ПРИНЦИП ВЛЕЧЕНИЯ К СМЕРТИ В РАБОТЕ
В своей работе «по ту сторону принципа удовольствия» Зигмунд Фройд впервые ввел понятие «влечения к смерти». Изучая случаи травматических невротиков, переживших войну, Фройд понимает, что сновидения этих людей, неизменно возвращающие их к обстоятельствам катастрофы нельзя объяснить действием принципа удовольствия, к которому Фройд сводил анализ всех сновидений в психоанализе ранее: «Здесь было бы уместно впервые признать исключение из правила, что сновидение есть исполнение желания. Страшные сновидения (Angsttraume) не представляют подобного исключения, как я неоднократно и подробно доказывал, также и сновидения-наказания (Straftraume), так как они воздают должное наказанию за исполнение запрещенного желания и являются, таким образом, исполнением желания особого «чувства вины», реагирующего на вытесненное влечение. Но вышеупомянутые сновидения травматических невротиков нельзя рассматривать под углом зрения исполнения желания, и в такой же малой степени это возможно по отношению ко встречающимся в психоанализе сновидениям, которые воспроизводят воспоминания о психических инфантильных травмах». (1;68)
Фройд начинает предполагать наличие какого-то другого, более «первичного» принципа, управляющего работой психики: «Если сновидения травматических невротиков возвращают больных так регулярно в обстановку катастрофы, то они, во всяком случае, не являются исполнением желания, галлюцинаторное осуществление которого сделалось функцией при господстве принципа удовольствия. Но мы должны допустить, что они осуществляют другую задачу, разрешение которой должно произойти раньше, чем принцип удовольствия начнет осуществлять свое господство». (1;67-68)
В качестве более «первичного» влечения Фройд предлагает влечение к повторению: «Встает следующий вопрос: возможны ли в психоанализе такие сны, которые в интересах психического связывания травматических впечатлений следуют тенденции навязчивого воспроизведения? На это нужно ответить безусловно утвердительно». (1;69)
Фройд отмечает, что подобный психический механизм явно выражен в психической жизни детей. Дети в играх повторяют даже неприятные переживания, более того их стремление к повторению можно считать самоцелью, поскольку даже при полноценном переживании повторяемого конструкта, ребенок не находит удовлетворения и стремится к новому и новому повторению: «Мы полагаем, что в детской игре ребенок повторяет даже неприятные переживания, так как он благодаря своей активности значительно лучше овладевает сильным впечатлением, чем это возможно при обыкновенном пассивном переживании. Каждое новое воспроизведение стремится как будто бы закрепить желанное овладение, и даже при приятных переживаниях ребенок не может насытиться этими повторениями и будет упрямо настаивать на повторении тех же впечатлений». (1;72) «Ребенок же не устанет требовать повторения показанной ему взрослым игры, пока тот не откажет ему окончательно, и, если ему рассказали интересную сказку, ему хочется слышать все снова и снова эту сказку вместо новой; он настаивает беспрестанно на повторении| того же самого и исправляет всякое изменение, которое вставляет рассказчик для того, чтобы внести разнообразие». (1;72) Продолжая рассматривать феномен навязчивого повторения в любых проявлениях, Фройд отмечает большое количество примеров «навязчивого повторения» в живой природе: «Мы видим, что зародыш животного принужден повторить в своем развитии структуру всех тех форм, пусть даже в беглом и укороченном виде, от которых происходит это животное, вместо того чтобы поспешить кратчайшим путем к его конечному образу; это обстоятельство мы можем объяснить механически лишь в незначительной степени и не должны оставлять в стороне историческое объяснение. Таким же образом далеко в историю животного мира восходит способность замещения утраченного органа посредством образования взамен другого, совершенно аналогичного». (1;75) Фройд задаётся вопросом о возможном месте навязчивого повторения среди прочих влечений. Так как с самого начала навязчивое повторение было признано исполнять функции более «первичного» характера, Фройд предполагает определение других влечений через более «первичный» механизм навязчивых повторений: «Влечение с этой точки зрения можно было бы определить как наличное в живом организме стремление к восстановлению какого-либо прежнего состояния, которое под влиянием внешних препятствий живое существо принуждено было оставить, в некотором роде органическая эластичность или, если угодно, выражение косности в органической жизни» (1;74) Фройд уточняет, что заключения его гипотетичны и он продолжает их не потому, что на данном этапе уверен в их правильности, а потому что ему интересно, куда может завести подобный ход мыслей: «Следует тут же отметить и то возражение, что, кроме консервативных влечений, которые принуждают к повторениям, есть и такие, которые стремятся дать новые формы и ведут к прогрессу; это возражение должно быть предусмотрено и позже в наших рассуждениях. Однако нам кажется заманчивым проследить до последних выводов то предположение, что все влечения стремятся восстановить прежнее состояние». (1;75)
Тут же Фройд находит место для возражения о том, что нельзя свести прогресс и развитие, свойственные всему живому, к принципу навязчивых повторений. Дабы рассмотреть до конца гипотезу о «консервативной» природе всяких влечений, эффект прогресса он предлагает приписывать воздействию внешней среды: «Если, таким образом, все органические влечения консервативны, приобретены исторически и направлены к регрессу, к восстановлению прежних состояний, то мы должны все последствия органического развития отнести за счет внешних, мешающих и отклоняющих влияний». (1;75-76)
Поскольку живая материя в процессе истории была в какой-то момент создана из неживой, неорганическая материя существовала раньше органической, следовательно, логичным продолжением, если предположить повсеместность и «первичность» стремления к повторению, будет признать необходимость присутствия в живой материи стремления к повторению своего неорганического состояния т.е. смерти: «Возникшее тогда в неживой перед тем материи напряжение стремилось уравновеситься: это было первое стремление возвратиться к неживому. Тогда живая субстанция могла легко умереть, жизненный путь был, вероятно, короток, направление его было предопределено химической структурой молодой жизни. В течение долгого времени живая субстанция могла создаваться все снова и снова и легко могла умирать, пока внешние, определяющие причины не изменились настолько, что принуждали оставшуюся в живых субстанцию ко все большим отклонениям от первоначального жизненного пути и к более сложным окольным путям для достижения цели – смерти.» (1;77)
Фройд также акцентирует внимание на очевидном конфликте между признанным им ранее за всем живым стремлением к самосохранению и стремлением к смерти, которое он начинает предполагать: «Положение о существовании влечения к Самосохранению, которое мы приписываем каждому живому существу, состоит в заметном противоречии с утверждением, что вся жизнь влечений направлена на достижение смерти». (1;77) Признав значительность подобного конфликта, Фройд рассматривает предположение о том, что его новую теорию можно однозначно опровергнуть, что она не имеет права даже на гипотетическое существование. Для этого он пытается опровергнуть предпосылки, послужившие основой для его выводов о закономерности существования «влечения к смерти», начиная с самой «ранней», а именно: «Должно ли всё живое умереть вследствие внутренних причин?» Для этого Фройд припоминает поочередно существующие концепции биологов относительно причин смерти живых организмов: «Но, может быть, эта вера во внутреннюю закономерность смерти также лишь одна из иллюзий, созданных нами, «чтобы вынести тяжесть существования»? Во всяком случае, это верование не первоначально, первобытным народам чужда идея о «естественной» смерти; они приписывают каждый смертный случай влиянию врага или какого-либо злого духа. Поэтому мы должны обратиться для проверки этого верования к научной биологии. Если мы поступим таким образом, мы будем удивлены, узнав, как расходятся биологи в вопросе о естественной смерти и что у них понятие о смерти вообще остается неуловимым». (1;84)
Первым делом Фройд рассматривает теорию Августа Вейсмана, согласно которой всё живое делится на смертную и бессмертную часть. Смертной является «сома» - тело, а бессмертной – зародышевые клетки, потому что они способны создать для себя новое тело: «Вейсман, рассматривающий живую субстанцию с точки зрения морфологической, находит в ней составную часть, подверженную смерти, сому, тело, независимо от пола и наследственности, а также часть бессмертную, именно эту зародышевую плазму, которая служит для сохранения вида, для размножения». (1;85) Фройд акцентирует внимание на заметной аналогии морфологического дуализма по Вейсману и дуализма влечений, обнаруживающегося, если признать принцип «влечения к смерти»: «Мы же рассматривали не саму живую материю, но действующие в ней силы и пришли отсюда к различению двух родов влечений, таких, которые ведут жизнь к смерти, и других, а именно сексуальных влечений, которые постоянно стремятся к обновлению жизни. Это звучит в качестве динамического коррелята к морфологической теории Вейсмана». (1;86)
Далее Фройд обращается к эспериментальным исследованиям на тему смертности одноклеточных. Вудрефф проводил эксперимент с инфузорией-туфелькой, размножающейся делением на две особи. Он проследил за её потомством до 3029-й генерации, на удивление не обнаружив появления признаков старения: «Вудрефф воспитал ресничную инфузорию-туфельку, которая размножается посредством деления на два индивидуума, и проследил до 3029-й генерации, на которой он прервал этот опыт; каждый раз он изолировал одну из отделившихся частиц и помещал в свежую воду. Этот поздний потомок первой «туфельки» был так же свеж, как его предок, без всяких следов состаривания или вырождения». (1;88)
С другой стороны, эксперименту Вундерфа противоречили эксперименты Мопа и Колкинса, которые, напротив, отмечали, что после определенного количества делений эти инфузории становятся слабее и в конце концов умирают: «Мопа, Колкинс и др. в противоположность Вудреффу нашли, что и эти инфузории после определенного числа делений становятся слабее, убывают в величине, теряют часть своего тела и в конце концов умирают, если не получают каких-либо особых освежающих влияний». (1;88)
Разница между результатами экспериментов обуславливалась тем, что Мопа и Колкинс содержали инфузорий в одной и той же жидкости с начала наблюдения, а Вундерф помещал каждую особь после деления в новую питательную жидкость: «Противоречие между результатами Вудреффа и другим происходит оттого, что Вудрефф помещал каждую новую генерацию в свежую питательную жидкость». (1;89)
В результате обзора подходов к проблеме смертности в научной биологии, в особенности на основе результатов экспериментальной работы Вудреффа, вступившей в противоречие с другими результатами и разрешения данного противоречия, Фройд формулирует два вывода. Во-первых, существуют механизмы, противодействующие наступлению смерти - смешение субстанций двух инфузорий действует омоложивающе на обе особи. Так же эффекта омоложения можно достигнуть путем определенных раздражающих воздействий: «Если эти животные в определенный момент, когда еще не проявляют признаков старости, сливаются между собой по двое, копулируют, после чего они через некоторое время снова разъединяются, то они избегают старости, они, так сказать, омолаживаются. Эта копуляция есть предвестник полового продолжения рода высших существ; она еще не имеет ничего общего с размножением, ограничивается смешением субстанций обоих индивидуумов (амфимиксис Вейсмана). Освежающее влияние копуляции может быть также заменено определенными раздражающими средствами, изменениями в составных частях питательной среды, в температуре или сотрясением». (1;89)
Второй вывод заключается в том, что простейших приводит к смерти воздействие их собственных отходов: «Он [Вундерф] сделал вывод, что этим маленьким животным вредят продукты обмена веществ, которые они отдают окружающей жидкости, и мог убедительно доказать, что только продукты собственного обмена веществ оказывают действие, ведущее к смерти генерации, ибо эти животные созревали великолепно в растворе, который был насыщен продуктами распада отдаленного родственного вида, и безусловно вымирали, собранные в своей собственной питательной жидкости». (1;89)
Подводя итог своих попыток доказать неверность основной предпосылки, на которой строится его теория, Фройд признает, что неверность её доказать невозможно, что заставляет искать другое разрешение конфликта между «влечением к смерти» и признанными конструктивными влечениями. В биологии не существует данных определенно противоречащих суждению о том, что все формы жизни, в том числе и простейшие смертны, и тем более, совершенно невозможным представляется доказать отсутствие даже у простейших тенденций к смерти: «Если мы оставим морфологическую точку зрения и примем динамическую, то нам может вообще стать безразличным, можно ли доказать естественную смерть Protozoa или нет. Субстанция, которую впоследствии выделяют как бессмертную, ни в какой мере не отделена у них от умирающей». (1;90) «Но если даже протисты оказываются бессмертными в смысле Вейсмана, то его утверждение, что смерть есть позднее приобретение, остается в силе лишь для явных проявлений смерти и не делает невозможным допущение о тенденциях, влекущих к смерти. Наше ожидание, что биология легко устранит признание влечений к смерти, не оправдалось». (1;91)
Фройд припоминает теорию Э. Геринга о процессах, происходящих в живой субстанции. Она утверждает, что в живой субстанции происходят одновременно два противоположно действующих рода процессов: конструктивные и деструктивные. По своим отношениям относительно друг друга напоминающие отношения между предполагаемым «влечением к смерти» и «влечениями к жизни»: «По теории Э. Геринга о процессах в живой субстанции, в ней происходят беспрерывно два рода процессов противоположного направления, одни созидающего, ассимиляторного, другие разрушающего, диссимиляторного типа. Должны ли мы попытаться узнать в этих обоих направлениях жизненных процессов работу наших обоих влечений – влечения к жизни и влечения к смерти?» (1;91)
Вспоминая развитие, выработанной ранее в психоанализе, теории либидо, Фройд отмечает, что и раньше в психической модели признавалась дуалистичность. Первоначально были выделены сексуальные влечения, направленные на объект и плохо изученные влечения другого рода, их назвали влечениями «я»: «Анализ неврозов перенесения сначала побуждал нас подчеркнуть противоположность между сексуальными влечениями, которые были направлены на объект, и другими, весьма мало распознанными нами и пока обозначенными как влечения «я». (1;92)
В то же время определение либидозных влечений как сексуальных влечений, направленных на объект было расширено. Фрейд отмечает, что не только он, но и многие его коллеги заметили, что часто либидо «отклоняется» и выбирает вместо стороннего объекта «я». Основываясь на анализе поведения детей, развития их сексуальности, Фройд заключает, что «я» служит первоначальным «резервуаром либидо». «Я» было признано главным и первичным объектом, а сексуальные влечения направленные на объект – смещением этого нарциссического либидо. В свою очередь нарциссическое либидо было отождествлено с самосохранением: ««Я» выступило среди сексуальных объектов, и признано было сейчас же самым важным между ними. Если либидо пребывало, таким образом, в «я», то оно называлось нарциссическим. Это нарциссическое либидо было также выражением силы сексуальных влечений в аналитическом смысле, которое мы должны были отождествить с признанными с самого начала влечениями к самосохранению». (1;94)
Следующим шагом, Фройд предлагает рассмотреть все сексуальные влечения как «сохраняющие», служащие «сохранению жизни». Таким образом, получает развитие первоначально существовавший и вновь подтвержденный Фройдом дуализм психического уклада: первоначальный конфликт между «сексуальными влечениями и влечениями я», трансформируется в конфликт между влечением к жизни и влечением к смерти: «Наше представление было с самого начала дуалистическим, и теперь оно стало им еще резче, чем раньше, с тех пор как мы усматриваем противоположность не между влечениями «я» и сексуальными, а между влечениями к жизни и влечениями к смерти». (1;96) «Тем более, мы должны теперь подчеркнуть либидозный характер влечений к самосохранению, ибо мы решаемся сделать следующий шаг, а именно рассматривать сексуальные влечения как Эрос, сохраняющий все». (1;95)
Фройд говорит о необходимости уточнить отношения между этими двумя видами влечений, он подчеркивает подобную полярность, проявляющуюся в любви к объекту: «нежность» и «ненависть». Несмотря на только что закреплённую за сексуальными влечениями живительную, «сохраняющую» функцию, Фройд вспоминает о том, что сексуальные влечения, направленные на объект, часто могут принимать садистский, деструктивный характер. Фройд предполагает, что за садистской частью сексуальности прячется влечение смерти, смещенное с «я» на объект силами стремления к самосохранению: «Не возникает ли здесь предположение, что этот садизм есть, собственно, влечение к смерти, которое оттеснено от «я» влиянием нарциссического либидо, так что оно проявляется лишь направленным на объект? Оно начинает тогда обслуживать сексуальную функцию». (1;97)
Дабы опровергнуть «мистический» вид данного определения и продемонстрировать, как минимум, возможность подобного перенесения, Фройд вспоминает раннее обоснованный им аналогичный механизм перенесения садистского деструктивного стремления с объекта на себя т.е. трансформацию садизма в мазохизм под влиянием внешних социальных запретов: «Клинические наблюдения понудили нас в свое время сделать вывод, что дополняющее садизм частное влечение мазохизма следует понимать как обращение садизма на собственное «я». Перенесение влечения объекта на «я» принципиально ничем не отличается от перенесения с «я» на объект, о котором возникает как бы новый вопрос». (1;98)
Однако теперь Фройд предлагает признать «первичными» мазохистские стремления, стремления к смерти, а садизм, в свою очередь – продуктом перенесения мазохизма, осуществленным по ранее описанному механизму: «Мазохизм, обращение влечения против собственного «я», в действительности был бы возвращением к боле ранней фазе, регрессом. В одном пункте данное тогда мазохизму определение нуждается в исправлении как слишком исключающее; о чем я тогда пытался спорить – мазохизм мог бы быть и первичным влечением». (1;98)
Фройд снова рассматривает факт того, что слияние, «копуляция» простейших производит омолаживающий эффект. Его интересует на этот раз то, что подобный эффект производится за счет внесения в клетку новых количеств раздражения: «Опыт, который заменяет копуляцию у Protozoa посредством влияния химических и даже механических раздражений, позволяет дать достоверный отчет: это происходит посредством доставления новых количеств раздражения». (1;98) Фройд находит в этом подтверждение гипотезы о том, что результатом жизни является химическое «уравновешивание» т.е. смерть: «Это хорошо согласуется с тем предположением, что жизненный процесс индивидуума из внутренних причин ведет к уравновешиванию химических напряжений, то есть к смерти, в то время как слияние с индивидуально-отличной живой субстанцией увеличивает эти напряжения, вводит, так сказать, новые жизненные разности, которые еще должны после изживаться». (1;99)
В конце работы Фройд рассматривает метаморфозы, которые совершили с его старыми теориями его новые предположения. Он отмечает, что главной проблемой по ходу размышлений стало установление отношений между двумя видами существующих влечений – «влечения к жизни» и «влечения к смерти»: «Размышление показывает, что этот Эрос действует с самого начала жизни и выступает как «влечение к жизни», в противовес «влечению к смерти», которое возникло с зарождением органической жизни. Мы пытаемся разрешить загадку жизни посредством принятия этих обоих борющихся между собой испокон веков влечений». (1;106) Фройд подчеркивает, что признание влечения к восстановлению раз пережитого состояния даёт возможность объяснить ряд явлений в психической жизни, очевидно, независимо от принципа удовольствия, однако принцип удовольствия сохраняет свой «статус», а, значит, отношения между стремлением к повторению и принципом удовольствия должны быть устроены таким образом, чтобы «сосуществовать» одновременно: «Если действительно влечения обладают таким общим свойством, что они стремятся восстановить раз пережитое состояние, то мы не должны удивляться тому, что в психической жизни так много процессов осуществляется независимо от принципа удовольствия». (1;107) «Но все то, над чем принцип удовольствия еще не проявил своей власти, не должно стоять в противоречии с ним, и еще не разрешена задача определения взаимоотношения процессов навязчивого повторения к господству принципа удовольствия». (1;107) Фройд строит предположения о возможном взаимоотношении принципа удовольствия и влечения к смерти. Так как сутью сексуальных удовольствий является разрядка напряжения, т.е., опять же, приближение к «равновесию», к неорганическому состоянию, «смерти», следовательно, как предполагает Фройд, принцип удовольствия может находиться на службе у стремления к смерти: «Мы все знаем, что самое большое из доступных нам удовольствий — наслаждение от полового акта – связано с мгновенным затуханием высоко поднявшегося возбуждения». (1;108) «Принцип удовольствия будет тогда тенденцией, находящейся на службе у функции, которой присуще стремление сделать психический аппарат вообще лишенным возбуждений или иметь количество возбуждения в нем постоянным и возможно низким». (1;108)
Фройд также подчеркивает большое количество возникающих новых вопросов относительно данной модели и требующихся уточнений, которые могут быть получены в будущем после расширения арсенала средств психологического исследования: «Принцип удовольствия находится в подчинении у влечения к смерти, он сторожит вместе с тем и внешние раздражения, которые расцениваются влечениями обоего рода как опасности, но совершенно отличным образом защищается от нарастающих изнутри раздражений, которые стремятся к затруднению жизненных процессов. Здесь возникают бесчисленные новые вопросы, разрешение которых сейчас невозможно. Необходимо быть терпеливым и ждать дальнейших средств и возможностей для исследования». (1;110)
Литература:
1. З.Фройд По ту сторону принципа удовольствия. – Москва: Современные проблемы, 1925. – Перевод Н.А.Столляр