— Ха-ха-ха! — загремела вдруг Барбацуца. — Гляньте-ка на Слыша! Сейчас он уползёт под карету!
Все посмотрели на Слыша.
Слыш, прислонившись спиной к карете, сползал вниз.
Он присел на корточки, съёжился так, что его лицо очутилось между поднятых колен.
Он смотрел вверх с ужасом, яростью и изумлением.
И только тут люди увидели, как потемнело небо над их головами. Как будто вдруг, внезапно наступил вечер.
На город наползала тёмная, тяжёлая туча, волоча лиловые лохмотья по крышам домов.
Внутри её что-то мрачно погромыхивало, будто она тащила за собой сундуки, набитые медной посудой, встряхивала их и стукала друг о друга.
— Остановить! Прекратить! Запретить! — во весь голос закричал Слыш.
И хотя он закричал первый раз в жизни, его никто не услышал.
— Капелька! — зазвенел вдруг детский голосок. — Мама, мне на нос с неба упала капелька!
И тут будто кто опрокинул большое, во всё небо, ведро.
Потоки воды с шумом, плеском полились на пылающий город.
— Ах ты, негодное Облако! Вечно от тебя нет покоя старой бабке! — раздался рокочущий, грохочущий голос откуда-то сверху.
И вдруг сверкнула яркая молния. На миг она остановилась в небе, как серебряное дерево. Всё осветилось дрожащим мерцающим светом.
Молния вонзилась прямо в острую кровлю дворца.
А вслед за ней огромная сизая рука кинула в окно дворца пригоршню шаровых молний, горящих, как круглые лампы.
Вскрикнули все люди на площади, схватились за руки, чтобы удержаться на ногах.
Главная башня дворца покачнулась, наклонилась и рухнула. Гул прокатился по земле. И все увидели, как из груды развалин вырвался светлый фонтан воды и поднялся до самой тучи. Это бил в небо освобождённый Великий источник.
Грохот смешался с громом и хохотом. И сейчас же ливень хлынул с новой силой.
Вода пригнула книзу языки пламени. Огонь шипел, извивался, корчился, прятался в густых клубах дыма. Но вода настигала его, сбивала с крыш, с мокрых брёвен, до тех пор пока нигде не осталось ни одного красного уголька.
Тут дождь пошёл ещё веселее.
Люди выскакивали из домов. Они протягивали вверх руки, и вода сбегала по их рукам до самых плеч.
Седые старики выходили из дверей. Они вспоминали детство, и дождь смывал слёзы с их щёк.
Ребятишки запрыгали по лужам, поднимая фонтаны брызг. Можно было подумать, что дождь идёт сразу сверху и снизу, с земли.
Мокрые голуби, кружа над домами, взмахами крыльев разогнали дым.
И тут все увидели, что на площади нет ни главного советника Слыша, ни начальника королевской стражи, ни главного тюремщика, ни солдат.
Можно было подумать, что потоки дождя смыли этих злых людей, как дождь смывает с мостовой мусор и грязь.
И правда, больше никто никогда их не видел. Видно, великий ливень так их напугал, что они убежали в невесть какие дальние страны и уже не посмели вернуться.
Дождь неплохо отмыл маленького трубочиста. Оказалось, что волосы и брови у него совсем белые, даже мокрые они были светлыми.
— Ах ты, дрянь такая! — набросилась Барбацуца на Лоскутика. — Спалила-таки своё платье! Добилась своего! Придётся покупать тебе новое.
Но Лоскутик только крепко прижалась к Барбацуце и поцеловала её в закопчённую щёку.
— Вот тебе! Вот тебе! — послышался гулкий, катящийся по земле голос.
Сквозь падающий дождь все разглядели старую бабку Грозовую Тучу, которая таскала за ухо бедное Облако.
Она дёргала его из стороны в сторону:
— Будешь ещё не слушаться старую бабку? Будешь летать куда не следует? А как надо, голубей за мной посылаешь?! «Помогай, старая бабушка, выручай!» А?!
Облако с отчаянными воплями приплясывало на одной ноге.
— Отпусти его! Сейчас же отпусти! — закричала Барбацуца, подпрыгивая изо всех сил и тыча кулаками вверх. — Вы все бессовестные! Бросили нас, не прилетали! Только оно помогло нам! Так что нечего трепать ему уши!
Видимо, слова Барбацуцы произвели впечатление на старую бабку Грозовую Тучу, она, ворча и сердито клубясь, отпустила Облако.
Облако, потирая ухо, которое стало больше колеса, бросилось к Лоскутику.
— Какое поразительное лицо у вашей уважаемой бабушки! — с восхищением сказал Вермильон Облаку. — О, если бы она согласилась мне позировать… С каким наслаждением я написал бы её портрет!
Между тем толпа окружила наших друзей.
Люди подняли их на плечи и понесли.
Барбацуца брыкалась как могла и молотила кулаками по чьим-то головам. Но старый оружейник шепнул ей:
— Тише, тише, дорогая Барбацуца! Разве ты забыла, что я сватался к тебе пятьдесят лет назад? А когда ты мне отказала, я так и не женился.
Барбацуца съездила его по затылку, но брыкаться всё-таки перестала.
Пять оружейников, три ткача, семь пекарей и мастер зонтиков бережно понесли невесомое Облако.
Здоровенный кузнец посадил на одно плечо Сажу, а на другое — Лоскутика.
И только жаба Розитта попросила оставить её в луже и дать ей хоть немного прийти в себя и отдышаться.
— Мне хочется немного отдохнуть от суматохи и подумать о вечности… — заявила она. — О том, как из икринки получается головастик, как он превращается в лягушку и всё идёт своим чередом. А потом я прискачу на ваш праздник.
А дождь всё шёл и шёл. Все промокли до нитки, но никто не хотел, чтобы он кончался.
На площади Одинокой Коровы под дождём танцевал Один-Единственный Нищий, а в мастерской Великого Часовщика звонили от радости все его умные часы.
Толпа остановилась на старом мосту.
Люди перегибались через перила, смотрели вниз.
По сухому дну, между голых пыльных камней, робко бежал мутный ручеёк.
Но люди смотрели на него как на чудо.
А воды всё прибывало. Скоро уже вода забурлила между камнями. Закрутилась водоворотом вокруг свай моста.
— Это моя вода! Моя! — закричал дядюшка Буль, по колено входя в реку.
Глаза у него были пустые и мёртвые. Он начал хватать воду руками, но она убегала у него между пальцами. Вода поднялась уже ему по самую грудь.
— Всё моё!.. Никому бесплатно не дам ни одной капли, ни одной капельки! — бормотал он.
— Он сошёл с ума от жадности и злобы, — сказали люди.
И женщины отогнали мальчишек и запретили им дразнить сумасшедшего.
Наконец все пришли на дворцовую площадь. Ворота в парк были широко распахнуты.
Девушки нарвали полные корзины цветов. Они плели венки и бросали их в реку.
— Нет, больше я не могу сидеть на одном месте! Никогда в жизни так не уставала… — проворчала старая бабка Грозовая Туча, вылетая из окна мастерской художника Вермильона.
Но Вермильон уже закончил портрет.
Он был счастлив. Правда, он сидел почти по пояс в воде. Вся штукатурка на стенах и на потолке размокла и обвалилась. Но портрет получился очень похожим. Старая бабка Грозовая Туча была на портрете как живая.
Этот портрет и до сих пор висит в городском музее.
Если ты, мой читатель, когда-нибудь попадёшь в этот город, обязательно загляни в музей и посмотри на портрет старой бабки Грозовой Тучи. Не пожалеешь!
— Ну, пора прощаться! — громыхнула старая бабка Грозовая Туча, появляясь над площадью.
— Не улетай! — крикнула Лоскутик, обнимая Облако.
— Ох уж эти мне прощания! — Старая бабка Грозовая Туча сердито дёрнула Облако за руку и подняла его в воздух. — Сейчас оба начнут ныть и проливать дождик!
— Прощай, Лоскутик! — крикнуло сверху Облако, стараясь вырвать руку из лиловой лапищи своей бабки. Рука Облака всё удлинялась и удлинялась, но старая бабка Грозовая Туча всё-таки уводила Облако за собой.
Слёзы лились из глаз Облака прямо на Лоскутика.
— Я побегу за тобой! — плача, закричала Лоскутик.
Но Барбацуца крепко ухватила её за руку.
— Пусти же меня, пусти! — попробовала вырваться Лоскутик.
— Девочки не бегают по всей земле за облаками, — печально сказала Барбацуца. — Так не бывает.
— Когда ты прилетишь опять? — крикнула Лоскутик.
— Теперь облака будут часто прилетать в вашу страну! — уже издали ответило Облако.
— А ты? Ты прилетишь? — изо всех сил крикнула Лоскутик.
— Прилечу… Прилечу… — донёс до Лоскутика ветер.
— Я буду ждать… — прошептала Лоскутик. — Я буду думать о тебе всю жизнь, каждую минуту…
Барбацуца так крепко обняла Лоскутика, что у Лоскутика на спине скрипнули лопатки.
Дождь кончился. Только звонко падали крупные капли с крыш. И каждая капля, падая, говорила какое-то короткое, непонятное, но очень весёлое слово.
Старая бабка Грозовая Туча на лету обернулась. Она пошарила в бесчисленных складках своего серого плаща и вытащила оттуда какой-то полосатый и сверкающий шарф. Встряхнула его за конец и бросила в воздух.
И тотчас над городом изогнулась дугой сияющая радуга.
Она перекинулась мостом над толпой, над мокрыми, умытыми крышами освобождённого города, над рекой, по которой плыли, сталкиваясь и кружась, венки цветов.
