Предисловие от автора.
Помню то время когда написал свой дебютный рассказ, совершенно грандиозного объема для пробы пера (который я, наконец, успешно отредактировал и его не стыдно показывать людям). Там, как вы помните, фигурировали разные персонажи и каждый из них был самобытен и интересен. Но лишь один из них заслужил свой собственный цикл, рассказывающий о его прошлом, настоящем и будущем. Приступая к написанию первого рассказа из «Историй Эрлиха» я ещё не знал, каким будет цикл и имел лишь общие задумки о приключениях Максима Фёдоровича.
Время идёт и вышло уже три рассказа, которые получились разными, как братья в большой семье – все они отличаются и каждый интересен, но имеет общие черты и фамилию. В этом плане новый рассказ не станет «приёмным» в моём цикле. В нём мы вновь окунёмся в мир доктора Эрлиха, концентрируясь не только на проблемах его пациентов, но и его собственных. Тематика, которая выбрана для нынешнего рассказа, может многим показаться близкой. Именно в наше время, когда общаться с соседним городом можно не выходя из квартиры, одиночество становится острой социальной проблемой. Каждый сам решает, что он делает в этой жизни, но пожалуйста, находите время для своих родных и близких. Не отворачивайтесь от друзей, когда они нуждаются в вас и тогда вам не придётся переживать то, что мучило героя этого рассказа. Приятного чтения!
Алекс Линч
Июль 2012
ОДИНОЧЕСТВО
Пролог
Это большое несчастье, не иметь возможности быть одному
Эдгар Алан По
Люди за окном проносились мимо с бешеной скоростью, оставляя в памяти лишь размытые пятна разных цветов. Только когда маршрутное такси задерживалось на перекрёстке или подъезжало к остановке, можно было разглядеть стоящих там и ждущих свой транспорт людей. Они все такие непохожие, десятки индивидуальных образов, сотни эмоций и бесчисленные комбинации чувств.
Мужчина, сидящий сбоку около автоматической двери, плавно отодвигающейся, когда водитель подъезжал к остановке, наблюдал за этими людьми. Пассажиры, которые едут с ним, его уже не интересуют – он распознал у них все поверхностные чувства, не найдя грубых нарушений поведения, делающих человека его пациентом. Он врач психиатр, тот кто «лечит душу» или, более точно, восстанавливает нормальную нейробиохимию головного мозга, нарушение которой и создаёт множество симптомов и синдромов, по которым он ориентируется, словно опытный охотник по свежим следам. Его внимательные серо-зелёные глаза скользят по лицам людей – усталость, нежелание ехать на работу у мужчины перед ним. Начинающаяся депрессия у молодой девушки, парень которой только что нецензурно посоветовал оставить его в покое. Рядом, пожилая женщина, грустно глядящая в окно и изредка на девушку, что сейчас сдерживает слёзы. Она словно хочет что-то сказать или ободрить расстроенную таким поворотом событий, но не решается… И другие менее интересные пассажиры. Они в порядке. Пока что. Психиатрия изменяет мировоззрение людей – перестаешь воспринимать слово «здоровый» так, как большинство людей. Отныне оно значит редкое состояние между общепринятой нормой и явной патологией. Сейчас, слава Богу, все окружающие психиатра люди, находились если и не на зыбкой ступени здоровья, то, в худшем случае, в пограничном состоянии.
Он вздыхает, понимая, что они уже завтра могут оказаться его пациентами. Или через год. Неважно когда, главное, что это неминуемо. Ещё никто не смог жить, оградившись от стресса и негатива, что идут в нашей жизни рука об руку со счастьем и радостью. Парадокс в том, что нам нужны эти отрицательные эмоции, иначе наш хрупкий внутренний мир не переживёт обычной ссоры. Без стресса мы не сможем адаптироваться. Это в обычной медицине важен гомеостаз – идеал баланса, постоянство всего. Психиатрия же работает по-другому. Мы должны испытывать гнев, когда злимся, улыбаться и смеяться, когда счастливы, а ещё, сокрушаться и плакать от скорби – не сдерживая все эти эмоции в себе. Они даны, чтобы проявлять их, а не скрывать. Не делайте это умышленно, некоторые люди мечтают испытывать то, от чего вы намеренно отказываетесь – при апатии и атимии человеку кажется, что уже никогда не сможешь радоваться, при бредовых помешательствах люди не могут доверять и верить, а маниакальность сделает из вас неусидчивого вспыльчивого забияку, который не может себя контролировать. Эти и другие состояния… Поэтому живите всей полнотой дарованных вам чувств.
Пока у всех, кто едет с ним в транспорте всё хорошо. И он будет надеется, что всё так и останется. Настоящий психиатр, как и любой хороший врач, желает лишь одного – сидеть без работы… Чтобы все были здоровы и полны желания жить. Увы, этого никогда не будет…
Его мысли прервало торможение их маршрутного такси, уже отъезжающего от очередной остановки. Водитель алчно взглянул в зеркало бокового вида и, увидев ковыляющего в его сторону паренька, поспешил открыть дверь в салон. Бросив пару взглядов на молодого мужчину в очках, одетого в тёмное, парень еле заметно вздохнул, понимая, что любимое место занято и сел напротив, у двери.
Психиатр, поначалу без энтузиазма, но с каждой секундой всё с большим интересом, украдкой смотрел на парня перед ним. В его облике и, особенно, в поведении было что-то выдающее в нём человека, которому очень некомфортно. Может быть, он боится ездить, изучив сводки и статистику автокатастроф, доведя эту антипатию до фобии. А может… Да, так и есть. Доли секунды, за которые взгляд парня встретился с глазами психиатра, выдали страхи первого. Он моментально уставился в окно, а потом на свою обувь, и вообще, как можно было заметить с самого начала – ни на кого не глядел, опасаясь встречаться взглядом. Его поза была скована, он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не задеть девушку справа от него. Убрав руки в карманы и склонив голову набок, он сделал вид, что дремлет, исключая потенциальную опасность узреть чей-то взгляд. Наблюдатель проникся к парню жалостью, понимая, как ему сложно осуществлять то, что простые люди каждый день делают не задумываясь. Даже сейчас он приоткрывал глаза, отчаянно опасаясь проехать свою остановку, но, не желая разомкнуть веки, чтобы ненароком не увидеть разглядывающих его людей.
Психиатр посмотрел в окно, понимая, что скоро будет его пункт назначения. Но желание помочь было для него сродни рефлексу, надёжно внедрённому за время учёбы и разносторонней практики. И он понял, что нужно сделать. Достав кошелёк, он отсчитал оплату за проезд и положил под купюры свою визитку. А потом, когда транспорт остановился, подойдя к отодвинувшейся двери, негромко попросил парня передать деньги за проезд. Тот, через пару секунд догадавшись, что от него хотят, виновато протянул руку, чтобы отдать их водителю. Но, уже почти положив купюры, парень увидел, что кроме двух банкнот у него в руке оказалась небольшая карточка, положенная вместе с ними. Спрятав её, парень передал деньги водителю и украдкой взглянул, желая узнать, что это такое. Увидев, что это визитка, он подумал, что человек в чёрном, случайно вынул деньги с ней, но потом быстро прочёл её содержимое, чувствуя гулкие удары своего сердца. «Эрлих Максим Фёдорович. Д.м.н., психиатр. Клиника «Доброе сердце»… Этот человек всё понял… Он увидел…
Глава 1. Новая тактика лечения
Неспешным шагом я шёл к воротам клиники, куда ежедневно приходил уже много лет. Моему взору представился до мелочей знакомый двор и участок, в глубине которого высился десятиэтажный комплекс. Это было единственное в своём роде лечебное учреждение подобного типа. В основном здании и ближайших корпусах находились всевозможные отделения, кроме, фтизиопульмонологического, которое собирались построить через пару лет, чуть ближе к лесу. Я не мог не восхищаться тем, кто придумал и воплотил такой грандиозный проект. Построить лучшую больницу, найти самых квалифицированных специалистов всех сфер медицины и собрать их в одном месте. Не удивительно, что к нам на лечение приезжали люди из других городов. Поэтому каждый день, проведённый здесь, дарил мне настоящую сатисфакцию от проделанной работы и понимания, что являюсь частью гигантских часов, где важна каждая деталь. Надеясь, что моя роль чуть больше обычного винтика, я с улыбкой прошёл мимо парковки, посмотрев на которую, сразу заметил белую машину своего друга.
- Максим! Решил ходить пешком?! С нашим нищенским окладом рост цен на бензин особенно ощутим? – Спросил Олег, догнав меня у входа.
- Машина в автосервисе. Решил вспомнить молодость и прокатиться на общественном транспорте. – Ответил я и, увидел потерю интереса на лице друга, который видимо, ожидал менее банальной причины.
- Надеюсь, ты ни в кого не врезался. – Улыбнувшись, сказал он и, сверяясь с часами, поспешил вперёд. – Почему не позвонил мне? Я бы за тобой заехал.
- Знаю, спасибо. Ты же в курсе, что я не люблю быть источником хлопот. – Ответил я Олегу, гадая, разразится ли он тирадой по поводу того, что «да как ты можешь вообще такое говорить, мы же друзья!». Но он либо торопился по делам, либо, наконец, уяснил, что меня крайне сложно переубедить и с улыбкой кивнув, вошёл в приёмный покой. Я, напоследок вздохнул приятный весенний воздух, становящийся с каждым днём всё теплее, и вошёл следом.
***
Время до полудня я провёл в одиночестве, занимаясь документами и планируя дела на вечер. Потом ко мне пришёл первый и, скорее всего, последний сегодняшний пациент. Это была женщина преклонных лет. Её привёл уже взрослый сын, мой ровесник или чуть постарше. Уже с первого ответа, я понял причину, которая привела её сюда. Болезнь Альцгеймера или, как её ещё называют длительно нарастающая деменция. Это приобретённое слабоумие, когда происходит оскудение всех когнитивных способностей – от мышления до памяти. Причём последняя угасает по закону Рибо, который иначе известен как прогрессивная амнезия. Человек начинает забывать сначала последние события, а потом всё дальше, теряя воспоминания о более ранних годах своей жизни. Каждый день больной забывает что-то личное, перестаёт узнавать лица родных и друзей, всё глубже отстраняясь, даже не желая этого. Вот и сейчас я видел непередаваемую печаль в глазах сына этой женщины, который привык видеть в ней сильную женщину и заботливую мать, которая была лишь тенью былой себя. Работница политбюро, вся жизнь которой была сосредоточена в хранении и использовании гигантского объёма знаний, ныне была не в состоянии досчитать до двадцати. Но не это было самым страшным. Я знал, что её сыну известно, что болезнь Альцгеймера не лечат. Его мать и дальше будет отстраняться от него, однажды забыв, что это её сын. Поэтому, если родственники хотят, чтобы она как можно дольше не теряла осколки своей личности, они должны окружить её заботой и любовью. Тем более что за последнее десятилетие в лечении этой деменции не наметилось научных прорывов.
Я невольно вспомнил о своей матери. Она умерла до того момента, когда я закончил интернатуру. Она гордилась тем, что я хорошо учился, и надеялась, что я стану кардиологом, который по её мнению в ближайшее время был бы очень востребованной специальностью. Даже видя мои успехи в лечении психики, она до последнего надеялась на то, что я поменяю профессию на более «благородную» по её мнению. Но для меня психиатрия уже была самой важной и трудной наукой.
Я вздохнул и посмотрел на мужчину передо мной. Ему, как и мне предстоит в скором времени похоронить свою маму. Это очень грустно, но таков закон природы. Было бы намного ужаснее, если бы он ушёл раньше, заставив родившую его женщину провожать его в последний путь.
Я как можно мягче объяснил суть болезни Капитолины Васильевны её сыну, который и без моего мнения знал конечный исход недуга, но всё же надеялся, что после посещения известного психиатра, у его матери появится шанс. По сути, своими словами я расписался в бессилии нынешней медицины перед этой патологией. Но меня мало волновала моя репутация или престиж нашей клиники. Конечно, здесь больная получит фармакологическую терапию, но будет лишена постоянного ухода, который обеспечит ей её семья. А это позволит выиграть чуть больше времени, которое совсем не лечит её, а наоборот, задувает, словно пламя свечи.
Стоя в проходе и глядя вслед уходящей женщине и её заботливому сыну, я с печалью отметил, что у него высокие шансы однажды тоже стать моим пациентом. Доказано, что болезнь Альцгеймера имеет генетическую предрасположенность, наследующуюся через неполноценную хромосому. Надеюсь, его минует это проклятье…
Я закрыл дверь и, вздохнув, прилёг на диван, предназначенный моим пациентам. А вдруг я сам когда-нибудь окажусь на их месте? Такого нельзя исключать, это вполне допустимо и возможно. Немного пугающее и ироничное ощущение, которое иногда преследует меня, когда я слишком сильно погружаюсь в работу, не оставляя места отдыху. Эта мысль заставила меня усмехнуться, ведь сегодня я принял лишь одну пациентку, с диагнозом, не вызвавшим никаких трудностей. В этом моя профессия была зеркальной терапии, в которой врач мог долго биться над разгадкой болезни, а найдя её, вылечить человека. Психиатр, по крайней мере, опытный, быстро поймет, что с человеком не так, но мало чем сможет помочь, если не добьётся доверия пациента. Это роднит нас с врачами общей практики. Ведь невозможно вылечить больного с хроническим холециститом, если не объяснить ему опасность несбалансированного питания. Но проблема в том, что намного легче рассказать про вред жирной пищи, чем показать, что стресс и негатив столь же опасны. Думая об этом, я лёг в полный рост, думая о том, что было бы неплохо, поехать домой, а если потребуется моё присутствие, вызвать такси. Приятно, что жизнь иногда подкидывает такие дни…
Я не успел, как следует помечтать, о том, чем займусь вечером и чему посвящу редкие свободные часы, как услышал тихое гудение телефона, который я привычно поставил на вибрацию. Мне пришло сообщение.
Я хочу, чтобы вы мне помогли. Но не могу прийти. Мне сложно…
Не до конца понимая, в чём дело я набрал номер отправителя анонимного сообщения, в надежде, что делая это, не отбираю хлеб у телефона доверия. Через несколько секунд я услышал голос, молодой и немного монотонный, что различалось даже по телефону.
- Максим Фёдорович? Здравствуйте. Добрый день. Очень приятно. – Вежливо начал парень, переходя к сути. – Вы имели возможность видеть меня, сегодня утром в транспорте, пока, скорее всего, добирались на, полагаю, работу. Вы незаметно дали мне свою визитку, явно намекая, что разглядели во мне, с позволения сказать, странности, которые, к несчастью, имеют место быть. И собственно это вынудило меня набрать ваш номер. Поэтому, если я вас не отвлекаю…
Я всё понял, радуясь, что не ошибся в прогнозе. Парень действительно был не в себе, проявляя своим поведением то, что мог распознать лишь психиатр или очень внимательный человек. Но, согласитесь, в жизни мы редко придаём значение неадекватным поступкам людей вокруг, если только они не мешают нам. Сколько раз вы сами становились свидетелями странности, но предпочитали делать вид, что не заметили её? Жалко, что наше общество ещё далеко от такого состояния, когда мы вместо молчаливого порицания, будем не отворачиваться, а пытаться помочь.
Продолжая слушать его тираду, я абсолютно точно добавил к увиденным ранее симптомам, ещё один. Резонёрство или склонность к витиеватой речи, усложнённости грамматических форм и, зачастую, конечной бессмысленности рассуждений. Я сел обратно за стол и терпеливо продолжил его слушать, надеясь на то, что он скоро дойдёт до части, где объяснит, почему не может прийти на приём.
- … понимаете, я не могу посетить вас лично. Мне вообще очень сложно быть среди людей. Наверное, у меня социофобия или демофобия, не знаю как правильнее. А ещё я с детства боюсь ходить по больницам. Кажется, всё дело в том, что моя мать слишком часто водила меня туда, вызвав у меня подсознательную неприязнь.
С парнем придётся серьезно поработать. Скорее всего, без фармакотерапии не обойтись. Если только он резко не изменит свои привычки и мировоззрение, что в таком возрасте слишком трудно. Характер человека формируется до семи лет и частично коррелируется до окончания пубертатного периода. Ещё никто не изменил свой тип темперамента. Даже имея сильную волю и квалифицированную помощь, можно лишь сгладить острые углы, сделать свои минусы менее явными, но всего лишь замаскировать их, а не избавится полностью.
Слушая парня, я понимал, что он как будто социальный инвалид, лишивший себя общения, а теперь просящий милостыню. Было неясно, как он жил до этого момента и что поддерживало его хрупкий баланс. Возможно, исполнительность или желание что-то кому-то доказать. Поэтому сейчас главным было то, что он обратился за помощью и мой долг врача был в том, чтобы помочь ему. Для этого мне необходимо было выяснить, его прошлое, как он рос и жил, что им движет, узнать его мечты и страхи и, лишь после этого помочь ему. Но для этого мне нужно побеседовать с ним и увидеть его реакцию. Задавать вопросы по телефону, всё равно, что художнику рисовать свою картину с закрытыми глазами.
- Постой. Я хочу тебе помочь. Правда. Но не могу работать по телефону. У психиатра есть необходимость видеть своего пациента. – Пояснил я, прервав поток его речи, не имеющей конца.
- Понимаю. Я видел это в фильмах. Я должен лежать на кушетке, а вы будете слушать то, что я говорю.
- Нет. То, что ты видел, называется методом свободных ассоциаций или психоанализом, введённым Зигмундом Фрейдом. Он ещё используется в Америке и Франции, но почти не распространён в России. Я работаю немного иначе. Для моего лечения необходимо твоё присутствие. – Мягко, но безапелляционно ответил я.
Голос в телефоне умолк, а я, понимая, что юноше действительно нужна помощь, уже собрался узнать адрес, чтобы самому приехать к нему. По закону подлости он должен жить на другом конце города, учитывая, что моя машина в ремонте. Но, не смотря на это, я поеду к парню.
- Если вы говорите, что вам нужно меня видеть, чтобы лечить… Вы можете помочь мне, используя Skype? – С надеждой спросил он.
Понимая, что у меня нет иного варианта, кроме как согласиться, учитывая, что всё происходящее было моей инициативой, к последствиям которой было сложно оказаться готовым. Я лишь понадеялся, что у моего нового пациента хорошая веб-камера и дал согласие.
- Здорово! Это правда очень хорошо. Знаете, Максим Фёдорович, у меня такое ощущение… Даже имея лишь надежду на исцеление, уже становится легче. Может быть, я даже смогу в скором времени прийти к вам на приём…
- Погоди. – Перебил я его, отмечая про себя, что мне ещё придётся выслушать очень много. Наверное, столько, что это бросит профессиональный вызов моему терпению и выдержке. Но подобное меня никогда не пугало, ведь я был врачом самой важной и сокровенной специальности. Парень замолчал, ожидая вопроса, и я спросил то, без чего невозможна плодотворная работа с пациентом. – Как тебя зовут?