехи, и только сейчас понимает, насколько та худая: длинные ноги-прутья в потертых узких джинсах и хрупкие запястья — наркотики уничтожают изнутри.
— Мне есть дело. Послушай, я хочу помочь вам.
— Да, все вы так говорите. Этот говнюк Чон, конечно, тоже помогал Бэкхену, когда распускал руки; и один из прошлых классных руководителей помогал Кённи, залезая ей под юбку; и все тот же Чон помогал Чанелю, унижая того за то, что он предпочел музыку его баскетбольной команде; и эта стерва Сон помогала, прилюдно называя нас шлюхами и оборванками; и, конечно, наш главный помощник — директор Ким, который считает всех нас позорным клеймом его прекрасной школы.
Каждое слово наотмашь бьет по щекам Ифаня так, что они горят и краснеют. Он сцепляет пальцы в замок, уперевшись локтями в колени, и какое-то время, не моргая, смотрит в белую кафельную плитку на полу.
— Слушай, я сам был трудным подростком. Мне знакомо это чувство протеста...
— Протеста?! Это не протест. Это война.
Прежде, чем стремглав вылететь из палаты, Сехи смачно плюет прямо в лицо своего новоиспеченного преподавателя. От неожиданности он успевает вовремя закрыть глаза и плотно стиснуть зубы. Не сказать, что Ифаню раньше не приходилось испытывать подобное, но то были обиженные и оскорбленные любовницы, а не озлобленные девочки-подростки. Он с отвращением проводит ладонью по лицу и, не заботясь о чистоте, вытирает ее о белую простынь. Прежде, чем покинуть палату он заботливо поправляет своей ученице одеяло и убирает со лба рыжую прядь.
В кабинете директора собирается весь преподавательский состав. Их строгие лица не предвещают ничего хорошо, а от внешнего вида в целом, Ифаня передергивает — строгий стиль черно-белой гаммы нагоняет уныние. Сидя за длинным столом, они осматривают нового коллегу с ног до головы, не очень лестно оценивая уличный стиль одежды, лежащие в беспорядке осветленные волосы и особенно синяк на скуле. Ифань занимает свободное место по соседству с физруком, потому что только рядом с ним он выглядит более или менее лаконично; и старается дышать реже, чтобы запах его перегара не так сильно чувствовался.
— Ну что же, — начинает директор Ким, важно восседающий в голове стола, — раз все, наконец-то, собрались, мы можем начать. Всем вам хорошо известно, что Ким Мина состоит на учете в психиатрической клинике с диагнозом нервной анорексии, что уже само по-себе портит имидж нашей школы. У нее это уже не первый приступ, хоть их и не было уже довольно долго. Я позвал вас, чтобы обсудить дальнейшее развитие событий.
Ифаню вся эта ситуация напоминает какой-то импровизированный самосуд. Он с нескрываемым осуждением смотрит на каждого преподавателя, который с пеной у рта доказывает, что этой девочке не место среди нормальных людей и что нужно сообщить, куда следует — психические отклонения нужно лечить в клинике. Каждый из них больше беспокоится об имидже учебного заведения, нежели о состоянии самой ученицы. Ифань трет виски и, не выдерживая, с силой ударяет кулаком по столу, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Вы что, серьезно? Хотите сообщить о приступе и упечь девочку в психушку накануне выпускного? Вам что, совершенно плевать, что вы ей будущее загубите? Если вам все равно, то мне — нет, и я, как классный руководитель, не позволю этого сделать.
— Будущее она себе сама губит, мистер Ву, — тон директора строгий, но максимально спокойный, — а я не хочу идти под суд, если однажды школьная медсестра не сможет привести ее в чувства. А вы, как классный руководитель, должны следить за учениками, а не напиваться до беспамятства.
— Знаете, в чем ваша проблема? — спрашивает Ифань, обводя взглядом всех присутствующих, — Вы считаете их детьми, не способными принять решение, хотя давно уже пора принять их за взрослых людей. И не переживайте, директор Ким, если вдруг что и случится, я возьму ответственность на себя, а вы просто сделаете вид, что ничего не знали.
Ифань хлопает дверью с такой силой, что она почти слетает с петель. Злость накрывает его тяжелым черным одеялом, и он стискивает зубы до боли в челюсти. Эти творцы чужих судеб бесят его невероятно, и он стремительным шагом направляется прочь, тяжело топая по пустынным коридорам — идут уроки, и это прекрасно, потому что не приходится терпеть неугомонных учеников, путающихся под ногами. Он останавливается напротив физкультурного зала — он пустой, и Ифань не может отказать себе в удовольствии закинуть пару мячей в корзину, тем более, что это всегда помогало выпустить пар.
— Что, малыш Елли опять убежит, поджав хвост? — приглушенно слышится из раздевалки, и Ифань присуждает сегодняшнему дню звание худшего, потому что вляпаться во столько дерьма за раз — это еще нужно уметь. Держа тяжелый оранжевый мяч подмышкой, он решительно распахив