С. Рамасвамир, Ч.Т.О.
(Выдержки из личного письма к Дамодару К. Мавланкару, Главному Секретарю Теософического Общества).
... В нашу последнюю встречу в Бомбее я вам рассказал, что случилось со мной в Тинневелии. Мое здоровье было подорвано канцелярской службой и заботами, я попросил отпуск на основании медицинского свидетельства и он был мне предоставлен. В один из последних дней сентября, когда я читал в своей комнате, ясно слышимый голос моего благословенного Гуру, М. – Махариши, приказал мне оставить все и немедленно отправиться в Бомбей; там я должен был разыскать Мадам Блаватскую, где бы она ни находилась, и следовать за ней повсюду, куда бы она ни пошла. Не теряя ни одного мгновения, я привел свои дела в порядок и уехал на вокзал, ибо звуки этого голоса для меня – самые божественные звуки в природе, а веления его обязывающи. Я путешествовал в своем аскетическом одеянии. Прибыв в Бомбей, я там уже не застал Мадам Блаватскую и узнал от вас, что она уже несколько дней как уехала; что она была очень больна и что, кроме того факта, что она неожиданно вдруг уехала с одним чела, вы ничего не знаете о ее нынешнем местопребывании. Теперь мне нужно рассказать вам о том, что произошло со мной после того, как я вас оставил.
Не зная, в самом деле, куда мне лучше направиться, я взял билет прямо до Калькутты, но, не доезжая Аллахабада, я услышал тот же самый хорошо знакомый мне голос, направляющий меня ехать в Берхампор. В Азимгунге, в поезде, я встретился, я бы сказал – чудесным для меня образом, с несколькими Бабу (я тогда еще не знал, что они тоже Теософы, никогда не встречал их раньше), которые также ехали в поисках Мадам Блаватской. Некоторые шли по ее следу до Динапура, но там потеряли ее и возвратились обратно в Берхампор. Они сказали, что им известно, что она уехала в Тибет, и хотели броситься к ногам Махатм и добиться, чтобы им позволили ее сопровождать. Наконец, они сказали мне, что получили от нее записку, в которой им разрешалось ехать, если они уж так хотят, но тут же указывалось, что ей самой запрещено ехать в Тибет в данное время, что она должна оставаться в окрестностях Дарджилинга и встретиться с Братьями на Территории Сиккима, куда им не будет разрешено следовать.
... Брат Нобин[148], Председатель Адхи Бхутик Бхратру Теософического Общества, не сообщил мне, где находится Мадам Блаватская. Возможно, он тогда и сам этого не знал. Все же он и другие рискнули всем в надежде увидеть Махатм. Наконец, 23 числа Нобин Бабу привез меня из Калькутты в Чандернагор, где я нашел Мадам Блаватскую, приготовившуюся через 5 минут отправиться дальше на поезде. Высокого роста, смуглый и волосатый чела (не Чандер Кушо), тибетец, судя по его одежде, которого я впоследствии встретил вместе с ней при переправе через реку, сказал мне, что я прибыл слишком поздно, что Госпожа Блаватская уже встретилась с Махатмами и что он уже привез ее обратно. Он упорно не поддавался моим мольбам взять меня с собой, говоря что он не получил других приказаний, кроме тех, которые он уже исполнил, а именно – отвезти ее за 25 миль от некоего места, которое он мне назвал, и что теперь он проведет ее на вокзал, а сам отправится в обратный путь. Бенгальские Братья – Теософы тоже ее выследили и последовали за Мадам Блаватской, прибыв на станцию полчаса спустя. Из Чандернагора, переправившись через реку, они приехали на маленькую железнодорожную станцию на противоположной стороне. Когда поезд прибыл, она вошла в вагон, поднявшись в который я нашел там чела! И даже еще не успели погрузить все ее вещи в багажный вагон, как поезд, вопреки всем правилам, не дождавшись звонка, тронулся, оставив Нобина Бабу, бенгальских джентльменов и ее слугу. Только один Бабу и жена и дочь другого – все Теософы и кандидаты на ученичество – успели забраться в поезд. Мне самому едва хватило времени вскочить в последний вагон. Все ее вещи, за исключением ее коробки с теософической корреспонденцией, остались на перроне вместе с ее слугой. Тем не менее, даже те лица, которые ехали вместе с ней на том же поезде, не доехали до Дарджилинга. Бабу Нобин Банерджи вместе со слугой приехали только пять дней спустя; а те, у кого хватило времени занять свои места в поезде, отстали не доехав 5-6 станций, задержанные разными непредвиденными случайностями (?) в другой очень отдаленной местности, и прибыли в Дарджилинг с опозданием на несколько дней! Не требовалось большой догадливости, чтобы придти к заключению, что Госпожу Блаватскую опять забирают к себе БРАТЬЯ, и, вероятно, по очень веским причинам, известным лишь Им Самим, Они не хотели, чтобы мы следовали за ней и вели наблюдение. Двое Махатм, как я достоверно узнал, находились рядом с Британской территорией. некое лицо, имя которого нет надобности здесь называть, видело одного из Них и узнало в Нем высокого Хутукту Тибета.
В первые дни своего прибытия Мадам Блаватская проживала в доме одного бенгальского джентльмена, Теософа, отказываясь кого-либо принимать и приготовляясь, как я думал, вновь отправиться куда-то к границам Тибета. На все наши незатейливые притязания она только отвечала, что не наше это дело приставать к ней и следовать за нею, что она не нуждается в нас и что она не имеет права тревожить Махатм всякого рода вопросами, касающимися только самих вопрошателей, так как они лучше, чем кто-либо другой, знают свои дела. В отчаянии я принял решение будь что будет [149] перейти границу, находящуюся в дюжине миль отсюда, и отыскать Махатм или – УМЕРЕТЬ. Я совершенно не задумывался над тем, что то, что я собирался предпринять, может рассматриваться как безрассудное деяние сумасшедшего. Я не умел говорить и не понимал ни одного слова на бенгальском урду, непальском и на языках Бхутана и Тибета. У меня не было разрешения и «пропуска» от Сиккимского Раджи, и все же я решился проникнуть в сердце независимого Государства, где, если со мною что-либо случится, англо-индийские чиновники не захотят даже если бы они могли – защитить меня, так как я перешел границу без их разрешения. Но мне это даже в голову не приходило: весь я был поглощен одной-единственной мыслью – найти и увидеть моего Гуру. Не сказав никому ни слова о моем намерении, в одно утро, а именно 5 октября, я отправился на поиски Махатмы. У меня были только зонтик и посох странника в качестве единственного оружия, а в кошельке – несколько рупий. На мне были желтое одеяние и шапка. Каждый раз, когда меня на дороге одолевала усталость, мой костюм облегчал мне возможность за небольшую плату нанимать пони для верховой езды. В послеобеденное время того же дня я добрался до берега реки Рунгит, которая образует границу между Британской и Сиккимской территориями. Я попытался пересечь реку по воздушному мосту, построенному из камыша, но он так сильно раскачивался туда-сюда, что мне, никогда не знавшему лишений в своей жизни, это оказалось не по силам. Я переправился через реку на пароме, и даже это не обошлось без множества опасностей и затруднений. Всю вторую половину дня я путешествовал пешком, все дальше и дальше углубляясь в сердце Сиккима по узкой пешей тропе. Сейчас я не в состоянии сказать, сколько миль я прошел до наступления сумерек, но уверен, что не менее двадцати – двадцати пяти миль. За все время долгого пути я ничего другого вокруг себя не видел, кроме джунглей и непроходимых лесов, прерываемых на очень больших расстояниях одинокими хижинами, принадлежащими населению гор. В сумерках я начал оглядываться в поисках, где бы переночевать. В этот день после обеда мне по дороге встретились леопард и дикая кошка; теперь я удивляюсь, почему я тогда не ощутил ни малейшего страха и не пытался от них убегать. Все время какое-то тайное воздействие поддерживало меня. Я совершенно не испытывал ни страха, ни беспокойства. Возможно, что в моем сердце не было места для других чувств, кроме сильного устремления найти моего Гуру. Когда только чуть стемнело, я заметил одинокую хижину в нескольких ярдах от дороги. К ней я направил свои стопы в надежде найти ночлег. Грубо сколоченная дверь была заперта. Я обследовал ее со всех сторон и обнаружил в западной стороне щель. Она была мала, но все же достаточна для меня, чтобы проникнуть внутрь. У нее имелся небольшой ставень и деревянный засов изнутри, когда запирал дверь! Разумеется, теперь, после всего что последовало, глазами своей веры я везде вокруг себя вижу охранявшую руку моего Гуру. Проникнув вовнутрь, я обнаружил маленькую комнату с небольшой дверью, ведущей во второе помещение; обе комнаты занимали все пространство этого лесного жилья. Я лег, сосредоточив все мысли, как обычно, на моем Гуру, и вскоре погрузился в глубокий сон. Но прежде чем лечь, я загородил дверь в другую комнату и единственное окно. Могло быть около 10 или 11 часов, а, возможно, и немного позже, как я проснулся и услышал звуки шагов в смежной комнате. Я ясно различил голоса двух или трех человек, разговаривающих между собой на диалекте, который был для меня чистым жаргоном. Теперь я не могу вспоминать об этом без содрогания. В любой момент они могли войти в комнату, где я спал, и убить меня ради моих денег. Если бы они приняли меня за вора, та же самая участь ожидала бы меня. Эти и подобные им мысли проносились в моей голове с невообразимой быстротой. Но мое сердце не трепетало от страха, и я ни на миг не задумывался о том, что ситуация может закончиться трагически! Я не знаю, какое тайное влияние давало мне устойчивость, но ничто не могло меня поколебать или заставить ощутить страх. Я был совершенно спокоен. Хотя я пролежал, проснувшись и устремив взгляд в темноту, в течение двух часов и даже осторожно и медленно шагал по комнате, стараясь не производить ни малейшего шума, чтобы проверить, смогу ли я, в случае необходимости убежать обратно в лес тем же путем, каким я вошел в хижину, – но, я повторяю, ни боязнь, ни другое подобное чувство не закрадывалось в моем сердце. Я снова настроился продолжить свой прерванный отдых. После глубокого сна, не потревоженного ни одним сновидением, я проснулся и увидел, что уже рассветало. Торопливо натянув свои башмаки, я осторожно вышел из хижины через то же самое окошко. Я слышал храпение владельцев хижины в другой комнате. Но я не терял времени, продвигаясь вперед по тропинке к Сиккиму (городу) с неослабевающим рвением. В потаеннейших глубинах моего сердца я приносил благодарность моему любимому Гуру за ту защиту, которую он простер надо мной в течение ночи. Что помешало обитателям хижины войти во вторую комнату? Что поддерживало во мне спокойствие и ясный дух, словно я находился в комнате своего собственного дома? Что дало мне возможность заснуть таким глубоким сном в условиях, когда меня со всех сторон обступал необъятный лес, полный диких зверей и сборища убийц, – говорят, что большинство сиккимцев живут разбоем, – в смежной комнате, отделенной от меня плохонькой дверью, которую легко было открыть?
Когда совсем рассвело, я продолжал свой путь по холмам и долинам. Верхом или пешком – это путешествие ни для кого не могло быть приятным, я думаю, если бы он не был поглощен своей единственной мыслью, как я, – я был совсем бесчувственен ко всему, что касалось моего тела. Уже до этого я развил в себе способность мысленного сосредоточения до такой степени, что во многих случаях я доходил до состояния совершенного беспамятства по отношению ко всему, что меня окружало, когда мой ум был занят единственной целью моей жизни, как многие из моих друзей могут это засвидетельствовать, но никогда это не было до такой степени, как в этом случае.
Было, я полагаю, где-то около восьми – девяти часов утра, я следовал по дороге в город Сикким, откуда, как меня уверяли попадающиеся на пути люди, я в своем странническом одеянии легко мог пересечь границу Тибета, как вдруг увидел скачущего во весь опор одинокого всадника по направлению ко мне с противоположной стороны. По Его высокому росту и искусству, с каким Он управлял лошадью, я решил, что это какой-то военный, офицер Сиккимского Раджи. «Ну, теперь я пойман!» – подумал я. Он спросит у меня пропуск и по какому делу я прибыл на территорию независимого Сиккима, и, возможно, арестует меня или отошлет обратно, если не хуже. Но – по мере того как Он приближался, Он стал натягивать поводья. Я взглянул и узнал Его сразу..... Я находился в высочайшем присутствии Его, того же самого Махатмы, моего досточтимого Гуру, Которого я до этого видел в Его астральном теле на балконе Главной Штаб-квартиры Теософического Общества! Это был Он, «Гималайский БРАТ» навсегда памятной прошлогодней декабрьской ночи. Он, Кто был так добр, что уронил для меня письмо в ответ на мое письмо, переданное только час тому назад или около того в запечатанном конверте Мадам Блаватской – с Которой я в течение этого промежутка времени не спускал глаз! В одно мгновение я распростерся у Его ног. По Его велению я поднялся и, вглядываясь в Его лицо, забылся совершенно, созерцая лик, так хорошо знакомый мне, так как я видел Его портрет (находящийся у Полковника Олькотта) бесчисленное количество раз. Я не знал, что сказать: радость и уважение связали мой язык. Величие Его лица, которое казалось мне олицетворением мощи и мысли, удерживало меня в состоянии восторга и благоговения. Наконец-то, я стоял лицом к лицу с «Махатмой Гимавата» и Он не был ни мифом, ни «плодом воображения какого-то медиума », как предполагали некоторые скептики. Это не было ночным сновидением, ибо все происходило около 9-10 часов утра. Сияющее солнце сверху являлось молчаливым свидетелем этой сцены. Я вижу Его перед собой во плоти, и Он говорит со мной голосом, полным доброты и ласки. Чего еще большего мне желать? Избыток счастья сделал меня немым. И только когда прошло какое-то время, я, ободренный Его ласковой речью и тоном, был в состоянии произнести несколько слов. Цвет Его кожи не такой светлый, как у Махатмы Кут-Хуми; но я никогда не видел лица такого красивого и роста такого высокого и такого величественного. Как и на Его портрете, у Него короткая черная борода и длинные черные волосы, спадающие на грудь. Только одеяние у Него другое. Вместо белого свободного одеяния у Него желтая мантия, подбитая мехом, а на голове вместо тюрбана желтая тибетская фетровая шапка, какие я видел на жителях Бхутана. Когда прошли первые мгновения восторга и удивления и я уже спокойно осмыслил ситуацию, у меня состоялся с Ним долгий разговор. Он сказал мне, чтобы я не шел дальше, ибо со мной случилась бы беда. Он также сказал, что я должен терпеливо ожидать, если я хочу стать принятым чела; что многие предлагают себя в кандидаты, но только очень мало тех, кто оказывается достойным; никто не был отвергнут, но все подвергнуты испытанию и большинство из них явно провалились, особенно -"-. Некоторые же, вместо приема и взятия с них обета в этом году, оставлены на будущий год.... Махатма, как я заметил, очень мало говорит по-английски, – или это, по крайней мере, мне так показалось, – Он говорил со мной на моем родном языке – по-тамильски. Он сообщил мне, что если Чохан разрешит Мадам Б. посетить Пари-джонг в будущем году, тогда я могу ее сопровождать.... Бенгальские Теософы, которые следовали за «Упасикой» (Мадам Блаватской), поймут, что она была права, пытаясь отговорить их следовать за нею в данное время. Я спросил Благословенного Махатму, могу ли я рассказать другим о том, что я видел и слышал. Он ответил положительно и добавил, что будет хорошо написать Вам, обо всем рассказав....
Я должен запечатлеть в Вашем уме всю ситуацию и настоятельно прошу Вас помнить о том, что то, что я видел не было только одною «видимостью», то есть астральным телом Махатмы, как мы видели Его в Бомбее, а был живой человек в своем собственном физическом теле. Ему угодно было сказать, когда я оказывал Ему прощальный намаскарам (земной поклон, полностью простершись на земле), что Он приблизился к Британской Территории, чтобы увидеться с Упасикой... Прежде чем мы расстались, еще подъехали верхом два всадника, Его сопровождающие, я полагаю, вероятно, это чела, ибо они были одеты наподобие ламгелунгов, и у обоих, подобно Ему Самому, длинные, струящиеся по спине волосы. Когда Махатма отъехал, они последовали за Ним неторопливой рысью. Более часа я простоял, уставившись взглядом на то место, которое Он только что покинул, а затем медленно направил свои стопы назад. Тут я впервые обнаружил, что мои длинные сапоги в нескольких местах жмут, что я ничего не ел уже вторые сутки и потому слишком слаб, чтобы идти дальше. Все мое тело болело в каждой конечности. Недалеко от меня я увидел торговцев мелким товаром, у них были горные пони под грузом. Я нанял у них одного из этих животных. Пополудни я достиг реки Рунгит и переправился через нее. Купание в прохладной воде меня оживило. Я купил фруктов на единственном имеющемся там базаре и с аппетитом их съел. Тут же я нанял другую лошадь и добрался до Дарджилинга поздно вечером. Я не мог ни есть, ни сидеть, ни стоять. Болела каждая клеточка моего тела. Мое отсутствие, по-видимому, встревожило Мадам Блаватскую. Она выбранила меня за мою безрассудную, сумасшедшую затею отправиться в Тибет подобным образом. Когда я вошел в дом, я застал у Мадам Блаватской Бабу Парбати Черн Ройя, Заместителя Поселкового Совета и Директора Топографического Управления Дераха, а также его Помощника Бабу Канти Бушан Сена, оба являются членами нашего Общества. По их просьбе и велению Мадам Блаватской я рассказал все, что произошло со мной, за исключением, конечно, содержания моей частной беседы с Махатмой.... Все они были изумлены, чтобы не сказать больше!... В конце концов, она (Блаватская) не поедет в этом году в Тибет к тому же, я уверен, что она к этому и не стремится, так как она встретилась с нашими Учителями и таким образом достигла своей единственной цели. А мы все – несчастные люди! Мы теряем наш единственный шанс пойти и поклониться «Гималайским Братьям», которые – я это знаю – не скоро перейдут границу Британских владений, если вообще когда-либо перейдут.
Я пишу Вам это письмо, мой дорогой Брат, с тем, чтобы Вы увидели, что мы имеем веское основание публично заявить протест против письма «Х. К.», появившегося в «Теософисте»! Образ действий Махатм может показаться нашему ограниченному видению странным и несправедливым, даже жестоким, как, например, в случае с нашими здешними Братьями, бенгальскими Бабу, некоторые из которых, схватив насморк и лихорадку, возможно, ворчат на БРАТЬЕВ, забывая при этом, что Они никогда не приглашали их приходить лично и не давали на это никакого Своего разрешения, а они сами предприняли неблагоразумные действия....
А теперь, после того как я увидел Махатму во плоти и слышал Его живой голос, пусть ни один человек не осмеливается сказать мне, что БРАТЬЕВ не существует. Что бы теперь ни случилось, мне не страшна ни смерть, ни месть врагов, ибо я знаю-то я ЗНАЮ!
Можете показать это письмо Полковнику Олькотту, кто первым открыл мне глаза на Джнана Марга, он будет счастлив узнать, об успехе (больше, чем я заслужил), которого я добился. Я лично сообщу ему все подробности.
С. Рамасвамир, Ч.Т.О.
Дарджилинг, 7 октября 1882 г.
_______
ПРИЛОЖЕНИЕ Б [150]