Время пророчеств
фантастика, готовая стать реальностью
«Хроники Времени» Книга 2
Не умрём мы, но изменимся. Не подчиненностью инстинктам являть животность, а выражением Отца являть человечность будем мы.
Харьков 2014
ББК 84 (4Укр) - 5
П-16
ПАНЧЕНКО С. Е. ВРЕМЯ ПРОРОЧЕСТВ.
Г. — 154 с. Издание второе
isbn 978-966-------
ISBN 978-966-2138-12-2
Вторая книга цикла «Хроники Времени»
Книга вторая событий, связанных со временем рассказывает о том, как проявляются на Земле необычные места, в которых физический мир становится четырехприсутственным. И эти четыре присутствия: ментальное, астральное, эфирное и собственно физическое, проявляясь одним целым, изменяют представление героев повествования о мире вообще и о месте человека в нём в частности. Оказывается, это становится доступным всем.
«Время пророчеств» – продолжение увлекательного путешествия в мир, где фантастика и реальность сплелись в одно необычайное приключение. И это, по-прежнему, только начало.
ISBN 978-966-2138-12-2
ББК 84 (4Укр) - 5
Ó Панченко С. 2014
От автора
Можно по-разному прожить жизнь. Можно придерживаться разных правил, разных взглядов, но рано или поздно приходит вопрос: «А что же дальше?» А за ним приходит еще множество вопросов, на которые не было времени отвечать раньше. А затем понимаешь, что ответить не так-то просто, ищешь ответы у других и осознаешь, что это их ответы, а должен быть свой. И начинается новая жизнь, и приходит прозрение, если приходит, и уходят страхи и недовольства, если уходят. И приходит ощущение жизни, а не гонки за призраком жизни.
Можно жить по-всякому, но от этого зависит, в каком мире ты живешь, потому что мир, тебя окружающий, всего лишь отражение твоего внутреннего мира. И поэтому каждый живет в том мире, который для себя создал. Только не всегда понимает это или не всегда может себе в этом признаться.
Попробуйте окунуться в мир другого человека и вы поймете, что он не такой, как ваш. Попробуйте описать другому свой мир и вы узнаете, что это не так просто. Но все подобные сложности относятся лишь к миру физическому. В тонком мире всё по-другому.
Я иногда спрашиваю знакомых: неужели вы не хотите даже попытаться узнать о существовании совершенно другого мира, совершенно других возможностей? И чаще получаю ответ: это, конечно интересно, но мне не до того, я завален заботами.
И я спрашиваю других знакомых: как изменилась ваша жизнь после «нового рождения», и получаю ответ: как жаль, что я раньше не знал обо всех возможностях, которые мне даны, ведь теперь многое зависит только от моих устремлений, от моих усилий, от скорости моего восхождения.
Но каждый прозревает по мере своих накоплений. За шиворот к счастью никого не притащишь. «Много званых, да мало избранных». Всё так, но зов тот – это зов сердца, а избранность та – это выбор каждого. Свобода воли и ответственность за соответствие её Воле Отца. Простой закон, простая ответственность за свою жизнь или поиск себе пастуха.
Каков ваш выбор?
Я радуюсь за тех, кто услышал и отреагировал на собственный зов, и буду рад, если кто услышит его, читая мою книгу. Это будет означать, что мои усилия, направленные на выполнение поручения Отца, не напрасны.
В любом случае, происходящие с героями книги события увлекательны, и мне самому интересно, что же будет дальше. А узнаю я об этом, когда сажусь набирать текст. Тогда передо мной раскрывается неизвестный мир, и я его описываю и проживаю вместе с героями.
Текст насыщен Энергией, Светом, Духом, Огнем и новыми возможностями для всех, кто устремится на ответственное выражение Отца собою. Каждый по-своему, с неизбежными промахами. Но путь осилит идущий.
Удачи вам и сил!
Выражаю благодарность всем, кто своею пытливостью, осознавая то или нет, участвует в создании книг о новом времени. И, конечно же, особая благодарность Владыкам Кут Хуми Фаинь, ведущим меня по столь радостному пути, создающим для этого благоприятные условия.
Сергей Панченко
Часть 1
Три фрагмента
Рашим сидел на своем обычном месте. Внизу в мягкой дымке утреннего тумана спряталось озеро. Поляна за озером была пуста. Восемь дней по четыре часа на ней собирались вместе двести пятьдесят шесть и пятьсот двенадцать, всего семьсот шестьдесят восемь тех, кто будет нести фрагменты Единой всю следующую эпоху. И что это означает, знает только Отец. Остальные выразят это своим проживанием в нескольких воплощениях. Непроницаемая полусфера укрывала их, напитывая своей плотностью. Она на короткое время делала их способными принимать огнеобразы, ранее недоступного человеку качества. Когда-нибудь это будет описано как восемь Дней Творения.
Солнце поднималось всё выше над горизонтом, и туман, уступая его желанию коснуться всего, менял своё содержание и утрачивал форму, а попросту говоря – переставал быть.
Рашим долго ждал этого момента Истины, момента, когда Она коснулась Земли и фрагментами растеклась по ней для того, чтобы в конце эпохи воссоединиться общечеловеческим опытом восхождения с максимально достигнутой глубиной и насыщенностью своею, дающей возможность проявлению еще неведомых ныне качеств.
Рашим ждал этого момента, памятуя, что именно в это время могли воссоединиться три фрагмента, одним из которых был он сам.
Первый фрагмент должен был создать условия воссоединения, второй – составить программу, а третий – вернуть память.
Рашим был вторым фрагментом, и множество жизней он составлял программы, множество программ, удостоверяясь в их жизнеспособности, пытаясь охватить все аспекты бытия, потому что он не имел представления о простроенных условиях и не мог вспомнить что, почему и как должно произойти. Но он знал, что первый его фрагмент так же упорно трудится над сложением условий, таких условий, над которыми не были бы властны ни пространство, ни время – одни из самых непреодолимых программ этого мира. Эти две программы постоянно меняли и условия, и возможность реализации других программ и безжалостно стирали память.
Только одно единственное место и только один единственный момент давали шанс на воссоединение трёх фрагментов. И этот момент был упущен.
Рашим не хотел этому верить, и он составил свою последнюю программу. Он впитал в себя часть пространства в тот самый момент и застыл, утвердив, что будет локально хранить его ровно столько, сколько сможет.
Ни то, что будет дальше, ни то, что было до этого, не могли прикоснуться к нему, ибо это означало бы забвение. Только еще два фрагмента. Вокруг застывшего Рашима витала мысль: «Это нереально». Она долго искала малейшую лазейку, чтобы проникнуть в его сознание, и, не найдя, затаилась.
Он уже ничего не мог изменить, но и ничто не могло изменить его. Единственное, что было неизбежно, так это все ускоряющееся движение к нему его архаической памяти. По мере того, как в его внутренней пустоте растворялось все больше и больше оболочек, созданных предыдущими воплощениями, все ближе становилось то время, когда она, эта память, хлынет на поверхность. В ней были все знания Зеркальносущего. И они готовились раздавить его хрупкое сознание. Или стереть, как несостоявшийся вариант. Но надежда еще была. Пророчества никогда не открывались без веского на то основания.
Мир Акль
Само существование этой Вселенной не предполагало наличие пространства и времени, ибо это могло породить внешнюю неоднородность в отражении внутреннего разнообразия и привести к возникновению противоречий. Любой элемент обитавшего в ней сознания имел возможность представить себя неповторимой формой бесконечности вариантов проявления своего содержания.
И всё же одна ее часть несла в себе противоречие отталкивающей притягательности бесконечно малой огромности.
Она была невидима и настолько же безобидна своим несуществованием в период сна, насколько непредсказуемо опасна в момент, когда просыпалась. Тогда вся Вселенная замирая, наблюдала, как чёрная точка становилась её центром и проявлялась видимой формой. Само восприятие этого было началом осознания пространственности.
Белое светящееся яйцо. Живое и манящее возникающим желанием раствориться в нём. Но как только один из огромных элементов своеобразно самосущих приближался к нему в желании хотя бы прикоснуться, все остальные знали, что «это» сейчас произойдет. И каждый раз неотрывно за «этим» наблюдали.
Элемент приближался к яйцу, стремясь его объять, и терял свои размеры, а потом и форму, превращаясь в маленькую капельку, достигавшую плотной поверхности яйца и со звуком «акль» исчезавшую в ней. Затем яйцо радостно вспыхивало, ослепляя всё вокруг своей благодарностью, после чего его не видели до следующего раза. Такое необычное, периодически повторявшееся действо и дало название необычному явлению – «Мир Акль».
В конце концов, эти ненасытные импульсы пространственно-временных проявлений пробудили во Вселенной желание внешнего познания, и совместными усилиями всех её элементов был определен наиболее подходящий для реализации этого кандидат. Им оказался Зеркальносущий, именно в силу того, что он был бесконечноизменчив в отражении внешнего. Правда, непонятно было, чем же это познание будет отличаться от предыдущих. Разве что поставленной целью. А, значит, шанс если и был, то невелик.
И вот момент настал. Яйцо проявилось своим притягательным светом в ожидании нового.
Зеркальносущий, отразив свой переход в каплю-точку, со звуком «акль» погрузился в иной мир.
Попав в поле влияния яйца, он сначала потерял свою форму, и обитавшее в ней содержание рассыпалось на несвязанные огнеобразы.
Затем в ячеистой структуре яйца огнеобразы эти послушно растеклись потоками энергий в межъячеистых лабиринтах, сдавливаясь и ускоряясь, пока не превратились в свет, который влился во множество ячеек, и, наконец, волевым действием духа был синтезирован в огонь. В огне Зеркальносущий растёкся по многомерной грани миров и, увлечённый множественностью восприятия, прозевал момент перехода. Объём задействованной памяти был настолько велик, что отстал от своего носителя, и лишь частично настиг его в самый последний момент.
Всё же, сумев сгруппироваться, Зеркальносущий, а, вернее, то, во что он был трансформирован, пошёл на воплощение всего тремя фрагментами, хотя и в разное время, в разном месте и разными способами, что для него было совершенно неожиданно, необычно, но не фатально.
Первыми ушли условия, вторыми программы и только третьими – компакты памяти, лишенные условий и программ. Только они помнили состоявшийся перед тем диалог, данные обещания, стяжённые поручения, и все последовавшие за сим бесчисленные трансформации, отсечения, упрощения, уплотнения, адаптации и привыкания. Только они зафиксировали сам проход, переход, просачивание и выпадение в физический мир из мира тонкого, когда рождённый в огне дух проявился светом в Северном Сиянии и незаметно перетек энергией в одну из линий магнитной сетки Земли.
Но Земля была слишком велика для всего того, что было задумано, её сознание слишком инертно. Нужен был объект более поворотливый, более мобильный, легко поддающийся изменениям, который бы не привлекал к себе внимания со стороны возможных наблюдателей в виду свой несущественности…
Компакты памяти долго петляли по той сетке, пока не нашли такой, подходящий для воплощения объект – человека, в зоне концентрации грозовых туч, одиноко стоящего босыми ногами как раз в точке выхода сетки на поверхность. Разместившись точно под ним, они, эти компакты, усилием воли притянули на себя разряд молнии…
…Заметка в газете:
«Группа геологов, ехавших в соседний райцентр, стала свидетелем редкого явления. Человек остался жив после удара молнии. Через полчаса он был доставлен в больницу без сознания».
Случай из практики
Поезд медленно набирал ход после очередной остановки. Мила забралась на верхнюю полку и почти сразу уснула. Алим смотрел в окно. Спать не хотелось.
Сосед по купе, мужчина средних лет, в очках, тоже не спал. Он всю дорогу молчал, будто не замечая своих попутчиков. А тут вдруг заговорил сам с собой:
– В час ночи выхожу. Может, и не стоит ложиться. – Затем посмотрел на Алима, будто впервые его увидел, и в глазах его отразился результат работы ассоциативной сферы мысли, пробудился профессиональный интерес. – Вас как зовут, молодой человек?
Алим, машинально проговорив свое имя, внимательно посмотрел на попутчика. Он ждал необычной встречи во время поездки, но с другим человеком. А этот скорее походил на врача. О болячках и больных Алиму говорить не хотелось.
– Алим, – повторил попутчик, – а меня Владислав. Я врач. Врач-психиатр. Хотите, я вам расскажу одну историю из своей практики, совсем недавнюю и необычную. Хотя в моей работе обычно всё необычное. Но всё-таки послушайте и сами убедитесь.
Не так давно в наше отделение перевели больного из интенсивной терапии. Без документов, с проблемами памяти и вообще сознания. На глазах у геологов в него попала молния, а, может, и рядом, потому как никаких ожогов или других опасных для жизни повреждений у него нет. Только одна единственная необъяснимость – периодически его пульс учащается в два раза, и он начинает говорить на непонятном языке.
А когда пульс восстанавливается, то он становится обычным нашим пациентом. Несет всякий бред о Северном Сиянии, иных мирах, своих параллельных воплощениях в Атлантиде и череде перевоплощений в горных пещерах.
Затем непременно наступает третий переход, и он превращается в напуганного, потерявшего память пастуха, который забивается в угол и вздрагивает при первых же признаках приближающейся грозы. И это было бы для меня вполне обычным, если бы не одно «но».
Когда его пульс учащается и речь становится чужой, глаза его вдруг обретают глубину, как будто оттуда на тебя смотрит целая Вселенная. Произносимые фразы будто втискиваются в неприсущую им реальность, и становится не по себе. Начинаешь терять уверенность, и самому хочется забиться в угол.
Признав тщетность попыток войти в контакт с его сознанием хотя бы в одном из трех состояний, я назначил ему длительный курс лечения в расчёте на то, что мозг постепенно устранит хотя бы часть своих повреждений, и можно будет выйти на диалог.
Но и это еще не всё. Однажды, зная, что вопреки своему профессионализму, я всё-таки испытываю трудность прерывания контакта с больным, когда тот находится в иноязычной фазе, я прихватил с собой бумагу и ручку.
После первого же чужого слова, я положил их перед ним, и, предложив всё написать, вышел из палаты.
К моему удивлению, через полчаса санитары принесли исписанный непонятными иероглифами лист. Я связывался потом с языковедами, но загадка так и осталась загадкой.
И вот позавчера произошли какие-то изменения. Я не очень поверил, когда мне сказали, что больной сознательно спрашивает врача. Но это было так. Больной находился в окончании второй фазы. Однако в этот раз переход затянулся, и мне на какое-то время показалось, что я общаюсь с нормальным человеком, настолько естественными были его реакции. Но как только мое внимание переключилось с реакций на уяснение смысла произносимого, я понял, что ошибся.
Хотя вот что интересно: во время этой последней встречи мою память как будто окунули в тот мир, о котором он постоянно твердил, и, представляете, я испугался, взял отпуск за свой счет и решил навестить своего давнего друга и коллегу.
И вот я еду, везу материалы по самому странному случаю из моей практики. И, как видите, даже не в состоянии оказался довезти всё другу, не расплескав своей переполненности. Выплеснул часть первому встречному, и мне стало легче. Я даже рад, что это произошло не в клинике и не легло пятном на мою репутацию.
По говорившему было видно, что он оправился от минутной слабости и взял ситуацию под контроль. И, наверное, чтобы закрепить это, он добавил уже улыбаясь:
– Да, Алим, таково поле моей деятельности. А рассказал я это потому, что уникум этот иногда, когда говорит на каком-то старорусском, называет себя Эль Каримом. Согласитесь, имя Карим несколько созвучно с вашим именем?!
Алим понимал, что происходящее несет в себе какой-то знак, поэтому решил с помощью вопросов уяснить, какой именно.
– Скажите, Владислав, а что интересного все-таки запечатлела ваша память, когда соприкоснулась с его памятьтю?
Доктор поморщился, ему явно не хотелось вдаваться в подробности, и скупо ответил:
– Да там хватит на несколько фантастических романов. И о множестве миров, и о невероятных формах жизни, и о таком, в сравнении с чем, наша жизнь – просто детская игра.
Предлагаю сменить тему разговора. Расскажите лучше, чем вы занимаетесь.
Алим осознал вдруг, что рано или поздно ему все равно придется учиться объяснять, чем же он занимается. Пожалуй, сейчас подходящий случай для первой попытки. Как заметил доктор, он – случайный встречный, и репутация Алима от излишних откровений не пострадает.
– Не знаю, как это будет выглядеть со стороны, – начал Алим, – если рассказать о том, чем я занимаюсь так, как есть, то вы это с интересом выслушаете и найдете для меня свободную койку рядом с Каримом.
– Поверьте мне, молодой человек, я по глазам умею отличать человека с нормальной психикой от одержимого или не удержавшегося. Поэтому не бойтесь. Вряд ли вы сможете меня чем-то удивить.
– Хорошо, я попробую. Много и многими в этом мире пишется. И не всегда тот, кто пишет, знает или предполагает, как написанное им повлияет на действительность. И, тем более, не всякий читающий понимает, откуда у пишущего взялись такие мысли, образы, сюжеты.
В мои обязанности входит разбираться во всем этом и сводить к минимуму заложенные в тексты негативные программы, тормозящие человеческое развитие. Как-то не совсем адекватно прозвучало. Сам слышу.
– Да уж, Алим, – опять рассмеялся доктор, – всё-таки вы меня удивили. Чтобы буквально принять то, что вы сейчас сказали, надо переключить своё сознание в состояние некого синтеза врача-психиатра Владислава Николаевича и его пациента Карима. Я сейчас очень близок к этому.
Доктор неожиданно достал из дипломата исписанный листок и протянул его Алиму:
– Если это ваша специальность, то скажите, какие программы несет этот текст, и как они могут повлиять на действительность.
Алим взял в руки лист и не поверил своим глазам: текст был написан теми же знаками, что и текст из игры. Сомнений не было.
Теперь уже врач с любопытством смотрел на Алима:
– Выражение лица вашего говорит о том, что вам знаком этот язык. Я правильно понимаю?
– Да, я уже встречал текст, написанный такими знаками, _ медленно проговорил Алим. _ Это древний, и, как мы считали, сохранившийся в единственном источнике, язык. А, оказывается, он еще жив и даже имеет своих носителей.
Алим, стараясь совладать со своими эмоциями, открыл сумку, достал папку и вынул оттуда лист из игры. Доктор посмотрел на текст и произнёс:
– Теперь понимаю, почему я вам всё это рассказал. Но вы сказали «мы», значит, ещё кто-то знает об этом? Не могли бы вы хоть немного рассказать мне, например, каким образом они появились, какие предположения есть по этому поводу?
Алим посмотрел на верхнюю полку, и, преодолев колебания, произнёс:
– Мила знает. А её мать занимается редкими исчезнувшими языками. Мы хотели попросить её помочь нам с прочтением текста. Самим нам ничего не удалось прочесть. А появился он не менее странным образом, чем ваш.
– Вы всё больше интригуете меня, молодой человек, – произнес доктор, доставая из внутреннего кармана пиджака визитку, – я вам оставляю эту копию, а вы обещайте позвонить мне, когда будут результаты.
Любопытно бы было выяснить истоки столь странного одержания больного.
Удачной вам поездки и насыщенного времени препровождения, – улыбнулся на прощание доктор в тот самый момент, когда поезд начал тормозить, и вышел из купе.
Огни окон домов, фонарей и торопящихся автомобилей указывали на то, что жизнь в городе, где живет давний друг доктора, идет полным ходом.
Алим взял листы, положил их в папку и засунул её в дорожную сумку.
– Подальше с глаз, на всякий случай, – задумчиво произнёс он и прислушался к звуку хлопающей подножки тамбура и объявления дежурного по вокзалу. Он был уверен: ждать осталось недолго.
Все изменилось
Поезд тронулся. Опять замелькали огни. Сердце Алима каждым своим ударом, как профессиональный прыгун, отталкивалось у последней черты, и, зависнув в прыжке на совсем короткий миг, останавливалось. Этого было достаточно, чтобы в сознании проносилось множество вариантов ожидаемого события. А через секунду всё начиналось сначала. И все равно дверь купе открылась неожиданно. На освободившееся место просочилась тощая фигура с портфелем. Очевидно по привычке, она наклонилась над столом у окна и дунула, проверив на предмет пыли.
– Все у этих людей, не как у людей. Сами, видите ли, не могут разобраться, кто и чего написал. Тоже мне, графологи. И надо же – в самую жару.
Физиономия тощей фигуры поменяла ракурс обзора и уставилась глазами на Алима. Выражение этих ищущих глаз начало медленно обретать радостный оттенок нашедших. «Надо что-то делать», – понял Алим и неожиданно для самого себя с раздражением произнёс, оторвавшись от окна:
– Один только что битый час рассказывал о своих пациентах, которые невесть что пишут об иных мирах, да ещё и пишут на неизвестных языках, теперь другой собрался лекцию о словах да буквочках читать. Нанялись вы, что ли, – и отвернулся, уставившись в мелькающую огнями заоконность.
Обладатель тощей фигуры почесал затылок и совершенно спокойно произнёс, зацепившись за брошенную Алимом фразу:
– Это тот, в меру упитанный, в очках с дипломатом? Я так и знал. Я сразу вижу нехороших людей. А где он раскопал непонятные тексты?
– Да психиатром он работает в клинике. Вот ему психи и пишут. Ничего и раскапывать не надо.
– Ну да, – как бы соглашаясь, произнёс новый попутчик и на некоторое время замолчал.
– Подождут, – наконец добавил он, и, не проявляя более никакого интереса к Алиму, вышел из купе. Вернулся он уже, когда поезд опять начал притормаживать, взял свой портфель и вышел, не сказав ни слова.
Огни за окном мелькали все реже и, наконец, исчезли вовсе. Но Алиму было уже всё равно: перед его взором красовался дуб, и неизвестно откуда взявшийся старик, продолжая прерванную беседу, произнёс:
– Не понимаю, как тебе это удаётся: ты всё-таки пустил его по ложному следу. Теперь он потратит массу сил и времени, пока поймёт, что след этот выведет его на то, что касается всего и всех. Потом поймёт, что это не его компетенция, потом, что смотрит себе в затылок, потом поймёт, что раздвоился и, вспомнив момент, когда это произошло, вычислит тебя. Ты дал себе фору. Но сделал неизбежным следующий ход. Ты нанес упреждающий удар и запустил часы.
– Что ты всё о часах, да о времени, – вмешался кот, – ты о главном скажи.
– Да, о главном, – согласился старик, – появился кто-то, кто с игрой на «ты», и этот кто-то решил вложить в твои руки распечатки алгоритмов или, по-другому, ключей. Кто-то ещё сделал на тебя ставку и играет он по-крупному.
– Скажите мне, чем же опасен архивариус, если он даже ничего не знает об игре, – поинтересовался Алим.
– Молодой человек, если бы вы знали, как меняется мир с каждым произнесённым словом, вы бы тогда понимали, что происходит, когда сказано нужное слово в нужном месте.
– Всё равно не понимаю, все говорят, и многие слова говорят, и ничего не происходит.
– Сейчас объясню, – заверил кот, – помнишь нашумевшее: тройка, семёрка, туз? Так вот. Архиватор в любой ситуации к шестёрке с тузом добавит четыре, а к двум восьмёркам пять. И если любой среднестатистический человек усредняет общую картину, то архиватор появляется именно там, где не достаёт последней капли для кардинального изменения ситуации, и безобидно так добавляет её, пускай даже и не подозревая об этом.
– Да, бывают такие роковые люди, которые всегда и везде выбирают именно тот вариант, один из тысячи, который следовало обойти десятой дорогой. Это ходячие катастрофы. И обычно за ними стоят сведущие в этом силы, – добавил философ.
Внезапно налетевший ветер закружил песок, и Алим прикрыл лицо рукой. Послышалось щелканье двери. В купе вошла молодая женщина. Поставив багаж, она поздоровалась, достала пакет и вышла. На Алима вдруг навалилась усталость. Он лег на свою полку и через пару минут уснул.
Или не уснул. Это не важно. Важно то, что он увидел. Или не увидел, а ему просто почудилось. Но под самое утро, когда его сознание уже было готово войти в физическое присутствие, душа его ухватилась за ниточку переживаний и вернулась на мгновение обратно, в свой ветхий домик.
Захлопнув дверь и прильнув к маленькому окошку, она выявила источник своих переживаний. То был берег моря, или уже не берег, потому как моря не было. Душа вдруг почувствовала, что неизбежная трансформация угрожает и дубу. Она вырвалась из домика на открытое место в тот самый момент, когда «это» началось.
Нечто огромное и не столько протяжённостью, сколько мощью своею, не обращая внимание на великолепную форму дерева, вошло в самую суть его содержания и изъяло оттуда всё, привносимое буквой «д», заменив её на букву «к». Сопереживая происходящим в дубе изменениям, душа вдруг почувствовала, как из неё вытягивают уют, а обернувшись, увидела, что её дом превращается в ком, и утратила способность видеть, но почему-то не испугалась, потеряв связь с внешним миром, а просто углубилась в мир внутренний.
Обессиленная и опустошенная, она на мгновение застыла и неожиданно для себя ощутила точку перехода в наполняемость. В неё будто хлынул поток огня нового рождения, и вернулось сознание.
Алим твёрдо стоял на ногах. Его подошвы ощущали каждую песчинку и, вместе с тем, окутанные энергетической оболочкой, не касались песка. Подняв голову, он прямо перед собой увидел серебристо прозрачный куб, который слегка вздрагивал. Его особая прозрачность позволяла предполагать, что это даже не материя, а сгусток энергии.
Прямо в центре его основания на песке лежала кожаная папка. Вдавленная в песок, она, как мышь, прижатая котом, беззвучно молила о помощи, и Алим машинально сделал шаг в неосознанном порыве.
Куб встрепенулся, вздыбился, словно живое существо, застыл на ребре, слегка покачиваясь и еще сильнее вдавливая папку в песок.
Алим по инерции сделал второй шаг, и куб, придя в ярость от непрошеного вторжения, поднялся на угол, вонзив его в центр папки, завращался с неимоверной скоростью. Вокруг него поднялся вихрь песка и клочков бумаги. Прикрыв глаза рукой, Алим потерял связь с реальностью.
…Вагон тихо покачивался. Мила, сидевшая возле Алима, о чём-то болтала с попутчицей. А Алим все думал о том, что видел во сне, и не шевелился. Но Мила уже знала, что он проснулся. Выждав минуту, она мягко положила руку ему на голову, поглаживая волосы, и произнесла:
– Хватит притворяться, всё равно через полчаса выходим. А то я выйду сама, будешь потом меня искать. Или не будешь?
Алим потянулся и сел.
– Ну вот, что спал, что не спал. Что за привычка ходить по расписанию, мог бы и опоздать на часик, – посетовал он.
– Это вместо «доброе утро», надо полагать? – улыбнулась Мила.
– Нет, это я не совсем понял, что за события произошли во сне. А вам, конечно же, доброе утро и доброго дня.
– Так расскажите свой сон, пока он не стерся из памяти, и мы попробуем вам помочь в нем разобраться, – предложила попутчица, и Алим понял, что они с Милой беседуют, видать, давно и нашли общий язык.
И, скорее, чтобы собраться с мыслями, чем испытывая в том потребность, взял полотенце и, произнеся: «Я подумаю», – вышел из купе.
Поезд замедлил ход и, когда Алим вернулся, остановился на каком-то полустаночке.
– Знакомьтесь: Саша, Алим, – с небольшим запозданием представила их Мила.
– Вот видите, Алим, все застыли в ожидании вашего рассказа, даже поезд, так что от вас зависит, как скоро мы поедем дальше, – пошутила Саша.
И Алим, посмотрев ей прямо в глаза, увидел в них глубину и понял, что все это неспроста. Ощутив возрастающее волнение, Алим не стал бороться с ним, а, наоборот, использовал, как мостик, соединяющий две реальности. И та, невидимая, начала перетекать в эту, внимающе застывшую, вместе с произносимыми им словами.
– Я видел мир души. Она там так же, как и мы – телесна, зряча, слышит, переживает и мечтает. Но почему-то одинока. Я даже заходил в её дом. И это была моя душа.
Алим как-то поёжился от произнесенного собой и замолчал.
Три ключа и пророчество
– Жалко: времени мало, – заполнила Саша образовавшуюся паузу. – Придётся форсировать события. Алим, мы тут с Милой успели пообщаться, пока вы спали. И пришли к выводу, что у нас много общего и есть о чём поговорить. И перешли на «ты». Предлагаю присоединиться к нам, если вы не против.
– Не против, конечно, – согласился Алим. – А какие события мы должны форсировать?
– Алим, вот ты сейчас пытался придать своему сну искусственную окраску, и это сразу почувствовалось, но самое главное, что это, по всей видимости, увело в сторону от тех событий, которые могли бы произойти.
Мой дед считает себя специалистом антивирусных программ. Только не компьютерных, а жизненных. Так вот, он говорит, что существуют самозапускающиеся вирусные программы, способные разрушать мир, и «непонимание» – одна из них.
А запускается она, когда человек, считая, что его не поймут, начинает подстраивать свой рассказ под своё представление о понимании других. В результате истина попадает в паутину лжи или обрастает домыслами и становится неуклюжей.
Такое случается, например, когда двое о чём-то договариваются, так как редко когда при договоре учитываются все обстоятельства или возможные участники.
Но, в общем, чтобы избежать этого, существует несколько специальных техник. Одна из них заключается в открытости или, лучше сказать, в экстренном озвучивании исходной информации. И, если каждый говорит о том, чего не знают другие, то есть шанс пролиться истине.
Итак, я начинаю первая. Постараюсь коротко. Мой дед мне позвонил и сказал, что я должна обязательно сегодня приехать. Так как сегодня перекрестный день. Это день, когда сбываются старые и записываются новые пророчества. Пророчества бывают общечеловеческие, групповые и индивидуальные.
Я считала своего деда немного странным. Но с тех пор, как начала понимать, что мир не совсем такой, каким мы его представляем, начала по-другому относиться к нему.
Кроме программ, он ещё всю жизнь искал условия, которые вернут ему память. И каким-то образом вычислил, что это произойдет в тот день, когда душа потеряет свой дом и не испугается, когда представители трёх царств станут одной фигурой, и правила игры изменятся.
В этот день соединятся три ключа и освободят одного, который в трёх.
И ещё: в прошлый мой приезд дед дал мне один текст, сказав: «Это ключ к разгадке всей моей жизни. Близится срок, и я прошу тебя – держи его всегда при себе».
Саша замолчала.
– Теперь я, – вызвалась Мила, – я, конечно, не расскажу столько загадочного, но зато признаюсь, что нарушила данное Алиму обещание не говорить о необычной нашей работе во время отпуска. Я рассказала Саше о «Литературном мире» и о странной игре. Потому что душа моя просила меня об этом.
И ещё. Мы говорили о душе, и Саша сказала, что если рядом со спящим человеком говорить душевно о душе, сердечно о сердце, или разумно о разуме, то они обязательно ему приснятся.
Вот нам и стало интересно: что же тебе, Алим, приснилось? Всё. Душе моей стало спокойно, – Мила радостно посмотрела на Алима.
– Да что говорить, – начал Алим,– я первым нарушил обещание. Вчера вечером, когда ты, Мила, уже спала, а тебя, Саша, ещё не было, разговорились мы с ехавшим на этом месте пассажиром, который оказался врачом-психиатром. Так вот он поведал странную историю одного пациента и передал написанный им текст, сказав, что это ключ к разгадке его болезни.
А затем сел ещё один странный пассажир, который явно связан с игрой. Но он сразу же вышел. Это долгая история. Я потом расскажу. А когда вошла Саша, меня уже сморил сон, – и Алим пересказал свой сон, – вот и всё.
– Выходит, душа твоя лишилась своего дома и не испугалась, потому что ты был с ней. А представители трех царств: царства растений, царства животных и царства человека: дуб, кот и старик превратились в одну фигуру: куб, – расставила Саша всё по местам, – точно, как в предсказании. А я всё подшучивала над дедом, что и царей давно уже нет и царств, значит, и предсказание не может сбыться. А оно, смотри, как повернулось, – и, раскрыв сумочку, достала из неё сложенный вчетверо лист, – вот дедов ключ, один из трёх.
Мила расправила листок и ойкнула:
– Смотри, Алим, – больше она ничего не смогла сказать: слова отказывались проникать в неизвестность.
Алим достал из своей сумки папку. На столе появилось два других текста.
– Три ключа, произнесла Саша, – и поезд, словно выйдя из забытья, неуклюже дернулся, разбудив всех пассажиров.
За окном пронесся вихрь, поднял охапку листьев с песком и бессмысленно бросил их в хвост поезда. На оконное стекло капнуло несколько крупных капель, оставив грязные полосы, и сразу же, как-то по-особому ярко, засветило солнце.
Поезд с небольшим опозданием прибывал на станцию.
– Готовьтесь к выходу. Стоянка будет сокращена, – предупредил проводник, и, наконец, все трое вышли из оцепенения.
В соседних купе тоже задергались двери, послышались голоса: вагон ожил.
– Предлагаю всем поехать к моему деду. Раньше я бы обещала море, живописный берег, но с учётом нынешних обстоятельств, думаю, нас ждёт нечто большее, – прервала молчание Саша.
– И почему эти поезда не могут приходить вовремя: хоть на десять минут, да опоздают, – Алим уже сидел с рюкзаком и сумкой в руках.
– Тебе не угодишь, – засмеялась Мила, – то почему вовремя, то почему опаздывает. У тебя какие-то натянутые отношения со временем, ты не находишь?
Мишар
Внезапно налетевший ветер бросил ему в лицо сухие листья, перемешанные с песком.
«Внучка», – подумал Мишар и обрадовался предстоящей встрече. Он прошел вглубь пещеры, протиснулся между камнями и по расщелине выбрался на плоскую вершину старой горы.
«Произошло», – добавилось не то удивление, не то вопрос, и состояние преобразилось в трудно выразимое. Быстрее домой. Сколько всего теперь откроется, разъяснится, станет на свои места. Ещё не полностью выйдя из безмолвия, он наблюдал за тем, как одно за другим вырастали, раскрывались, проявлялись, высвечивались, приходили знания, воспоминания, картины, построения, события множества прожитых им жизней. Он бежал, не помня своего возраста, бежал от мысли, что этого не должно было быть. Это не похоже на освобождение.
С детства Миша любил взбираться на вершины холмов, каменных глыб. Даже по дороге в школу он преодолевал путь в два-три раза больший и мечтал стать альпинистом.
Однажды, забежав в класс по звонку, он вспомнил, что не подписал тетрадь. Достал ее и написал «Мишар» впопыхах добавив к имени первую букву фамилии. А может ему просто надоело ждать, когда сбудется предсказанное бабушкой.
Когда-то, когда он только начал сознательно воспринимать то, что ему говорят, она посадила его рядом с собой и загадочно произнесла: «Твои родители все перепутали, они не поверили, что твое настоящее имя Мишар. Придет время: твое настоящее имя вернется к тебе, и тогда твоя жизнь станет по-настоящему сказочной. Запомни это».
Он запомнил и ждал. Но в этот раз почему-то сказал себе: «Сколько можно ждать», – и написал. В класс вошла учительница. Пройдя по ряду, она собрала тетради и объявила, что будет контрольная. В конце урока раздава