Герметическое воззрение основывается на аналогии между вселенной — макрокосмосом и человеком — микрокосмосом: осевое средоточие подобной аналогии — Дух или универсальный Интеллект — первая "эманация" абсолютного, "единого".
Вселенная и человек взаимоотражаются: содержание во вселенной, должно, в известном смысле, находить аналог в человеке. Можно лучше понять сие соответствие, если свести его, хотя бы предварительно, к отношению между субъектом и объектом, познающим и познаваемым: мир как объект появляется в зеркале человеческого субъекта — мир невозможно воспринять вне этого последнего; субъект или зеркало, равным образом, характеризуется способностью отражения. Не существует объекта без субъекта и наоборот.
Эмпирически субъект идентифицируется с "я", которое, в свою очередь, идентифицируется с телом. Субъект не только разбивается индивидуальной перспективой и открывается чувствами, но еще и "подчиняется" объективному миру, о чем говорит само слово "субъект". Возникает нечто вроде оптической иллюзии: если субъект — внутренний полюс познания — только источник чисто индивидуальной сенсорности, связанный с телом и подчиненный его законам, он ни в коем случае не может быть "мерой" своего объекта и тогда всесторонне познание мира исключено. Конечно, наше познание фрагментарно и не в силах охватить объект глобально: оно вполне косвенно и не выводит из дуализма объект-субъект. И, тем не менее, познание это несет редкий реальный адекват и входит в универсальную Истину, ведь иначе наш опыт в мире был бы только бессвязным и абсурдным сновидением — если можно вообще как-то определить отсутствие всякого элемента достоверности — и не было бы точек соприкосновения между вещами и нашим разумением или между различными "мирами" различных субъектов.
Вселенная это неопределенное множество субъектов, коим противостоит столь же неопределенное множество объектов. Во всем этом присутствует достаточная непрерывность; область "объективная", соответствующая тому или иному субъекту, плавно проникает в ансамбль субъективно-объективных реальностей и каждый субъект воспринимает мир по своему, на присущий ему манер, поскольку все индивидуальные субъекты суть поляризации, более или менее четкие, единого универсального субъекта, Духа или Интеллекта.
В то же время ясно, что универсальный интеллект трансцендентен полярности субъект-объект: являя для себя свой собственный объект, он содержит эссенциально все возможности внутренней и внешней объективизации. Зачастую его легче представляют "субъектом", так как для человека "полюс субъекта" расположен интериорно: именно во внутреннем континууме ищут доступа к Духу. Разумеется, есть "объекты" интериорные, порядка психического и даже абстрактного, которые присущи субъекту, но это не относится к внешнему миру, по крайней мере, априорно, хотя вещи воспринимаются иначе индивидом, чье сознание четко идентифицировано с Духом или универсальным Интеллектом.
В связи с этим позволительно рассмотреть новый модус аналогии: человек представляет, на земном уровне, наиболее совершенную опору универсального Духа или, иначе говоря, самую конкретную точку его актуализации. Человека можно расценивать, принципиально, если не фактически, как своеобразный синтез или "резюме" макрокосмического существа, обусловленного бесчисленными поляризациями единого Духа: в этом смысле надо понимать слова некоторых арабских герметиков: "космос — человек всеобъемлющий, а человек — малый космос".
Универсальный Интеллект, само собой разумеется, трансцендентен качествам психическим и ментальным, это присуще ему всегда и повсюду, манифестирован ли он посредством ограниченных или выделяющихся способностей и мыслей: свет, преломленный цветными стеклами, остается по сути вне колоритов. Однако без влияния Интеллекта никакая ментальная форма не будет содержать элемента истины.
Герметическая доктрина универсального Интеллекта в целом совпадает с платонической и выражена аналогично. Гермес Трисмегист: "Интеллект эманирует от субстанции (ousia) Бога, если Богу вообще можно приписать какую-нибудь субстанцию: во всяком случае, Бог один ведает природу таковой. Интеллект не составная часть божественной субстанции, но излучение, подобной свету солнца. Этот Интеллект — Бог живого человека..." Образ предельно ясен: Интеллект также, в известном смысле, Бог: в человеке — своем наиболее совершенном космическом зеркале — он и есть Бог.
Если Интеллект остается в себе — собой, от него рождается иерархия единств, из которых первое — универсальная Душа и последнее — материя. На уровне человеческом, где самое высокое — в то же время самое интериорное, тело как бы вмещает душу: в ней обитает интеллект, приводящий божественное Слово, Логос. В процитированной книге Гермеса Трисмегиста это называется Богом, "Отцом всего сущего".
Заметно, сколь эта доктрина близка теологии святого Иоанна Евангелиста и понятно, почему некоторые христианские мэтры — например, Альберт Великий — видели здесь дохристианские "семена" учения о Логосе.
Умеющие читать, распознают доктрину трансцендентного единства Интеллекта в начале Евангелия от Иоанна, она имплицитно подтверждена всеми откровениями Писания: ее изотермический характер в том, что это единство неподвластно воображению и даже разуму. Оно есть условие, а не объект логики: представлять единство Духа или Интеллекта некой субстанциональной и квазиматериальной непрерывностью, стирающей присущие бытию различия, считать первой дистинкцией пропасть между сотворенным и несотворенным — подобная концепция ведет к серьезным заблуждениям. Благодаря своей универсальности, Дух может присутствовать в каждой креатуре, причем она не перестает быть тем, что она есть, а именно, формой ограниченной и своеобразной, не только на взгляд других креатур, но и на взгляд Духа, бесконечно ее превосходящего. И не забудем: душа (psyche) также форма, которая не прекращает существовать и после смерти тела, хотя аверроизм, слишком аристотелевский, не может это примирить со своей собственной тезой о едином духе.
Интеллект отличен от всех объектов, не поддается никакой "объективизации", он — "абсолютный субъект". Он, к тому же, сокрытый "свидетель", расположенный вне всего, что возможно познать в нашей душе, а посему его идентифицируют с "божественным Оком" в глубине нашего бытия. Аллюзия на это — в одном сирийском герметическом тексте, где говориться о тайном зеркале, коего достигают, преодолевая семь дверей, аналогичным семи планетным сферам, степеням или "уровням" универсальной души: "В этом зеркале никто не видит своего отражения, так как, пребывая во множественности, человек забывает собственный образ (эссенциальный). Зеркало представляет божественный Дух. Отражаясь, душа стыдится своего порка и старается от него избавиться... Очищенная, она следит Святой Дух и принимает его за образец и сама становится духом; она обретает его (Бога) и сама узнается им. Избавляясь от своей тени избавляется от связи с телом. Что говорят философы? Познай самого себя! Познай в интеллектуальном зеркале. Но что есть это зеркало, если не божественный Дух? Когда человек созерцает себя в нем, то, забывает богов и демонов, и, соединяясь с Духом Святым, становится совершенным. Видит Бога в себе... Это зеркало... над семью дверьми... которые соответствуют семи небесам, над этим чувственным миром, над двенадцатью домами (неба)... Над всем этим глаз невидимого, глаз Духа, всегда и повсюду. Там созерцают этот совершенный Дух, в коем все пребывает в возможности..."
Интеллект — когнитивный полюс универсума не "объект" опыта, но условие всякого опыта. Наше знание о нем не изменит нашего исследования крайней мере, в области фактов, однако такое знание способно существенно определить внутреннюю ассимиляцию этого исследования. Для современной науки, "истины" (или общие законы), без которых эксперимент подобен волнению песка, только схематические описания явлений. Полезные, но преходящие абстракции, тогда как для науки традиционной истина — выражение или "конденсация", в доступной разуму форме, возможности, всегда пребывающей в универсальном Интеллекте. Все, что проявляется в бытие более или менее эфемерно, имеет свою "модель" или свой "архетип" в универсальном Интеллекте.
Интеллект фиксирует возможности в их принципиальной незыблемости, для разума они — только тени или символы. Платон называет незыблемые возможности идеями или архетипами, сохраняя их подлинное обозначение и не смешивая с простыми обобщениями. Подобные обобщения, в лучшем случае, отражения истинных архетипов, хотя даже этого нельзя сказать об их вульгаризации в "коллективном бессознательном". Этот двусмысленный термин предполагает странный симбиоз неделимости Интеллекта с непроницаемостью пассивных и темных глубин души. Не "под", а "над" рацио располагаются архетипы, потому разум и различает лишь ограниченный аспект их чистой реальности. Только в соединении души с Духом, вернее, в ее возвращении в неделимое единство Духа, человеческое сознание внезапно открывается вечным возможностям, пребывающим в Интеллекте или Духе: они спонтанно "конденсируются" под формой символов. Из "Пимандра" (Corpus Hermeticum) мы узнаем, как универсальный Интеллект раскрылся Гермесу — Тоту: "...И после этих слов он долго смотрел мне в лицо, и я задрожал под его взглядом. Потом, когда он поднял голову, я увидел, как свет — бесконечных, бесчисленных возможностей образовал в моем духе (nous), бесконечное "Все" и огонь, в напряженности своей всемогущей силы, неподвижно застыл: именно таково было рациональное понимание этого видения... Полностью от себя отрешенный, я вновь услышал: ты видел сейчас в интеллекте (nous) прототип, предшествующий любому началу без конца..."
Вещь или мысль символичны в той мере, в которой они отражают на физическом или ментальном плане свой архетип или постоянную сущность (essence). Абстрактная мысль лучше подчеркивает дистанцию между символом и его архетипом, но воображение лучше отражает этот последний, так как образ сложнее абстрактного понятия и предоставляет больше маневра интерпретации. Образ, если он действительный символ, основан на обратном соответствии духовного и телесного, согласно закону "Изумрудной Таблицы": "то, что внизу аналогично тому, что вверху".
* * *
По мере более или менее полного соединения человеческого интеллекта с Интеллектом универсальным, мысль отвлекается от множественности вещей и стремится к неделимому единству. Воззрение на природу, которое приобретается в этом процессе, не ограничивается чувственными факторами: они остаются сами собой, но взгляд меняется: человек начинает видеть в конкретных данных отражение вечных архетипов. И если подобная интуиция не вступает немедленно в свои права, символы постоянно пробуждают воспоминание и реминисценцию. Таково герметическое приближение к миру.
Для этой перспективы не столь важны физические параметры измеримых, исчислимых вещей, детерминированных причинами и обстоятельствами, но их эссенциальные качества, которые можно сравнить с вертикальными нитями на раме ткацкого станка. Ткань получается, когда челнок перемежает вертикальные нити горизонтальными. Вертикальная нить — неизменные принципы вещей (essences), горизонтальные представляют их "материальную" природу, подверженную времени, пространству и разным другим кондициям.
Данное сравнение иллюстрирует традиционное воззрение на космос: справедливое в смысле "вертикальном", оно может показаться неточным в "горизонтальной" перспективе, то есть в плане описательного и аналитического наблюдения. Согласно этому воззрению нет необходимости изучать все металлы, чтобы иметь четкое представление об архетипе металла, Достаточно рассмотреть семь металлов, упомянутых традицией — золото, серебро, медь, олово, железо, свинец и ртуть, — чтобы понять возможные вариации в границах архетипа. Другими словами, важно постичь качественный аспект металла. То же касается и четырех элементов, которые играют доминирующую роль в алхимии. Эти элементы не химические составляющие объектов, а качественные детерминанты "материи". Можно говорить о земле, воде, воздухе и огне, и с тем же успехом рассуждать о модусах состояния материи — твердом, текучем, воздушном и огненном. Химический анализ доводит до нашего сведения, что воду составляют две части водорода и одна часть кислорода, но отнюдь не просвещает касательно качественной сущности воды. Этот факт, установленный способом сторонним и даже абстрактным, напротив, скрывает эссенциальное качество воды. Научный анализ однопланово лимитирует изучаемую реальность, тогда как интуиция пробуждает эхо, резонирующее на всех уровнях сознания — от сугубо материального до высоко духовного.
* * *
Картина мироздания согласно Птолемею (шаровидная земля — центр, вокруг которого совершается обращение планет по разным орбитам или сферам; все это окружено фирмаментом фиксированных звезд, далее — беззвездным эмпиреем) никак не беспокоит предыдущей картины мира и не мешает каким бы то ни было космогоническим опытам и гипотезам. Она взывает к жизни символику содержащего и содержимого, символику, отвечающую самой натуре пространства. Диспозиция небесных сфер отражает онтологическую систему, по которой каждый уровень бытия происходит от уровня более высокого: в более высоком содержится уровень пониже, как в причине "содержится" следствие. Чем выше сфера движения звезды, тем выше соответствующая степень бытия и сознания: она менее ограниченна и ближе к божественному истоку. Беззвездный эмпирей, который окружает звездные небеса и побуждает к динамизму фирмамент фиксированных звезд (из всех кругов самый правильный в своем обращении), есть перводвигатель (primum mobile) и соответствует всеобъемлющему божественному Интеллекту. Такова интерпретация птолемеевой системы у Данте. Примерно сходная обнаружена в более ранних арабских сочинениях. Существует анонимный герметический манускрипт двенадцатого века (вероятно, католического происхождения) написанный по латыни, где спиритуальное обозначение небесных сфер напоминает "Божественную комедию". Восхождение по сферам дано как восхождение по ступеням спиритуальным (или интеллектуальным): активная душа иерархически поднимается от определенного, дискурсивного познания к воззрению индифферентному и вневременному, для которого субъект и объект, познающий и познаваемое суть едины... Это иллюстрировано рисунками, изображающими небесные сферы в виде концентрических кругов, по которым люди поднимаются, словно по лестнице Иакова, до эмпирея, а над ним — Христос на троне. Под небесными сферами, в приближении к земле — круги элементов. Под сферой луны — круг огня, воздуха и примыкающий к земле круг воды. Анонимный манускрипт, герметический характер коего очевиден, экспрессивно признает ценность трех монотеистических религий — иудаизма, христианства, ислама. Отсюда легко заключить, что герметическая наука, благодаря своей космологической символике, соединяется со всеми подлинными религиями, не входя в конфликт с догматикой.
Поскольку обращение восьмого неба (фирмамента фиксированных звезд) служит измерению времени, беззвездное небо (сообщающее восьмому свое движение с легким смещением из-за процессии равноденствий) суть грани между временем и вечностью или между любыми модусами длительности и "вечным настоящим". Душа, в своем восхождении по сферам, оставляет, достигая эмпирея, мир множественности и междоусобицу форм; стремясь к неделимому, всесокрушающему Бытию. Данте представил это движение инверсией космического порядка концентрических средств — они расширяются от земного предела к божественной беспредельности — в порядок обратный, где центр — Бог, вокруг которого вращаются хоры ангелов кругами все более широкими. Чем они ближе к божественному началу, чем быстрее их движение, в противоположности космическим сферам, чье видимое движение ускоряется пропорционально близости к центру земному. Этой инверсией космического порядка в божественный, Данте провидел глубокий смысл гелиоцентрической картины вселенной.
* * *
Догадка о системе мироздания, где солнце есть центр обращения всех планет, включая землю, была высказана задолго до ренессанса. Коперник только повторил, исходя из собственных наблюдений, идею известную в античности. В символическом смысле, гелиоцентрическая система — необходимое дополнение геоцентрической. Божественное начало, Интеллект или Дух, коим был создан мир, можно равно представить как нечто всеобъемлющее (что соответствует беспредельному пространству) или "иррадирующим" центром всех манифестаций. Именно потому, что божественное начало вне всякой дифференциации, каждое представление о нем должно быть дополнено инверсией, так сказать, его "отражением".
Однако гелиоцентрическая визия мира использовалась как доказательство ложности традиционной геоцентрической концепции и связанных с ней духовных интерпретаций. Отсюда парадокс: эта философия, сделавшая разум мерой любой реальности, завершилась астрономической перспективой, в которой человек взлетел пылинкой среди пылинок, простым акцидентом без малейшего намека на космическую первичность, тогда как средневековая онтология, основанная на откровении и вдохновении, поместила человека в центр вселенной. Сие вопиющее противоречие просто объясняется. Рационализм полностью забывает, что все его теории касательно вселенной остаются содержимым человеческого сознания: именно потому, что человек способен расценивать свое физическое существование с точки зрения более высокой, — как если бы он не был привязан к земле — именно это и делает его познающим центром мира. Человек — привилегированная субстанция Интеллекта, и, в силу своей привилегии, может обрести эссенциальное познание бытия: потому-то традиционная перспектива и поместила его в центр видимого мира — эта позиция, впрочем, совпадает с непосредственным сенсорным опытом. Для традиционной космологии, гелиоцентрическая система, где человек, в некотором смысле, уступает свою центральную позицию солнцу, имеет значение сугубо эзотерическое — это подразумевал Данте в "геоцентрическом" описании ангелического мира. С "точки зрения" Бога, человек не центр, а крайняя периферия бытия.
Гелиоцентрическая система кажется более точной в плане физико-математическом, поскольку она, абстрагируясь от "естественной субъективности" и символики, склонна рассматривать вселенную безотносительно от человека или, в лучшем случае, принимать его за незначительную физическую частицу в этой вселенной. Это внечеловеческая направленность взгляда, перевернутое отражение антропоса, понимаемого когда-то sub specie aeternitatis. Однако никакой образ мира не будет абсолютно адекватным, ибо наше наблюдение накладывается на реальность, саму по себе относительную, непостоянную и неопределенно множественную.
Вера в гелиоцентрическую систему, как в некую абсолютную истину творит ужасающую пустоту, лишает человека его космического достоинства, заставляет его — пылинку среди пылинок — бессмысленно вращаться вокруг солнца... Эта система полностью не способна породить новое духовное воззрение. Христианская идея, сосредоточенная на инкарнации Христа, была плохо подготовлена к подобной инверсии космического устройства: человек как небытие, исчезающее в космическом пространстве и, в то же время, как интеллектуальный и символический центр этого пространства — такой пируэт не для мозгов большинства людей.
Дальнейший прогресс забросил солнце в поток бесчисленных миллионов других солнц (вероятно, в свою очередь окруженных планетами). Удаленных каждого от каждого на световые годы или миллионы таковых: всякий образ мира, сколько-нибудь логичный стал отныне невозможен. В новую, воображаемую "структуру" мироздания человек интегрироваться не в состоянии. Так, по крайней мере, действует концепция на западное сознание. Буддийская ментальность, видеть мировые процессы как турбуленции песка, реагирует, вероятно, по иному на современную научную теорию.
Духовная интерпретация этого научного познания сводится к следующему: постепенный отход от всех систем, которых можно назвать замкнутыми, доказывает, что любое представление о мире — облако, мираж, без намека на устойчивость. Для непосредственного восприятия солнце — источник света, символ божественного начала — оно озаряет все, вокруг него движется все. Но при этом солнце — только светящееся тело среди аналогичных: абсолютное единство присуще лишь божественному принципу.
В пределы нашего сюжета не входит развитие вот такого соображения: каждый новый образ мира сформулирован не столько новыми научными наблюдениями, сколько на реакцию на логическую "односторонность" предыдущего. Это касается и недавних концепций пространства. Для средневековой космологии, пространство — сфера, величина коей превосходит любую возможность измерения, сфера, спиритуально окруженная небом эмпирея. С торжеством рационализма пришла идея бесконечного пространства. Но поскольку физическая протяженность может быть неопределенной, а не бесконечной новый научный демарш выдвинул практически невообразимое понятие "кривого" пространства, замыкающегося на самом себе.
Недавний научный поиск оставил идею гомогенности пространства и времени в пользу их постоянной взаимосвязи. Но если пространство содержит все, что существует симультанно, тогда как время образует последовательность феноменов, видимые звезды отделены от нас "световыми годами": в одновременности, они расположены точно там, где видимое пространство имеет свои крайние пределы. Подобные парадоксы отражают общую противоречивость, на которую, в конце концов, осужден всякий "научный" образ. В конкретных и чувственных вещах тем или иным способом раскрывается духовное обозначение, несравненно более убедительное, нежели образ мира, который пытается его схематизировать. Оно соответствует человеку и не испытывает перемен. Говоря "обозначение", мы не разрушаем ничего концептуального, но выбираем слово по необходимости и согласно традиций, дабы сделать аллюзию на непреходящую эссенциальность, подвластную только интуиции.
* * *
Рассуждая об астрономической панораме вселенной, мы просто хотели удостовериться, что существуют две позиции, с которых можно рассматривать мир или, в более широком смысле слова, натуру. Научное любопытство погружает искателей в неистощимое многообразие явлений: теория, возникающая по мере накопления экспериментальных данных, сама превращается в нечто множественное и противоречивое. Иная позиция заключается в опыте распознавания духовного центра, одинаково присущего людям и вещам: с этой точки зрения символический характер явлений позволяет созерцать незыблемые реальности Интеллекта. Самое совершенное воззрение, на которое способен человек, отличается простотой: его внутреннее богатство нельзя рассеять в разноречивых концепциях.
Глава 4. ДУХ И МАТЕРИЯ
Древние народы, это ясно, понимали под "материей" нечто иное, нежели современные. Не надо, однако думать, что эти народы созерцали реальность материальных вещей только через завесу "магического и диктаторского воображения", как считают некоторые этнологии, или что их ментальность отличалась "аналогичностью" и "прелогичностью". Камни были столь же тверды, огонь столь же горяч, а законы природы столь же неизменны, как и сегодня. Человек всегда размышлял логически, даже если помимо чувственных данных или сквозь них он подмечал реальность оного порядка. Логика присуща человеческой природе, а подчинение "диктаторскому воображению" свойственно не мышлению "примитивных" народов, но, скорее, современной "прогрессистской" мысли, которая против всякой очевидности жаждет свести всякую реальность к фактам чисто физическим.
Концепция материи радикально отделенной от духа, представленная в теории и практике нашего современного мира не нова сама по себе. Это завершение ментального демарша, коему Декарт впервые дал философское обоснование, ничего не "изобретая": на него глубоко повлияла общая тенденция ограничения духа простой мыслью и дискурсивным разумом, отрицание за духом какой-либо универсальной значимости и непосредственного космического присутствия.
Согласно Декарту, дух и материя — две совершенно разные модальности: они встречаются по божественному плану в одной точке — мозгу человеческом. Окружающий мир, рассмотренный как "материя", автоматически отстраняется от духовных содержаний, а дух превращается в некое абстрактное дополнение, чисто материальной реальность и вне оной игнорируется вообще.
* * *
Для народов прошлого материя была пронизана божественной эманацией. В цивилизациях, названных "архаическими". Это сказывалось в непосредственном опыте: материя, земля признавалась вечным пассивным принципом всех вещей, а небо — принципом активным и порождающим. Они были как две руки бога, они связывались нерасторжимо, словно женщина и мужчина, мать и отец. Земля предавала форму и тело небесной активности. Вещи воспринимались и чувственно и духовно — данная метафизическая истина оставалась независимой от изменчивых образов мироздания.
Для philosophia perennis — свойственной и Западу и Востоку до прихода рационализма — активный и пассивный принципы были, вне любой манифестации, определяющими полюсами существования. Материя: аспект или функция Бога. Не обособленно от духа реальности, но необходимый компонент. Она есть чистая потенциальность, все, что различимо в ней, уже отмечено активностью Духа и Слова Божия.
Только для современного человека, материя, из пассивного зеркала Духа, превратилась в "объект", "вещь". Она стала, так сказать, более устойчивой и "настойчивой", ибо только за собой оставила качество протяженности и все, к этому относящееся. Она стала инертной массой, духовно непроницаемой экстериорностью, наличным фактом. Конечно, она всегда отличалась атрибутами, в известном смысле, противоположными духу, но для людей ранних эпох никогда не олицетворяли всей "реальности". И, главное, материя некогда не рассматривалась независимой от духа, доступной познанию сама по себе. Идея протяженности, отличенной от материи, получила у Декарта философское выражение. Начиная с этого момента, материя распалась на массу и протяженность. Посему принялись искать объяснение сугубо количественной для всех особенностей пространства, затем и для чувственных качеств. Это вполне легитимно в некотором отношении и приносит пользу наукам, занятым исключительно внешней манипуляцией над объектами. Но не протяженность, никакое другое чувственное качество не исчерпывается количественными детерминациями. Как убедительно доказал Рене Генон, не существует протяженности без того или иного качественного аспекта. Даже самые простые фигуры — круг, треугольник, квадрат — имеют нечто качественно уникальное и не сводятся чисто количественному измерению. Если данные чувственного восприятия подвергнуть количественной аналитике, они вообще распадутся в небытие. "Модели" экспериментальной науки, изображающие, к примеру, структуры атомов или молекул, также содержит качественные элементы или косвенно зависят от них. Можно выразить цифрами различие световых вибраций красного и синего, но цифрами не объяснить слепому сущность света. То же самое относится к любой перцепции. И если же к самым простым элементарным качествам, что же говорить о формах выражения живых единства! Они избегают не только измерений, но и аналитических описаний. Разумеется, всегда можно определить контуры подобных форм, но такой процесс не затронет их сущность. Это не оспаривают в области искусства, но забывая, что это справедливо в любой области: нельзя уловить эссенс, содержание, качественное единство вещи прогрессирующим измерением, но только немедленным глобальным "воззрением".
Зеркало материи отражает, но отнюдь не характеризует до конца качественное содержание объекта. Наука, основанная на количественной аналитике, полностью игнорирует необычайно сложную сущность вещей. Для такой науки античная "форма" (то есть качественное содержание) практически роли не играет. Потому — то искусство и наука — понятия синонимичные в дорационалистическую эпоху — ныне резко раздельную и по той же причине красота, в глазах современной науки, не имеет ничего общего с познанием.
Традиционная доктрина в своей дистинкции эйдоса и гиле, формы и материи понимают, что вещи не сугубо "материальны" или качеством или количеством: доктрина эта не довольствуется разделением и диссоциацией, а рассматривает два "пульса" в их взаимовлиянии. Аристотель доводит до логического предела позицию эйдос — гиле, но не допускают их парадоксального единения. Ясно, Акту, и рецептивно — пассивная субстанция обоюдно соотносятся до такой степени, что их фундаментальные и вневременные возможности не могу быть разделены. Редукция всех феноменов к этим двум начальным полюсам ни сколько не схематизирует чудо творения, а только намечает крайние пределы. Активный полюс — "эссенс", пассивный — "субстанции". В некотором смысле эссенс соответствует Духу или Интеллекту: формы (forma) или эссенциальные предетерминации вещей содержатся в божественном Интеллекте как "прототипы" или "архетипы".
Можно возразить, что идею "формы" нельзя раскрыть, не уничтожив различие манифестации "формальной" от "суперформальной", иначе говоря, различие "индивидуального" от "универсального" (область Чистого духа). Но эпитет "формальный" подходит лишь к тому, что посредством какой-либо "формы" запечатлено в субстанции. Форма сама по себе — лимитация, контур, или же сплетение качеств субстанционально не детерминированных. В этом последнем смысле, в комментариях средневековых теологов встречается выражение "форма Бога" (forma Dei, по-арабски as — surat al — ilahiyah) для обозначения тотальности божественных качеств. "Эссенс" Бога, которая раскрывается в этих качествах, сама по себе не обусловлена и не подвластна никаким определениям.
* * *
В своей книге "скептический химик" (1661 г.) Роберт Боль атаковал "четыре элемента" — одно из основных положений традиции. Согласно английскому ученому, земля, вода и воздух не являют собой простые тела — они составлены из разных химических компонентов. Роберт Бойль хотел скомпрометировать алхимию. На самом деле, его критика разбила поверхностную и плохо понятую интерпретацию: настоящая алхимия никогда не рассматривала землю, воду, воздух и огонь как субстанции телесные или химические в современном смысле. Четыре элемента просто первичные качества, благодаря которым аморфная и сугубо количественная субстанции определяется под какой-либо формой. Эссенс каждого элемента не имеет ничего общего с материальной неделимостью: пусть воду составляют кислород и водород, воздух — кислород и азот — это не меняет четырех фундаментальных "кондиций".
Общая основа четырех элементов — materia prima вселенной. Следует добавить для большей точности, что элементы рождаются не прямо из этой materia, но из ее первой детерминации, эфира, который в алхимических сочинениях называют, в зависимости от характера операций, то materia, то quinta essentia.
Одно из лучших объяснений четырех элементов — в индуистской космологии Sankhya. Материальным элементом, bhutas, соответствует равное число "эссенциальных детерминаций", tanmatras bhutas, происходит от prakriti (materia prima). Они фильтруются ahankara — principium individuationis или сознанием эго и распределяются между полюсами объективными и субъективными манифестированного мира.
Такая экспликация точно отвечает герметической перспективе. Понятно, каким образом чувственные явления транспонируются во внутренний мир, ибо tanmatras, в известной степени, характеризуют психические феномены.
Если расположить элементы по шкале "тонкости" и "субтильности", земля займет нижнюю ступень, воздух — верхнюю. В смысле энергичной подвижности огонь выше остальных элементов. Земля отличается тяжестью и нисходящей тенденцией, вода также "весома", но отличается тенденцией к экспансии. Воздух поднимается и распространяется, огню присуще резко выраженное восходящее движение.
В традиции натуральный порядок элементов представлен крестом, где место пересечения соответствует квинтэссенции, или концентрированным кругам — в этом случае, земля в центре, огонь — на периферии. Иногда представляют ситуацию элементов "печатью Соломона", составленной из двух пересекающихся равносторонних треугольников. Это синтез, соединение противоположностей.
* * *
Традиционная концепция materia — пассивной и рецептивной основы всякой множественности и дифференциации — актуальна не только в сфере телесной. Можно также говорить о materia души, поскольку психический универсум заполнен множеством переменных "впечатлений" и, следовательно, означен полюсом активным (эссенциальным) и пассивным (субстанциальным или материальным).
Субстанциальный полюс materia души выражается в способности получения и сохранения форм, в беспредельной рецептивности. Это "женский" аспект души, можно понимать эпитет почти буквально: в природе женщины данный аспект доминирует — душа и тело сопрягаются своими пассивными тенденциями: это облагораживает тело, но сковывает душу.
"Формы", воспринятые "субстанцией" или "материей" души, приходят извне или изнутри. Эмпирически они приходят извне с помощью органов чувств, однако становятся эссенциальными формами только в случае соответствия незыблемым прототипам Интеллекта, которые образуют реальные содержания. Итак, эссенциальный полюс души — Интеллект (или Дух). Он, по сути, ее "форма", "формальное средоточие". Подобное выражение, странное на первый взгляд, вовсе не предполагает особой "формы" Интеллекта. Эссенциальная форма — просто результат действия Интеллекта на materia души.
Душа, понятая как materia для духа, это не ткань эгоцентрического сознания, но рецептивная субстанция более глубокого уровня, обычно неразличимая из-за сопряжения души с чувственным восприятием. Образуя эго, душа как бы "смешивается" с телом, расходится, разъединяется, хаотически "коагулируется" и теряет возможность свободного отражать Дух.
На минеральном плане это соответствует ситуации низкого металла, особенно темноте и тяжести свинца. Согласно мусульманскому мистику Мухиддину Ибн Араби, золото соотносится со здоровой и гармонической кондицией души, которая своей субстанцией без искажений отражает божественный Дух, тогда как свинец символизирует деформацию и смерть. Низкий металл есть принципиальный разрыв эквилибра.
Дабы излечить "больную" душу, необходимо разрушить порочное соединение "формы" и "материи". Дух и душа, в известном смысле, "отделяется" друг от друга, грубая "материя" сжигается, растворяется, очищается ради последующего "философия брака".
* * *
Алхимическая доктрина и символика не восходит к полному уничтожению (спиритуальном) индивидуальности, подобие индуистской концепции moksha, буддийской nirvana, суфийской fana и 'lfana или христианской unio mystica и deificatio. Алхимию, основанную на чистую космологической перспективе, можно лишь косвенно транспонировать в сферу мета-космическую и божественную. Именно как определенный этап на пути к высшей цели, ее адаптировал христианский и мусульманский гнозис. Благодаря алхимическому действу, человеческое сознание озаряется божественным лучом, указующим Небо.